Четверг. 6.
Звучит парадоксально, но то, насколько обычным было то утро — было вкрай необычным. Всё утро Мэй провела за сценарием, мама была спокойна, отец никуда не опаздывал. Правда, сестрёнка немного по другой причине уделяла время сценарию, чем обычно. Она загорелась желанием самостоятельно — при помощи словарей и переводчика, разумеется — перевести все реплики. Занималась этим всю ночь, пока не уснула, и продолжала утром. Настолько увлеклась затеей, что за завтраком даже попросила передать ей молоко на французском. При этом выглядела так, будто бы это обычная ситуация. Благодаря этому я даже особо внимания не обратил. Конечно, когда принялся за завтрак, всё же предложил ей немного отдохнуть. Но, как можно догадаться, Мэй только махнула на это рукой. Погода была довольно морозная. Сырость, слякоть. Не лучшее время. Из-за количество луж время до школы увеличивалось, но это не особо портило настроение. Первая пара уроков проходила скучно-нудно: кто-то беззаботно спал на задних партах, кто-то пытался записывать, а жаворонки находили в себе силы «петь» свою песнь. Я был чем-то между первыми двумя типами — жутко клонило в сон, но всё же практически ничего не упускал. Догонять пришлось бы дома, а это последнее, чем мне хотелось бы заниматься. Так как расписание немного изменилось, первыми уроками были биология, а за ней шла химия. Там записывать приходилось немало. И всё проходило довольно нормально, пока на перемене день не решил добавить чего-то необычного. Должен же он был чем-то запомниться. И запомнился. Запомнился беззаботной болтовнёй моей сестрёнки, резко поднявшейся температурой в помещении… Не то, чтобы у нас обычно на коридорах сосульки висят, вообще наоборот, даже после проветривания температура быстро подымается. На отопление никогда не скупились, но дело было в другом. Мы находились на первом этаже, окна были плотно закрыты — чтобы никто не простудился, их открывали только на переменах, — детей было не особо много, но стоял шум, ужасный шум. Казалось, будто бы я не осенью в школе, а летом на пляже, вместо загорания занимаюсь получением солнечного удара. Я пытался всё рационально объяснить, но все попытки были отброшены по одной очень интересной причине. Мэй жаловалась на Эмили, когда на плечах я ощутил чужие, холодные руки. Медленно обернулся, но позади, как бы очевидно не звучало, совсем никого не оказалось. Мимо проходила разговаривающая о мелочах группка младшеклассников, остальные стояли возле окон и болтали. — Что-то случилось? «Случилось, мне до жути надоел этот вопрос.» — с недовольством подумал я, и снова задумался. А ведь действительно, что случилось? Я не знал. Понятия не имел. — Ничего, — снова быстро окинув взглядом коридор, ответил я. — наверное… — тут же добавил, но шёпотом. Он утонул во всеобщем шуме, потому «мы» вернулись к первоначальной теме разговора. А потом всё повторилось. После третьего урока. Тяжёлые, холодные словно сталь руки опустились на мои плечи, и сжали их. Казалось, ещё немного, и послышался бы хруст. Рядом со мной стояла только Мэй. Она продолжала говорить о своём, ни на что не отвлекаясь. Словами не выразить, насколько трудно было делать вид, что всё в порядке, отвечать и поддерживать разговор. Но мне это всё же удавалось. Какое-то время. Какое-то время перед тем, как «мой невидимый приятель» не решил вдавить меня в пол. Я стоял облокотившись на подоконник, и это было единственным, что меня спасало. Мэйбл продолжала гневно сверлить какое-то дерево снаружи, и как обычно, жаловалась на свою нелёгкую судьбу — ближайшая репетиция совсем не скоро, заняться ей нечем, приходится торчать на уроках, Эмили её избегает, и прочие мелочи жизни. Ничего важного. Потому та фраза прозвучала крайне неуместно. Будто бы реплика из диалога проходящих мимо…людей. — …вот только он уже принадлежит. Мне. — Ты так в этом уверен. «Руки» переместились на шею, с каждой секундой сдавливая всё сильнее. Они были ледяными, а температура вокруг, казалось, не прекращала расти. Внутри появилось чувство тошноты, слабость. Я еле