Princeless

Наступило послеобеденное время. Время молитвы. Маленькая, хрупкая белокожая девочка, похожая на куклу, механическим движением опустилась на колени, на специальную подставочку у распятия. Распятие было старинным, вырезанным из черного дерева и висело на стене в гордом одиночестве. Кроме него в комнате, со стенами, выкрашенными в белоснежный цвет, также находилась кровать, узкий шкаф, письменный стол без ящиков и неудобный даже на вид стул. Над столом была приколочена полочка, на которой стояли учебники и одна-единственная книга, не относящаяся напрямую к школьной программе – Библия. Пол был покрыт старинным, рассохшимся паркетом, который ей регулярно приходилось натирать мастикой. Запах мастики пропитывал все: одежду, волосы, постельное белье, книги. Ей казалось, что возле распятия пахнет слабее, возможно потому, что форточку одного из двух окон ей разрешалось открывать, а та, в свою очередь, была ближе к распятию. Днем окно обычно нельзя было открывать, потому что можно было услышать непристойную речь или впустить болезни с улицы в дом. Если кто-то заболевал, ей могло влететь – за то, что она принесла болезнь вместе с дурными мыслями. Чтобы избежать этого, требовалось постоянно демонстрировать свое благочестие. Ночью она открывала форточку, ложилась на пол, который был мягче, чем пружинная сетка, на которой лежал матрас. Ложилась на пол и слушала, как шумит за окном Город. Утром она вставала на рассвете, помогала матери по дому, следила, чтобы сестры следовали распорядку и ждала пробуждения отца, чтобы подать ему газету. Это была её обязанность. Отец всегда был строг с ними всеми, но они знали, что у него доброе сердце. Ведь будь он злым, он бы не сумел изгнать из мамы дьявола и она не смогла бы родить. Они должны были быть ему благодарны – и были. Он работал на трех работах, чтобы обеспечить семью, а вечерами, приходя с работы, ел, молился и ложился спать. Иногда у него были выходные. В это время они запирались в своих комнатах, пока он кричал и бесновался, очищая свой разум от греховных мыслей. По воскресеньям они всей семьей шли в церковь и не было прихожан благочестивее и усерднее их семьи. Все это знали. По будням она ходила в школу. Два года назад она покинула стены Дома Кэвендиш,одной из трех резиденций школы Абботс Бромли, которую все местные все равно называют Школой Святой Анны. История её основания довольно проста: в 1874 году в небольшом городке Абботс Бромли была основана школа для девочек School of S.Anne, ставшая очередным этапом проекта служителя Англиканской церкви Натаниэля Вударда по обеспечению образования для среднего класса (всего в рамках проекта было построено 11 школ, в том числе Lancing College, Ardingly College, Denstone College). Спустя несколько лет, в 1880 году прямо напротив School of S. Anne выросла еще одна школа - School of S.Mary, предназначавшаяся для девочек из бедных семей, не способных оплатить обучение в S.Anne. Однако, школа S.Mary оказалась нежизнеспособной, и в 1921 году обе школы объединились под названием Abbots Bromley School for Girls. Сейчас Abbots Bromley состоит из начальной школы для девочек и мальчиков от 3 до 11 лет - Roch House Preparatory School, открытой в 1991 году, и старшей школы для девочек - Abbots Bromley School for Girls. Потом денег стало не хватать и семья переехала в Лондон. Старшая сестра, Мария, также успела получить образование в школе Святой Анны, выйти замуж и лишь изредка присылала открытки – на крупные церковные праздники. Для младших. Ренаты и Иоанны, уже пришлось подбирать обычную школу. Она чувствовала себя виноватой, за то, что на их долю не выпало такого образования. Мать часто говорила ей об этом, когда она себя плохо вела. В свободные минуты она читала или училась, была самой примерной девочкой в мире, потому что если за всю неделю она ни разу не ошибалась, ей разрешали достать из коробки мобильный телефон и сделать несколько звонков или воспользоваться интернетом. Настройки безопасности были составлены так, что у неё было всего несколько сайтов, к которым можно было получить доступ и то, в образовательных целях. Что делать после школы она пока не знала. Дальнейших планов на её образование отец не имел, а мать уже узнавала у своих подруг касательно перспективных женихов. Во многом она не понимала своих родителей, но не смела сказать слова против. В противном случае отец мог снять ремень и наказать её. Это было больно, а использовать какие-либо лекарства или мази, чтобы смягчить боль от