Переворачивая страницы

Антон не умеет целоваться. Он так и говорит: — Я не умею. Арсений не смеется, хотя Антон думает, что того на части разорвет от смеха, только улыбается чему-то своему — то ли мыслям, то ли Антону, что так смущенно мнется и опускает взгляд. Арсений и сам-то не целовался никогда, наверно — по крайней мере, Антону он никогда об этом не говорил. Мысль о соприкосновении губ вызывает внутри какой-то необычный шторм — бушующий, неконтролируемый. Страшно, что Антон сделает что-то не так. Страшно, что в итоге все обернется крушением, бедствием — и устроит его именно Антон, потому что Арсений не выглядит как человек, готовый что-либо рушить. Наверно. Опять же. — И что? Это же не экзамен — так, обычная лекция. Антона волной захлестывает что-то странное. Арсений улыбается еще шире, чем до этого, щурится от солнца, попадающего к нему в глаза через стекло, и тянет к нему ладонь. Антон перехватывает ее на автомате, сжимает пальцы и удивленно — иногда он сам себя поражает — косится на переплетенные ладони. То есть... вот так, да? Легко и просто — как детский пазл собрать. Теперь он действительно может сам брать его за руку, не бояться, творить что душе угодно — в рамках приличия, конечно, Антон даже на банальный поцелуй в щеку не способен, хотя Арсений уже и в этом преуспел. У ворот школы. В коридоре. Когда их никто не видит. От этого внутри все трепещет, взрывается салютами и кишит чем-то совершенно легким, но при этом сильным, как осенние ливни. Арсений же знает, блин, как он действует на Антона. Одним, блин, касанием или взглядом действует. Да что врать — одно только его появление на горизонте чего стоит. Каждое утро в школе Антон успевает испугаться, что ему на самом это деле все это снится и что Арсений — лишь выдумка его свихнувшегося разума, но потом Арсений подходит к нему, быстро мажет пальцем по его руке — чуть задевая пальцы, едва-едва — и скрывается в кабинете, безмолвно просит идти за собой. Антон идет. Всегда идет. За пределами школы не легче. Ждать Арсения на остановке, пока тот приедет, а затем вздрагивать от его рук, внезапно опустившихся на его плечи или глаза, — вот как Антон частенько проводит выходные. И плечи потряскивает не от страха — только из-за мимолетных касаний к коже. — Я тут вчера думал, — начинает Арсений по новой, пока Антон находится в астрале и пытается осознать, что вообще между ними происходит. В голову вопреки всему почему-то приходят только Арсений и его губы, тепло касающиеся шеи. Антон вздрагивает от легкого дуновения воспоминания. — Думал и думал о нас. Ой, лицо попроще сделай — как будто не понимаешь ничего. Что, тебя эта тема смущает? Антон хмурит брови и уставляется на Арсения. Тот спокойно смотрит на него в ответ. Так и стоят посреди улицы — как два упрямых дурака. — А тебя разве нет? — вспыхивает Антон, и голос его отчего-то начинает дрожать. — Хрень какая-то происходит, а я не понимаю, что это. Я же не мог... — Не мог что? Влюбиться? — выпаливает Арсений, и Антон разом замолкает. Закрывается, отворачивается, мысленно убегает из страны — прямо на своих двух, без вещей и паспорта. Он не хотел это слышать. Этих мыслей хватает в голове. Но Арсений сказал. Так прямо и спокойно, будто в этом нет ничего странного, непонятного, вывернутого наизнанку. Будто не они в этом варятся уже больше полугода. Они продолжают идти по улице — без цели, просто шатаются по парку, думая, что увидят что-то новое, но здесь, Антон уверен, даже их въевшиеся в землю следы можно под снегом увидеть. В голове стоит тишина. Нет, не тишина. Мертвая пустота. Ни одной мысли. Антон пытается найти хотя бы одну, зацепиться за нее, чтобы выбраться наружу, в реальность, но их, как назло, нет ни одной — они все разошлись как в море корабли, оставляя Антона тонуть в одиночестве. Он не хотел это слышать. И Арсений это знает. Поэтому хватает его за плечо и прижимает к себе. Просто — без слов, посреди парка, пока мимо ходят люди. Это выглядит как банальная сцена из фильма — Антон вспоминает какой-то сериал, который смотрел дома с родителями. Вот там точь-в-точь была похожая сцена. Даже становится как-то смешно. Арсений не обнимает его, даже не говорит ничего — просто жмется всем телом, будто пытается что-то донести невербально. Антон, кажется, ловит этот сигнал — и надеется больше не терять. — Я правда не знаю, что