Сёстры Патаки

Наша жизнь может измениться по щелчку пальцев. Одно маленькое событие, которое в любой другой день может показаться незначительным и даже обыкновенным. Например, один телефонный звонок отправил Ольгу Патаки в её личный ад почти два месяца назад. Столько горя, злости и отчаяния, сколько испытала за это время Ольга, она не пожелала бы никому. Она похудела так сильно, что выглядела почти болезненно, кожа на лице стала мертвенно-бледной, а синяки под глазами отливали яркой синевой. Так, как устала она за эти месяцы, не уставал, наверное, никто. За эти недели Ольга пережила столько потрясений, что даже интересно, как она это всё выдержала. Впрочем, стойкость — это общая черта сестёр Патаки. К счастью, четырнадцатого июня в восемь часов вечера всё закончилось. Хельга открыла свои голубые глаза и поздоровалась с ней. У Ольги был список самых счастливых моментов в её жизни: гран-при на конкурсе пианистов, поступление в колледж, первое свидание и многое другое. Но та секунда, когда Хельга тихонько говорит ей: «Доброе утро, сестрёнка, » — по праву занял первое место, сбив все остальные глупости в конец списка. Почти всю ночь Ольга плакала, благодарила Господа и Вселённую, но в первую очередь врачей, которые сотворили это чудо. Она плакала от счастья. Никому не удалось выгнать её в ту ночь из больницы. Сначала она наблюдала за обследованием Хельги, потом её вызвали подписать стопку бумаг, подтверждающих факт того, что Хельга очнулась, потом было ещё что-то и где-то к полуночи она оказалась в кабинете лечащего врача младшей сестры. — На первичном осмотре мы никаких паталогий не выявили, — доктор снял очки, устало прикрыв глаза, — присутствует частичная потеря памяти о тех событиях, что происходили два месяца назад. Однако это абсолютно нормально, если учесть тот удар по голове, который она получила и общую потерю крови. Ещё ей немного сложно двигаться, но это тоже объяснимо: у неё было много ран и она долго лежала почти без движения. Так что сейчас мы с вами разработаем курс реабилитации девочки. Сначала она будет проходить её в больнице (это займёт не больше месяца), и если всё будет хорошо, после этого вы сможете забрать её домой и закончить реабилитационные процедуры там. Это будут в основном физические упражнения, так что не переживайте. — Спасибо, доктор. Когда Ольга вернулась в палату, Хельга уже спала. Её измотали врачебные опросы и осмотры. На секунду Ольге показалось её пробуждение какой-то галлюцинацией, но она тут же себя успокоила. Хельга очнулась, всё хорошо. Утром они поговорят. Наверное, стоит позвонить Арнольду и рассказать о том, что младшая Патаки наконец-то открыла глаза. Он за неё волновался едва ли не сильнее самой Ольги, и было бы правильно сообщить ему об этом. Но Ольга не хотела будить мальчика, у которого и так чудовищные проблемы со сном, по словам его бабушки и дедушки, да и сама Ольга не совсем верила в то, что произошло пару часов назад. Ей нужно было время свыкнуться с этой мыслью, поэтому пусть пока всё останется в тайне. Всё равно завтра суббота, и Арнольд прибежит сюда к началу приёмных часов. А пока она может, прикрыв глаза, благодарить всех и вся за то маленькое чудо, что сделало её самой счастливой старшей сестрой на свете. *** Это субботнее утро ничем не отличалось от других. Арнольд проснулся от бьющего ему в глаза через стеклянный потолок солнечного света в шесть утра. Голова неприятно гудела, да и в целом он чувствовал себя разбитым и потерянным. Арнольд привык к этому чувству за последние два месяца, так что совсем ему не удивлялся. Его ранние пробуждения позволяли ему отлежаться в кровати лишние два часа, думая не о самых радостных вещах. Любимой его темой было: почему я вообще отпустил