как держался на ногах, но нашёл силы уйти к туалету. Мэй крикнула что-то вроде: «через три минуты звонок!» — но звучало это настолько отдалённо, что смысл фразы до меня дойти не сумел. Это было невыносимо. Прислонившись к холодной плитке, я медленно съехал по ней. Лёгкое покалывание в висках сменилось бесконечной тянущей болью, подобной той, с которой кожу разрывает тупой нож, только изнутри. Если бы я остался, сохранять спокойствие я бы не смог. Не хватило бы сил. Воздуха стало мало ещё на половине пути, а когда принял сидячее положение — в глазах уже начинало темнеть. Ощущалось, будто бы этот Ад длится целую вечность, но я не слышал звонка, не слышал детей. Всё затихло. Размылось. Потемнело. Сердце билось с ужасной скоростью, в груди болело. Меня охватила паника. Ни с чем не сравнимый ужас. Он пробуждал воспоминания. Те, которые больше всего хотелось забыть. Они были чёткими, но слишком контрастными. Картинка просто резала глаза. А может, это была реальность. Самым последним в калейдоскопе кошмаров было изображение недавнего происшествия — труп одной из учениц. Эта картинка надолго зависла перед глазами, словно угроза. Предупреждение. Или… Спойлер? — Увидимся на шоу. — Прозвучал отвратительный, холодный, скрипящий как старое колесо, голос. В этот раз он был намного ближе, намного чётче, чем в прошлый раз. И сразу после этого раздался самый жуткий, самый леденящий душу смех. Ни одно живое, тем более теплокровное, не могло быть его хозяином. Внутренности, казалось, в мгновение превратились в цельный кусок льда, который постепенно начал таять. Воздух снова стал поступать в лёгкие и, секунда за секундой, ко мне стали возвращаться силы. Когда смог разглядеть перед собой хоть что-то, поднялся на ноги. Зря. Тут же качнуло в сторону, и я не слабо приложился головой о стену. Еле как хватило сил сделать пару шагов к подоконнику, чтобы облокотиться на него. Голова кружилась, а слух возвращался очень медленно. Я даже не слышал, как моя же голова стукнулась о стену. Но, постепенно я стал различать звуки. И первым, на что я обратил внимание был шум шагов. Бега. С тяжёлыми шагами мимо двери прошёл — или, если быть точнее, пролетел быстрее скорости света — Боуэн. «Ну, а кто же ещё» — пусть меня и мучила головная боль, но снисходительнее от этого отношение к нему не стало. Резко остановившись чуть дальше двери, он тут же повернулся на сто восемьдесят. — Ты в порядке? — Этот вопрос уже не просто надоел, он выводил из себя. Даже с неимением сил пошевелиться я не мог не испытывать дичайшей ненависти. И плевать было на испуганное выражение лица, на беспокойство в голосе. Просто плевать. Меня достал этот вопрос. Меня достал он. Меня достало то, что за почти что две недели я не сделал ровным счётом ничего, зато дважды получил под зад от той чёртовой аномалии. — Всё чудесно, разве не видишь? Меня била крупная дрожь, руки тряслись, я не мог ровно стоять, да и в принципе вид у меня был препаршивый. А его взгляд, внимательный, пристальный, ни капли не помогал. Он подошёл ближе, протянув руку. — Не капризничай, с- — Боуэн запнулся, нахмурился, и одёрнул руку. — Мэйсон. У тебя следы остались. В тот момент впервые в жизни пожалел, что в мужском нет зеркала. Хотя на что там смотреть? Но всё равно потянулся к шее. По пять полос с каждой стороны, и каждая намного холоднее остальных участков кожи. Не хотелось говорить. Только не об этом. Только не с ним. Даже если он единственный, кто понимает, что происходит. Не хотелось его ни видеть, ни слышать, ни знать о нём. Как видно, негодование отразилось на моём лице, потому что он помрачнел ещё больше. Где-то на подсознательном уровне стало чуточку стыдно, но это чувство быстро испарилось, стоило ему только открыть свой рот. — Я просто не хочу, чтобы вечером нашли очередной труп. — Он опустил взгляд в пол. Но голос был непривычно низким, строгим. Хотелось бы сказать металлическим, но металл обычно холодный. Я ничего не отвечаю. Какое отношение он вообще имел к происходящему? Мало верилось, что он горел желанием всё прекратить. Не