лав из

— Ну бля, — изрекает Антон, выходя из класса. В большое окно в коридоре видно школьный двор, хотя «видно», конечно, громко сказано: очертания детской площадки и футбольного поля размыты стеной проливного дождя. Звонок только что прозвенел, и школьники, вооружившись зонтиками, группками высыпаются на улицу, спешат разойтись по домам — и только Антон грустно замер у подоконника. — Ты чего? — спрашивает Арсений, задержавшийся у англичанки, чтобы в очередной раз вынести ей мозг по поводу своего эссе. — Я думал, ты пока в гардеробе куртки возьмёшь. — Да блин, — вздыхает Антон, — у меня кроссовки белые. Новые, только позавчера купили. — А сменка? — Кто носит сменку в мае, ты че? Арсений пожимает плечами с таким выражением лица, что становится ясно: он, вот, носит. Антон усмехается. — Я подожду, наверное, — тоскливо говорит Шастун. — Ты иди. Арсений немного молчит, раздумывая: с одной стороны, дома его ждут родители, вкусная еда, мороженое, кошка Графиня и не дочитанная книга, из-за интриги в конце которой Арс мучился весь день. С другой стороны — Антон. Ну, выбор очевиден. — На кого я тебя здесь оставлю, — улыбается Арсений. — Пойдём только в кабинет физики, там парты шире — валяться удобнее. Через пару минут Арсений лежит у окна, пялясь в серое небо и слушая, как капли дождя тарабанят по стеклу и асфальту — они открыли форточку, и сквозняк остужает голову, а мысли наконец замедляются. Антон лежит на соседней парте среднего ряда и иногда сталкивается с его ногами своими, смотрит что-то на ютубе. Арсений отвлечённо думает, что мог бы лежать так всю жизнь — спокойно и тихо. Слышится звук блокировки телефона, Антон трёт глаза, зевая, и зовёт, хрипя на гласной: — Арс? Попов мычит в ответ, не способный на вразумительную речь. Ему хочется просто лежать и не двигаться, но Антон, очевидно, так не умеет. Садится — взъерошенный, уставший, весь не выспавшийся. Арсений не контролирует улыбку. — Ты правда можешь идти, если хочешь. Ты же не виноват, что я долбоёб. Арсений закатывает глаза, вздыхая, и прикрывает веки. — Никуда я не пойду. Мне хорошо. Отстань. — Ну ладно, — тихо отзывается Антон, и, судя по звукам — вернее, по их отсутствию, — так и остаётся сидеть. Он ещё пару раз задевает голени Арсения носками своих чистых белых кроссовок — Арс даже не дёргается. Антон поднимается, роняя телефон из кармана, тихо чертыхается и подходит к окну. Стоит там до тех пор, пока Арсений чуть не проваливается в сон, и ест сникерс. Арс чувствует себя настолько расслабленным, что скоро сольётся с поверхностью парты. Сладкий запах батончика усиливается, когда Антон подходит, но Арсений так и не открывает глаза — играет в игру. Шастун, видно, тоже во что-то играет, раз садится за парту, на которой лежит Арсений, и ставит локти на свободное место — Попов чувствует его руки правым плечом и боком. Отлично, теперь они воссоздают «Спящую красавицу». — Если я сделаю кое-что тупое, ты можешь пообещать мне, что не перестанешь со мной общаться? Судя по голосу, Антон очень близко, и Арсений чувствует что-то непонятное в груди и щекотное — под коленками. Хочется посмотреть на Шаста, но Арс упрямый, он держится. — Ты каждый день делаешь что-то тупое, но вот он я. Антон сопит, вечно болеющий, и убирает руки со стола. Арсений слышит, как поскрипывают ножки стула, пока он ёрзает. Сам он лежит недвижно и дышит спокойно, словно пациент под наркозом. Какой-то частью своего сознания он даже понимает, что произойдёт дальше, и от этого под коленками становится ещё более щекотно, а в груди, оказывается, ёкает сердце. — Такого тупого я ещё не делал. Арсений даже не напрягается, когда