За Вами к небесам

       Внутри бешено заколотилось сердце. Оно стучало так, что казалось, будто бы его слышно по всему переулку. Холодные бледные руки сдерживали мои дрожащие запястья, а нож зловеще поблёскивал, оставляя на моём лице блики.        — К-капитан?.. — лишь вырвалось у меня растерянно. Руки мои непроизвольно разжались, и лезвие с глухим звуком упало на землю.        — Ты что делаешь? — его голос будто бы разрезал сам воздух. Я не слышала его так давно, что и вовсе забыла, насколько он резок. По спине прошёлся табун мурашек, а я не могла подобрать слов. Я лишь ждала, когда капитан отпустит мои запястья, но этого не происходило. С каждой секундой становилось всё более и более неловко, и я стала пытаться вырваться из его хватки. — Повторю вопрос: ты что делаешь? — более требовательно задал вопрос он.        — Вас не касается, — я ответила резко и отвернулась. Мне было стыдно смотреть ему в глаза. Всегда было, а сейчас особенно, когда он видел меня такой жалкой. — Отпустите! — резким движением я вырвала обе руки из его хватки, как казалось мне, но, на самом деле, он просто меня отпустил. От такого телодвижения, меня будто бы притянуло к земле, и я распласталась по грязному переулку, глядя куда-то вверх, на тёмное каменное «небо».               Мне хотелось бежать прочь из переулка. Казалось бы, что я так хотела увидеть его снова, но вот он, перед мной, а я и слова вымолвить не могу. Не могу или не хочу?               Капитан молчал, ничего не спрашивал. На какой-то миг мне показалось, что он вовсе ушёл из переулка, но выглянув из-за груди, я убедилась в обратном: он стоял, скрестив руки на груди.        — Долго валяться собираешься? — с каким-то отвращением произнёс он.        — Что вам от меня ещё надо? — выплюнула я, резко подавшись вперёд. Я почти моментально встала, но пошатнулась назад. Голова закружилась, а в ушах зазвенело. В глазах стало двоиться, а сама я стала будто бы падать назад. Мутное изображение — всё, что я видела. Но мне хватило сил, чтобы выставить одну ногу назад в качестве опоры, а рукой опереться об каменную стенку здания. Смотря куда-то в землю, я злобно нахмурилась и, стиснув зубы, прошипела. — Убирайтесь.        — Для солдата ты слишком дерзкая, — глухо произнёс капитан. Я не видела его лица, но готова поспорить, что на нём не было ни единой эмоции, как и всегда.        — Я больше не солдат, — медленно подняла на него взгляд. Посмотрев исподлобья, я оскалилась. — Из-за вас, — он хмыкнул. — Что? Я не думаю, что Военная полиция пришла за мной просто так. Кто-то им сказал.        — Мне плевать, откуда ты, — проговорил он.        — А мне плевать на вас. Что вам от меня надо? — повторила я. Капитан смотрел на меня и не отвечал. Я прошипела, выругнувшись себе под нос, и обошла его. Тогда он схватил меня за локоть. — Отстаньте!               В этот момент он прибил меня к стенке, навалившись всем своим весом. Разместив колено между моей верхней части ног, он придерживал мои запястья и смотрел мне в глаза.        — Я не собираюсь здесь задерживаться, так что отвечай на вопрос: где находится банда? — в этот момент мои глаза округлились. Значит, что он не за мной? Ну, да, конечно. Зачем ему я. То есть… значит, что он так и не вспомнил? Столько вопросов стало лезть в голову, но ни на один не находился ответ. Однако на языке вертелся лишь один вопрос, уместный сейчас.        — Почему сюда пришли вы, а не Военная полиция?        — Я разрешал задавать мне вопросы?        — А вы мне больше не капитан, — проговорила я ехидно, — Леви, — впервые я произнесла его имя без приставки «капитан» перед ним. Стало неловко и даже страшно, но на моём лице не дрогнул ни один мускул. — С какой стати я должна вам… тебе, — стало ещё страшнее, но в этом крылся какой-то свой азарт, — докладываться? — я приподняла брови и улыбнулась с издёвкой. Я смотрела немного выше, в его глаза, сверкающе в темноте переулка. Запах мыла прошибал насквозь. Тишина повисла между нами. Я стала осматривать его сверху вниз: он не был одет в привычную форму Разведкорпуса. На нём был чёрный костюм, чёрные ботинки и белая рубашка с жабо. Волосы такие же прямые и жёсткие, что можно хоть доспехи стругать из них.        — Тогда я просто передам тебя Военной полиции, как часть банды, — ответил он, после чего бросил меня в сторону. Я удержалась на ногах и окинула его взглядом. И затем он пришёл сюда: чтобы меня, калеку, добивать? Я хотела было уже скинуть чёлку с части своего лица, чтобы посмотреть на него со всей ненавистью, но в какой-то момент остановилась и положила ладонь на место, где было ранение. Он… не видел его? — Во время вылазки тебя серьёзно ранили: у тебя была сломана нога, пара рёбер и… — мне стало холодно, так холодно под этой чёртовой землёй, — на суде у тебя было забинтовано лицо.        — Замолчи, — прошептала я.        — Эта часть твоего лица — доказательство того, что ты слаба. Не сдержалась, бросилась в атаку, когда тебе сказали не лезть.        — Хотели, чтобы я наконец-то сдохла? — безумно усмехнулась я, но самой стало невыносимо больно и горько. — Так оставили бы меня в этом переулке несколько лет назад.               Он посмотрел на меня, словно не понимал, о чём я, так ещё и с примесью отвращения. Я засмеялась. Засмеялась так громко, так прерывисто, а голос мой то и дело затихал, срывался. Тогда Леви вмиг оказался перед мной, схватив меня за запястье и сдавливая его всё сильнее и сильнее. Я стиснула зубы, но продолжала хихикать, будто бы не в состоянии остановиться. Я заглянула ему в глаза. Ничего. «Что и следовало доказать…» — выплюнула я ему в лицо. Тогда он отбросил меня в сторону и вышел прочь.                      Я, словно очнувшаяся от сна, снова стояла перед дверью этого дома. Дома Леона и банды. Перед мной стоял выбор: разузнать побольше и рассказать об этом Леви, либо же присоединиться к банде окончательно и выдать то, что сильнейший воин человечества спустился по их душу сюда. Хотя… это я находила весьма странным. Это не в его компетенции. Он — разведчик, а не представитель Военной полиции. И ответов от него я так и не получила.        Непроизвольно цокаю языком, а затем толкаю дверь, заходя в помещение. Никто не откликнулся на мой зов, потому я начала скитания между пустых комнат. Не нашла никого. Совсем. Тогда я вышла на задний двор и увидела, как служанка вывешивает одежду сушиться. Я находила жалкими попытки здешних людей жить так же, как на поверхности. Солнца нет, ветра нет. Сплошная духота и запах мочи. Но, так или иначе, эта женщина, в затылок которой я сейчас смотрела, справлялась с этим. Её движения казались мне знакомыми. Будто бы кто-то с поверхности выглядел и вёл себя точно так же, как и она. В какой-то момент женщина обернулась и дёрнулась. В её испуганном лице я увидела одновременно и бессилие, и отчаяние. Я почувствовала что-то. Я услышала: «Стой!». И весь мир замедлился. Брызги крови. Мутнеет в глазах. Стремительно приближается земля. Я выставляю руки вперёд, чтобы удержаться от падения, но мне бьют по локтям. Темно.        Я с трудом открываю глаза. Изображение по-прежнему словно мутное. Либо смазанное… я не понимаю. Ничего не понимаю. Голова раскалывается. Непроизвольно я попыталась поднять руки, но тщетно. Я почувствовала жжение в области запястий. Инстинктивно я начала дёргаться, но лишь расшатала стул, к которому, как оказалось, была привязана. И тогда произошла моя встреча с деревянным полом. Я не могла ни встать, ни сказать что-либо. В горле пересохло и кололо. Бешено колотилось сердце. Я лишь смогла тихо спросить у пустоты: «Что происходит?». — Что же ты наделала, Лиз, — послышалось мне со стороны. Сказано это было с непередаваемым словами разочарованием и на выдохе. