Исторические несостыковки.

Понедельник. 17.

Утром я был заряжен такой сильной решительностью, что даже вышел на минут пятнадцать раньше, чем обычно. Мне срочно нужно было получить все ответы, если уж Мэй с дядюшками что-то затевают, то это точно серьёзно. Так и знал ведь, что затишье перед бурей. Пришёл в школу, охранник — как всегда, — спал, стояла непривычная тишина. Каждый шаг отдавался в коридоре звонким эхом. Большая часть кабинетов была закрыта. «Так даже лучше. — подумалось мне — Меньше вероятных свидетелей.» Внизу послышался топот и детский смех. Я даже вздрогнул. Атмосфера была как в типичном ужастике. Ещё и с самого утра пасмурно. А вот когда я подошёл к стенду, начался реальный хоррор. Потому что в графе отсутствующих преподавателей стояло: «Боуэн И.Л.». Стало внезапно жутко. Одна часть протестовала, со всех сил топила за то, что именно он виновник всего происходящего. Но всё равно, что-то внутри отчаянно верило тому беспокойству, тем словам, всему тому, что должно было оказаться игрой. В конце-концов, не зря же столько совпадений? Да и надеяться на то, что это меня он стереть с лица земли планировал, не хотелось. Выдохнув, перевёл взгляд на замены. С третьего на шестой перенесён урок французского. Сопоставив всё, что имелось, я искренне пожалел, что решил идти именно в понедельник. На уроке биологии я заметил, о чём говорила Мэй. Все были нервные, и какие-то чересчур агрессивные. Висела какая-то напряжённая атмосфера — хоть ножом воздух режь. К концу урока несколько человек сцепились, да так, что и меня задели. Пришлось всю перемену лёд прикладывать, а фингал всё равно остался. К счастью, не особо заметный. Правда, Мэй была достаточно глазастой, чтобы тут же начать расспросы. А я и не знал, что ответить. Ну что-то дёрнуло попытаться разнять их. Откуда мне знать, что именно? Пытался намекнуть ей, что атмосфера неправильная, но в её поведении ничего необычного не нашёл. Всё становилось страннее и страннее. Тест проходил в гробовой тишине, которую нарушали лишь скрип грифеля о бумагу и размеренные, тихие и даже вкрадчивые шаги Сандерса. Я чувствовал себя крайне худо. Не в физическом, как раньше, а именно в плане эмоциональном. Будто бы находился под прессом, который беспощадно давил, ломал и измельчал каждую мою косточку поочерёдно. К концу урока я был жутко уставшим, и потому на геометрии совсем не соображал. Только рисовал на полях карандашом треугольнички, пребывая в каком-то полусознательном состоянии. На физре лучше не стало. Все были какие-то пассивные, апатичные. Себя чувствовал не лучше, но пытался держаться нормально. Меня пугало состояние Мэйбл. Она была… Как обычно. Как всегда радостная, улыбчивая. Только в её глазах плясали огоньки жизни. У меня не было ни единой идеи по поводу происходящего. На середине следующего урока нам было задано написать сочинение. Разумеется, всё что я в том состоянии смог осилить было парой слов. Остальные справились не лучше. Мэй же рисовала что-то в черновике. Как объяснила позже: «Тема не вдохновила.». Наконец наступил последний урок. Я надеялся тихо просидеть его. Без происшествий. Потому медленно подымался к нужному кабинету. Уже у двери меня остановил леденящий душу крик. Нужно сказать, что крыша — не место для прогулок детей. Потому «люк» на неё закрыт. Ключи есть только у охранника. Потому первой мыслью и было, что с ним «что-то» случилось. Разумеется, я тут же рванулся проверять. Сперва мне даже показалось, что на крыше никого нет. Чуть погодя я заметил багровое пятно, диаметром с метра два, а потом поднял голову, став свидетелем поистине великого падения. Стоит сказать, что падавшее нечто меньше всего напоминало человека. Но вот стоило ему соприкоснуться с крышей, как оно тут же приобрело форму. При чём было такое ощущение, будто бы смотришь на всё не просто в замедленной съёмке, а в обратном порядке. То, как кровь собралась обратно в «пюре из костей и внутренностей», а потом всё это стало человеком я запомнил точно на всю чёртову жизнь. На этом «чудеса» не закончились. Так как этот «мясной мешок» встал — до жути неестественно, — а потом, как в той же обратной перемотке задом подошёл люку и спустился вниз. И только я успел отойти, как из земли в воздух стали вздыматься капли дождя, и всего за пару секунд небо стало пасмурным. Сверкнула молния, прогремел гром и всё побелело… — Не боишься так всю жизнь проспать, а, бро-бро? — Мэйбл стояла перед партой, опираясь на руки, поставленные по обе стороны от меня. — Всё же рановато я вернулся. — Потянувшись, посмотрел в окно. Собирались тучи. — Что-то не так? — Сестрёнка выглядела сбитой с толку. Я надолго завис. — Это был…последний урок? — От вопроса ей легче не стало. — Ну, вообще-то да. Ты сегодня как в тумане. Может лучше ещё пару деньков отлежишься? Отмахнувшись, собрал всё с парты и вышел из класса. Никого уже не было. Как видно проспал я не пару минут. — Почему сразу не разбудила? — Я обернулся, только вот класс был пустым. Пару секунд отчаянно пытался сообразить, что происходит, и только потом с ужасом осознал… «Потому что я не проснулся.» — Все внутренности враз покрылись ледяной корочкой. Сперва сонный паралич, потом осознанные сновидения. Страшно было представить, что дальше. Самое отвратительное заключалось именно в осознанности. Так как знание, что находишься в безопасности не мешает сознанию беспощадно искажать действительность. Я