***
Первые лучи солнца, проникнув через огромное окно, не закрытое портьерами, медленно поползли по комнате, выгоняя ночную тьму. Едва тёплый золотой луч коснулся лица девушки, как она резко распахнула глаза и улыбнулась. Усталости не было, было только желание ещё полежать и понежиться в кровати, пропустив завтрак, но штурмбаннфюрер не могла себе позволить такую вольность. Почувствовав прилив сил и бодрости, девушка легко, словно лань, выскользнула из тёплой кровати. Приняв бодрящий душ, Кримхильда быстрыми, уже заточенными движениями нанесла косметику на лицо и привела в прическу в порядок. Скинув халатик и надев на исхудавшее за последнее время тело свежую отутюженную форму, девушка в очередной раз улыбнулась самой себе в зеркало. Приятные воспоминания о вчерашнем вечере заставляли улыбаться её всё утро. Штурмбанфюрер была довольна собой, ведь ей удалось превратить Ягера из «тихого» врага в соратника, но от чего-то на душе нет-нет, да появлялось не совсем понятное беспокойство. Уверенность в своей победе таяла с каждым шагом. Когда Кримхильда спустилась на первый этаж, чувства, окрылявшие её с утра, превратились в комок сомнений, что победа не совсем на её стороне, и с Ягером всё равно нужно быть начеку. Оказавшись на первом этаже, Кримхильда встретила Швартца. Он негромко отдавал какие-то указания своему помощнику. Герхард был явно напряжён. Увидев Кримхильду, он натянул улыбку, стараясь скрыть своё дурное настроение. В чём причина, она прекрасно догадывалась. Девушка вчера подслушала разговор Швартца и Ягера. Она пришла в штаб, чтобы созвониться с канцелярией в Берлине, но узнала про новости о том, что фронт стал ещё ближе, русские войска с удивительным упорством продолжали продвигаться к Чехии, что вызвало обеспокоенность и у её начальства. — Доброе утро, Фрау Коуфман. Как Вам спалось? — подойдя вплотную к девушке, он подставил предплечье, и теперь под руку, они не спеша двинулись к обеденному залу. — И вам доброго утра. Благодарю вас, на ваших кроватях мне спится, как дома, — скрывать то, что она заметила напряжение Швартца, не было смысла. — Какие-то проблемы? Я могу чем-то помочь? — О, что вы! Пустяки! Бумажная волокита. Герхард постарался придать своему виду непринуждённость и беспечность, но актёр он был ужасный. Он это и сам прекрасно понимал и поэтому сейчас постарался отвлечь фрау болтовнёй о своей предстоящей поездке в Берлин. Когда они вдвоём вошли в обеденный зал, то уже успели обменяться первыми впечатлениями о столице и названиями мест, которые нужно обязательно посетить в Берлине. Кримхильда с восторгом рассказывала о небольшом уютном ресторанчике на берегу Шпреи, в котором подают отменного гуся. К тому же хозяин ресторана прекрасный знаток вин, так что в винной карте каждый найдёт то, что ему по вкусу. Оказавшись в просторном зале, фрау сразу же пробежалась по помещению глазами, выискивая только одно лицо, которое на данный момент интересовало её больше остальных. Штандартенфюрер, как и большинство других офицеров, уже находился в зале. Он как обычно восседал в своём излюбленном кресле и со скучающим видом пускал небольшие кольца дыма. На доли секунд девушке даже показалось, что он ждал её появления, но, видимо, первое впечатление было обманчиво. Ледяной взгляд, которым он небрежно окинул девушку с ног до головы, заставил спуститься на землю и столкнуться с не совсем приятной реальностью. «Не получилось наладить контакт» — девушка улыбнулась на шутку Швартца, не выдавая свою лёгкую обеспокоенность. Кримхильда не могла понять, в чём дело. Вроде, она делала всё идеально. Бутылка настойки, разговор по душам, рассказы о детстве и небольшие тайны из юности обычно сближают, а вот судя по виду Ягера это