Переворачивая страницы

У них двоих всегда были и есть общие фишки — и это в какой-то момент стало слишком дорогим и важным сердцу — Антон даже не заметил, как начал потихоньку привязываться, становиться большим, чем просто «лучшие друзья», какими они никогда не были. Арсений для Антона всегда был чем-то недосягаемым, и впервые он задумался об этом одним августовским днем, когда тот начал рассуждать об изменениях, происходящих у них в жизнях. Они шли по парку, то и дело случайно соприкасаясь пальцами. Антон очень хотел, чтобы Арсений взял его за руку. Но Арсений выглядел как человек, полностью находящийся в своих мыслях, и Антон не хотел его отвлекать — только послушно шагал рядом и насвистывал — совершенно не умея свистеть — какую-то мелодию, услышанную непонятно где. Шею пекло августовское солнце — оно беспощадными касаниями обжигало открытую кожу, заставляло постоянно дотрагиваться до больного места и расчесывать его до красных пятен. Арсений не замечал этого ровно до того момента, пока Антон не остановился и не начал усиленно тереть шею. Между ними — шагов десять, а еще старая лавочка. Арсений остановился тоже. Антон сразу же догнал его и чуть дотронулся до плеча — мол, вот, я тут, но Арсений лишь хмуро проследил за движением его ладони и посмотрел на наливающееся кровью пятно на шее — будто большой комар укусил. — У тебя тут… — начал Арсений и буквально на долю секунды коснулся холодным пальцем шеи Антона. Тот вздрогнул и невольно сделал шаг назад — от Арсения. — У тебя ожог. Надо обработать. — Нормально все, — выдавил из себя Антон и улыбнулся. Почему-то поведение Арсения сегодня его напрягало. — Ты о чем задумался? Арсений вновь свел брови к переносице и вздохнул — слишком громко для человека, ни о чем не беспокоющегося. Антон поджал губы и обвел взглядом место, где они остановились — обычная тропинка в парке, ведущая на набережную. До нее — минут десять, и Антон уже представил, как его щиколоток коснется прохладная вода, как она на мгновение вынесет всякий мусор из головы. Между ними повисло молчание. У Антона пронеслась мысль, что у них такое впервые — до этого нелепую тишину всегда наполнял громкий и порой из пустоты взявшийся смех. — Да вот. Понял, что другие мы какие-то уже, — выдохнул Арсений спустя минуту, а потом расслабил плечи — от этого буквально вся тяжесть в воздухе исчезла. — Вроде так же все, а вроде… внутри что-то. — Внутри? Антон не смог выдавить из себя больше. — Да. Арсений тоже. Они пошли к набережной как ни в чем не бывало: Арсений негласно закрыл эту тему, а Антон лишь молча поддался его желанию поговорить о чем-нибудь другом — например, о марвеловском комиксе, который Арсений очень хотел себе купить. Антон сделал мысленную пометку. Сейчас же за окном идет дождь — с каждой секундой он набирает силу, становится все более тяжелым, разбивающим. Антон лежит на кровати и смотрит в окно, стекла которого полностью были в дождевых разводах. Его мысли — быстрые, непостоянные — разбегаются со скоростью падающих капель дождя на улице. Он думает о словах Арсения уже вторую неделю и все еще не может понять, что тот имел в виду под «внутри что-то». Что — внутри? Что он подразумевал под этим? Антон боится спросить — ему кажется, что Арсений будет злиться или расстроится, а этого ему не хотелось совсем. Стены комнаты зеленые — это, вроде как, должно успокаивать, но Антон только чувствует накатывающее раскатами грома раздражение. Фигня какая-то, — думает он и переворачивается на другой бок, обратно к окну. По коже проходится озноб — от острых плеч до низа спины. Антон сглатывает и устремляет потерянный взгляд в потолок — он не знал, стоит ли с этим что-нибудь делать. Стоит ли оставлять, как есть. Оставить их странные переглядки — цепляющие, какие-то более… настоящие, что ли. Оставить их нередкие соприкосновения кожа к коже — когда вроде случайно, а вроде и намеренно. Антон этого не понимает — он только догадывается. Оставить и пустить все на самотек. Будь что будет, — так говорил Арсений несколько месяцев назад, когда они сдавали переводные экзамены. Может, так лучше? Антон дергается от мурашек, волнами прошедшихся по шее, когда вспоминает первый раз, когда они взялись за руки, — так наивно, искренне, хватаясь друг за друга без причины, просто чтобы… было. Так ведь? Его сердце волнуется — это невозможно не заметить. Антон бы списал это на свою особенно эмоциональную натуру, но это ведь явно по другой причине — чему-то более глубокому, чему-то, что не имеет названия. Или Антон успешно избегает очевидного. Взгляд натыкается на браслет — обычный самый, но важный Антону, потому что его отдал ему Арсений несколько недель назад. Ниточка — тонкая, немного расползающая — с несколькими металлическими шариками, которые иногда сдавливали кожу, отчего-то стала значить для Антона так много, что он даже удивился мысли: а разве могло быть иначе? Нет, наверно. Не могло. Зеленый цвет продолжает резать глаза, хотя в комнате мрачно и серо — густые тучи на небе не пропускают ни одного лучика солнца. Антон любит дождь, буквально каждую каплю, даже если порой они пытаются пробить его окно, даже если порой кажется, что он будет длиться вечно. Телефон, лежащий на полке, вдруг вибрирует. Антон приподнимается и нашаривает его рукой, чтобы потом невольно улыбнуться от увиденного. «Идея: идем завтра в поле, ты меня фоткаешь, а потом мы будем валяться в траве» Арсений. Улыбка плавным движением появляется на губах. Дождь становится тише.

