Переворачивая страницы

В зале кинотеатра темно. Антон чешет щеку плечом и кидает быстрый взгляд на лицо Арсения: скользит им по небольшому лбу, чуть зацепляет ресницы, трепещущие от частого моргания, кончик носа и останавливается на языке, по-быстрому облизывающему губы и юркающему обратно в рот. Антон хмурится и пытается понять, что у него внутри. Тихо. Странно немного, но вроде… тихо. Эта тишина облепляет изнутри сердце. Сливается с ним в одно — и это очень похоже на смешанные в палитре краски. Антон проводит ладонью по лбу и откидывается затылком на кресло. Он не может усидеть на месте: трясет ногой, трогает волосы, разминает пальцами плечи. Арсений реагирует на это одним лишь взглядом — настолько быстрым, что Антону кажется, что его и вовсе не было. В темноте на Арсения легче смотреть — Антон знает, что, если он скосит взгляд чуть левее, его не заметят, а в другом случае сделают вид, что не заметили. Арсений никогда не тратил время попусту — даже смотрел всегда пристально, прямо. Антон был полной противоположностью — его взгляды касались Арсения с аккуратностью, невольно изучая каждый раз. Арсений же впивался глазами как в последний — аж изнутри пронзал наточенным до бритвенной остроты взглядом. Антон все еще не умеет выдерживать этот взгляд — его хватает на несколько секунд, на несколько застывших между стрелками часов льдин. Потому что Арсений просто смотрит в глаза — и мир вокруг замирает на несколько затягивающих мгновений. — Живой? Арсений склоняет к нему голову, и Антон не сдерживает себя от долгого взгляда в ответ. Их плечи соприкасаются, у Антона чуть-чуть задирается футболка — вздрогнув, он вжимает пальцы в куртку, лежащую на коленях. Вещи в гардероб они не сдают принципиально… или из-за лени. — Да, — выдыхает Антон и видит, как улыбается от его слов Арсений. Легко так, без заминки. — Живой. — Сидишь как трупак, — шепчет Арсений. Антон выдавливает из себя кислую улыбку в ответ и хмурится. Его вновь щелкают по носу. — Кого похоронил опять? — Да никого, — бурчит Антон и отодвигается. Арсений тихо смеется и слегка касается его плеча своей рукой. Сжимает настолько крепко, что у Антона невольно вырывается обрывистый выдох изо рта. Они замолкают минут на сорок — фильм полностью отвлекает их. Антон даже забывает, о чем переживал, и лишь изредка смотрит на профиль Арсения — на очень красивый профиль Арсения. А потом все ломается. Антон просто разминает ногу, поэтому он внезапно сталкивается коленом с коленом Арсения. Застывает. Отодвигаться не хочется совершенно — Антон сидит как цепями прикованный. Арсений поворачивает голову, дышит размеренно, спокойно, Антону кажется, что он слышит буквально каждый вдох и выдох. Они смотрят на друг друга пару секунд — прямо, в глаза. Сталкиваются взглядами и смотрят так, будто никого нет. Или Антон сам создал себе сказку в голове — он не помнит. Он ощущает себя бесполезно барахтающимся в воде жуком. Маленьким беспомощным жуком. Антон не может перестать думать о том, чтобы взять Арсения за руку. Это кажется ему чем-то особенно… интимным — здесь, в темном зале кинотеатра, где каждое чувство приобретает особенную окраску, более тихую и спокойную. Арсений привлекает чем-то на внутреннем уровне, и Антон не может этому противиться — тянет тут, и все. Антон кладет ладонь на колено и надеется создать впечатление человека, который совершенно свободен и уверен в своих действиях, что полная чушь — на деле, Антон готов под землю от неловкости провалиться, хотя Арсений, кажется, чувствует себя спокойно. — Тебе плохо? — со слышимой в голосе смешинкой произносит Арсений. У Антона внутри что-то со свистом падает вниз. — Тебе чего-то не хватает? Антон бы сказал, что ему не хватает — касаний, слов, тебя, — но на деле лишь качает головой и отводит взгляд обратно на