Сёстры Патаки

— Мы должны вышвырнуть всё из этого дома. Эту фразу Ольга сказала, едва открыв глаза. Солнце неспешно катилось к горизонту — на часах было пять часов вечера. Спина затекла от внезапного сон часа на не самом комфортабельном полу, а желудок упрямо требовал еды, но всё же Ольга думала лишь о том, чтобы поскорее избавиться от вечного напоминания о трагедии её семьи. — Я бы для начала заказала пиццу, — зевнула Хельга, оглядывая свою комнату несколько будничным взглядом. — Ну, это естественно, — Ольга поднялась на ноги, разминая плечи, — но нам бы ещё твои вещи забрать и в квартиру отвезти. Да, и с вещами родителей разобраться. — Но сначала ведь пицца? — с надеждой во взгляде, уточнила Хельга. — Сначала пицца, — согласилась Ольга, набирая номер ближайшей доставки. Доставщик выглядел несколько напряжённым — дурная слава быстро становится достоянием общественности. Однако Ольге было плевать, они с Хельгой ели пиццу, убирая в коробки книги. — Ты хоть раз видела, чтобы Боб или Мириам их читали? — спросила Хельга, гладя пальчиками корешок старого издания Дюмы. — Нет, — покачала головой Ольга, — удивительно, что эти книги не остались пылится в коробках после смерти бабушки. — С другой стороны, сейчас у нас было бы меньше мороки, — вздохнула Хельга, убирая полное издание Конан Дойля в коробку, — хотя книг у нас в принципе немного. Я прочитала всё, что было ещё в десять лет. Приходилось бегать в библиотеку за новыми книгами. Иногда Фиби давала почитать что-то из своего, но я не фанатка биографий учёных и теоретических выкладок. — Серьёзно? Фиби читает книги о теоретической физике? — рассмеялась Ольга, пока не наткнулась на взгляд сестры. О, боги! Она серьёзно?! — Фибс невероятно умная, — восхищённо выдохнула Хельга, — математика, физика, химия — её любовь. Она реально хороша в этом, и опережает нас в знаниях по этим предметам на пару курсов. — Так чего она учится до сих пор с вами? — Она профан в литературе, — улыбнулась Хельга, — да и в принципе гуманитарные предметы даются ей хуже. Вот она и бьётся с ними, чтобы были везде одни пятёрки. Синдром отличницы — что поделать. — Ну, я имела удовольствие видеть твой прошлогодний табель, и не тебе тут распинаться про синдром отличницы, — подколола её Ольга. — Видимо, плохой пример заразителен, — Хельга улыбнулась, кладя в коробку ещё несколько книг. В сумме они собрали три коробки книг среднего размера, и оставили их у двери. Одну коробку с классической литературой они планировали оставить себе, ещё одну — тоже с классикой, но эти книги девушки читать не любили — они собрались пожертвовать библиотеке, а третья с вульгарными романами и подшивками старых телепрограмм — отправлялась прямиком на переработку. Деньги лишними не бывают, а на те пару долларов, которые они получат, вполне можно купить две порции мороженого и две банки содовой. Вроде мелочь, а приятно. — Я отдам все вещи Боба его адвокату, — кивнула самой себе Ольга, принимая решение, — а мамины рассортируем и что в фонд, что в переработку, что на свалку. — Чувствую мы здесь надолго, — Хельга ходила вдоль стены, осматривая фотографии и декоративные картины. — Если тебе тяжело, можем пойти домой — я разберу вещи в другой день. — Нет! — возмущенно выкрикнула девочка. — Мы должны сделать это вместе! Ольга почувствовала как вот-вот снова расплачется, но она сдержалась. И пододвинула картонную коробку к ногам Хельги. Та с радостью начала складывать туда все маленькие картинки и семейные портреты. После того как она прошлась по всем стенам она собрала две коробки: одну побольше, а другую совсем маленькую. — Это вышвырнем, — сказала Хельга, указывая на ту, что побольше, — это оставим, — теперь на ту, что меньше. Ольга кинула взгляд на содержимое большой коробки — оттуда на неё глянул Боб Патаки. Приглядевшись поближе, она заметила внутри их общие семейные фотографии и отвратительные снимки цветочков и деревенских домиков. — В принципе, можно и сжечь… — Мне нравится ход твоих мыслей, красотка, — подмигнула сестре Хельга, и ярко-красным маркером накорябала на коробке предназначение для её содержимого. — Я бы и вещи Боба сожгла, но — сама знаешь — нам за это могут выписать