попытался взять себя в руки, хотя паника и заставила обняв себя за плечи нескончаемо шептать себе «проснись». Школа выглядела как обычно. Как обычно утром. Когда вокруг ни души. Ученики ещё не пришли, а те преподаватели, кто находились в кабинетах закрывались на ключ, разбираясь с бумажной работой. Потому ничего страшного. За исключением, разумеется, нереальности происходящего. И именно эта фальшивость, эта… — Постановка? — Слова затерялись где-то у меня в голове. — Классика жанра. Хоть с передвижением проблем и не было, — пространство не искажалось, никаких эффектов «скольжения», — но забыть об осторожности не удавалось. К тому же, я знать не знал, как и чем должен закончиться этот кошмар. Потому спускался по ступенькам с опаской. Человеческий мозг непредсказуем, никто не может знать, что именно за образ он создаст. Тем более, для того, кто видел столько чертовщины… Что же снится Форду? Спустился к холлу, внезапно повернул в сторону первого этажа. Кабинет истории, как в дешёвых играх с подсказками, подсвечивался белой дымкой. «Опять…» — с отчаянием подумалось мне. Меньше всего хотелось идти туда, но выбора не было. Это должно было закончиться. Как можно быстрее. Подошёл к двери, взялся за ручку, помедлил. Так, ради приличия. Морально подготовиться к тому, что за дверью никак не получилось бы, но попытаться стоило. Ожидание сложиться успели, и даже подтвердиться. В какой-то мере комната показалась меньше, чем тогда, впервые. Тот же побитый временем стол, — лакированный, но такое количество вмятин и царапин… — почему-то перевёрнутая чернильница, испачканное перо и исписанный бумажный лист. Последний привлёк моё внимание, но попытки прочесть не увенчались успехом. Как оказалось, под ним было ещё немало таких же исписанных листов. Почему-то от этих изменений мне стало не по себе. С портрета на меня смотрел, ухмыляясь, довольно молодо выглядящий драматург. По сравнению с остальными, он крайне рано начал писать свои произведения. Правда, закончил тоже не особо поздно. Я положил лист, и поднёс руку к раме. Она была покрыта совсем свежим слоем лака. В прошлый раз я не заметил, но картина была явно самым новым предметом в комнате. Из-за этого она совсем не вписывалась в интерьер. Выглядела лишней. А потом произошло то, что я и ожидал, стекла зазвенели и стали трескаться. Я зашёл за стол, сел прямо под картиной, и когда окна извергли сотни осколков, я остался нетронутым. Не прозвучало только крика, и никак вспышки не было. Это не было концом. Я смиренно ожидал конца, пока не услышал запах гари. Горький, мерзкий запах. Повернувшись налево заметил, что из окон бьёт совсем не белый свет, как до того, а ярко-оранжевый. Пламя острыми языками пробиралось внутрь комнаты, оставляя на стенах чёрные следы. Слишком быстро, слишком неправильно. Вскочив, подбежал к двери — закрыто. Наверху даже не было расщелины. Заканчивать сон сгоранием заживо не хотелось. Ну и что, что этого я, разумеется, никогда не ощущал? Рук мне тоже никогда не пробивали, но почему-то сны на подобное не скупились, и чувствовалось всё крайне натурально. Пока соображал, что можно сделать, послышался топот. Наверху. Очевидно, что там происходило, потому крики меня не удивляли. Тем не менее, в этом шуме утонули звуки шагов за дверь. Она скрипнула, и мне захотелось прыгнуть в пламя самому, чтобы сгореть побыстрее. — Знаешь, не люблю, когда играют против меня. К тому же, когда в игре даже нет правил. — Он говорил растягивая, в какой-то непривычной для себя манере. — Ну, а ты такой настойчивый. Мог бы уйти, не нарываться. Но у тебя всегда один верный вариант действий не так ли? — А тебе откуда знать? — Отступать было некуда, но я всё равно подошёл ближе к столу. — Ох, малыш… — Его губы растянулись в широченной улыбке, обнажая оба ряда зубов. — Я знаю — тихо начал шептать «Боуэн», — очень много — закрыл глаза, — вещей. — Оба глаза с плоскими зрачками. Жёлтые. Признаться честно, и до того я не особо храбрым был, но в тот момент, казалось, душа и вовсе покинула тело. — Так это… Месть? — У меня тряслись руки, заплетался язык, и несмотря на окутывающее пламя мне было жутко холодно. — Какая разница? Считай, это моё маленькое представление. Обещаю, будет очень весело. Внезапно пол затрясся, и я еле успел удержаться за стол. — До скорых встреч. Постепенно всё утонуло в черноте, а очнулся я уже под конец урока. Было удивительно, как это «Кэсси» стерпела такое. А я ведь даже не помнил, как дошёл до кабинета. Но было это уже не так важно. Важнее то, что теперь можно было и не ждать хоть каких-то ответов. Думать о том, что кошмар вернулся не хотелось. Это ведь всего лишь сон, разве нет? Смутно верилось, что Боуэн может быть Биллом. Да и то что я видел… Конечно, его знатно потрепало после того, что я сделал, но разве это повод меняться так? Не было это на него похоже. Не умеет он играть. Но если правда? Вероятность была, потому и идти к нему за ответами — слишком и слишком рискованно. Правда, что мне терять? Раз уж правда решил мстить, так пусть мстит мне, только Мэй не трогает. Она больше всех настрадалась. И ни за что. Так что если кто и виновен — так я. Порешив с запасным планом, отправился домой. Мэйбл была непривычно тихой и задумчивой. Точно что-то затеяла с дядюшками. Но говорить мне бы не стала. И у меня причин говорить о задуманном не было. Так и прошёл весь вечер. В тишине и поодаль друг от друга.