наказания запрещалось – иначе какое это наказание. Мир интернета говорил ужасные вещи. Её одноклассницы говорили о ужасных вещах. Мир был полон кошмаров, тьмы, таящейся за каждым поворотом. И люди божьи жили в нем в постоянной опасности, сражаясь со своими страхами и иногда – с жуткими чудовищами и дурными людьми. Тот день, который позже назовут Весной, для девочки, нет, для девушки по имени Целестина, что в переводе с латыни значит "небесная", будет самым страшным днем в жизни. Днем, когда Ад пришел в её жизнь, когда дьявол потребовал свое. Вечером, после молитвы, она отправилась умываться и внезапно ощутила странное, незнакомое прежде чувство. В неё словно вскипела вся кровь, тысячами крохотных иголочек расходясь по телу. Радость и торжество, желание праздника начали зарождаться в ней, постепенно поднимаясь все выше и выше, чтобы выплеснуться наружу. Каждая клеточка её тела пела и она счастливо улыбнулась, думая, что наконец-то Бог заметил её молитвы, заметил, что она послушная девочка и направит её. Как же она ошибалась. Когда она подняла глаза к зеркалу, сердце пропустило удар. Потом глухо стукнуло. И еще раз. И еще раз. Её зрачки расширились и в висках зашумело. Она полностью утратила самоконтроль и пронзительно закричала. Её лицо в зеркальной поверхности перечеркивала грубая уродливая громадная пасть, заменившая собой рот. А когда она кричала, в пасти виднелись ряды острых желтых клыков. На крик Целестины прибежала сперва мать – и побледнев до цвета мела сползла по стене, бессвязно шевеля губами. Следом за ней в комнату ворвался отец. На его лице пробежала сложная гамма эмоций, от страха и шока до непоколебимой уверенности с своей правоте и гнева. Потом он схватил её за руку и отвел в её комнату. Она услышала, как щелкнул запираемый замок. Страх и одиночество затопили её, вымыв песок, окружающий хрупкие сваи ее рассудка. Она начала кричать, бесноваться, крушить все подряд – хотя в комнате не было особо что крушить. Схватив стул, она начала колотить им по дверям, пока по ним не пробежала трещина, а сам стул не раскололся в щепки. Дверь открылась, в комнату вошел разъяренный отец – и она бросилась на него, как дикий зверь. Хлесткая пощечина сбила её в полете. Целестина рухнула на пол, ощущая вкус крови во рту и как горит огнем лицо. Осмотрев комнату, она сказал: дьяволово семя – и вышел прочь. Снова щелкнул, запираясь, замок. А потом она услышала стук. Из стены, сперва справа, а потом и слева от дверного проема выглянули острые жала гвоздей. "Он заколотил дверь. Они заколотили меня здесь" - пронеслось у неё в голове. От все нарастающего ужаса она забилась в угол и начала тонко выть, пока перенапрягшийся разум милосердно не погрузил свою владелицу в мягкую, успокоительную, обволакивающую тьму. *** Проснулась она под утро, от того, что хотелось в туалет. Болело лицо. Коснувшись кожи, она ощутила под кончиками пальцев опухлость и шершавую, засохшую корку крови. Все вокруг было разнесено вдребезги, полка обрушена, книги порваны. В комнате вообще остались две единственные чудом уцелевшие вещи – библия в тяжелой кожаной обложке и распятие, висевшее на стене. Тина подползла к двери и попыталась позвать родителей, но из пересохшего горла был слышен только хрип. Она легла на пол, прижавшись лицом к холодному полу и уснула. Проснулась она спустя час. Гвозди были извлечены из стены, а дверь открылась. – Поднимайся – сказал он ей, тоном, не терпящим возражений. – Иди умойся. Я принесу тебе еды. И переоденься в чистое. Она поднялась и покорно пошла в ванную комнату. Зеркала там не было. Вообще, все зеркала из дома куда-то исчезли. Когда она вышла, то увидела несколько плотных мешков, стоящий у входной двери. Отец уже ждал её и проводил её в комнату, приказав сидеть спокойно и ждать его возвращения. Конечно же, он запер дверь. Теперь в комнате не осталось почти ничего - пустой шкаф, распятие на стене, кровать с матрасом. Библия на прикроватной тумбочке. За окном стемнело. Все это время Тина пыталась как-то взять себя в руки и молилась, молилась, чтобы все это закончилось. Но Бог, как и прежде, не отвечал на её молитвы. А вечером дверь снова открылась. За неё были люди в рясах, с пластиковыми воротничками. Её несколько часов окуривали благовониями, пока её не стошнило. Пасторы читали молитвы, псалмы, приказывали дьяволу покинуть её тело, но не добились ничего. Тогда они ушли, отец запер дверь и она легла на пол, пытаясь прижаться ухом к просвету между полом и дверью и напряженно вслушиваясь