штраф, — нахмурилась Ольга. — О! Я думаю, они приедут к его адвокату в надлежайшем состоянии, — усмехнулась Хельга. — Хельга! — шикнула Ольга, но было поздно — девочка исчезла где-то в глубине дома с тщательно уложенными мужской одеждой. Впрочем, вернулась она довольно быстро. В руках её были ножницы, а на лице довольная улыбка. Ольга закатила глаза — чем бы дитятко не тешилось… — Соберём твои награды? — Хельга отыскала коробку побольше и пододвинула её к стеллажу. Блеск пузатых кубков приковывал взгляд Хельги с самого детства. Этот стеллаж, который с течением времени активно пополнялся новыми призами, виделся Хельги синонимом родительского признания. Золотые кубки и медали раздражали девочку столь же сильно, сколько завораживали. Это было её Олимпом, и волей неволей вызывало уважение к старшей сестре. Хельга протянула руку к кубку за «Говорящую пчелу». Свой шанс получить приз она намеренно упустила и нисколько не жалела, но коснуться того заветного кубка было так приятно. Так воодушевляюще. — Я думаю отдать их на переработку, — отозвалась с кухни Ольга, кажется, она возилась с какой-то кухонной утварью, — не сильно церемонься с упаковкой. Просто запихни в коробку так много, сколько сможешь. — Чего?! — не сдержавшись прокричала Хельга. Её Олимп, её цель были для Ольги каким-то металлоломом. — Никогда не любила эти кубки, — пожала плечами Ольга, вынося очередную коробку в коридор. Это люди называют экзистенциальным кризисом? В глазах Хельги сейчас мир перевернулся. Как это она не любит то, чем все так гордились?! — Но это же твои победы… — Не то, чтобы я это делала ради себя, — Ольга поджала губы, проводя пальчиками по полке, — девизом моего раннего детства было: «Будь лучшей, ты же Патаки!» — ненавидела эти слова. — Боб тебе это говорил? — Не-а, — девушка покачала головой из стороны в сторону, — мама. — Серьёзно? Мириам заставляла тебя делать что-либо? — Вообще-то до твоего рождения она была довольно властной особой, — Ольга сдула пыль с подушечек пальцев. — Знаешь, одна из тех мамочек, которые и на работе успешны, и дома всё схвачено. — Да ну! — махнула рукой Хельга, расправляя очередной мусорный пакет — пивные банки с пола сами себя не уберут. — Ну, и что она заставила тебя сделать? Ольга загадочно хмыкнула и кивком головы указала на рояль. Маленький островок грации и величия в их свинарнике. Хельга не видела причин существования этого инструмента у них дома, так как играли на нём от силы раз в год. Ольга подняла крышку и улыбнулась. Что-что, а рояль всегда был в идеальном состоянии. — Мириам всегда ухаживала за ним, — криво усмехнулась Хельга, — иногда мне казалось, что его она любит больше, чем нас с тобой. — Он достался ей от бабушки, — пальцы девушки легко коснулись клавиш. Хельга понимающе кивнула. Бабушка Мириам умерла ещё до рождения Ольги, но в те дни, когда Мириам могла говорить, она постоянно вспоминала о ней. Хельга помнила, как однажды посреди ночи Мириам зашла к ней в комнату и долго плакала, рассказывая что-то. Хельга тогда не смогла разобрать ни единого словечка её сбивчевой речи, так что просто обняла женщину за плечи. От Мириам тогда несло спиртом. Она больше никогда не почувствует этот отвратительный запах. Слеза покатилась по щеке. Хельга быстро вытерла её кулаком, чтобы Ольга не заметила — нечего волновать сестру. — Нам ведь придётся его продать? — спросила Хельга, проводя кончиками пальцев по корпусу инструмента. — Если мы поставим его в моей квартире — для нас там не останется места, — а этот инструмент стоит хороших денег. — Сколько? — Хватит на год твоего обучения в колледже точно. — СКОЛЬКО?! Ольгу позабавило то, как младшая сестра схватила тряпку и принялась оттирать следы собственных пальцев, оставленные минутой ранее. Хельга смотрела на рояль теперь совсем другими глазами. Раньше он всегда казался неким символом превосходства, которого от неё ожидали. Сейчас — он был символом того, что Хельга всё-таки пойдёт в колледж. Боб ей с первого дня средней школы твердил, что этого не случится. — Надо срочно проверить, что с ним всё в порядке! — Хельга, успокойся! Этот рояль выглядит лучше, чем весь этот дом. С ним всё хорошо, — пожала плечами