чувствую. — Ага, — выдыхает Арсений. Его губы трогает легкая улыбка. — И все нормально. Он молчит секунду или две. Затем выдает злосчастное: — А поцеловать меня хочешь? Хочет. Арсений как-то спросил, чего Антону не хватает. Он тогда подумал: «Тебя мне не хватает», и это было правдой. Это и остается ей даже сейчас — спустя практически три или четыре месяца. За это время немногое изменилось: они разве что взрослее стали, а Антон — глупее, теперь вообще расплылся и не знает, куда ему двигаться с тем, что творится внутри. Влюбился. Посмотрите-ка. Антону не хватает Арсения, хотя тот всегда рядом с ним — под боком, рука об руку, теплый и отзывчивый. Его не хватает даже тогда, когда они держатся за руки, даже когда Арсений целует его в щеку в темном уголке школьного коридора. И как бороться с этой нехваткой и нуждой в другом человеке — Антон тоже не знает. Антон часто смотрит на его губы, когда Арсений отворачивается или говорит с кем-то другим. Безнадежно надеяться, что это незаметно — в стиле Антона, но он не прекращает, хотя на задворках сознания есть мысль, что Арсений-то все давно прочухал. Антон часто смотрит на его губы и не понимает, что так сильно горит внутри — это желание? Или просто помутнение? — Хватит молчать, — врывается Арсений в его размышления и будто размахивает руками, пытаясь избавиться от каждой мысли. — Говори. Мы не можем молчать вечно. Антону в голову ввинчивается мысль, что такое между ними уже было. И закончилось это тем, что Арсений... дотронулся губами до его шеи. От этого до сих пор передергивает. — Я хочу, — будто сдавшись, произносит Антон. — Просто... Как? Ты думаешь, это так легко? — Я знаю, что это тяжело. Но это просто губы. Просто... поцелуй. — А как надо? Быстро или медленно? — Блин, Антон... Арсений начинает смеяться. На его губах застывает такая свободная и настоящая улыбка, что Антон невольно начинает сам хохотать, чувствуя, как страх внутри растворяется, как туман в воздухе. Арсений касается его плеча ладонью, чуть сжимает и утыкается лбом в шею — все еще смеется. А Антон просто теряется в моменте: где Арсений смеется громко, заразительно, где нет внешнего мира, где они одни — и им принадлежит все, и время, и чувства. Руки Арсения, сначала сжимавшие его плечи, начинают движение вниз, куда-то к локтю, а затем и вовсе соскальзывают к спине, хватают ее поперек. И вот Арсений уже обнимает его, так крепко, что дышать нечем. Он ведь весь такой — вроде закрытый, смурной, вечно задумчивый, но с Антоном другой какой-то... нежный, что ли. И от этого хочется верить, что между ними так будет всегда. Антон надеется на это. Сердце вырывается из оков и падает вниз, когда Арсений поднимает голову, уже потихоньку переставая смеяться, и улыбка на его губах — осадочная, уже едва заметная. Антон сглатывает, когда тот застывает в нескольких сантиметрах от его рта. Давай. Это же так легко. Просто коснись губами. И голосом Арсения в голове: все нормально, все хорошо. Попробуй. Арсений сам тянется к нему, даже встает на носочки, уже почти близко — у самых губ, Антон смотрит, как Арсений прикрывает веки, как приближается, а затем... Ничего. Антон отодвигается, в смущении кусает губы и хмуро поглядывает на Арсения. Тот так и застывает в растерянности, в какой-то особой печали, но в его глазах виднеется всего одно слово. Не «достал», не «хватит» и даже не «придурок». А одно-единственное. Понимаю. Я тебя понимаю. Антон пытается улыбнуться, но это скорее гримаса, чем настоящая улыбка. Арсений не отрывает от него взгляд, наклоняет голову и поправляет челку — да, вот так. Спокойно, без нервозности. Да, вот так и должно быть. — Я тоже не умею, — с едва заметной тенью улыбки говорит Арсений. — Но от этого не становлюсь хуже. И ты тоже. Антон пытается уловить суть его слов, но каждый звук будто находится за окружающим его барьером, поэтому он звучит глухо и непонятно. Антон вслушивается, напрягается и улавливает кое-что, что Арсений пытается до него до нести. И вновь. Всего одним касанием ладони к ладони. — Просто... хватит убегать. Иначе мы никогда не придем к чему-либо. Антон опускает голову, чувствуя, как она наливается чем-то тяжелым. Чем-то, что похоже на осознание: действительно, им никогда не прийти к чему-то новому, если один из них будет постоянно убегать. И бояться. Порой нужно рисковать. Антон рискнет. Он попробует.