Хельгу жить обратно к ним? «Потому что тогда так было правильно. Да, и потом у Хельги всё было хорошо!» — подсказывал парнишке внутренний голос. Однако это осознание не мешало ему мысленно долбиться головой о стену ещё около получаса. Умывшись, одевшись, и, не забыв, кое-как завязать своей почти зажившей рукой бантик из розовой ленточки вокруг целого запястья. По субботам Арнольд завтракает быстро и гораздо раньше постояльцев. Всё из-за того, что все они начинают грустно вздыхать и ободряюще трепать его по голове. Что-что, а дешёвая драма ему не нужна. Пожалуй, из всех постояльцев только мистер Хьюн был достойной компанией. Он не сочувствовал и не кричал о том, что нужно быть сильным. Мистер Хьюн просто разговаривал с Арнольдом, не затрагивая тем, связанных с больницей, комой или Хельгой Патаки. А ещё иногда молча выслушивал все страхи и опасения Арнольда, как раз связанные с этими тремя темами. Более того мистер Хьюн никогда не рассказывал о том, что услышал от Арнольда другим. — Ты, должно быть, и сам ещё не понимаешь, что чувствуешь к этой девочке, — усмехнулся однажды в конце их разговора мистер Хьюн. Арнольд тогда ничего ему не ответил. Потому что даже он не осознавал всей ситуации. Хельга — его лучшая подруга, естественно он волнуется и переживает за неё. Ни чуть не удивительно то, что он не спит ночами и забывает поесть, утопая в мыслях о ней. Точно также он бы волновался за Джеральда и Фиби, уверяет он себя. Умяв яичницу с беконом, он хватает рюкзак, в котором лежат все самые необходимые в дороге к больнице вещи. — Удачи, Джимбо, — бодро кричит Герти вслед внуку, — я уверена сегодня произойдёт что-то замечательное! Она говорила так каждый день. В автобусе Арнольд иногда встречал свою старую школьную учительницу мисс Словак и её внучку Сару. Девочка каждый раз приходила в бурный восторг, замечая Арнольда на задних сидениях, и бежала к нему, сломя голову, после чего резко останавливалась, едва не сбивая бабушку с ног, и делала книксен: — Доброе утро, сэр Арнольд! — Доброе утро, леди Сара! — шутливо отвесил поклон в ответ Арнольд. Он делал так каждый раз, когда Сара делала книксен, чтобы подыграть девчушке. — Как ваша борьба с чудищем? — с чувством посвящённости в глобальную тайну, спрашивает девчушка. — Сегодня планируем отрубить ему ещё парочку голов! — так же воодушевлённо отвечает ей Арнольд. Подыгрывать этой маленькой девочке было забавно. Эти короткие встречи придавали ему сил. Перед выходом из автобуса Сара повторяет свой книксен, хватаясь за бабушкину руку, а мисс Словак, не говоря ни слова, одним лишь взглядом желает удачи своим бывшим ученикам. Всё было как обычно. До того момента, как Арнольд зашёл в больницу. Что-то изменилось. Кажется давящая атмосфера больничных палат начала растворяться, а сквозь стёкла проникать больше солнечных лучей, заливая своим светом весь холл. — Доброе утро, Арнольд, — Гретхен, пожилая медсестра, работающая на первом этаже, широко улыбалась ему. Именно она отвечала за пропуска для посетителей больницы. Она, и ещё её молоденькая сменщица Аманда. Обе серьёзные и строгие (издержки профессии), они смотрели на него нежно и с сочувствием каждый раз, когда он приходил. Но не сегодня. Сегодня она улыбалась ему. Широко и счастливо, пока искала уже выписанный пропуск. Это было странно, но не критично. Кто знает, что так обрадовало женщину с утра пораньше? Но она была не единственной. Когда он поднялся на этаж ему улыбались все: медсёстры, санитары, врачи и даже некоторые пациенты. Арнольд не понимал, что сегодня за праздник улыбок, пока не подошёл к нужной палате. — Врач сказал, что ты должна это съесть, — строгий голос Ольги тоже был странным. Не усталым и грустным как обычно. В нём больше не