Ольга, — вот смотри, звук чистейший! Ольга нажала на клавишу, вот только звук был больше похож на кваканье жабы, чем на ноту «ля» второй октавы. Волнение, изобразившиеся на лицах обеих сестёр, было неописуемым. — Чистый звук говоришь? — Нет-нет-нет! — завопила Ольга. — Я же уже нашла отличного покупателя! — Ай, в ушах звенит! — буркнула Хельга, оглядывая инструмент. — Ну, что же это такое! Всё же только начало налаживаться, — Ольга сползла на пол, грустно всхлипывая. — Я же играла на нём каких-то пару месяцев назад. И всё было отлично! — Не мне тебе рассказывать, Ольга, что очень многое изменилось за последние пару месяцев, — Хельга обошла сестру, обнимавшую ножку рояля, и нажала пару клавиш. Те, что были рядом со злополучной нотой «ля», издавали такой же квакающий звук, но остальные, казалось, были в полном порядке. Это насторожило Хельгу. — Чёрт, я ведь уже распланировала всё! — Ольга продолжала убиваться, сидя в обнимку с ножкой фортепьяно. Хельга неловко погладила старшую сестру по волосам, проходя мимо. Приподнявшись на носочки, девочка заглянула под крышку рояля. — Бинго! — победно ухмыльнулась младшая Патаки, вытягивая оттуда тетрадь, застрявшую между струн. — Что это? — Ольга подняла взгляд. Хельга саркастично приподняла бровь и показала старшей сестре тетрадь поближе. — Не знаю. Может ты мне скажешь? Ольга лишь пожала плечами. Она никогда не видела эту тетрадь прежде. Открыв её на первой странице, Хельга громко прочитала: — «Первый день моей полетевшей к чертям жизни» — хм, звучит в твоём стиле. — Дай сюда, — Ольга выхватила тетрадь из рук сестры, потому что она действительно могла написать такое после расставания в старшей школе. Ольга прочла ещё несколько строчек, и обомлела. Хельга заглянула через плечо сестре, усаживаясь рядом, и окончательно подтвердила факт реальности следующих строк. — «Я беременна. Это ребёнок человека, с которым я при любых других обстоятельствах ни за что не связала бы свою судьбу. Я могла бы сделать аборт, но мать буквально заперла меня в доме, не давая уехать в клинику, пока срок не стал слишком большим. Я не хочу того, что случится завтра. Я не хочу становится Мириам Патаки… " — лицо Хельги побледнело. — Мамочка… Только и смогла пролепетать Ольга. *** Жарить зефир на огне всегда было весело. Вообще кэмпинг был одним из любимых занятий Арнольда. В памяти всё ещё были живы те дни, когда дедушка усаживал их с Джеральдом на заднее сидение своей машины, и они мчались на природу. Он искренне любил такие путешествия. Он любил наблюдать за животными и мирными горными пейзажами, ходить рыбачить и собирать в лесу вместе с лучшим другом грибы. Это было весело. А вечерние истории от дедушки казались идеальным завершением дня. От одних только воспоминаний об этом у Арнольда возникал вкус тающего зефира на языке. — Ну, так вы скажите, зачем вытащили нас сюда? Сегодня он этого не чувствовал. Не было ни счастья, ни интереса, ни любопытства. Арнольда с жуткой силой тянуло назад в город, но всё, что он мог сидеть у костра, крутя палочку с нанизанными на неё зефиринками над огнём. — Коротышка, ты себя в зеркало хоть видел? — Фил подбрасывал поленья в костёр, не забывая насмешливо поглядывать на внука. — Тебе явно нужно развеяться. Даже не спорь. Мы проведём здесь три дня и две ночи, и не минутой меньше! — Но Хельга… — Поверь, дружище, с ней всё будет в порядке, — огонь в костре разгорелся от нехитрых манипуляций Фила, от чего зефирка на палке Арнольда начала подгорать. Благо мальчик быстро перевернул её не подрумянившимся боком к костру. Не так далеко были слышны весёлые визги Джеральда и Фиби. Ребята вмести с Герти ушли в лес за хворостом и травами для чая добрых полчаса назад. Ровно столько же слышны были задорные визги, плеск воды и весёлые лозунги, которые воодушевлённо скандировала миссис Шортмен. Что именно там творилось — Арнольда не особо волновало. Ему уже давно не хотелось визжать и бегать. Фил взглянул на внука мельком. С тех пор, как он начал ходить на терапию к доктору Блисс, он стал явно лучше выглядеть и больше улыбался. Но это был совсем другой парнишка. Это была травма. Серьёзная и с чудовищными последствиями. Прошло едва ли три