ни насколько не подружило их. Ей стоило надеяться лишь на то, что это и врагами их не сделало. Уже подали завтрак, и все пошли за стол. Каждый сидел на своём, отведённом ему по званию, месте. Ягер всячески старался не смотреть на девушку. Про себя он всегда осуждал всех офицеров, которые, заигрывая, перекидывались с Кримхильдой шутками и старались угодить ей в просьбах, а вчера он попался в точно такую же ловушку. Вспоминая с утра её простодушные и весёлые рассказы, он и сам не заметил, как проулыбался всё утро. Только бреясь перед зеркалом и увидев в отражении какого-то другого счастливого мужчину, он понял насколько облажался. Вот и сейчас с её появлением где-то под воротником защипало, напоминая о его оплошности. Порез вернул к нему здравомыслие, он даже тихонько застонал не сколько от боли, сколько от разочарования в самом себе. Тем более, по его мнению, она уже нашла новую жертву, более представительную. Поддаваясь инстинкту, Клаус взглянул на Швартца. Настроение Герхарда значительно улучшилось по сравнению со вчерашним вечером. Уж не она ли этому причина? Разочарование от мысли, что он, как и каждый в этой комнате, поддался на влияние чар этой аккуратной и расчётливой стервы, испортило настроение до конца дня. Он даже не сомневался, что для неё это игра, развлечение.***
Ближе к обеду в кабинете Ягера появилась Аня, за ней следом вошёл его помощник Тилике. Клаус сверился с часами — девушка пришла точно по времени. Переводчица, как обычно стояла, как статуя или какой-то другой предмет интерьера, боясь пошевелиться и оторвать взгляд от пола. Её глаза скользили по узору ковра, который узница, скорее всего, уже знала наизусть. Её страх вызывал у штандартенфюрера только ухмылку. После случая в подвале, когда его вальтер обещал оборвать ей жизнь, Аню теперь будет трясти только при одном его появлении, а посмотреть ему открыто в глаза она никогда не посмеет. Аня — его оружие против молодого лейтенанта Ивушкина. Ягер считал, что ахиллесова пята всех русских то, что они не могут кем-то пожертвовать. Они могут отдать свою жизнь добровольно, но чужую — никогда. Русские, из последних сил жертвуя собой, будут вытаскивать друг друга из-под обстрела, бомбёжки, газа, да чего угодно, лишь бы спасти того, кто, возможно, через час уже умрёт в госпитале. Чёртова идеология. А приказ Родины? Среди офицеров и солдат Рейха уже ходили различные пугающие слухи об этом загадочном «приказе». Сам Ягер верил только в то, что, если советский офицер ослушается, его свои же расстреляют. А это намного страшнее для того, кому «честь офицера» не просто слова, набор букв. Взяв с собой любимую трубку, он жестом указал Ане на выход. Все вместе они отправились в сторону ангаров. До обеда оставался час и Ягер горел от нетерпения, увидеть насколько продвинулась работа русских. Насколько танк готов к бою. Искры азарта вспыхнули в его глазах, а на губах заиграла улыбка дикого зверя, предвкушающего тёплую кровь своей добычи. Нет, это не месть. Он не будет мстить за своё поражение в Нефёдовке. Ему всего лишь хочется указать молодому командиру на его место. Доказать самому себе, что он лучший. Ягер не умел проигрывать, и это часто толкало его на безрассудные поступки, которые не раз ему впоследствии аукались. Нутром он ощущал, что сойдись он с Ивушкиным в новой схватке, всё может кончиться плачевно, но не мог противостоять голосу надломленной гордости. «Это не месть, — снова и снова уверял себя штандартенфюрер. — Я лишь сравняю счёт». Пересекая небольшую площадку перед ангарами, Ягер обдумывал последние детали своего плана учений. Всё было продумано до мелочей. Стратегия, вот что важно, а уж она бежала у него по венам, заставляя сердце бешено колотиться в