x

«Ты серьезно думаешь, что я влюблен в тебя?» Антон пишет это и тут же отбрасывает телефон, когда замечает, что Арсений прочитал сообщение. Где-то через секунд двадцать до слуха доносится вибрация — оповещение о новом сообщении. У Антона сердце стучит где-то в глотке, до того сильно он боится брать телефон в руки. А вдруг там... Конец? Вдруг все — Арсению Антон надоел, и он сейчас просто-напросто все закончит каким-нибудь умным словом. Как умеет. Проходит, наверно, минут десять — Антон успевает сходить на кухню, чтобы попить воды, и в ванную — чтобы умыться и посмотреть на себя в зеркало. В зеркало на глупца, который думал, что все будет легко. А вот и фигня все это — не будет все легко. Чувства — вообще неописуемая вещь, Антон с ней справиться уже больше полугода не может. С грохочущим внутри сердцем Антон берет телефон, разблокирует его, не смотря на экран, и с выдохом нажимает на уведомление. «Ага, давай обсудим это в сообщениях» «Вживую никак?» «Опять умер, ты заколебал» И еще одно, от которого у Антона все внутренности стягиваются в один огромный ком: «Да» И что Антону делать с этим «да»? Он же... он же не влюблен. Он не знает. Это вообще невозможно понять — как осознать, что то, что умоляет внутри быть ближе к Арсению, — именно влюбленность, а не просто... дружеская привязанность? Антон ведь знает, это очень на это похоже. Но разве в таком случае хочется поцеловать? «Не молчи» Арсений будто просит его о чем-то высоком в понимании Антона. Тот не может по-другому. Он не знает, как по-другому. «Я не знаю, правда» И набирает кое-что, отчего устойчивая поверхность под ногами будто расплывается, и Антон тонет. Тонет в последнем рывке вперед — все, дороги назад уже нет. «И я хочу тебя поцеловать, очень» «А ты?» Арсений читает сообщение и молчит, наверно, минуты две, пока Антон вскакивает с кровати и начинает нарезать круги по комнате. За окном — глубокая ночь, от этого становится еще хуже, чувства будто острее становятся, более... обнаженными? Наверно. Когда телефон гудит о новом сообщении, Антон тут же хватает его в руки и смотрит в экран. Черт. «А я влюблен в тебя» Опять. Вот так легко, да? Просто написать — да, я тоже, кажется. Арсений вновь показывает себя с лучшей стороны — более смелым, более решительным, без всякой там муры и огромного количества слов. А Антон... А что Антон? Он ничего — только смотрит с выпученными глазами в телефон и думает, где его повернуло не туда. Где ноги понесли в не том направлении — сразу куда-то в пропасть. Мысли разные, каждая — более странная, чем предыдущая. Арсений уже выходит из сети, а Антон все смотрит и думает, как ему — им — быть дальше. Хочет ли он продолжить? «Да. Я, наверно, тоже» Отправить. Пути назад нет. Антон продолжит. Он рискнет.

x

«Так быстро или медленно?» «Иди в задницу» «И давай в нашем темпе» «Просто не торопись никуда. У нас много времени»

x

Ключ будто специально не входит в замок. Антон его и так, и сяк — все бессмысленно. Арсений стоит рядом, чуть облокотившись на дверь, и наблюдает за ним со спокойным выражением лица. — Может я? — Давай. Арсений выхватывает ключ из рук, вставляет — и дверь тут же открывается со свистящим скрипом. Антон поджимает губы, пожимает плечами и заходит первым — просто потому, что не сможет зайти после Арсения. В кабинете тишина. Даже окна закрыты, все тетрадки учителя стопками сложены на столе — никто, видимо, не подозревал, что какие-нибудь Арсений и Антон ворвутся в этот класс, чтобы... Да. Антон даже в голове произнести это не может. В горле встает ком, он ни слова произнести вслух не может — только растерянно глядит куда-то в стенку и сгибает и разгибает пальцы рук. Затылок начинает тянуть от долгого положения на одном месте: кажется, пролетает не минута, пока Арсений закрывает дверь с обратной стороны и роется зачем-то в рюкзаке — то ли телефон ищет, то ли пытается потянуть время. Антон даже не оборачивается. Все его внимание теперь отдается собственным пальцам, сжимающим края карманов штанов, и нижней губе, которую он терзает до крови. Перестает через мгновение — слышит сзади шорох. Шаг. Арсений подходит со спины, и Антон слышит только его прерывистое дыхание. А я влюблен в тебя. Влюблен в тебя. Эти слова приглушенным голосом Арсения звучат в голове. Будто Антон сидит в темном помещении, без