экран. Арсений сразу же отворачивается, выдыхая с каким-то безразличием. Антон не знает, как распознал в этом равнодушие, но что есть, то есть. Он поджимает губы и понимает, что в груди поселяется обида — глупая и ненужная. Он вновь постукивает пальцами по коленке. А затем у Антона в сердце рассеивается оно. Потому что Арсений внезапно накрывает его руку своей и сжимает. Большим пальцем успокаивающе поглаживает по ребру ладони, вновь зажимает в крепких тисках. Антон слышит его дыхание, чувствует, как что-то непонятное захлестывает его изнутри, и теряется. От нахлынувших эмоций, остро цепляющих нервные окончания, он прикрывает глаза и перестает дышать. Антон смелеет — кидает настороженный взгляд на смотрящего фильм Арсения и переворачивает его ладонь, чтобы переплести пальцы. Застывает. Дыхание Арсения сбивается где-то через две минуты. Антон отпускает его руку — подмечает, что ладонь Арсений никуда не убирает, — а затем ведет пальцами чуть ниже — к запястью, осторожно, изучая, гладит едва выпирающую косточку, потом — к предплечью, тянется подушечками, обводит родинки. Слух невольно старается выхватить что-то, от чего станет хорошо. Арсений не пытается даже смотреть на него, в то время как Антон успел испепелить его щеку до кровоточащей дыры. Мысленно. Арсений, возможно, тоже. Они молчат — тут, кажется, не нужны слова. Рука под пальцами дергается, Антон успевает испугаться, что сделал что-то не так, что все — пиши пропало, но Арсений всего лишь хватает его ладонь в свою и замирает так. Со сбившимся дыханием, едва-едва трепещущими ресницами. Антон прикусывает нижнюю губу, чтобы сдержать рвущуюся на лицо улыбку. Ему хочется кричать о своем счастье каждому в лицо, но он только зажмуривается, ощущая особый трепет внутри, и прячется на плече у Арсения. Тот сжимает его ладонь. Если бы сейчас Арсений снова спросил, живой ли Антон, он бы не смог ответить наверняка.

x

— Антон. Антону нравится, как Арсений произносит его имя. Мелодично как-то, затихая на последних буквах. Это мгновение не вяжется с образом уверенного и решительного Арсения — это ломает всю картинку в голове полностью, потому что выбивается за пределы… привычного. Иногда он делает вещи, которым Антон не может найти объяснения. Касается его колена, когда они сидят на уроках, цепляется пальцами за ладонь Антона и переплетает с ним пальцы, смотрит вот так — слишком сильно, — останавливая течение времени вокруг. В этот момент все мысли вылетают из головы и существует только Арсений. Его пальцы, поглаживающие кожу. Губы, изогнутые в едва заметной улыбке — или в подобии на нее. Он сам — такой огромный для маленького мира Антона. С каждым днем в Антоне что-то все больше и больше ломается, он уже не узнает себя. Вся эта ситуация напоминает зыбучий песок, в который его затягивает с новой силой каждую следующую минуту. Антон не знает, к чему они придут в итоге — может, это закончится так же неожиданно, как и началось, но Антон предпочитает не учитывать этот вариант. А может… может, что-то стукнет. В голову. В сердце. — Что? — Скажи что-нибудь. Арсений не улыбается — смотрит слишком серьезно, слишком цепко. Антон запинается на какой-то мысли и отводит взгляд в сторону; слова вертятся на языке, но ни одно не становится нужным, требующим того, чтобы быть произнесенным. — Что мне сказать? Антон смотрит, как Арсений жует губы. Растерян. — Что бы ты сделал, если бы знал, что тебя никто не осудит за это? Арсений знает, куда бить, несмотря на растерянность, волнами исходящую от него. Арсений знает, на какие точки давить — это чувствуется по чуть сжатым губам, сдерживающим улыбку, и по странному взгляду исподлобья. Он действительно спросил это! У Антона в голове угнетающая сердце тишина — такая, какую обычно боятся люди. Он выдыхает: — Я бы… — и что