апокалипсис и наркотики.

      — Да мне не нужно столько времени, чтобы обозначить это. Я точно уверен в табу на открытые переломы. Не уверен, что мы, конечно. дойдём до такого… Но мало ли. Четвёртый пожимает плечами, чувствуя крепкие руки Пятого, который прижимается ещё ближе. И теперь ближе некуда, только если не залезть сверху. Но таких близостей на сегодня предостаточно, поэтому Клаус ничего не делает. Он внимательно выслушивает Пятого, хмуря к переносице брови. Брови стягиваются в тонкую ниточку, а руки сцепляются за его спиной в замок. — Всё бы ничего, но… переместиться в прошлое? Они одни из немногих, кто знают о том, как это опасно. И говорят тебе переместиться в прошлое? Скажи, что это просто такая метафора или неудачная шутка, ладно? Клаус переживает. Чертовски переживает. Ведь как-никак, раз на раз не приходится. А насколько он знает, Пятый больше не проводил никаких исследований на этот счёт по возвращению. Да и когда? Ведь они постоянно вместе. И Четвёртый прекрасно помнит тот момент, когда он рассказал ему о том, что возвращался в тот их первый вечер вместе. И свой страх в тот момент. Нет смысла отговаривать Пятого от этого. И он совсем не знает, что делать. — Пожалуйста, вернись. Два слова, вместо «спокойной ночи» и «я люблю тебя», но с этим же вложенным смыслом. И Клаус снова чувствует себя тупым чмом, который даже не может помочь. Он зажмуривается, стараясь просто провалиться в сон, лишь бы Пятый скорее исчез и вернулся. Он точно вернётся. Его Пятый. Клаус бесконечно долго проваливается в сон, но когда это случается, он успевает об этом пожелать. На утро в голове пусто, без единого воспоминания о том, что ему снилось. Но в голове какие-то страшные образы, словно заблюренные картинки. Но несмотря на это, он не хочет открывать глаза. Он знает, что не увидит напротив Пятого. Клаус уже ощущает отсутствующее рядом тело и его слегка потряхивает. Может, Пятый ещё здесь? Просто проснулся раньше, ну, или. Или что угодно, но он всё ещё здесь, и Клаус сможет поцеловать его ещё раз. Хотя бы объятия. Хотя бы взгляд. Пятый стал его миром и жизнью. А Клаус такая хрупкая натура, что может пойти трещинами от любой хуйни, при этом выдерживая кучу другой. Стойкий мальчик, падкий на настоящие чувства. Он всё-таки открывает глаза, не видя его перед собой. Кровать сразу же начинает казаться пустой и холодной. А он поджимает к себе ноги, сворачиваясь в калачик. Так можно полежать пару часов, затем завтрак и медленный разбор комнаты. И именно таким способом он сможет встретиться с Пятым, не успевая сильно по нему соскучиться. Только проблема в том, что он уже скучает.       Пятый чувствует, как Клаус переживает, но только по этой причине он не может отказать в помощи Лютеру и Эллисон. Он знает, что все пройдёт гладко, по крайней мере, очень постарается, чтобы так оно и было. Засыпает он мгновенно, не отодвигаясь от любимого тела ни на сантиметр. Окно открыто, но все равно так тепло. Привычка рано просыпаться, несмотря на то, что Пятый поздно лёг, никуда не испарилась. Он не выспался, но терять время не станет. Он глядит на Клауса, который выглядит беспокойно даже во сне. Пятый принимает решение, что пока не станет его будить, ведь сон — это важно, и особенно после вчерашнего. Хочется, чтобы Четвёртый выспался и отдохнул. Он осторожно поднимается с кровати, а затем покидает комнату. Первым делом он принимает холодный душ, опять же, чтобы взбодриться. Затем — возвращается в свою комнату и одевается, расчесывает волосы, надевает ботинки и спускается вниз. Время раннее, а мама уже стоит на кухне. Каким-то образом она узнала, что он уже проснулся и как раз доделывала завтрак. — Так когда ты вернёшься, милый? Тебе чем-то помочь? — с мягкой улыбкой, повернув голову к Пятому, спрашивает она. — Планирую как можно скорее: сегодня, максимум