в их диалог. – Мы не в силах ей помочь, Томас. Господь так хочет. Ты должен понять и принять это. – Я понимаю. Я не могу принять. – Ты справишься. Ты должен сделать так, как принято в общине. Так иногда случается и мы не можем позволить отродью дьявола ходить среди людей. Так будет лучше для всех. И для тебя, и для твоей семьи. И для неё. – Я понимаю, пастор Брайан, я все сделаю. Тина в ужасе застыла, напрочь забыв как дышать. Когда священники ушли, она встала и подошла к распятию на стене. Внутри неё бесновался и вопил дьявол, но она, усилием воли, подавила его, загнав в самые глубины сознания. Их преподаватель ведения бизнеса, брокер, много лет проработавший на Уолл-Стрит, говорил: "в любой день вашей жизни у вас может наступить тот момент, когда действуют только законы джунглей. Убивай - или будешь убит. Никакого милосердия, никакой пощады. Так я должен был бы вам сказать, и так я говорю, но у меня есть для вас важная новость. Забывать о божьих законах не стоит. Вера и Закон - две опоры человека на его жизненном пути, две подпорки, которые позволяют ему, как цветку, расти красивым и прямым. Так вот. Когда дикое животное охотится в джунглях, то, что эти профаны называют законом джунглей – оно не следует никаким законам, только своему предназначению, божьему замыслу. Тигр убивает, потому что он задуман убийцей. Мы же, люди, обладаем свободой воли и не должны позволять себе заниматься убийством только ради убийства и бороться за положение на горе, просто потому что мы так устроены. В нас не заложено подобное и именно поэтому в бизнесе действует не закон джунглей. Нет! В нем действует закон полного, абсолютного контроля над ситуацией и четкого понимания, чего ты хочешь, зачем тебе это нужно и что тебе надо для этого сделать". Она глубоко вдохнула и принялась ждать. Матери и сестер дома не было, она точно это знала. Отец ложился спать в одно и то же время, после вечерней молитвы. Чтобы не терять времени зря, она отодвинула в сторону кровать и принялась аккуратно выкручивать из половицы шуруп, удерживающий её на месте. Возможно, сыграла роль её сосредоточенность, но шуруп поддавался легче. Под половицей обнаружилось небольшое углубление, где она держала самые ценные вещи – мобильный телефон, несколько тысяч фунтов, накопленных за время учебы (не все в школе любили делать домашние задания, но деньги водились у многих) и купленный во время одной из школьных экскурсий электрошокер. Он работал, она точно знала. Стоило нажать кнопку и его металлические жала раздвигались, выпуская гудящую электрическую дугу. Она знала, что приносить людям вред – грех. Но она не собиралась сдаваться. Дождавшись, пока отец уснет, она открыла дверь и прошмыгнула в комнату Алисы, старшей сестры. После того, как та вышла замуж, в комнате хранились одежда и вещи, которые использовались редко, например туристические рюкзаки для походов. Она выбрала один из своих первых, городских рюкзаков, черного цвета, с ортопедической спинкой, рассчитанный на тридцать что-ли литров. В него отправилась аптечка. швейный набор и несколько банок консервов из стоящих здесь же, на полке. Потом она выглянула из комнаты. Из спальни доносился отцовский храп. Добравшись до ванной, она собрала в отдельную сумочку-косметичку гигиенические принадлежности. Целестина действовала спокойно, без спешки, следуя давным давно продуманному списку "все, что нужно для побега". Когда-то она придумала такой список, тщательно рассмотрев его со всех сторон, да и отложила на дальнюю полку памяти. На самом деле, до этого дня ей никогда не требовалось думать о побеге всерьез. Последней после одежды в рюкзак отправилась библия. Целестина посмотрела на распятие и опустилась перед ним на колени. С ее губ легко и радостно срывалась молитва, такая искренняя и откровенная, как никогда в жизни. Она просила о прощении своих грехов и всех тех поступков, которые совершит в будущем. Она просила прощения за то, что стала сосудом дьяволовой скверны, ибо никогда не желала этого. Она молилась за благополучие своих родителей и своих сестер. А когда она закончила, она услышала щелчок взводящегося курка. – Куда ты собралась, Целестина. Я не позволю тебе бежать – ее Отец, стоящий в дверном проеме, был серьезен. У него в руках был большой черный пистолет. Раньше такой вещи у них в доме не было, поэтому она подумала, что это священники дали отцу орудие для свершения казни. Что бы они не имели в виду на самом деле, Целестина была твердо уверена, что они сказали отцу убить