x

— Я тоже дождь люблю. Антон заинтересованно вытягивает шею. Арсений кидает на него взгляд и улыбается — без тяжести, легко. — Да? — Да. Очень. На его лице застывает улыбка, и Антон не понимает, она искренняя или натянутая. Очень хотелось верить в первое, но сквозившая в голосе Арсения печаль говорит совершенно об обратном. Арсений проводит рукой по лбу, а затем поворачивает голову и смотрит Антону в глаза. Тот сразу опускает взгляд. Он никогда не мог его выдерживать. Как, в принципе, и все остальное, что имело хоть какое-то отношение к Арсению. Их пальцы вновь слегка-слегка соприкасаются. Антон по-дурацки надеется, что Арсений возьмет его за руку — крепко сожмет и, может, переплетет их пальцы. Сам он на это не способен — слишком дурачок. Арсений, наверно, считает его трусом. — Прости, — неловко произносит Антон, когда случайно задевает обувью ногу Арсения. Тот хмуро смотрит на него. — Может, ты перестанешь уже извиняться? — услышав это, Антон прикусывает щеку изнутри и затихает. Над головой шелестят листья ясеня. — Не дуйся. Его щелкают по носу. Через мгновение Арсений оказывается перед ним: садится на коленки, свои ладони кладет на щиколотки Антона и слегка ведет вверх — к голени. Антон с удивлением смотрит на его… манипуляции и отмечает, что внутри от этого что-то екает. И немного — совсем чуть-чуть — тянет. У Антона вновь волнуется сердце. Он не может и слова произнести — только смотрит, как пальцы Арсения рисуют изгибистые линии. Только чувствует, как сердце громко-громко стучит в груди. Антон совершенно не умеет на это реагировать; ему становится неловко вдвойне: то ли от мурашек, выступивших на коже, то ли от сбившегося дыхания, порывами срывающегося с губ. — Чувствуешь? Арсений поднимает на него взгляд. Антон смотрит в его глаза и пытается понять, что от него хотят услышать. Чувствует ли он? Конечно. Слишком много. Даже пугает, сколько он чувствует. — Да. Внутри что-то. Они замолкают. Арсений обхватывает ладонью колено Антона и замирает. Прямо вот так — на коленках, с испытующим взглядом. Над головой все еще шелестят от ветра листья ясеня, Антон пытается полностью сосредоточиться на нем — на этом тихом и успокаивающем звуке, благодаря которому, кажется, перестает волноваться сердце. Арсений медленно поднимается на ноги и уходит на несколько метров вперед. Бросает: «Дай мне минуту», и Антон только видит, как его силуэт прячется где-то в тени. И в этот момент он начинает дышать — с новой силой. Вдруг осознавая, что только что было. Арсений не возвращается через минуту, но приходит через три — так же садится напротив и прячет лицо в ладонях. — Не знаю, что за хрень происходит. У нас, — глухо говорит он, а потом со вздохом поднимает взгляд. — Ты знаешь? Антон качает головой. Как бы он хотел знать. Зеленые листья ясеня продолжают напевать тихую мелодию. Антон бы очень хотел знать.