предвкушении триумфа. Осталось только дать Ивушкину наставление о том, как стоит вести бой, но это после того, как танк будет готов к сражению. Ягер ускорил шаг, задавая такой же темп всем остальным. Нужно было поторопиться с осмотром. После обеда у Ягера была запланирована небольшая лекция со своими подопечными танкистами, которые будут участвовать в показательном бою, а затем отправятся на фронт побеждать. Молодые командиры, выпускники новейшей методики обучения, которая прославит его на весь Германский Рейх. Если они научатся побеждать русских, то англосаксы не будут для них преградой к мировому господству.***
Кримхильда уже больше двух часов безотрывно сидела за отчётами и другими различными документами. От напряжения и усталости перед глазами уже начали плясать буквы, а строчки сливаться в сплошное чернильное пятно. Голова слегка побаливала от бесконечных цифр и подсчётов, написанных чьей-то безразличной рукой. Кем-то, кому было всё равно, кто стоял за этими цифрами. А ведь это были живые люди, которые любили, мечтали, но для них всё рухнуло в один момент. Теперь эти люди — просто цифры. Цифры в отчётах, цифры на форме. Офицер откинулась на спинку стула и потёрла переносицу, зажмурив при этом глаза. Взглянув на карманные часы, она поняла, что уже давно не делала перерыв. Ужасно захотелось курить. Пройдя к окну и приоткрыв створку деревянной рамы, Кримхильда впустила свежий воздух в комнату архива. От удушливого запаха бумаги и чернил ей уже стало дурно. Достав сигарету, девушка по привычке ударила ей несколько раз по портсигару. Серый дым заструился через приоткрытое окно к голубому небу. Аромат табака приятно щекотал ноздри и заставлял разум немного расслабиться. Никотин, разливаясь по венам, отгонял неприятные мысли и помогал освободить голову от сжимающих оков, но это наслаждение длилось не долго. Штурмбаннфюрер сразу заметила Ягера, который вышел из штаба в сопровождении переводчицы и Тилике. Разум сразу же лихорадочно заработал. «Не позвал, хотя обещал. Значит всё хуже, чем кажется». Девушка села на подоконник в раздумьях, стоит ли самой пойти к ангарам или лучше не нарываться. Ей было необходимо убедиться, что русский танк здесь, что он и вправду захвачен, и это не очередная фронтовая байка. — Эрих, я ненадолго выйду подышать свежим воздухом, — офицер прошла мимо рыжего сплетника, который, кивнув головой и проводив её взглядом, вновь уткнулся в карточки заключённых. Кримхильда шла к воротам ангара быстрым и уверенным шагом. Сердце бешено колотилось, словно она была спринтером на длинную дистанцию. Ей нужно было найти причину появления в ангаре. Ссылаться на Ягера было бы глупо. Он явно позабыл вчерашнее обещание, иначе позвал бы. Или она просто упустила из виду что-то важное? Девушка прикусила губу, но шагу не сбавила. Погрузившись в раздумья, она не заметила, как очутилась около огромных ворот, которые были приоткрыты. Сбавив шаг, Кримхильда погрузилась в раздумья. Ей нужна была веская причина своего появления здесь. Ягер был старше по званию и мог заставить её отчитаться о причине своего появления здесь. «И что ему говорить? Вы вчера выпили и под этим делом обещали танк показать, — Кримхильда ухмыльнулась представив лицо Ягера, перекосившееся гримасой злобы, и Тилике с открытом ртом, стоящего рядом. — Вот уж он обрадуется такому докладу». — Доброго дня, фрау Фон Коуфман! — И Вам доброго дня, герр Шультц, — девушка с улыбкой окинула взглядом молодого офицера. — Хотите посмотреть на нашу гордость? Трофей? — Боюсь, герр Ягер мне не позволит даже приблизиться к нему! — девушка слегка надула губки для показной обиженности. Парень заулыбался. Сейчас, по его мнению, Кримхильда выглядела, как ребёнок, не получивший