было ноток отчаяния, зато была какая-то странная жизнерадостность, которая пробивалась сквозь притворную строгость. Арнольд не был глупым парнем, поэтому сразу заподозрил что-то неладное, однако прежде чем успел проанализировать все сегодняшние улыбки, обращённые к нему, странный тон Ольги и смысл её слов, из палаты раздался ещё один голос. Он был хриплым и слабым, но, тем не менее, твёрдым. А ещё он принадлежал девочке, чей бантик он вот уже два месяца носил на своём запястье. Именно за него он схватился, когда услышал её голос. Он замер в шаге от двери в палату, не зная, что ему делать. На глаза наворачивались слёзы, потому что он слышал, как Хельга отодвигает от себя кашу и ворчит, что она манная, а такое она в пищу не употребит даже на смертном одре. От этих слов его пробило на смешок, она ведь и была там. Целых два месяца. Арнольд спиной съехал по стене, усаживаясь на пол больничного коридора. Он откинул голову назад, вслушиваясь в слова, сказанные подругой. И каждое заставляло мальчика жмуриться от удовольствия вновь слышать её голос. Медики и пациенты смотрят на него непонимающим взглядом, но ему плевать. Арнольд стягивает с запястья розовую ленту и прячет её в сумку. Она не должна узнать о том, что ленточка огибала его запястье всё это время. После чего подскакивает на ноги и делает два робких шага в сторону двери. Он хочет её увидеть. Очень хочет заглянуть в голубые глаза. Он мечтал об этом два бесконечно долгих месяца. И всё же он замер, перешагнув порог. На самом деле весь мир замер, прекратил вращаться по своей бешеной траектории, ради этих подростков. Арнольд не мог даже моргнуть, Хельга тяжело дышала, не отводя взгляда от парня. Они не виделись так давно. Хотя это давно было разным: у Хельги — сутки, у Арнольда — восемь недель. И почему-то были одинаково мучительными. — Привет, репоголовый, — Хельга шепчет, потому что на большее её голос был не способен. — Как спалось, Хельга? — он пытался выглядеть невозмутимым, но голос паренька сильно дрожал. — Не так плохо, — щёчки девочки неожиданно приобрели красноватый оттенок, и она отвела взгляд, — мне снилась Исландия. Как оказалось долго снилась… — Долина Торсмерк? — усмехнулся Арнольд, садясь на стул рядом с её кроватью. — Как ты угадал? — Сложно забыть, как ты в пятилетнем возрасте везде таскалась с фотографией этой долины и принуждала всех ею восхищаться, — Арнольд улыбнулся ещё шире, он не мог отвести взгляда от смущённой детскими воспоминаниями Хельги. Она была жива и в сознании, поэтому он едва сдерживаться, чтобы не прыгать от счастья. — А меня ты вообще уложила на пол, запрыгнула мне на спину, заломила руку и не отпускала до тех пор, пока я не расписал в красках своё восхищение долиной. Я её на всю жизнь запомнил! — Ужас какой! — застонала Хельга. — Как ты вообще меня терпел? — С трудом, — честно выдохнул он, — но я всегда знал, что ты прекрасный человек. За его спиной хлопнула дверь палаты. Это Ольга вышла в коридор, не желая мешать им. Тактичность — было одной из лучших черт старшей сестры Хельги. — Вау, Арнольдо, — с сарказмом протянула Хельга, словно неожиданно вспомнив о своей привычной модели поведения, но звучало это не так искренне, как раньше, — да ты прям мученик, верящий в лучшее! Ты уверен, что в прошлой жизни не был Иисусом? — В любом случае, я оказался прав, — за годы общения с Хельгой он кое-чему научился — не обращать внимания на её сарказм. Тем более кое-кто недавно намекнул ему, что сарказм может быть защитным механизмом у одной конкретной девушки. Они смотрели друг другу в глаза. Арнольд не знал, что чувствует его подруга. Он не знал, что чувствует сам. Эта каша из эмоций разрывала его изнутри. Арнольд точно знал одно: сейчас он чертовски счастлив.