было заметно его заинтересованности в этом. Когда наши взгляды встретились, Боуэн был уже не просто серьёзен — он был в ярости. А я ведь ничего не успел сделать, чтобы заслужить такое. Потому, собираюсь силами и просто прохожу мимо него. У меня урок, как-никак. И я уже опоздал, нужно было думать о том, какую отговорку использовать, а не о его ходе мыслей. — Я мог не успеть. — Слова прошибают не хуже электрического разряда, но я не останавливаюсь. Звучало так, будто бы он был зол на меня. Будто бы это была моя вина. В ярости я, не глядя ни на кого, залетаю в класс, приземляюсь на первое свободное место и падаю лицом на руки на парте. Чувствовал себя маленьким обиженным ребёнком. Не верилось, что со мной могло случится тоже, что и с той девчонкой. А в то, что это именно Его Величество это предотвратило — тем более. Я ведь даже за поиски не садился, вообще ничего не сделал. Не нарывался, был тише воды ниже травы. Что у всех вечно ко мне какие-то претензии? Так и лежал на парте, надувшись на весь мир, пока наконец не скрипнула дверь, и шум в классе не прекратился. А меня как ледяной водой окатило. Четвёртый урок. — Кхм, итак, на чём я остановился? — Я даже голову не поднял. Меньше всего хотелось снова его видеть. После небольшой заминки кто-то всё же ответил, но я не особо вслушивался. У меня были мысли поважнее. И ярость стала распространяться не только на весь мир. «Какое везение, что преподавателя не было, когда я вошёл» — действительно! Он ведь должен быть в двух местах сразу. На уроке и в конце коридора. Ты как всегда гениален, Мэйсон! Несмотря на ненависть к себе и всему миру, я всё равно попытался сосредоточиться на уроке. И это было в разы труднее, чем раньше, хотя бы потому, что сам историк не мог сосредоточиться. Какие шансы были у меня? Боуэн постоянно сбивался, терял мысль и в принципе будто бы не присутствовал на уроке. К середине он просто сдался и сказал самостоятельно законспектировать последние страницы параграфа. Какая-то часть меня хотела заставить его нервничать ещё сильнее. Но зачем? Он не сделал ничего, от чего я бы пострадал. Вроде как. Пока что. Тот случай на коридоре всё ещё стоял у меня в памяти, и «плата» за информацию тоже, но если углубиться — он не идиот. Он сразу сказал, чтобы я держался подальше от всего этого. И каким образом ему нужно было действовать, если я его не послушал? Если разговоры бесполезны, в ход идут действия. И то, что он делал немало меня отталкивало от него и, соответственно от всей той чертовщины, что происходила. Если задуматься, он просто мог желать отгородить меня от всего этого. «Но мне не нужна защита.» — с какой-то обидой думалось мне. И все разумные доказательства обратного просто были бессильны. Сложно описать, каких усилий мне стоило всё же высидеть тот урок. Сосредоточиться было практически нереально — то и дело забывал, что хотел написать, или мысли уходили далеко от урока, или я замечал на себе немигающий взгляд Боуэна. Если быть честным, последнее меня не особо волновало хотя бы потому, что смотрел он скорее сквозь меня. У него был пустой взгляд, который весьма красноречиво сообщал о крайне сильной задумчивости хозяина. Звонок с урока был блаженной музыкой. Первые полсекунды. А потом, из-за спешки, у меня всё начало выпадать из рук. Всегда ненавидел выходить из класса последним, а в тот момент возможность такого исхода только добавляла стресса. Когда все вышли, и кроме меня осталась всего парочка зевак, я заметил, что Мэй стоит в дверях. Это немного успокоило меня, но ненадолго. Та парочка мгновенно вылетела из кабинета, а наличие сестрёнки никак меня не спасло. — Задержись на…пару минут, пожалуйста. — Он сказал это до такой степени тихо, что звук легко мог утонуть в шуме из коридора. Но он не сделал этого. И я услышал. Проблема заключалась в том, что Мэйбл тоже. Она с таким недоверием смотрела на Боуэна, что, казалось, ему самому стало неловко. — Иди, я догоню. — Однако, мои слова принесли обратный от желаемого результат. — А это такой приватный разговор? — Она перевела свой