желаемую сладость с витрины. Ему, как настоящему мужчине, хотелось порадовать её. Он на минуту задумался в искреннем желании помочь ей. — А у меня идея! — парня осенило, и он, встрепенувшись, протянул девушке конверт, который был у него в руках. — Я несу конверт для герр Ягера и мог бы передать его вам, поскольку меня вызывает к себе герр Швартц. — Йохан! Да, Вы гений! Браво! — девушка захлопала в ладоши. — Из вас вышел бы прекрасный стратег. — Что вы, — парень даже слегка покраснел и махнул рукой, отрицая такой комплимент. — Сегодня вечером в клубе вы просто обязаны выпить со мной шампанского! Я угощаю, — девушка лукаво улыбнулась. — Первый танец мой, — Шульц растянулся в улыбке, обнажая белоснежные зубы. — Я весь вечер ваша, — она заигрывающие подмигнула парню. Кокетничать у неё получалось как-то само собой. Она не училась этому специально, не читала женские журналы, где после рецептов пирога, шли небольшие колонки, как привлечь внимание мужчин. У неё это было от природы, плюс пару уроков от знакомой старлетки сделали своё дело. Теперь, просто поддаваясь интуиции и зная некоторые психологические азы, она начинала игру по заманиванию в умело расставленные силки. Как только она оказалась на службе в канцелярии, то сразу поняла, глядя на хорошеньких белокурых секретарш, как можно быстрее добиваться желаемого. Перекрасив свои волосы цвета тёмного шоколада в белокурый и сшив форму на заказ по фигуре, она стала уже другой леди, знающей себе цену. И вот её нога ступила на каменную кладку просторного двора, в который выходило несколько огромных дверей ангаров. В один из них дверь была распахнута настежь. Девушка уверенно зашагала к огромным бордовым деревянным дверям. Она шла, прижимая к груди конверт так, словно от него зависела её жизнь. Чем ближе она подходила, тем сильнее было сердцебиение. Казалось, его стук уже можно было услышать даже без фонендоскопа. Офицер сделала глубокий вдох удивляясь своему волнению. Ей казалось, что она уже зачерствела, и ничто не может заставить её так переживать. Больше всего её беспокоила реакция Ягера, но отступать не в её духе. Очередная волна волнения накатила на неё, когда она шагнула за бордовые ворота и оказалась в просторном ангаре. Всё стоящие повернулись на стук каблучков о бетонный пол. — Герр Ягер, Вам послание из штаба, — она протянула конверт с гербовой печатью, нарочно не обращая никакого внимания на недовольного Ягера. Её взгляд сразу же метнулся к «тридцатьчетвёрке». Штурмбаннфюрер даже не сразу опустила руку после того, как Клаус принял письмо, настолько занял её внимание танк. — Так это правда, — её голос был непривычно тих, а находившийся рядом Ягер лишь довольно ухмыльнулся. — Вы можете доложить об этом своему начальству, — он прищурил глаза и пристально взглянул на профиль девушки. — Вы ведь здесь ради этого? Девушка оторвала взгляд от танка и, ухмыльнувшись, покачала головой, окинув колким взглядом штандартенфюрера. На Ягере была надета уже привычная маска. Про себя это выражение лица девушка прозвала маска «Моны Лизы». По губам, сложенным в линию, и слегка прищуренным глазам было не понятно, доволен ли чем-то штандартенфюрер или готов пристрелить любого, кто с ним заговорит. Разглядывать Ягера и гадать на кофейной гуще, в каком настроении он сейчас прибывает, не хотелось. Штурмбаннфюрер вновь устремила свой взор на «тридцатьчетвёрку». Танк действительно выглядел устрашающе. Кримхильда натянула уголки губ, представляя его в бою. «Нужно отдать должное конструктору». Внимание девушки привлекла небольшая пробоина сбоку. На доли секунд её улыбка слетела с губ. Перед глазами воображение нарисовало картину последнего боя, последнего дня экипажа. Вспомнились слова Ягера в день