ночью, — он усаживается за стол, опирая щеку на ладонь. — Мне — нет, но я уже попросил тебя помочь Клаусу. Присмотри за ним, пока меня не будет. На завтрак — каша. Пусть Пятый и знает о ее полезности, за всю жизнь полюбить кашу у него не получилось. Находясь в Комиссии, он, конечно, привык получать кашу на завтрак, поэтому и не жаловался. С другой стороны, Грейс заботливо добавляет в неё орехи и фрукты, так намного вкуснее. Когда он расправляется с кашей, остаётся время на любимый сэндвич и кофе, без последнего вообще никуда. — Мне бы дозвониться Лютеру. Ты знаешь его номер? Женщина кивает, а Пятый подходит к домашнему телефону и набирает надиктованный ею номер. — Утра, Лютер. Я скоро буду, — предупреждает он, после чего вешает трубку. — Спасибо за завтрак, мам. — Возвращайся поскорее! И Пятый бы уже переместился к Лютеру, вот только осталось одно важное дело. Он поднимается наверх, возвращаясь в комнату Клауса. Подходит к его кровати, садясь на край и удивляясь тому, в какой позе он лежит. — Ты уже не спишь? — Пятый тянется к непослушным кучеряшкам, поглаживает их, замечая, что Клаус какой-то расстроенный. — Если тебе грустно из-за того, что я ухожу и ты переживаешь, что что-то пойдёт не так, то оставь это сейчас же. Я скоро вернусь и ты должен знать об этом. Пятый наклоняется, целуя Клауса в висок, спускается к его щеке, которую тоже одаривает поцелуем. — Ещё очень рано, поэтому поспи ещё немного, — он и сам немного переживает, но не за себя, а за Клауса. Но он ничего не натворит, в это тоже нужно верить. Пятый ещё раз касается губами тёплой щеки, вздыхая. — Скоро увидимся. Не скучай. Растягивать прощание — плохая идея, потому что с каждой секундой становится ещё грустнее. Поэтому Пятый сразу после своих слов поднимается с кровати, сжимает кулаки и исчезает.       Когда он слышит голос, который словно вытягивает его из глубокого сна, он тут же открывает глаза, поворачивая голову. Это точно не кажется, потому что его мягкое тепло и заботливые пальцы, вместе с этим ангельским голосом, казаться не могут. И он даже не уверен, стоит ли радоваться. Ведь понимает, что он даже ещё не уходил, а значит, это будет только началом их разлуки. — По правде говоря, я надеялся, что тебя уже нет. Всё в порядке, просто только проснулся. Вот и лицо такое. Клаус улыбается максимально старательно, чтобы не вызвать у Пятого подозрений или же тоску с грустью. Он же не будет просто так жевать сопли. Да и если даст слабину при нём, потом Пятому будет только хуже там. Может ещё будет торопиться и каких дров наломает. Хоть он и не такой человек, всегда стоит быть внимательным, чтобы всё прошло успешно. И если от Клауса что-то зависит, он обязательно выложится на все сто. Когда рука Пятого снова ложится на щёку, Клаус поворачивает голову и целует его руку. — Передавай им там привет. Буду ждать тебя и всё такое. Он лёжа смотрит на брата, с улыбкой провожая его. Когда тот исчезает, он начинает смотреть в потолок. Безделье длится минут пять, после чего он поднимается с кровати и спускается вниз. Где мама уже услужливо готовит ему завтрак. — Доброе утро, милый. Вы с Пятым делаете ремонт? Отличная идея, дорогой. — Вроде того. Так, решили освежить немного комнаты. А ты откуда знаешь? Клаус усаживается за стол, укладывая на него голову. — Пятый просил помочь тебе с этим, если у тебя возникнут какие-нибудь трудности. — Спасибо, Грейс. Я обязательно скажу тебе об этом. Она подходит к столу, перекладывая по дороге яичницу со сковородки на тарелку. Клаус поднимает голову, рукой хватаясь за вилку. — Приятного аппетита, милый. — Спасибо.       