Ты же не выдашь меня, верно?

      После этого разговора прошла неделя. Вроде бы ничего не изменилось, а вроде бы поменялось все кардинально. Теперь у нас с Арсением сугубо деловые отношения. Он делает вид, что ничего не было, но было. Я помню. И никогда не забуду.       С Сережей живем душа в душу, но после смерти дяди Валеры мы начали меньше общаться. Эту неделю я только делаю, что сижу на диване, смотрю на Морис и глажу ее рыжую голову. Теперь она — это единственное, что осталось от дяди Валеры. Мне кажется, он был бы рад, что я взял его котенка.       — Тох, пошли, прогуляемся? Ты сидишь дома уже несколько дней. — сказал Сережа, входя в гостиную.       — И что? Я тебе мешаю?       — Нет, но и от сидения на одном месте лучше не станет. Понимаю, умер друг, но ничего уже не исправить.       — Я уже устал терять людей. — тяжело вздохнув, я посмотрел на Морис. Она нежилась под теплой рукой. Хотелось бы мне быть на ее месте — беззаботная жизнь всегда лучше той, где дохуя проблем.       — Я в магазин, надо кое-что к ужину купить. — сказал уже из коридора Матвиенко. — Пожалуйста, пока меня нет, не наложи на себя руки.       — Иди уже.       Оставшись один дома, мне стало куда спокойнее, потому что я уже привык жить в единстве с самим собой. Нет никаких обязанностей и требований от другого. Да, иногда хочется, чтобы кто-то ждал дома, был рад твоему возвращению, но постепенно привыкаешь к одиночеству.       Вспомнив, что в морозилке осталась уже давно забытая бутылка виски, я направился за ней. Открыв и решив, что из горла будет лучше, я вернулся к рыжему существу. Сделав первый глоток, почувствовал тепло, разливающиеся внутри. Сделав второй глоток, мой мозг начал немного отключать сознание от внешнего мира. Сделав третий глоток, я улыбнулся и опрокинул голову на спинку дивана. Мне стало хорошо, и я не хотел думать ни о чем: ни о смерти дяди Валеры; ни о надоедливости в каких-то случаях Сережи; ни об Арсении. О последнем больше всего не хотелось вспоминать.       Всю эту неделю я старался не встречаться с Поповым, избегал его. Я не хотел видеть темные немного растрепанные волосы, красивое тело, скрывавшееся за официальными костюмами, глаза-океаны, которые только и делали, что засасывали все глубже в свой омут. Глаза. Я люблю их и люблю тонуть в них. Люблю не ощущать под ногами дна и понимать — я могу тонуть вечность. Люблю, когда в океанах шторм, и всем сердцем боюсь, что меня выкинет на берег, когда он закончится. И, кажется, я уже подплываю к этому берегу.       В голове начали зарождаться все новые отчаянные мысли. М-да, говорят, что у алкоголя два действия: удар по голове весельем или печалью и отчаянием. Видимо, сегодня я наткнулся на второе. Черт.       Я не знаю, сколько я так пролежал, но к приходу Матвиенко бутылка была пуста, а Морис спала на спине, раскинув лапы в стороны. Картина, наверное, была потрясающая: пьяный я, лежащий на диване с пустой бутылкой виски, и рыжее чудо, лежащее рядом с голым пузом. Но, кажется, Сереже это не понравилось, и он подскочил ко мне, приводя меня в сознание.       — Да не сдох я! А жаль…       — Да, жалей, потому что сейчас тебе грозит смерть от моей руки! — говорил Матвиенко на повышенных тонах. — На сколько я ушел? На час! А ты тут уже бухаешь во всю, так еще и подвергаешься смерти в собственной рыганине!       — Ну и славно, тебе какое до меня дело?       — Тебя моя история вообще ничему не научила? Знаешь, в каком состоянии я прибывал два года? В постоянно пьяном и не умевшем трезво смотреть на ситуацию. В прямом, блять, смысле! И сейчас ты, — он немного потряс меня за плечи. — вместо того, чтобы свыкнуться и продолжить спокойно жить, пытаясь радоваться каждому дню, что тебе дал Бог, сидишь тут и страдаешь! У тебя мозги вообще есть?       — Почему Бог забирает дорогих мне людей, заставляет страдать и не может даже шанса дать уйти из этого ёбанного мира? — я тоже повысил голос.       — Потому что ты, черт ебливый, не ценишь то, что тебе Он дает! — воскликнул Матвиенко, и было видно, что мужчина обиделся. — У тебя есть крыша над головой, нормальная одежда по сезону и еда, а у многих и этого нет! Так что закрой свой рот, поднимай свою жопу и помоги мне приготовить ужин, либо продолжай гробить свой организм, а там и жизнь! — тот развернулся и направился в кухню, шурша пакетами.       Еще немного посидев и посмотрев на спокойно дышащую кошку, я встал и пошел к Сереже. Тот уже разложил нужные для готовки продукты и доставал посуду. Из-за, как иронично, низкого роста не мог достать сковороду. Подойдя к кухонному шкафу, я отодвинул в сторону Матвиенко и достал нужную ему вещь.       — Спасибо. — он взял сковородку и толкнул меня плечом.       — Да-да, прости. Накрыло. — извинялся я по большей части за то, что забыл о том, как было тяжело Сереже. Он же почти два года жил на улице, без возможности нормально поесть и согреться.       — Все, забыли, живем дальше припеваюче?       — Ага.       Приготовив жареные макароны с сыром и с кусочками помидоров, мы отужинали и по предложению мужчины, отправились смотреть фильм ужасов. Но, выбрав не столько ужас, сколько комедию, мы сидели, уминали чипсы и смеялись что есть мочи.       Благодаря Матвиенко я начал выбираться из этой дыры — начало депрессии. Я окунулся полностью в работу и то, как убрать любые подозрения с меня. Так же я перестал много думать об Арсении и перестал его избегать.       Сегодня, когда я забирал очередной товар, в клубе заметил знакомый мужской силуэт и, как обычно, постарался поскорее убраться оттуда, но бархатный голос остановил меня.       — Возьми сразу два заказа. Сегодня Илья уезжает, так что не будет возможности вернуться за следующем. Сейчас я закрываю комнату, так что беги. — он улыбнулся своей привлекательной и такой сексуальной улыбкой, от которой хотелось кинуться ему в объятия и нежиться под его губами, как в ту ночь.       — Ага. — оторвав глаз от ослепительной улыбки и океанов, я пошел за еще одним товаром.       — Из-за отъезда Ильи работы дня 3 не будет, так что отдыхай. Считай, что это — маленький отпуск. — сказал Попов, когда я уже двигался к выходу.       — Ага. — кинул за спину я.       POV Арсений.       Безразличие Антона напрягало. Всю неделю он явно избегал встречи со мной. Да, видимо, я задел парнишку тем разговором. В ту ночь после поездки, да и вечером после собрания, я видел блеск в его глазах. Когда-то и у меня так же горели глаза. Горели надеждой. Надеждой на, наконец, счастливую жизнь; на нахождение своего человека. Меня сломал развод с бывшей женой. А я Антона. Но разве стоит так же ломать Шастуна, как меня когда-то? Может мне тоже попробовать стать счастливым? Дать волю эмоциям? Почувствовать необходимость в человеке?       — Аркадий, отвези меня к дому Антона. — сказал я, садясь в черный автомобиль.       — Да, сэр.       Подъехав, я сказал водителю припарковаться между машинами, чтобы не сильно выделяться. Конечно, в этом районе BMW в любом случае очень бросается в глаза, но не суть. Я вышел из машины и сел на скамью на детской площадке. В голове крутились темы для разговора. Я не знаю о чем хочу поговорить с Шастуном. Сказать, что он мне тоже небезразличен? А я в этом уверен? Нет. Сказать, что хочу стать его другом? А ему это надо после того, что у нас было? Нет. Так о чем я хочу поговорить?       Просидев так около часа, я замерз, а Антона до сих пор не было. Из-за этого, ну еще из-за своего замешательства и спонтанного решения приехать сюда, я залез в машину и сказал отвезти меня домой. Пока ехал, еще раз осознал, насколько прекрасен Питер. Культурная столица России наполнена огромным количеством истории и воспоминаний о великих годах страны.       Приехав домой, я открыл бутылку вина, взял бокал и направился в ванную комнату. Поставив напиток и включив воду, снял одежду и отнес ее в спальню. За это время ванная успела наполнится, и я позволил себе окунуться в теплую, почти горячую жидкость. Впервые за долгое время я смог расслабиться в ванной. Взяв бокал, я сделал глоток.       Мысли были наполнены Антоном. Такое ощущение, что он там закопал зернышко, и сейчас начали прорастать корни. В последнее время мне все тяжелее выкинуть его из головы. Во время работы я думаю о нем. Во время отдыха мысли наполненный только им. Во время разговора с Пашей или еще с кем-то в только голове Шастун! Как от этого избавиться, я не знаю.       — А хочу ли я избавляться? — вслух спросил я.       Не хочу. И, кажется, я сам поселил его у себя в голове. Я сам начал развивать эти корни, поливая их и специально подставляя под теплые лучи солнца. Я сам не хочу переставать думать о нем. Когда Антон появился в моей жизни, стал моим работником, то мой мир начал постепенно обретать цвета. Он — яркий, как палитра. Он — художник, который раскрасил мой серый мир.       Сначала для меня это все было игрой. Я не жалел чувства парнишки и не собирался даже думать об этом. Не хотел сближаться, рассказывать о своих проблемах. Все, чего я хотел, так это полного доверия и подчинения мне. Мне нужен был хороший сотрудник, который ни за что не перейдет на сторону конкурентов; который не выдаст меня; который будет, как машина. Но я ошибался.