окон и дверей, где беспорядочно льется белый свет с потолка, и эти шорохи, шепот идут откуда-то из угла. Темного, скрытого мрачной пеленой угла. Антон словно сжимается, но поднимается со стула, стараясь сильно не шуметь, подскакивает и вглядывается в этот черный угол — но там тишина. Будто чего-то ждут именно от него. Влюблен. В тебя. — И что теперь? — тихим шелестом сзади. Арсений действительно за его спиной. Ждет. — Сделаешь что-нибудь? Антон все еще не оборачивается. Его захлестывает такое всеобъемлющее чувство, что кажется, что оно было в нем всегда — с самого начала, еще с лета, когда пальцы только-только коснулись руки Арсения. Это чувство — огромное, размером с океан — появляется внизу живота и тянется вверх, к сердцу, а затем еще выше — и камнем встает в горле. И этим чувством не поделишься — разве что на чужих губах только оставить. — Да я не могу, — выдыхает Антон и чуть поворачивается, бесполезно комкая пальцами край футболки. — Как вот это вообще? Просто раз — и поцеловать? Это же... ну, вообще. — Ты такой дурачина, — с улыбкой произносит Арсений. Но глаза его все еще серьезные. В них даже нет ни капли намека на «веселую» ситуацию. — Подойди сюда. Антон сжимает челюсти, будто всем телом напрягается и чуть шаркает ногой. Арсений тянется к нему пальцами, руками, головой. Прижимает Антона к себе крепко, тихо, без лишних движений. Замирает. Антон прикрывает глаза и тянется еще ближе, утыкается носом в чужую шею и застывает. А я влюблен в тебя. Губы Арсения мягко касаются его кожи, чуть выше ключиц, он скользит ими выше — к жилке, а руки в этот момент изгибистыми линиями водят по его спине. Антон подбирается до кончиков пальцев, чувствует, как его затягивает в очередную пучину, из которой он, конечно, выберется еще не скоро. Он слышит только дыхание Арсения, потому что другие звуки сюда просто не доходят, и это становится последней каплей перед тем, как они оба поворачивают головы друг к другу. Я, наверно, тоже. — Попробуй медленно, — шепотом на ухо. — А там посмотрим. Антон прикусывает нижнюю губу, чуть опускает взгляд и останавливается на остром кончике носа. Ниже посмотреть не получается никак — будто блок внутренний не дает. Его даже не описать, это больше похоже на внутреннее сопротивление, когда хочешь, тянешься, но боишься все еще. Арсений это понимает. И касается его губ сам. А в голове тот день за городом, где-то под деревом, после теплого дождя. Арсений и его руки на коленках. Тихий голос и волнующее сердце дыхание. Слова. Так много, но так мало слов. Чувствуешь? Они будто сразу бросаются в крайности — резко чересчур, быстро, с какой-то спешкой, будто их двоих сейчас отсюда вышибет, словно мячом по поворотам, торопятся куда-то, к финишу, которого не существует. Финиша просто нет — как нет и Антона, чувствующего, как Арсений жмется к его губам со всей силой. Близко. Очень близко — до кружащихся под веками картинок, мутных, оттененных силуэтами. Внутри все затихает — нет ни напряжения, ни страха все испортить, даже какого-то другого чувства. Просто — тихо. Как не было никогда до этого. Не горит, не тянет, не просит. Антона это, возможно, напугало бы, но ему вдруг становится все равно — есть только он. Арсений. Который дает ему возможность ощущать и быть нужным. Который сохраняет его сердце изо дня в день — заботой, которую Антон долгое время не замечал и считал «обыденностью», касаниями, медленными и проникающими в самое нутро, словами и взглядами, от которых внутри что-то подвисает на одной нити и практически срывается вниз, но это тут же поднимают. Не дают этому упасть. Словами. Не хочешь взять меня за руку? Не дуйся. Я тоже люблю дождь. Живой? Взглядами. Пронизывающими до самой подкорки, до нижнего слоя чувств. Настоящими, нужными. Да. Внутри что-то. Чувствую. Антон отрывается от его губ, смотрит в глаза, и под сердцем что-то вспыхивает самыми разными красками — и красный выделяется сильнее всего. Нитью с металлическими шариками, цветом губ от поцелуя и чувствами. Арсением. Он — самое яркое пятно в его жизни. И Антон очень хочет это убеждение удержать. Поэтому хватается за его плечи крепче, дышит тяжело, бегая глазами по чужому лицу, смотрящему в его со спокойствием, но... Но. С тем же огнем в глазах, что творится внутри Антона. Красный цвет осторожно затапливает синий — и Арсений начинает расплываться перед глазами, поэтому Антон, окончательно теряясь в себе, в нем, вновь прижимается к губам Арсения. Чуть всасывает в себя его нижнюю и надеется, что это не выглядит со стороны — или не ощущается — глупо и неловко. Самого его давно несет куда-то далеко, только вот он не может понять, куда и надолго ли. Антон касается его губ медленно, без спешки, что была при первом столкновении, что все еще штормит в сердце. Кончики пальцев зацепляются за чужую шею, Антон невольно прощупывает, словно никогда этого не делал — а он и не делал. Родинки под пальцами едва ощутимые, словно их и нет вовсе, но Антон обводит каждую, в этот момент открывая глаза и наблюдая за ресницами Арсения, что трепещут от каждого движения губ. Он закрывает глаза. Ощущает его. Каждым касанием к коже, к губам. Антону кажется, что этот поцелуй — странный, не такой, какой нужен им двоим. Он надеется, что это ощущение пройдет — как и все остальное, что комом сидело в горле до этого. Арсений все еще поглаживает его поясницу, но уже чуть приподняв край рубашки. Пальцы его прохладные — будто в снегу их держал. Скользят ниже, к ремню, и Антона в этот момент так передергивает, что он не сдерживается и невольно вжимается в Арсения ближе. Его рука тут же поднимется выше — к лопаткам. Антон, почувствовав резкий импульс к чему-то непривычному, кусает его за нижнюю губу и тут же слышит тихий смешок — он повисает между их прижавшихся друг к другу губ. Антон зажмуривается, надеясь, что это не станет причиной для смеха, потому что это реально выглядело нелепо, и целует Арсения еще раз. И еще. Просто чтобы было. Потому что хотелось. Арсений отодвигается немного, касается тонкими пальцами губ и немного оторопело смотрит на Антона. Будто плывет. И Антон его понимает, наконец-то, блин, понимает. И от этого хочется верить, что все будет между ними хорошо. Что ничего плохого не случится, что они оба выберутся из всего. Арсений не целует его больше — лишь прижимает к себе, прячет лицо в шее Антона и едва слышно дышит, так тихо, что Антон начал сомневаться в том, жив ли он вообще. Они так и стоят — со сбившимся дыханием, с прокусанной губой Арсения и съехавшим сердцем Антона. С алой пеленой перед глазами. — И что... что дальше? — с надеждой спрашивает Антон. Его голос звучит слишком громко для такой тихой зимней погоды. Арсений ловит его взгляд и изгибает губы в улыбке — осторожной, смущенной совсем, и Антон все еще не может к ней привыкнуть. Не верит, что Арсений такой мягкий только рядом с ним. Что он ему потихоньку открывается и не ходит хмурый, закрытый, как когда-то. Это заставляет верить в то самое лучшее будущее для них двоих. Голос его хриплый — как хруст снега под ногами, топчущимися на одном месте. — Обсудим это в сообщениях вечером, да? — и улыбка уходит с его лица. Антон напрягается. Но Арсений вновь его удивляет. В одно мгновение подскакивает к нему, чуть хватается за локти и, выдохнув Антону куда-то в ухо, по-быстрому целует щеку. Сразу же отходит на шаг, подмигивает и разворачивается — совершенно в другую сторону, видимо, собрался идти иным путем. Антон смотрит ему вслед, а затем понимает, что не хочет уходить, не хочет даже ни на секунду с ним расставаться. Хочется быть ближе, ощутимее. — Арс, пока! — кричит он, подсознательно надеясь, что Арсений обернется. Между ними — около тридцати метров уже, и с каждым шагом Арсения, с каждым выдохом Антона их становится все больше. Антон почему-то думает, что от этого поворота зависит все — как когда-то летом, когда они держались за руки. Впервые. Внутри все дребезжит, как стеклянный сервиз, стоящий на столе, который намеренно трясут. Арс. Посмотри на меня. Не беги. И за секунду, за ту самую секунду до поворота он поворачивается и смотрит на него — как-то по-другому, без улыбки, но так же... необходимо. Арсений вновь пропадает в себе и не пытается сказать об этом Антону, хотя пытается помочь ему. Но никогда — себе. И внутри вроде что-то трепещет, как бабочки, и вроде дышать хочется, но одновременно с этим — задохнуться, чтобы Арсений смог выбраться первым. «Спасибо» «И целуй меня чаще» Антон улыбается. Сжимает телефон в руке, отправляет что-то банальное в ответ — лишь бы было, — а затем берет и переименовывает в контактах его имя. Арс. Мой Арс. Теперь я тоже твой.