Пятый оказывается возле незнакомого дома, но буквально через пару секунд его встречают Лютер и Эллисон. — Как добрался? — с улыбкой спрашивает она, обнимая брата. — Быстро, — Пятый обнимает ее в ответ, а с Лютером они пожимают руки. Она всегда была милой, но они никогда не общались близко, да и Пятый считал, что она неправильно использует свою способность. Можно сказать, что вся ее жизнь — ложь, ведь по факту, добилась всего она только благодаря этому. Они заходят в дом и приходят на кухню, где для Пятого уже подготовлена чашка с кофе, различные сладости, но он берет в руки только напиток и делает глоток. — Неплохой кофе, — оценивающе говорит он. — Хуево выглядите, кстати, — он продолжает говорить фактами, усаживаясь за стол. Лютер с Эллисон и вправду выглядят измученными, особенно она. Но это понятно, ведь она правда очень любит своего ребёнка. И продолжать терпеть разлуку с любимым человеком — очень сложно, Пятый знает это как никто другой. — Просто. Это сложно, — устало произносит Эллисон, садясь рядом и тоже наливает себе кофе из френч пресса. Выглядит она так, будто бы последние сутки точно не спала. — Я знаю. Лютер зачем-то объясняет ситуацию ещё раз, хотя Пятый понял ещё все по телефону. — Просто скажите, что с ним делать. Убить или просто задержать и объяснить все? — спокойно спрашивает он, будто бы это бытовой вопрос. — Нет, убивать его — будет неправильно. Просто не дать ему сорвать заседание, — Эллисон немного оживляется. А вот Лютер не садится рядом, а просто ходит из стороны в сторону, зачем-то накручивая себя. — Что ты перед глазами мельтешишь? — спрашивает Пятый, отвлекая Первого от увлекательного дела. — Я бы хотел помочь. — Ты ничем не поможешь мне, я справлюсь сам. Ничего нового, — Пятый пожимает плечами, понимая, что Лютер не будет злиться сейчас, когда от этого зависит вся их будущая жизнь. — Кстати, вам привет от Клауса и Грейс. — Я думала, что ты уйдёшь из дома, — Эллисон рассматривает Пятого, замечая на его шее засосы. — У тебя что, появилась новая девушка? — приподняв брови, спрашивает она. — Да и стиль ты сменил, тебе определенно идёт. — Это мое дело. Но если так интересно, то вроде того, — Пятый делает ещё несколько глотков, после чего чашка пустеет. — Не будем терять времени и пообщаемся попозже. У меня ещё есть дела. Единственное, что с собой прихватил Пятый — это небольшой пистолет, который он оставил у себя в качестве памяти от Комиссии. Точнее, он его просто забрал из коллекции Инструктора. Тот самый пистолет Гитлера. Он удобен своим небольшим размером, ведь его можно носить даже в кармане. — Мне нужно знать, как он выглядит. Эллисон показывает фотографии, и зная всю информацию о том, когда и куда нужно переместиться, Пятый поднимается и слегка разбегается, чтобы оказаться в позапрошлом дне.       Завтрак выглядит как и всегда — божественно и чертовски аппетитно. И Клаус всё съедает, даже несмотря на то, что чёртово чувство аппетита решило съебаться, видимо, вместе с Пятым. — Кажется, отличный шанс сделать это сегодня, пока рядом никого нет. Клаус убирает посуду в раковину, шумно вздыхая. Он прекрасно понимает, что имеет в виду Бен. И ему горько и больно об этом думать. — Да помню я, блять. Сказал же, что поговорю. Не еби мозг, пожалуйста. Он берёт пачку сигарет, как обычно вытаскивая из неё одну штуку. Поджигает ту спичками, предварительно занюхивая шлак с порами и парафин при зажжении. — Ладно, не кипятись ты так. Что сотворишь с комнатой? — Не знаю ещё. Но точно к хуям собачьим выкину тот чёртов стол, который бессмысленно стоит у кровати и пылится. Выпускать колечки забавляло, он каждый раз хватал целое и прятал его, веря в то, что это на удачу. Самым главным было: схватить его в начале и тут же засунуть под одежду. В его случае — в трусы. — Постеснялся бы. — Да чего ты там не видел? Хрипло смеётся Клаус, докуривая сигарету. Он тушит её, окуная в воду в тарелке, и садится на столешницу. — Ты передал Пятому, что я просил? — Угу. Не хочешь рассказать, что это значит? — Ну знаешь, его эти прыжки. Бен расхаживает по