её прибытия о том, что танк нужно очистить от трупов. Она замерла перед раной «железного солдата». По телу пробежали мурашки от неприятных ощущений и безрадостных воспоминаний своего последнего боя. Страх ненадолго сковал тело. Перед глазами всплыло лицо подруги, блондинки с короткой стрижкой, для которой тот бой стал последним. «Не сейчас», — она сказала это одними губами и, тряхнув головой, отогнала от себя образ девушки с испуганными глазами. Тот роковой день, ещё был слишком жив в памяти, и эмоции комом подкатывали к горлу в самые неподходящие для этого моменты. От воспоминаний нога резко заныла. Выше колена зажгло кожу, словно в плоть вновь вонзились осколки снаряда. Боль приходила вместе с воспоминаниями. Следующий шаг навстречу «солдату» дался уже с трудом. Рука, словно кем-то ведомая, сама потянулась к ране. Кончики пальцев едва коснулись холодного металла. В это же время Волчок выронил из рук кувалду, которая с грохотом упала на бетонный пол. Резкий звук, вырвав из потока мыслей и воспоминаний, заставил Кримхильду, испугавшись, вздрогнуть всем телом и резко отдёрнуть руку, так и не прикоснувшись к «ране». Ивушкин, стоявший в построении недалеко от Волчка, несильно ударил того костылём по ноге, еле сдерживая улыбку. Со стороны то, как девушка дёрнулась, испугавшись, выглядело забавно для всей команды, и теперь на лицах танкистов появились улыбки. Кримхильда тоже еле сдержалась, чтобы не расхохотаться от нелепости ситуации. Видимо, эмоции, переполнявшие последние пять минут, и внутреннее напряжение, теперь желали выплеснуться наружу с истерическим смехом. Ягер оторвался от письма лишь на грохот молотка и не понял, отчего через пару секунд девушка закатилась смехом, а вместе с ней и все танкисты. Даже Аня, которая стояла рядом с Ягером, прикусывала губу, чтобы не рассмеяться. Тилике, который тоже был свидетелем этой, почти немой сцены, вслед за остальными тоже закатился смехом. Один Ягер недоумевал, что произошло, и откуда такое всеобщее веселье. — Вы и есть знаменитый танкист Ивушкин? — отсмеявшись, Кримхильда приблизилась к танкисту. Аня со вздохом облегчения подошла к штурмбаннфюреру, радуясь что ей сейчас не нужно стоять рядом с Ягером. В его обществе ей было страшно даже дышать, хотелось поскорее оказаться от него подальше. Эмоции, пережитые ею не так давно, отчётливо врезались в память, заставляя бояться одного только его присутствия. Подойдя к танкисту, Аня негромко перевела вопрос Николаю. — А я и не знал, что знаменит, — Коля смущённо улыбнулся. Аня, не сдержав улыбки, перевела слова Николая. Немка с улыбкой кивнула, словно говоря: «Да, представь себе, знаменит». — В детстве, отец учил меня верховой езде. Самое главное, что бы конь доверял тебе, а ты ему. С ним, как с другом, нужно разговаривать, рассказывать секреты, просить о чём-то. Ты разговариваешь, с ним? Он тебе друг? — она наконец вновь прикоснулась к холодному металлу, и погладила танк. — Я вот со своим самолётом разговаривала, но, к сожалению, мой друг погиб, — девушка, грустно улыбнувшись, склонилась к танку и что-то неслышно шепнула, едва не касаясь губами металла. Ивушкин, улыбаясь, смотрел на девушку. Сейчас она напоминала ему его соседку. В данный момент её от обыкновенного русского человека отличала лишь грубая речь и серая форма. Танкист сразу же постарался отогнать от себя мысль о том, что она вполне бы могла родиться в России и быть хорошим человеком. Он уже не раз слышал рассказы других узников о немках с довольно ангельским лицом, но при этом с прогнившим сердцем. Так же, как и она, они сначала мило беседовали с тобой, а потом кнутом загоняли в газовые камеры. Злость, подкатившую и захлестнувшую молодого командира, усмирили зелёные