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы узнать голос и вспомнить манеру общения. — Леон, — почти прошептала я, пытаясь поднять голову. От этого действия лишь сильнее заболела шея, отчего я резко опустила голову, стукнувшись об деревянные доски, — что происходит?        Послышались медленные шаги в мою сторону. Они не предвещали ничего хорошего. Он присел перед мной на корточки, я видела только его грязные ботинки. Тогда его большая тёплая рука оказалась на моей голове. Он поглаживал меня по месту, которое очень сильно болело. Затем он показал эту руку мне. Кое-как я увидела тёмно-красные пятна и поняла, что это кровь. Моя кровь. — Больше я тебя не буду жалеть, Лиз, — проговорил он мягко. В этот момент он схватил меня за волосы на затылке и поднял за них меня вместе со стулом. Я лишь раз выкрикнула, а затем мой голос будто бы сломался, треснул и вовсе перестал быть слышен. Он поставил стул и отпустил мои волосы. Неспешно обойдя меня, он расставил руки по обе опоры спинки стула и заглянул мне в глаза. Сейчас они были серыми и блестели. Не как у Леви. У него никогда не было блеска в глазах. Но сейчас взгляд капитана казался мне более доброжелательным, нежели взгляд Леона. Они блестели ненормально. Как у титана, смотрящего на свою жертву. Уголки его губ приподнялись. — А теперь рассказывай, что здесь делал разведчик? — О чём ты го… — не успела я договорить, как в правую часть лица мне прилетел крепкий мужской кулак. Я вскрикнула, а стул снова пошатнулся, но уже не упал. Леон любезно придержал его, манерно водя руками. Я с трудом повернулась к нему, чтобы посмотреть ему глаза, но в этот момент пришёлся удар по моей левой части лица. И снова стул пошатнулся, и снова я вскрикнула. — Отвечай! — кричал он, словно не в своём уме. — Я… не знаю, — выплюнула кровь в сторону. — Ты с ним говорила, — он снова начал говорить сладким голосом, даже приторным, что было мерзко. — Кто он? — Мой… — я думала, что ответить. Сейчас перед мной снова был выбор: присоединиться к банде или нет. Но эта боль во всём теле, в голове и на лице, жжение на запястьях. Это было ещё больнее и унизительнее, чем то, что я терпела в Разведкорпусе. Никто не позволял себе такого в мою сторону, даже капитан. Я медленно подняла взгляд на Леона, который продолжал смотреть на меня в упор. Я чувствовала его дыхание на своём лице, — знакомый с отряда. Мы вместе были на вылазке. — Что он здесь делал? — Он не сказал, — тихо проговорила я, продолжая нагло смотреть в глаза Леона. — О чём вы тогда так мило беседовали? — Откуда ты… — Знаю! Мне… мне сказали! — сейчас он не был похож на себя. Всегда сдержанный сейчас он был на грани, как мне показалось в тот миг. Но спустя несколько секунд он продолжил, и я поняла, что предела этому нет. — Говори, шлюха! — тогда он ударил меня снова. Я снова вскрикнула, но потом стиснула зубы, чтобы подавить вопли. — Шлюха? — непроизвольно переспросила я, снова медленно поворачивая лицо к Леону, который уже просто стоял надо мной. Я чувствовала, как мой рот наполняется чем-то тёплым, отдаваясь металлическим послевкусием. Стоило мне открыть рот, чтобы продолжить, как из него полилась кровь. Прямо мне на колени. Я опустила голову и прокашлялась. — Лиз, малышка Лиз, — вдруг начал бормотать Леон, касаясь моих предплечий. Он тряс меня за них, затем положил обе руки мне на шею, начал торопливо гладить. — Прости, маленькая, прости! Прости! — от его движений было мерзко. — Ты так с ним… мило разговаривала. Лиз, кто он тебе? Лиз, кто… кто он тебе?! — тогда он резко поднял руки и снова схватил меня за волосы, заставив посмотреть на него. — Мой… товарищ, — проговорила я, смотря на него полуоткрытыми глазами. В лице его был страх и гнев одновременно. — Не ври, мразь! — он резко отпустил и толкнул меня, отчего стул снова чуть не упал.        