кухне, останавливаясь напротив Клауса и грустно улыбается. — Советую уделить ему больше внимания расчётам, если он хочет, чтобы всё было в порядке. Мы тут все… Он замолкает, словно понимая, что сказал больше, чем должен был. И Клаус в очередной раз не успевает у него спросить, потому что он снова сваливает. Чёртов Бен, который убегает от разговоров. С кем ещё он должен говорить обо всём этом, если не с ним? Можно было сказать, что он был его единственным другом. А Клаус очень нуждался в таком. — Мне тоже было ахуенно приятно попиздеть с тобой, братишка. Делай это почаще! Говорит он в пустоту и спрыгивает со столешницы. Четвёртый шурует наверх, заходя в свою комнату. Наверное, стоит ещё заняться и комнатой Пятого, чтобы ему потом нужно было меньше возиться. Если что, скинет всё на Грейс. А-то хуй его знает. Против он будет или нет. Он начинает с вещей в шкафу, которые сгребает в полу-рваные мешки и выставляет за дверь. Дальше по списку: разгромить к хуям собачьим шкаф, стол и кровать. Он покидает комнату, заходя в ванную. Кажется, рядом с аптечкой у них хранились инструменты. И он находит нужный молоток, с которым возвращается обратно. И начинается великий погром, который прибавляет ему кучу новых ссадин, несколько заноз и синяков. — О да, блять. Комната теперь похожа на какое-то скопление недо-дров. Он только сейчас думает о том, как будет всё это выносить. — Грейс, не могла бы ты принести строительные мешки? И пока Четвёртый кричит на весь дом, выходит из комнаты, чтобы достать из мешков какие-то шорты с длинной кофтой. Совсем не обращая внимания на то, что надел, он дождался мешков и начал всё убирать. В общей сложности он уложился в пять, забитых под завязку. И он уже заебался, как чёрт. Но впереди была ещё комната Пятого. А ещё, нужно было вытащить всё это на помойку и дождаться поставки вещей, чтобы всё расставить. Вот только что ему делать с вещами Пятого? Он ведь даже примерно не представляет, как он там всё у себя хотел сделать. — Ма, а Пятый ничего не говорил про свою комнату? Снова орёт Клаус, вытаскивая мешки из комнаты. Тяжёлые, просто пиздец. Ахуенные занятия спортом, всегда бы так. В скобочках — нет. Как бывший наркоман, бухающий чаще, чем принимающий пищу, он просто пиздецки заебался. К слову, можно пойти и пообедать. — Нет, дорогой. Не говорил. — Сделаешь мне поесть? — Конечно, дорогой. И Грейс скрывается на кухне, а Клаус идёт мыть руки, чтобы пойти и наесться, как не в себя. Кажется, так есть он хотел только после секса с Пятым.       Пятый оказывается перед дверьми здания суда, глядит на часы. Ещё ждать около пятнадцати минут. И это трата времени, но в любом случае, есть о чем подумать. Пятый садится на ступеньки, принимая солнечные ванны. Утром все ещё прохладно, но солнце согревает. Но даже оно греет на так, как мысли о Клаусе. Интересно, чем он сейчас занимается? То есть, конечно, не сейчас, а в настоящем. К счастью, все это дело не касается их и никак не повлияет на ход событий, но Пятый обдумывает любые исходы. Он достаёт из кармана пачку сигарет и зажигалку, закуривает и вспоминает о том, что в своём столе он оставил тетрадь с расчетами для перемещений во времени, а так же папку из Москвы. Остаётся надеяться, что Клаус успеет выкинуть все только из своей комнаты, не добравшись до хором Пятого. Все потихоньку начинают собираться, и он встречает радостных Лютера и Эллисон, которые уверены, что выиграют дело… Ну, теперь точно должны. — Пятый! — восклицает она, улыбаясь ему. — Ты что здесь делаешь? — Пришёл посмотреть на воссоединение семьи, — Он пожимает плечами, поднимается со ступенек, обнимается с сестрой и его даже обнимает Лютер, приподнимая вверх. — Блять, ты животное, поставь меня на землю, — грубо говорит он, но Лютер слушается. — После суда, может, зайдёшь на кофе к нам? — Эллисон акцентирует внимание на