жутко-пристальный взгляд на меня, будто бы действительно ждала объяснений. — Да. — Бесцеремонно вытолкнув сестру из кабинета, я закрыл за ней дверь. — Диппер, я просто- — Мэйсон. Моё имя — Мэйсон. — В тот момент это казалось слишком, личным, что-ли… Он был совершенно никем для меня, да и подобная «кличка» с его уст звучала крайне неуместно. — Ладно. — После недолгой заминки выдавил из себя Боуэн, явно не ожидавший, что я буду против. — Я просто хотел спросить, ты нормально себя чувствуешь? Я сделал пару шагов к нему, держа руки за спиной, решая, как лучше поступить. Вопрос меня уже немало достал, да и беспокойство в его голосе только масла в огонь подливало. И с самого начала я на мирный разговор настроен не был. — Что вы, всё в порядке. — Каких усилий стоило не улыбаться в тот момент. — Разве что сушит, немного. — Это была никакая не ложь. Ну, почти что. Я ведь не пил ничего с самого утра, да и напряжённая обстановка немало била по нервам. — Это ни капли не смешно. Какое-то садистское удовольствие не приносило наблюдением за тем, как взвинчен он был. Беспокоился, бедняжка. Даже побледнел. А севший голос чего стоил… Боуэн вскочил с кресла, прошёл — как-то слишком быстро, — мимо меня и запер дверь, после чего прислонился к ней лбом. Совесть даже не заикалась о своём существовании. — Сам виноват, что оказался там… — Это была фраза, которую я никак не ожидал услышать. Что-что, а обвинения — это уже что-то из ряда вон выходящее. И было даже немного любопытно, где именно? Я много раз оказывался в нужных местах в нужное время. — Простите? — От возмущения немного сорвался голос и, чтобы не выглядеть ещё более нелепо, сохранив хоть каплю достоинства, я решил заткнуться. — Всё твоё чёртово любопытство. Нет, чтобы как все дети… — Он говорил это резко, твёрдо, ни капли не сомневаясь в словах. — Неужели так сложно было пройти мимо? Что тебя вечно несёт навстречу к совершению глупостей? — Он нахмурился, закрыв глаза. — И смысл было тебя предупреждать, если поздно? А ты ещё и молчал. Тоже мне, умник. — Открыв дверь, он сделал шаг от неё. — Молчал о чём? — Не особо было понятно, на что именно он был зол. Причин было немало. — О всём. Всём, что видел. И что ты, интересно мне знать, думал, а? Тянуть и дальше? Пока от тебя бы кучка праха не осталась, и эта тварь не перешла бы на кого-то «покрупнее»? — Его глаза блестели нездоровым сиянием. Было даже немного… Жутко. — Вместо того, чтобы делать хоть что-то, одно ко мне лез с расспросами. Будто бы они дали бы тебе что-то. Переведя взгляд с лица, я остановился на его руках, сжатых в кулаки. На бинте, совсем новом, снова красовались кровавые пятна. Он нахмурился ещё сильнее и разжал руку. — Для того чтобы действовать, нужно знать, с чем имеешь дело. — Сложив руки на груди, я отвёл взгляд в сторону. Какая-то слабость, не дававшая мне и шагу ступить, ударила с новой силой. Напряжение, казалось, можно было резать ножом. — А вот не нужно было- — Он резко запнулся, с испугом таращась на меня, а потом снова вернул самообладание. — совершать до ужаса глупые ошибки, и вестись на провокации. Впрочем, это уже не имеет смысла. Пусть я и старался не смотреть, но что-то меня притягивало и отталкивало одновременно. Пятно становилось всё больше, пока с бинта не стала капать кровь. Боуэн завёл руку за спину и отошёл к окну, положив руки на подоконник. — Ничего уже не имеет смысла. — Такой усталый и равнодушный голос… Пробирало до костей. — И все твои попытки разузнать что-либо, и всё попытки предотвратить грядущее. — Издав смешок, он прикрыл глаза. — Ты абсолютно бессилен на данный момент. Но у меня есть предложение, чтобы скоротать время. А его довольно много у нас. Ты ведь у нас смышлёный малый, так что, давай сыграем, — Повернувшись, он сказал что-то ещё, но наши взгляды встретились и я уже понятия не имел, что происходит. Будто бы что-то резкое, стремительное, молниеносное, врезалось в меня, сбив с ног и раскидав по комнате все мои мысли, не оставив в моей голове абсолютно ничего. Спас меня только прозвучавший звонок, который