глаза. Они ненадолго впились в него, словно пытаясь что-то понять или узнать, а может, выведать какой-то секрет. Затем она перевела взгляд на Аню, на которую смотрела уже с мягкостью и без такого пристального внимания. — А что вы ему сказали? — любопытство взяло верх. — Это секрет, — она перевела взгляд с Ани, которая перевела вопрос танкиста, на Ивушкина и лукаво улыбнулась. Под кожей приятно ощущалась шероховатость танка. Кончики пальцев пробежали по цепям гусениц. Танк ей нравился. Она одна из первых увидела и даже коснулась его, но в тоже время в груди разливалась тревога. Кримхильда ещё раз взглянула на молодого командира танкистов. Парень был, скорее всего, моложе, чем выглядел. В лагере все выглядят старше, чем они есть. Что-то было притягательное в его волевом взгляде и простой скромной улыбке. Улыбки… Вот что ей так бросилось в глаза. Худые, выдержавшие допросы и лагерную жизнь, они улыбались, несмотря на то, что, возможно, завтра их ждёт смерть. Им предстоит бой, в котором команда скорее всего не выживет, и они это прекрасно понимали. Медленно ведя одними кончиками пальцев по неровной поверхности танка, она приблизилась к команде. — Неужели Вы не боитесь смерти? — она сказала это почти шёпотом, слегка склонившись к парням. — Извините, фрау, вы могли бы повторить вопрос? — Аня, которая стояла недалеко, не смогла расслышать слов девушки. Ей даже стало не по себе, когда пришлось попросить немку повторить вопрос. Кримхильда продолжала стоять на расстоянии вытянутой руки от Ивушкина и пристально смотрела в его глаза, словно пытаясь найти в них ответы на свои вопросы. Ивушкин, не боясь, так же открыто смотрел в глаза немки и не мог оторвать взгляда. Волевой и сильный взгляд словно хотел о чём-то рассказать ему. Было в них что-то неуловимое, что-то знакомое. Клаус, дочитав послание, оторвал взгляд от письма и увидел, как лейтенант и Кримхильда пристально смотрели друг на друга. Что-то ему не понравилось во взгляде девушки. Она испытывала жалость или уважение? Он так и не смог понять, но предпочёл вмешаться в эту сцену, прервать зрительный контакт. — Вы довольны? Вам понравился танк? — Да и да, — девушка оторвала взгляд от Ивушкина и посмотрела на Клауса. — Я вижу, вас и экипаж впечатлил? — Кримхильда лишь на долю секунд прикрыла глаза, почувствовав укол слов Ягера. «Нет, он всё никак не может успокоиться», — девушка улыбнулась, словно она не слышала последних слов. Посмотрев за спину Ягера и убедившись, что два других офицера и адъютант штандартенфюрера их сейчас не услышат, она подошла как можно ближе к Клаусу. — Я надеюсь, герр Ягер не проиграет бой русским? — она стояла так близко к нему, что он мог почувствовать её дыхание на своей испещрённой шрамами щеке. — А я смогу вместе со всеми порадоваться вашей победе и доложить хорошие новости в Берлин, — на последние слова Кримхильда сделала ударение. На её губах заиграла дьявольская улыбка, словно она замыслила очередной план «Барбароса». Отойдя от Ягера подальше, штурмбаннфюрер достала портсигар. Офицеры, стоявшие за спиной Ягера, даже повытягивали шеи, наблюдая за происходящей сценой. По лагерю уже не утихали сплетни про эту парочку, а точнее про их неприязнь друг к другу. Напряжение между двумя офицерами бросилось в глаза и русскому экипажу. Волчок откровенно скалил зубы, наблюдая за негромким бормотанием немки и еле сдерживающимся штандартенфюрером. Василёнок тихонько кивнул головой Ивушкину на происходящую сцену и тоже обнажил свои зубы. — Я никогда не проигрывал русским бой, — Клаус говорил это сквозь зубы.