кофе, зная, что Пятый от такого не отказывается. — Посмотрим. Ладно, заходите уже, я тоже скоро подойду. Они уходят, Пятый ждёт ещё недолго, пока суд откроет дело. Главная задача — дождаться бывшего сестры. Он видит паркующуюся у здания машину и высматривает мужчину за рулем. Очень похоже на того, кого показывала Эллисон. Пятый перемещается в машину прямо к нему, сразу же доставая пистолет и подставляя его к виску мужчины. — Доброе утро. Не двигайся, иначе я сразу прострелю тебе башку, — Пятый улыбается в своей привычной манере. — Кто ты, блять, такой? И как попал сюда?! — в истерике спрашивает тот, но не двигается. — Закрой рот и слушай меня внимательно, — Пятый несколько раз сильно тыкает дулом в висок. — Я знаю, зачем ты сюда приехал, ты хочешь испортить все, а точнее — жизнь Эллисон. Я даю тебе один шанс на то, чтобы ты не сделал этого, иначе я тебя убью прямо в твоей чудесной машинке. По-хорошему, друг, оставь ее и вашу дочь, они будут вместе, а ты, сука, не появишься в их жизни и будешь делать все так, как этого хочет Эллисон. А если ты решишь меня ослушаться, то я без труда найду твою задницу и не просто пристрелю тебя, а придумаю что-нибудь поинтересней, например: изобью тебя так, что от тебя живого места не останется, а потом начну снимать с тебя кожу, наслаждаясь твоими обосранными криками. Мужчина не на шутку пугается, несмотря на то, что ему угрожает на вид какой-то малец. — Ну так что скажешь? Или может для убедительности тебе что-нибудь сломать? Или ногу прострелить? — Пятый улыбается и все ещё держа пистолет у виска мужчины, открывает бардачок машины и хватает оттуда первое, что попадается под руку, а именно: какую-то ручку. Пятый, замахнувшись, втыкает ее в ногу мужчины, который сразу же начинает кричать от боли. Это нужно было сделать для убедительности слов. — Надеюсь, ты меня отлично понял? — Да, да! — истерично выкрикивает мужчина, заливаясь слезами. — Я не трону их! Только не убивай! — Вот и договорились. И не смей меня разочаровывать ещё больше, ублюдок, потому что о следующей нашей встрече ты пожалеешь больше, чем сейчас. А потом просто умрешь. Пятый улыбается напоследок, выходит из машины и машет рукой мужчине, который заводит ту и уезжает от здания суда, скорее всего, в больницу. И он бы вернулся в настоящее время прямо сейчас, но нужно убедиться в том, что все пройдёт гладко. Поэтому Пятый заходит в здание и осторожно проходит в зал, не желая, чтобы на него обращали внимание. Все и правда закончилось хорошо, дочь Эллисон теперь по закону с ней. Выходя оттуда, он дожидается своих «родственников». — Поздравляю, — с улыбкой говорит он, пожимая им руки. — Мама, а это… — малышка удивленно разглядывает Пятого. — Это твой дядя — Пятый, я тебе рассказывала про него, — с улыбкой объясняет она своей дочке. Девочка в честь знакомства тянется обняться и Пятый позволяет это сделать. — Я думаю, что мне уже пора. Рад встрече и знакомству, — он подмигивает малышке, снова обнимаясь со своей семьёй. — Твой бывший больше вас не побеспокоит, гарантирую. На этих словах, не желая объяснять все подробности, он снова разбегается и исчезает, перемещаясь во времени.       Клаус любил мамино «дорогой» и «милый». Он прекрасно понимал, что у неё нет такой вещи, как чувства или эмоции. Но что-то подсказывало ему, глубоко в душе, что она всё прекрасно понимает и чувствует. Возможно, даже не хочет следовать программе, заложенной отцом. Либо, хочет вносить какие-то свои корректировки в их, уже другую, жизнь. Она готовит макароны с тефтелями в томатах со сливками. Это самое ахуенное, что когда-либо ел Клаус. В конце она всегда добавляет сухих трав, аккуратно выкладывая шарики по спирали макарон. И она делает это так быстро, что Клаус совсем не успевает погрузиться в себя. Лишь на время прикрыть глаза, откинувшись на спинке. Интересно, сколько