заставил меня пулей вылететь из кабинета. Что бы он не сказал, это вызвало у меня дикий всплеск всевозможных эмоций. Взять себя в руки удалось только когда подошёл к кабинету, в который ещё заходили некоторые ученики. И меня ждала Мэй. — Что ты уже успел натворить? — Сразу приступила к делу, весьма в её стиле. Я не ответил, и мы молча зашли в класс. Не говорили мы и во время урока. Возможно, потому, что сидели довольно далеко друг от друга, возможно, ей не хотелось, потому что дулась на меня. Вариантов было много. Урок пролетел на удивление быстро, потому его конец стал для меня неожиданностью. Для меня, но не для сестрёнки. Она тут же сбросила всё со стола в рюкзак, и в мгновение ока оказалась перед моей партой. — Ну и? Я жду объяснений. — Сложив руки перед грудью и нахмурившись, она пристально смотрела на меня. А мне и самому требовались объяснений произошедшего. — Температура поднялась. Я… заболел, скорее всего. В медпункте был, а когда возвращался на Боуэна наткнулся. Ничего необычного. — Ничего кроме лжи, разумеется. Накинув рюкзак на плечи, я попытался избежать дальнейших расспросов, но далеко уйти не удалось. — Я не об этом. — Она смотрела уже не так строго, но всё ещё чего-то ждала. — А о чём? Ты ведь знаешь, я чертовски везучий. — Мне показалось, она мне не поверила, но дело было в другом. Совсем другом. — Кстати…а ты в курсе, кто ему перевязку делает? — Она смотрела на меня так, будто бы мне действительно должно было быть до того дело. — Алисия? — Думать о Боуэне хотелось меньше всего, но произошедшее никак не выветривалось из головы. — Нет. — Мэй просто сияла от счастья, улыбаясь, как Чеширский Кот. — Кассандра. — А мне какая должна быть разница? — Я не свожу взгляда с пола, сжимаю кулаки и ускоряюсь. Мне не должно быть никакой разницы, так какого чёрта колотит от ярости? На последнем уроке довольно шумно. Большая его часть уходит на перепалки с учениками, в попытках их успокоить, что даже немного расслабляет. В такой атмосфере всегда как-то более уютно, чем в полной тишине. Это всегда помогает наиболее безопасно погрузиться в свои мысли, обдумать, что мучит, понять, как с этим разобраться. Мэйбл присоединилась к девчонкам на задних партах и пол урока с ними болтала, несмотря на то, что шёл один из её любимых уроков. Преподаватель тоже не был особо сосредоточен на подаче материала, и нередко отвлекался, то на какие-то не имеющие значения детали, то на художников той эпохи. И о последнем распинался так увлечённо, будто бы напрочь забыл, что у нас литература, а не историй искусства. «Беспечно» — эхом отдаётся у меня в голове, и сердце пропускает удар. Меня будто бы бросает в холод, такой ужасный, что пальцы коченеют. На пару мгновений я даже забываю как дышать, но это не длится особо долго. Я не был до конца уверен, мои ли то были мысли, или не мои. — Пайнс, повтори-ка, что я сейчас сказал? — Это звучит настолько внезапно, что я даже дёргаюсь, окончательно потеряв ход мыслей. И это не говоря о том, что я его и не слушал. — О том, что на самом деле, здесь спрятан намного более интересный смысл, но его не увидеть на поверхности, нужно задуматься. — Выкрикивает Мэйбл и я с облегчением выдыхаю. Сандерс так пристально смотрел на меня, но сказал «Пайнс», а их-то двое. — Следи за уроком, Мэйсон. — Недовольно отвечает преподаватель, возвращаясь к теме. А я лишь неловко улыбаюсь, стараясь делать вид, что всё нормально. Весь дальнейший урок проходил в честных попытках сосредоточиться и запомнить хоть что-то. Только вот нудный рассказ преподавателя о скрытых смыслах и десятых сюжетных линиях очередного романа, никак не желал запоминаться. Потому не удивительно, что минут через десять я просто бросил те тщетные попытки. Как итог — за урок записана лишь дата и тема. Единственный плюс от урока улетучивается со звонком. Для всех он голосит о долгожданной свободе, но не для меня. Я бы лучше ещё одну литературу отсидел, лишь бы не возвращаться к тем мыслям. По дороге Мэй о чём-то беззаботно щебечет. Я пытался отвлечься на её трёп, но выходило