— Никогда, — его руки рефлекторно сжались в кулаки. — Тогда почему вы не дадите им хоть один снаряд? Вам же нечего бояться? — На поле боя будут мои ученики, а не я. Я несу за них ответственность и не хочу рисковать молодыми кадрами Рейха. — Хорошо, — девушка с улыбкой окинула с ног до головы штандартенфюрера. Ей нравилось проверять его нервы на прочность. Ягер был зол, как чёрт, а её это только забавляло. Она нашла отдушину в этом сдержанном офицере. Чувства и эмоции, которые ей приходилось подавлять в себе, выходили наружу в войне взглядов и дуэли слов. После небольших стычек с Ягером ей становилось легче на душе, но сегодня этого не произошло, что стало неожиданностью даже для неё самой. Сердце неприятно сжалось, словно что-то предчувствуя. Закурив, девушка не спеша вышла из ангара. Так же не спеша и вальяжно она направилась в канцелярию, но за этой вальяжностью прятались совсем другие чувства. На горизонте маячил не совсем понятный огонёк, сплетённый из эмоций, чувств и предчувствий, а разглядеть его и понять выйдет, только столкнувшись лицом к лицу. Ягер — её головная боль, которая начиналась за завтраком и заканчивалась только во сне. В планы он никак не вписывался. Не для кого уже не было секретом, что штурмбаннфюрер здесь не просто со стандартной проверкой накануне испытательной методики. Даже сам Ягер должен был прекрасно понять, что она здесь для наблюдения, и ему бы выгодней было с ней подружиться, а не наоборот. Немка села за свой рабочий стол, но так и не смогла сосредоточиться на работе. Русский танкист не выходил у неё из головы. Эрих на днях уже пересказал ей историю несгибаемого «ивана». Выслушав от рыжего сплетника рассказ, Кримхильда ненадолго задумалась. Ведь тот, кто делал не одну попытку сбежать, предпримет следующую при первой же возможности. Пялясь в глаза Николая, она пыталась понять, задумал ли он что-то или ещё в раздумьях. Кримхильда закусила губу, глубоко погрузившись в размышления об экипаже, от которого на следующей неделе, возможно, даже памяти не останется.***
После того, как штурмбаннфюрер покинула ангар, Ягер остался осматривать фронт проделанной работы. Пару раз он взглянул на Ивушкина так, словно хотел прожечь в нём дыру, но парень словно не замечал этого, продолжая еле заметно улыбаться. Видимо, он был доволен проделанной работой или всё довольно просто, и он доволен впечатлением, которое танк произвёл на блондинку. Ягер вздохнул. Жаль, он не слышал разговора, который был между Кримхильдой и Ивушкиным. Штандартенфюрер окинул холодным взглядом Аню, от которого она тут же опустила взгляд и вжала голову в плечи. «Аня переводила и в курсе, но вот начать её расспрашивать, значит уподобиться сплетникам», — Ягер вновь тяжело вздохнул. Его поражала беспечность и неаккуратность штурмбаннфюрера. Позволять себе так фривольно общаться с русскими опасно. Он ещё раз оглянулся на своего адъютанта и солдат, стоящих неподалёку. Что она себе вообразила, раз так позволяет разговаривать с ним? Из ангара Клаус вышел с твёрдым намерением разузнать о девушке побольше. Его не интересовала служба, про это Швартц уже рассказал ему. Больше всего его интересовал покровитель. Швартц был умным мужчиной, но про такие вещи нужно спрашивать не у боевых товарищей, а у светских сплетниц. Точнее, у своей суженой и её подруг. На днях Тилике принёс ему письмо от Хельги, и Клаус уже не один день откладывал его прочтение. Дочь его командира была довольно симпатичной девушкой, но, к сожалению, умной её было сложно назвать. Клауса раздражал тот бред, который она излагала ему в письмах, прыгая с одной темы на другую. Ещё больше его раздражала её уверенность в том, что ему интересны сплетни светских кругов, касающиеся личной жизни, но сегодня он посмотрел на это с другой стороны. Сегодня вечером настало идеальное время для прочтения очередного бреда и написания ответного письма.