сейчас времени? — Приятного аппетита, милый. Ангельский голос рядом с его ухом. И звук тарелки, которую она ставит прямо перед ним. — Спасибо. Кажется, он улыбается уголками губ, с любовью смотря на неё. Она подарила им детство, даже если сама этого не понимает. — Как твои успехи? — Ты про комнату? О, супер. Я избавился от большинства дерьма и разложил это по пакетам. — Давай пока ты ешь, я помогу тебе? — Да, наверное, ты права. Спасибо, ма. Так будет быстрее и удобнее. Было бы здорово, если бы ты их выкинула. Те пакеты, что дала мне. Они у комнаты. Ангел. Улыбается так, словно он — весь её мир. И молча уходит. Клаус приступает за свой обед, мысленно думая о том, как там сейчас дела у Пятого. Всё ли он уже сделал? Только ли начал? Четвёртый справляется с обедом быстро, как и предполагал. Аппетит действительно разыгрался не на шутку. Ещё и цветные пятна, периодически всплывающие перед глазами. Всё последствия его беспросветного алкоголизма и избавления от наркотиков. Несмотря на то, что из-за отсутствия самого главного наркотика он сейчас не может нормально дышать. Клаус, как и всегда, убирает посуду в раковину и уходит. Уже поднявшись наверх, он отмечает отсутствие пакетов. Интересно, Грейс их все на себе сразу тащила? Либо лениво волокла по земле за собой? Она отличалась достаточной силой, правда, какой именно был её предел — не знал никто. Да и в принципе — зачем? Четвёртый заходит в комнату, вытаскивая из пачки сигарету и нехотя подкуривает её. Словно целая жизнь успевает пройти за это время. Он докуривает до конца, когда чудом не роняет её, видя перед собой тот самый силуэт. — Привет. Его низкий и мягкий, словно сам бархат, голос. Он словно не слышал его целую вечность. Клаус не помнит, как и обо что тушит сигарету, он даже не помнит того, как сильно трясутся его руки. — Привет, Дэйв. Клаус подползает к нему на стёртых коленях, которые трутся об этот искусственный ковёр под ним. — Я смотрю, у тебя всё хорошо. Дэйв улыбается. «Почему, блять, вы все так улыбаетесь. Так, что моё сердце обливается кровью, собираясь остановиться в любую секунду.». — Я… Голос Четвёртого дрожит. Он словно не говорит, а шепчет, как при ангине. — Я хотел с тобой поговорить… «Перестань, блять, трястись. Какого хуя. Хватит.». Теперь не только руки, но и всего Клауса трясёт так, словно у него температура под сорок и нереальный озноб. Дэйв вытягивает к нему руки и опускает их, словно что-то вспоминая. — Всё хорошо, Клаус. Я рад, что ты счастлив. Глаза Четвёртого на мокром месте. Почему в груди так больно. «Он говорит правду, или ему больно видеть всё это? Конечно, блять, больно. Ебаная ты мудила. Ты так быстро решил о нём забыть, да? Того, кого полюбил впервые так по-настоящему. Чисто и светло. Посмотри ему, блять, в глаза. ПОСМОТРИ.». И он не может. Он опускает голову, начиная навзрыд реветь. Закрывает руками лицо, ударяя со всей силы себя по ноге. За что он так поступил с ним? Разве Дэйв сделал ему плохо? Как он мог посметь быть счастливым, когда он там, такой, блять, мёртвый и недосягаемый. — Ты ебаное чмо, Клаус. Конченный мудак и пидарас. И тебе нет места в этой ёбаной жизни. Ты не достоин того, чтобы занимать чьё-то место. Четвёртый хватает себя за руки, выкручивает их, сжимает, щипает. Он с силой бьёт головой об пол и остаётся скрученным в клубок. Продолжает плакать, уже беззвучно, словно слёзы просто вытекают из его глаз. Четвёртый смотрит на свои тонкие бледные ноги и не понимает, почему он достоин жизни, а Дэйва больше нет. В пизду этот ремонт. К чёрту это всё. Он не может быть с Пятым. Не достоин. Не заслужил.       