худо. Она любила говорить ни о чём, для меня же это было скучно. Из-за скуки вновь вспоминаются недавние мысли, но я тут же отгоняю их. Успешно получается делать это до самой ночи. Ночи, когда силы окончательно покинули. Ночи, когда я без сна лежал в своей кровати. За окном плыли грозовые тучи, что закрывали собой большую часть беззвёздного неба. Луна иногда выглядывала, но светила совсем блекло, холодно. «Холодно» — Эхом звучит у меня в голове и отдаётся дрожью во всём теле, а сердце тут же заходится в бешеном ритме. Сжимаю в руках простынь, медленно выдыхаю. Снова, как на уроке и… как до этого. Что-то чужое, лишнее, постороннее. Это мешало. Это пугало. Мне нужно было отвлечься или, хотя-бы, заснуть. Но как бы не старался — не выходило. То и дело поглядывал в окно, на не меняющийся — кто бы мог подумать! — пейзаж. В конце-концов у меня лопнуло терпение, и я подошёл к окну, зашторив его. Комната погрузилась в темноту. Меня снова пробила дрожь. «Холодно. Темно.» — Я резко открыл окно, тяжело и прерывисто дыша. Меня била уже крупная дрожь, сложно было стоять. Это определённо не было моей мыслью. И это было куда громче и чётче, чем в первый раз. Меня не заботило, что станет со мной, какие у того существа планы и подобное. Мне было важно, что будет с Мэйбл. Я и так немало навредил ей своими поступками. Я не был уверен, что она пережила бы смерть ещё более близкого человека. И я ведь обещал, а то, что всё-таки нарвался — было очевидно. Запоздало я понял, что нарвался раньше, чем дал обещание. В голове вертелось два вопроса: «насколько велик радиус действия?» и «Что я могу сделать, чтобы ослабить его?». Ни на один из них у меня ответов не было. Я был беспомощен, и это просто убивало меня. Даже больше, чем та «аномалия». Аномалия, в которой у меня даже не было возможности разобраться. Казалось, единственным способом уберечь самое дорогое — нарушить данное обещание. Но разве я не был вынужден? Вздохнув, подошёл к компьютеру. Включив, сел на кресло. Не было каких-то особенных идей, чтобы вбить в поисковике. Вспоминалась «коллекция» Боуэна. И он сам. Ярче всего он сам, конечно. Со вздохом отогнал от себя лишние мысли, и начал с более расплывчатых запросов. Но слов «удивительное», «странное» и «необъяснимое» поисковику было маловато. Неудивительно, но разочаровывало. Поиски занимали не столько много времени, сколько мыслей. Такая работа всегда отвлекала и успокаивала. Даже если заранее было известно, что искать бесполезно — всё равно приятно. Перелистывая очередные глупые скандалы и чп, невольно вспоминал одну из вырезок. Она выделялась среди всех остальных только тем, что выглядела совсем непримечательной. В ней шла речь о утечке газа и массовом им отравлении. Понимая, что просто так статья бы не хранилась, я всё же пытался обращать внимание на подобные случаи. Немного напряг извилины и нашёл тот самый случай. Правда, ничего интересного там действительно не было. Возможно, для отвода глаз, возможно ещё что-то. Во всяком случае, безобидной статья выглядела на новостных сайтах. Но кроме них в перечне был ещё один. Масонский треугольник на главной странице сайта сразу говорил о месте, в которое я попал. Это было что-то вроде «форума с теориями заговоров». Моя гордость рвала и метала, но я всё же заставил себя «прочесть хоть пару строчек». Эти строчки затянулись на два часа прочтения огромнейшего текста с кучей сносок и ссылок на посторонние ресурсы. У автора была явная паранойя, при чём в запущенном виде, и ему стоило обратить к врачу, а не сидеть на сомнительного качества сайтах, но он сделал свой выбор. А текст был действительно впечатляющий. В нём речь шла не только о случае, информацию о котором я искал, но и ещё о сотне других случаев. В больших городах, маленьких деревушках, огромных и крошечных странах. Их, казалось, совсем ничего не связывало, но в итоговом слове автор всё же свёл всё в единую картину. К тому же, встретился и похожий случай среди его примеров. Правда, первой пропажей там был третьеклассник, потом охранник, а через несколько