её. До того, как он успел нажать на спусковой крючок, она развернулась к нему, ударяя ребром левой ладони по запястью правой руки, в которой отец держал оружие, и одновременно с этим ударила его ногой в пах. Как только он согнулся от боли, она ткнула ему в плечо громко жужжащим шокером и через три секунды (мысленно считая), отпустила кнопку. Потом проверила пульс – отец был жив. "Господи, благодарю тебя", подумала она и аккуратно, двумя пальцами, с некоторой брезгливостью, подняла пистолет, завернула его в кофту и тоже сунула в рюкзак. Проверила отцовский телефон и скопировала себе телефонную книгу. Обулась, вытащила из шкафа свой любимый дождевой плащ, цвета запекшейся крови. Лицо спрятала под банданой, повязанной на манер ковбойского платка. Осмотрелась. Она была здесь последний раз, а там, за дверями её ждала неизвестность. Резко развернувшись, она вернулась в комнату, переступив через бесчувственное тело родителя, сняла со стены распятие и засунула его в рюкзак, к библии. – Господь все равно будет хранить меня, отец. Я точно знаю. Сказав это, она вышла в ночь. Она шла по ночным улицам Лондона, обходя людные и освещенные места, избегая полицейских патрулей.  В крови все еще бурлила решительность и странное желание причинить кому-то вред, уничтожить что-то прекрасное. Дать выход гневу. Она отвлекалась от этих мыслей, потому что в животе громко забурчало. "Надо хорошо питаться, чтобы не заболеть и не обессилеть. Теперь я сама по себе", подумала Тина и зашла в круглосуточный маркет. Звякнул колокольчик. Продавец, судя по внешности откуда-то с Ближнего Востока, равнодушно проводил её взглядом и снова уткнулся в журнал, который читал до этого. Яркий свет диодных лент подсвечивал холодильники с пивом и газировкой. На полках лежала еда, которую она никогда еще не пробовала. Что ж, самое время. Взяв корзинку, Тина принялась её наполнять – сладкая кукуруза, полуфабрикаты, консервы и шоколад. Много шоколада. Некоторое время подумав, она выбрала наименее алкогольное пиво из тех, что нашла в холодильниках. И пока она занималась выбором блюд на свой ужин, в магазинчик зашли трое парней, хулиганского вида, в безразмерных худи и мешковатых джинсах. Вопреки расхожим стереотипам, чернокожим из них был только один. Походив около кассы где-то с минуту, они внезапно налетели на продавца, тыкая в его сторону оружием и громко крича. Их голоса смешивались в сплошную кашу из сленга и ругательств, но можно было понять, чего жаждет молодое поколение правонарушителей – выручки из кассы, да побыстрее. Сперва Целестина спряталась за стендом со сладостями, прижалась к нему спиной и не шевелилась, боясь что её заметят. Одновременно с этим она боролась с нарастающим внутри гневом. Ибо гнев - есть чувство, что возникает, когда нарушается справедливость и хочется её исправить. С ним надо бороться, потому что  гнев против ближнего, особенно затягивающийся, перерастает в злость и желание мести. Но Целестина хорошо училась в школе. Она прошептала себе: – Гнев людей благочестивых есть крайнее отвращение и негодование против греха. Гнев людей благочестивых безгрешен и не чужд даже Богу. А это значит, что я могу поступить правильно. Потому что так желает Господь. Они были вооружены – она тоже. Аккуратно и тихо расстегнув молнию рюкзака, она вытащила пистолет, завернутый в куртку. Он был тяжелый и неприятно оттягивал руку. Потом она сняла предохранитель. Она видела, как это делается на роликах в Ютубе. А потом она начала красться вдоль рядов. Время стремительно истекало. Подойдя к самому рослому из них сзади она приставила к его затылку пистолет и громко и отчетливо сказала: – Если вы, слабовольные и недалекие грешники, сейчас же побросаете оружие и уберетесь к Дьяволу, который вас породил, я буду считать, что не заметила вас. Если вы попробуете хоть шевельнуться, поднять свои жалкие корявые ручонки и попробовать нарушить Шестую Заповедь – её придеться нарушить мне.  Щелчок взводимого курка парализовал их. От неожиданности они замерли, а потом побросали оружие и подняли руки. Держа своего "заложника" за шиворот, она переводила черное дуло ствола с одного юнца на другого. Потом она с силой толкнула "заложника" вперед, на его подельников. Потеряв равновесие, они кучей ссыпались на пол и на четвереньках поползи к выходу. Продавец все еще стоял с поднятыми руками.  Когда они ушли, адреналиновый раж внезапно покинул её. Из Тины словно вынули стержень. Она сползла на пол и заплакала, задыхаясь от своих собственных рыданий.