Пятый перемещается в настоящее время и убеждается в этом, когда появляется на заднем дворе и видит, как Грейс тащит большие мешки с мусором. Видимо, Клаус действительно взялся за ремонт. — Пятый, ты вернулся, — женщина останавливается и улыбается одному из своих сыновей. — Ну да. Ты помогаешь Клаусу с ремонтом? — он кивает, указывая взглядом на мешки. — Ну конечно, как я могу не помочь своим дорогим мальчикам? — с неким удивлением спрашивает она, будто бы выставляя Пятого каким-то глупым мальчиком. И его всегда это напрягало. — Как Клаус, все хорошо? — Пятый достаёт пачку сигарет, закуривая одну. — Думаю, что да. Он выглядит устало, но он сейчас, должно быть, все ещё ест или уже доел… Мне позвать его? — Нет, я сам найду его. — Как дела у Лютера и Эллисон? — с заинтересованностью спрашивает она. — Теперь все точно отлично. Ее дочь теперь с ней. Забавная девочка, тебе бы понравилось возиться с ней. — Я очень рада за них! И была бы рада знакомству с малышкой. Пятый почему-то решает докурить на улице, а когда заходит в дом, приятно удивляется тому, что Клауса не видно даже за барной стойкой. Неужели он до сих пор не притронулся к бутылке? Удивительно, как человека меняют настоящие дела. Так как кухня находится на первом этаже, он решает заглянуть туда, но там пусто. Здесь все ещё пахнет едой, которая ещё не успела остыть. И Пятый с радостью бы поел прямо сейчас, так как после завтрака он не чувствовал себя сытым, но нужно найти Клауса. Решая не терять времени, Пятый перемещается в свою комнату. Здесь все по-старому и ничего не тронуто, он заглядывает в выдвижную полочку стола, убеждаясь, что тетрадка, папка — все на месте и наверняка не тронуто. Пятый отдаленно слышит всхлипы и его сердце вздрагивает. Он стоит на месте несколько секунд, боясь узнать о том, что произошло и почему Клаус плачет. Быстрым шагом он выходит из комнаты и направляется к нему. Абсолютно пустая комната, в которой остался один лишь ковёр, посреди которого лежит Клаус. Его Клаус… Такой беззащитный, усталый, расстроенный. — Эй… — Пятый подходит к нему и сразу же падает на колени перед ним, наклоняется, чтобы поцеловать в висок. — Что такое, почему ты плачешь? — Пятый выпрямляется, поглаживает по голове Четвертого, а затем смахивает с его щёк слезы. — Давай успокаивайся и расскажи мне, в чем дело. Пока Клаус собирается с мыслями, Пятый чувствует себя очень растерянно. Впервые за долгое время он не знает, что делать. Но нужно во всем разобраться, определенно. Он решает хоть как-то поддержать своего любимого человека, поэтому выдаёт первое, что приходит в голову. — Я уже успел по тебе соскучиться, хотя прошло всего полдня. Он не знает, зачем говорит об этом, потому что чувствует, что дело не в том, что Клаус тоже успел сильно соскучиться и так переживать за Пятого. Это не те слезы.       В голове пустота, перебиваемая тем, что нужно прекратить это. Нельзя. Непозволительная роскошь быть с ним рядом. Поигрались и хватит, да, Клаус? Ты дал ему возможность подняться, найти смысл и всё такое, да? Кому ты, блять, пиздишь? Ты ебаная обуза для Пятого. Мерзкий прыщ, который гноится и не исчезает, даже если его выдавить. Сдохни нахуй, Клаус. Ты позволил Дэйву погибнуть. Его смерть на твоих руках. А сейчас, так просто отдаёшь своё сердце другому? Дохуя светлые чувства, любовь, да? Давай, попизди мне тут. Жалкий кусок дерьма. Ты позоришь Пятого, мажешь его грязью и оскверняешь, как это только возможно. И сердце продолжает разрываться сильнее, когда он начинает вытирать слёзы с лица, нежно целует в висок. Блядский Пятый. Хватит. Ты делаешь только хуже. И он понимает, что нет другого способа сказать ему, как оборвать всё, что у них есть. Поэтому просто медленно втягивает воздух носом и улыбается. Он поднимает голову, недоуменно смотря на Пятого. Всё с такой же растянутой на лице улыбкой. «Знал бы ты, как я по тебе скучал.». — Я плачу потому, что в рот ебал все, что ты делаешь. Ахуенно ты придумал, конечно. Всю эту историю с очищением от наркотиков и прочим дерьмом. Сердце щемит и тянет сосуд, пережимающий