месяца с того рокового апрельского вечера. Фил понимал — мальчику нужно время. И тем не менее мечтал увидеть прежний взгляд мальчика, не омрачённый тяжёлыми думами и мрачными воспоминаниями. «Он справится,» — твердила ему Пукки каждый день. И Фил не то, чтобы не верил в это. Нет, его внук слабаком не был. Они с Пукки хорошо его воспитали. Возможно даже лучше, чем Майлза в своё время. Ему удастся оставить это в прошлом — рано или поздно. Он примет это, а пока Фил просто хотел, чтобы этот мальчишка улыбался. Уж что-что, а лето перед старшей школой он на страдания тратить не должен! — Чего ты пригорюнился? — Фил уселся на бревне рядом с Арнольдом. — Ещё чуть-чуть и ты начнёшь напоминать мне твоего старого-доброго кузена Арни. Арнольд скривился. Фил его прекрасно понимал. Собственные слова заставили старика вздогнуть. Ну, уж нет. Такой кадр им здесь не нужен. — Я не знаю, дедушка, — Арнольд поднял ветку вверх, оглядывая зефирку. Никаких нареканий у мальчика относительно лакомства не возникло, и оттого он смело отправил её в рот. — Со всеми бывает, коротышка, — Фил пододвинул окоченевшие ступни поближе к костру. Люди его возраста не ходят в походы, чтобы подбодрить печальных мальчишек. — Я могу понять тебя. У меня тоже были друзья. Я тоже боялся за их жизни. — Почему? — Война, коротышка, — грустно выдохнул Фил, поднимая взгляд в небо, — тогда была война. Страшная, жестокая и ужасающая. Я работал в тылу. Приносил еду, помогал на кухне и таскал мешки. Я видел солдат. Они были разные: хохмачи, серьёзные офицеры, простачки и многие другие. Уходя в бой, они никогда не знали вернутся ли. Однажды к нам притащили солдата. Он бился в конвульсиях от боли, а я держал его, пока молодая медсестра оказывала помощь. Этими вот руками зажимал раны, и молился, чтобы парнишка выжил. На миг между ними повисла тишина. — Он был твоим другом? — тихонько спросил Арнольд, боясь поднять взгляд на деда. — Нет. В тот день я видел его в первый и последний раз. Но тогда я боялся за него так сильно, будто он был мне родным братом. Не дай Бог тебе понять то, что я чувствовал. Такое люди ощущают только в нечеловеческой ситуации. Они снова помолчали. Арнольд взглянул на дедушку. Он расслабленно смотрел на звёзды, грея свои замёрзшие ноги у костра. Дедушка казался таким привычным, но в то же время другим. Фил и раньше рассказывал ему о своих подвигах на фронте. Тогда они носили более лёгкий и не такой прискорбный характер. — Не могу представить, какого было тебе там, — прошептал Арнольд. — Я тоже представить не могу, какого тебе было найти твою подругу в подобном положении, — так же тихо вторил ему Фил, — но, знаешь, нельзя оставаться всё время там. Нам нельзя жить прошлым — такое убивает. Просто набери побольше воздуха в лёгкие, и оглянись вокруг. Мы в прекрасном месте, а по небу кто-то рассыпал тысячи сверкающих фонариков. — Девятилетний я уже бы успел представить себе полёты на космическом корабле, — неловко ухмыльнулся Арнольд. Вышло у него плохо, но начало было положено. — Забавный был мальчишка, — прокряхтел Фил, поднимаясь на ноги, чтобы подкинуть ещё поленьев в костёр, — но юношей, который сидит сейчас передо мной, я горжусь даже больше. — Спасибо, дедушка, — на этот раз улыбка получилась искренней. — Ну, а теперь иди и поторопи этих непосед! — заговорщически подмигнул парню Фил. Арнольд довольно быстро зашагал к ручью. Вскоре, с той стороны, куда Пукки утащила молодёжь, Фил услышал звук падающего в воду тела, а затем крики возобновившейся битвы. Недовольно прокряхтев себе пару проклятий под нос, Фил побрёл к палатке за полотенцами, пледами и сухими вещами. Ох, уж эта молодёжь с их переменчивостью. Всё четверо вернулись через двадцать минут. Переодевшись, они наперебой начали рассказывать о том, что случилось. Фиби и Джеральд постоянно перебивали друг друга, Пукки выкрикивала нелепые лозунги, а Арнольд сидел в сторонке и слушал. Он больше не был печальным, но и счастливым его назвать пока что было нельзя. Арнольда впервые за эти месяцы с головой накрыло спокойствие. Той ночью ему снились звёзды, космические корабли и восхитительные пейзажи далёких планет, отчего-то так напоминавшие долину Торсмерк.