Он подошёл к стене неподалёку и ударил её кулаком. Шипение. Каменная стена обагрилась его кровью. Он смотрел на меня безумным взглядом, блестящим так неестественно и жутко. В мгновение ока он подлетел ко мне. — То есть… тебя заботит, что я с ним, — выплёвываю кровь в сторону, — просто говорила? — Ты не просто говорила! Ты смотрела на него! Смотрела так, как ни на кого никогда не смотрела! Как ты никогда не смотрела на меня! — Что ты… несёшь, Леон? — Дура… Моя дурочка, — он снова начал гладить меня по голове. Внутри меня был страх. Неописуемый страх неизвестности. Я не знала, что он выкинет сейчас. Кнут? Пряник? Что будет теперь? — Как же ты никогда не замечала этого? — я посмотрела на него вопросительно, он улыбнулся, словно ангел. — Того, как сильно я тебя всегда любил, моя милая… — он коснулся моей щеки своей окровавленной рукой, а затем стал мазать по моему лицу. Стало противно. Противнее, чем когда на меня попадала кровь титанов. — Любил? — переспросила я. Я будто бы не догоняла смысла фраз, что он говорил. — Это как? — Ну как же, солнышко, — он коснулся обеих моих щёк. — Мне так всегда нравилось наблюдать за тем, как ты смотрела на что-то, как ты резала хлеб, как ты пихала меня в бок. Мне… мне безумно нравилось наблюдать за тем, как ты спишь, Лиз. Мне так нравилось то дивное платьице, что ты носила в детстве. Как же оно мне нравилось на тебе, ты не представляешь! — он говорил так восторженно, словно ребёнок. Но то, что он говорил, с каждым словом нагнетало ещё большего ужаса. — Но затем ты оставила меня, Лиз. Я всё ломал голову, что же я такого сделал, — и тут в голове моей стали всплывать воспоминания. Размытые, но ощущения, что вдруг прошлись по моему телу, заставили меня вспомнить. Рубец на боку стало жечь. Так сильно жечь. А ещё… стало противно и очень-очень страшно. Я это… забыла?        Леон поднял моё платье, гладя по моим небольшим детским коленкам. Робко он коснулся их губами. Я дёрнулась. «Братик Леон, что ты делаешь?». Он лишь поднял на меня взгляд, от которого по моему телу прошёлся табун мурашек. Он задрал платье ещё выше. — Нет, замолчи, — я зажмурилась, пытаясь прогнать воспоминания прочь. — Лиз, помнишь, что я тебе обещал? — пауза, что длилась целую вечность. — Что, когда ты станешь достаточно взрослой, то ты станешь моей. Мы станем наконец одним целым. — Что?.. — Я наконец буду с тобой. Я буду тобой, Лиз! — он засмеялся так по-доброму, но меня же будто бы прошибло молнией. Я встала в ступор и без того не в силах пошевелиться. Леон коснулся верхних пуговиц моей рубашки и начал неторопливо расстёгивать их. Я смотрела ему в лоб. Он улыбался. Так страшно улыбался. — Не делай этого… не делай… — он усмехнулся и лишь ускорил темп. Он хотел было мне что-то сказать, посмотрев мне в лицо, но я с размаху ударила его лбом в нос. Он вскрикнул, отскочив, а затем ударил меня наотмашь, что я снова оказалась на полу. — Грязная тварь, — выплюнул он, прикрывая нос. Из-под его пальцев стала виднеться багровая жидкость. — Эй, ты! Приведи её в порядок и сделай то, что нужно.        В коридоре показалась служанка, смотревшая на меня испуганным взглядом. Она прикрыла рот ладонью. «Ты оглохла?!» — заорал Леон, отчего женщина вздрогнула. «Слушаюсь…» — прошептала она, опустив голову. Седые пряди волос закрыли её лицо. В глазах снова помутнело. Да что ж… это… такое?        