дальше?.. Водоворотом кружатся мысли, и ухватиться не получается ни за одну. — Блин, Арс, я не знаю. У меня какой-то кавардак внутри. Голубые глаза вглядываются в его собственные, лезут прямо на самое дно, достают оттуда цепляющим движением — Антон не верит, что внутри все переворачивается только от одного взгляда Арсения. Это что-то… нереальное. Он не верит, не верит. Он боится поверить в то, что делает с ним Арсений. Что-то странное, выворачивающее, хватающее прямо за сердце — так сильно, что низ живота захлестывает призрачными ветрами. И это… невероятно. Антон не может совладать с этим — тем, что штормом скручивается где-то под ребрами, что не дает дышать от одной только мысли о нем. — Ладно, — тянет Арсений и делает шаг вперед. К Антону. Тот невольно поджимает колени под себя — благо, парта позволяет это сделать. — Чехов как-то сказал, что, чтобы узнать, что вы чувствуете к человеку, нужно закрыть глаза и представить, что его нет. Что его нет совсем — просто не существует… Слишком близко. Вот же. У Антона сразу же сердце падает под ребра, разбиваясь там на острые и испачканные в собственной крови осколки. Ему будто лезвием по коже провели, иначе эту физическую боль от одной только мысли не описать. Кажется, будто теряется сразу все — и краски мира, и люди вокруг. Он сам. Если бы Антон мог описать это холодное чувство, разрывающее грудь остроконечными колами, он бы сказал, что это очень и очень больно. Ему бы открыть глаза, хоть на секунду, хоть на момент — и увидеть его. Живого, настоящего, нужного. Черт возьми. Такого нужного. — …человека нет. И я, представляя, что тебя нет, — шепотом, в пустом кабинете это звучало как крик, — понимаю, что меня просто выключают. Кто-то. Я не знаю, что это, но… меня сразу отрубает — будто я от тебя завишу, — Арсений прикрывает глаза и осторожно кладет ладони на колени Антона. Чуть сжимает. — Но я ведь не завишу. Это безумие иначе. Антон хочет обнять его. Почувствовать под пальцами мягкую, чуть шероховатую кожу, услышать тихое сердцебиение, вспомнить: все нормально. И это «все нормально» сталкивается с осознанием: ты только что понял, что сидит внутри. Что-то с хрустом надламывается. И падает-падает-падает, пока Арсений просто смотрит. Антон хочет обнять его. Уткнуться носом в чужую шею. Может, чуть коснуться темных волос на затылке, а может, вовсе провести пальцами по его макушке, чуть пропуская пряди. Обнять его крепко, напомнить, что они оба — здесь. Что… они существуют тут. В комнате, в этом городе. Друг у друга. Арсений не зависит. Конечно, не зависит. Антон бы хотел услышать обратное, но это такая детская глупость, боже, такая глупость. Он может только слегка улыбнуться и коснуться ладонями его плеч. Повести выше, чувствовать, как невольно задерживается дыхание, прижаться к нему, как ни к кому другому — потому что другим и не надо. Арсений сам притягивает его к себе — так крепко, что Антон даже забывает, что было до этого мгновения. Он обнимает Арсения за шею, чуть обхватывая пальцами, и уже не может остановить рвущуюся на лицо улыбку. Антон хочет почувствовать его руки — обнимающие, держащие его за спину. Носа касается запах. Арсения. Теплый, мягкий. Он проникает куда-то под корку мозга, растворяется. Невольно остается навсегда. — Мне нравится, — шепчет тихо Арсений, будто боится разрушить этот едва-едва устоявшийся карточный домик. — Мне… очень нравится. Обнимать тебя. У Антона сердце замирает синхронно с тем, как Арсений выдыхает куда-то ему в шею. Вызывая мурашки на спине и руках. Антон, зажмуриваясь, подается вперед, медленно кладет подбородок на теплое плечо, обтянутое тканью белой рубашки. Они оба — исчезнувшие. И Антон, пряча глаза в изгибе чужой шеи, хотел бы оттянуть свое появление в реальности еще на чуть-чуть. Потому что там их точно найдут.