дней, после небольшого затишья, нашли тело преподавателя. «Каждая следующая жертва всегда сильнее предыдущей. Важнее. Крупнее. Будто бы они испытывают себя. Испытывают нас. Проверяют на прочность. Но они не желают спугнуть, потому никогда не действуют в открытую. Тогда весь интерес пропал бы. А им этого не нужно. Потому что они играют с нами…». Мой взгляд зацепился за «играют» и не мог сдвинуться с него в течение минуты. В голове не было ни единой мысли, только тишина и пустота. Но вскоре они заполнились беспокойством, потому я продолжил чтение. «…для них ничего не имеет значения. Все они следуют одной цели — развеять скуку. Потому они просто наблюдают. Ведь какой интерес, если тебе всё под силу? Вмешиваются лишь в том случае, если это жизненно необходимо…» –…Ты ведь у нас смышлёный малый, так что, давай сыграем, — Мне действительно показалось, что я снова услышал эти слова. Но после шло ещё что-то. Что-то действительно важное, но что мой мозг отказывался обрабатывать. Что-то, что я слышал, но не мог возобновить в памяти. Придя в себя, я обратил внимание на оформление сайта. Если быть точнее, моё внимание привлекло наличие «меню». Перешёл на главную и потерялся среди сотен новых статей. Большинство из них были опубликованы одним человеком, остальные мелькали редко. Просмотрев с десять различных статей, я так и не уловил меж ними связи. Зато заработал голод. Идти на кухню было долго и шумно, но я вспомнил о яблоке, которое не успел съесть во время обеда. Взяв рюкзак, поискал сперва в первом, потом во втором отделах. В переднем кармане его не оказалось, в одном из боковых тоже. А второй боковой сразу открыть не получилось — молния заела. Минут пять игрался, пока наконец не открыл. Кроме яблока, правда, выпало ещё кое-что. Небольшой клочок бумаги, на котором что-то было написано. Поднёс к монитору, потому что свет включить не рискнул, и прочитал: «1 8 6 7». Недолго думая, вбил год в поисковике. Среди множества ссылок не было ничего интересного. Только погодя я понял, что нужно вбить ещё и место. И тогда картина кардинально изменилась. Большинство сайтов, как неудивительно, были абсолютно левыми, из-за чего интерес постепенно падал, и я чуть не перелистнул нужную статью. Она была довольно объёмной и в ней имелось немало интересного. Дата оказалась довольно значительной, пусть и неточной. Был известен лишь год, и что событие произошло в его конце. Если быть точнее, то осенью или зимой 1867–1868 года случился пожар, который унёс с собой несколько сотен жизней. Здание, что было одним из многочисленных и не особо популярных театров, сгорело дотла. Спустя двадцать лет его попытались реставрировать, но после череды исчезновений в округе, — среди пропавших больше всего было строителей — проект был заморожен. К середине двадцатого века участок за бесценок был продан, а здание полностью снесли, и на его месте была возведена школа. Единственное, за что смог зацепиться — пожар. Найти по запросу хоть какие-то подробности казалось нереальным. Кому вообще должно было быть дело до какого-то ветхого театрика, который сгорел полтора века назад? Кроме меня, разумеется. Потому что я пытался найти, и нашёл. Единственная ссылка. Ссылка на сайт, с которого я только успел уйти. Хотелось выключить компьютер и лечь спать, потому что гордость ныла. Как можно было опускаться до прочтения такой ереси? Тем не менее, я всё же перешёл по ссылке. В статье оказалось ещё больше параноидального бреда, а смысл статьи состоял в том, чтобы донести одну простую истину «ОНИ наблюдают за нами». Казалось, ещё пара строчек, и у меня также поедет крыша. К счастью, в статье были подробности. К концу года, последнего его месяца — псих назвал это символизмом и концом какой-то там эры, — в самом непримечательном театре, во время пьесы, начался пожар. Так как сцена находилась на втором этаже, а стихия начала наступать с первого, путь был практически отрезан. Большинство поддалось панике, возникла толкучка, во время которой и была затоптана основная часть жертв. Некоторым удалось выпрыгнуть в окно, не сломав ничего, но таких было не особо много. Труппа погибла полностью. Я сидел уставившись в одну точку — обрабатывал полученную информацию. Когда всё улеглось у меня в голове, пришло осознание очевидной вещи — эти поиски ни на шаг не приблизили меня ни к чему. Разве что, если это всё же был призрак, то… Чей? Одного из зрителей? Жажда мести? Или призрак участника труппы? Несмотря на появившиеся вопросы, я выключил компьютер. Меня жутко клонило в сон, и все мысли путались. Завалившись на кровать я тут же уснул, стоило закрыть глаза.***