Это пробуждение далось мне намного легче. Я смогла открыть глаза, но с трудом могла шевелить ими. То есть… смотреть? В голове всё путалось. Я попыталась пошевелиться и… успешно? Тело отдавалось болью, но начинало слушаться меня. Я была на двуспальной кровати в самом её центре. Светлые простыни с кое-как затёртыми пятнами непонятно чего и… фрукты в тарелке? Они стояли на тумбочке рядом с кроватью. Я осмотрелась. Тогда в комнату заглянул Леон. Я вскочила с кровати и устремилась к окну. Раскрыв его ставни, я увидела перед собой решётки. Что есть силы, я закричала сквозь них, моля о помощи. Тогда он схватил меня за талию и повалил обратно на кровать, нависая надо мной. Сердце бешено колотилось, но ещё больше оно стало стучать, когда он почти что лёг на меня, утыкаясь носом мне в ключицы. Я чувствовала его обжигающее дыхание. Я пыталась брыкаться, но он лишь сильнее вдавливал меня в матрас.       Помогите. Помогите. Помогите. — Нет… — прошептал он мне на ухо, а затем цокнул языком. — Это не то, — после этих слов он медленно отпрянул. Через несколько секунд я оказалась привязана к кровати. Не в силах пошевелиться, я лишь смотрела на него снизу вверх. Подошла служанка с подносом, на котором был стакан с желтоватой жидкостью. Леон неторопливо взял её, приоткрыл мой рот и стал заливать её. Тело отказывалось слушаться настолько, что я даже челюстью пошевелить не могла. Да и, признаться честно, я только сейчас поняла, что она у меня очень сильно болела. Стало быть, удар пришёлся и по ней?        Спустя полчаса моё тело будто бы вросло в матрас. Я совсем не могла пошевелиться, хотя буквально недавно могла приподнять хотя бы голову. Сейчас казалось, будто бы у меня паралич. Дверь со скрипом открылась, в комнату зашла служанка. Медленно закрыв за собой дверь, будто бы не желая, чтобы о её визите знали, она спешно проследовала ко мне. Женщина стала вытирать моё лицо и шею мокрой тряпкой, затем переходя на грудь и руки. Я наблюдала за её движениями, не в силах пошевелиться. И в тот момент я поняла: я лежу в белом платье. Почти таком же, какое у меня было в детстве, и о котором так мерзко говорил Леон. «Больной ублюдок…» — подумала я про себя, и это кое-как вырвалось у меня шёпотом. Служанка вздрогнула и посмотрела на меня испуганно. Затем она резко наклонилась ко мне и принялась целовать в лоб, затем запястья и кисти рук. — Прости меня, прости… — шептала она. Я смотрела на это почти закрытыми глазами сквозь ресницы. — За что? — губами спросила я, не издавая звука. Не в силах его издать. Женщина всё равно поняла меня. — Я не должна была бросать тебя тогда… Прости меня, дочка, — внутри всё заледенело, но внешне я оставалась спокойна. Дочка? — Если бы я тогда… я тогда не была такой жалкой, то сейчас бы всего этого не было. Прости меня. Прости… — она заплакала мне в руку, которую до этого целовала.        Я нашла в себе силы отдёрнуть руку от её лица. Женщина шмыгнула носом, пару раз быстро кивнула и, закрыв рот ладонью и скривившись от подступивших слёз, выбежала из комнаты.        Дочка?..        Это… моя мать? Сначала я не поверила своим ушам, но речи, что толкала эта женщина дальше, оказались главным подтверждением её первых слов. Это моя мать. Это… моя… мать. Женщина, которая продавала меня раз за разом за гроши. Женщина, которая продала меня, словно вещь, оставив на растерзание в переулке. И теперь она прислуживает Леону? Ему?! Подземный город что, настолько тесен?!        Хотелось рвать. Рвать и метать. Но сил не было даже, чтобы закричать. Последние ресурсы были потрачены на это движение рукой. Я продолжала лежать и смотреть в потолок, пока через несколько минут дверь не открылась вновь, и мне не послышался до тошноты знакомый голос. — Ну как ты, малышка Лиз?