поток поступающей крови. — Я заебался тебя терпеть. Все твои ебланские улыбочки и ужимки. Хах. Ты действительно думал о том, что я люблю тебя? Блять. Как же это смешно и убого. Скажи мне, что это не так. Он заливается смехом. Держись, Клаус. Только не начни реветь, как не в себе. ДЕРЖИСЬ. Четвёртый стискивает зубы, продолжая скалиться. — Хватит разыгрывать это дешёвое шоу. Цирк уродов, блять. Иди на хуй из моей жизни. Со своими уебанскими правилами и принципами. Найди себе дурачка по твоему уровню. Клаус ударяет его по руке, которой он совсем недавно стирал слёзы с его лица. — И не трогай меня, блять, больше никогда. Если бы сердце Клауса было посудой, то сейчас было бы разбито на миллион ебаных осколков. «Прости меня, Пятый. Прости.». Всё такая же наигранная улыбка. Дешёвая. Идиотская. «Уйди, я прошу тебя. Исчезни.». Он мысленно ненавидит себя. Нет, ненависть, далеко не то слово, которым можно обозначить ЭТО. Он был бы рад сейчас отдать свою жизнь за того, кто сидит рядом. «Ты моё всё. Прости. Я так не могу… Прости…». Четвёртый встаёт на ноги, стараясь сдерживать свою дрожь. Он подходит к окну, распахивая его настежь. «Я люблю тебя.». — Уходи.       Пятый наотрез отказывается верить в то, что слышит. Он теряется из-за непонимания того, что происходит. Что случилось, что Клаус говорит такое?.. Такого не может быть, ведь когда они прощались, тот грустил и переживал за Пятого, не скрывая этого. — Что ты, блять, несешь? — хмуря брови, спрашивает он. Растерянность быстро сменяется на злость, как только Клаус поднимается с зареванного ковра, на котором видны следы от слез. — Лучше бы ты просто молча продолжал реветь, как маленькая сучка, — он подходит к Клаусу, который стоит у окна спиной, хватает его за ворот кофты и резким движением наклоняет назад, заставляя высовываться из окна. — Значит, это все была твоя ебаная наркоманская игра?! Я хотел как лучше для тебя, для нас! А ты, блять, решил все испортить?! — он трясет Клауса за ворот, наклоняя его ниже, но понимает, что от этого нет никакого толка, ведь ему не страшно и он даже не сопротивляется. Пятый резко притягивает Клауса к себе, но сам отходит, заставляя того упасть на коленки. Он все еще не понимает, что могло произойти, если Четвертый так кардинально поменял свое мнение. Пятый бы мог вернуться в прошлое, чтобы не сидеть на суде и вернуться к Клаусу раньше, но сейчас он не видел смысла в этом. Клаус наговорил столько дерьма, разобраться в котором очень сложно. Он злится не только на своего до невозможности усталого брата, но еще и на себя. Он совсем не знает, что делать и как поступить правильней, поэтому просто поддается эмоциям. Пятый вспоминает про то, что при нем — небольшой револьвер, который он достает из кармана штанов и направляет на Клауса. — Если ты, блять, прямо сейчас не скажешь, что за хуйня здесь происходит, я выстрелю в тебя без колебаний, — он утыкается дулом револьвера в кучерявую голову, но буквально сразу же убирает его, понимая, что угрожать любимому человеку, который разбил сердце — хуевая идея. Но Пятый не может уйти без действий, поэтому ударяет Клауса с ноги в живот и делает это еще раз, пока тот не падает обратно на ковер. Еще один удар с ноги, который приходится на лицо, заставляя пойти кровь из носа. Клаус сейчас похож на тряпичную куклу, с которой можно сделать все, что угодно. И Пятому это не нравится, поэтому он понимает, что продолжать бить его — бессмысленно. — Делай что хочешь, а я съебусь отсюда, как ты и просил. Пятый быстро выходит из комнаты Клауса, заходя в свою. Все, что он берет с собой — это тетрадку из стола и папку, а затем, когда выходит и проходит мимо Клауса, салютует ему двумя пальцами от виска, после чего исчезает. Он не знал, куда ему пойти, но нужно было успокоиться, а самая лучшая идея — отправиться к Ване, что он и делает.