Слева и справа — холодные грубые стены, впереди — виднеется выход. Я бегу со всех ног, еле успеваю за Мэйбл. Знаю, что бежать бесполезно, но сердце всё равно уходит в пятки. Сзади слышатся громкие шаги. По нашим щекам стекают слёзы. Они так больно жгут кожу. Мне не хочется подводить дядюшек. Нет, я не могу. Я должен сбежать, я должен дать время, я должен дать шанс. Должен отвлечь. Впереди резко появляется стена. Теперь перед нами развилка. Я хотел свернуть налево, но пришлось следовать за Мэй. Сколько мы провели там? Не знаю. Мы бегали так долго. Совсем выбились из сил. Даже не заметили, когда шаги затихли. В груди жутко кололо, а во рту совсем пересохло. Ноги болели, но мы шли дальше, пока не вышли. Прямо к Нему в руки. Позади тут же появилась стена, а на щеках — слёзы. Форд смотрел с таким отчаянием, а Стэнли… Он был в ярости. Если бы ни цепи, он бы собственноручно с Ним справился. Но он ничего не мог сделать. А потом прибежали Робби, Пасифика, Венди… Зус был с нами, с самого начала, кажется. И тогда Он напрягся, и Форд заметил это. Он сосчитал нас, а потом выкрикнул расположение. Мы приняли места слишком быстро. Круг сработал. Я видел Его панику. Как зверь, загнанный в угол. Но ничего не происходило. Он не мог ничего сделать, просто стоял, сжимая руки в кулаки. — Ну, хорошо. — Внезапно тихо, слишком тихо, произнёс Он. — На это вам ваших жалких умов хватило, что дальше делать собираетесь? — На лице появилась отвратительная ухмылка. Точно оскал. — Вечно так стоять будете, да? — Он засмеялся. Смотрел на нас свысока. — Вы ничтожны. Просто жалкие куски мусора. Прошу простить, Избранные Куски Мусора. Я ненавидел Его. Всем своим существом. Всей душой. Он делал мне больно. Не только физически. То я пережил. То осталось в прошлом. Он делал мне больно иначе. Чёртов социопат, который достигал своих целей любыми путями. Невыносимо было видеть это. Я выхватил у Стэна пистолет. Да, он продолжил носить его, хотя на ту сволочь он совсем не действовал. Потому что Он был всесилен. Но только когда мы были порознь. И я выстрелил. Быстро, не раздумывая, не медля. Он сделал шаг назад. Он был ошарашен. Провёл рукой по окровавленной груди, а потом рассмеялся. С каким презрением он смотрел на меня. Говорил что-то. Я не слушал. Мне было больно. Словно всё живое постепенно уходило из меня. А рана на нём зарастала. Быстро. Неестественно. –…потому что вы идиоты! — В который раз повторил Он. — Вы не можете убить меня. Я в кругу. — И что-то внутри меня щёлкнуло. — В домике. — И его смех резко оборвался. Потому что я выстрелил повторно. Не в него. Его руки затряслись. Он испуганно смотрел на меня, своими чёрными, совсем человеческими глазами. Круг разорвался. — Робби! — Я слышал крики Венди, ругательства Стэна, плач Мэйбл. Но перед собой видел только Его обречённое лицо. Как Он медленно осел на пол. Как зашёлся кровавым кашлем. Как Его взгляд помутнел. Как Он с глухим стуком упал на пол. Внутри меня что-то оборвалось. Что-то жизненно важное. — Диппер! Диппер! — Форд тряс меня за плечо, пытаясь привести в чувства. — Ты в порядке? — Я смотрел в его испуганное лицо и понимал, как же мне, чёрт возьми, плевать. — Да. — После ответа он нервно сглотнул, посмотрел на Стэна. Они оба были шокированы. Моим поступком. Моей реакцией. А мне было так пусто и всё равно. На то, что мы победили, на то, что Он сгинул, на то, что я не имел другого выхода, кроме как убить человека. В голове стоял только один вопрос: «Почему я? Почему всегда я?».