кожей чувствует чужое дыхание, а потом Шастун наклоняется ещё на пару сантиметров ниже и быстро, не давая себе времени одуматься, целует его. За несколько мгновений Антон успевает мысленно написать завещание, поставить свечку за упокой их с Арсением дружбы, подготовиться к удару по лицу, придумать двадцать восемь оправданий и решить, что переведётся в школу поближе к дому и больше никогда не покинет свой район. Арсений успевает только подумать «ого» и приоткрыть губы. Антон на вкус как сникерс. Глаз Арсений так и не открывает, немного подаётся вверх, прихватывая чужую нижнюю губу; Антон отдаёт богу — дьяволу — душу. — Вот теперь точно «Спящая красавица», — бормочет Арсений, и Антон разгибается, откидываясь на спинку стула. Сердце гулко стучит за рёбрами, и он смотрит на Арса, невозмутимо открывающего глаза. Хочется то ли убежать, то ли поцеловать ещё — хорошо, что Арсений всё решает за него. С парты на соседний стул он почти что стекает, и больше ни слова не произносит, только глядит красноречиво Антону в глаза и сразу на губы. Чуть приподнимает подбородок, приближаясь, и Шастун, решив не быть глупым и не игнорировать настолько очевидные намёки, целует снова — в этот раз куда увереннее, так, что у Арсения слабеют ноги. Хорошо, что сидят. В пасмурном полумраке кабинета Антон кладёт Арсению руку на щеку и слышит, как где-то вдалеке грохочет гроза. Арс дёргается, отстраняясь, и смотрит в окно. Антон вспоминает, что Арсений боится гроз — они когда-то говорили о дурацких фобиях, и Попов заявил, что эту контролировать не может. Он знает, что в двадцать первом веке бояться гроз как минимум тупо, но боится вопреки здравому смыслу — всё внутри сжимается от страха, когда он слышит гром. Антон над ним не смеётся, у него ведь внутри тоже всё сжимается, пусть и по другой причине. Шастун осторожно кладёт ладонь на чужую руку, и Арс наконец отрывается от окна. — Только не цитируй котёнка по имени Гав, — выдыхает он. — И не думал. Но бояться всё же лучше вместе. Он поднимается, чтобы закрыть форточку, и без шума улицы Арсению кажется, что он оглох. Тёмные тучи клубятся над школой, и Антон, садясь обратно, говорит: — Не смотри туда. — Мы здесь застряли, — меланхолично говорит Арсений. — Что будем делать? — Ну, — Антон вдруг улыбается немного неуверенно. — Что-нибудь точно придумаем. Арсений притягивает его к себе сам и перестаёт вздрагивать из-за каждого раската грома уже через несколько минут. Целуя его, Антон отстранённо думает, что надеть белые кроссы, не проверив прогноз погоды, было его лучшим решением за всю жизнь. * — Твои родители, наверное, уже пошли в полицию. — Я успел им написать, пока телефон не сдох. Они шагают по ещё не до конца высохшему асфальту, и Антону приходится смотреть под ноги чаще, чем на Арсения — какая досада. Двадцать восьмой автобус приезжает слишком скоро. Антон не придумал, что сказать, и не знает, нужно ли вообще говорить. Он понятия не имеет, как теперь прощаться с Арсением. — Слишком громко думаешь, — коротко смеётся Арс. — До завтра, Антон. Береги кроссы. Шаст растягивает губы в улыбке и машет Арсению рукой, когда тот заходит в автобус. Остановка пустеет, и он суёт продрогшие пальцы в карманы, усмехаясь, когда в наушниках начинает играть уже успевшая заебать всех на свете песня. С Арсением может ничего не получиться, он может предпочесть всё забыть, а завтра же сделать вид, что ничего и не было, но Антон, кажется, готов ждать, сколько нужно. Тревога отступает: несмотря ни на что, Арсений в первую очередь остаётся его другом, а со всем остальным они как-нибудь разберутся. Да ладно, думает Антон. Я словлю. …это бояться вместе.