Ты в эпицентре боли моей

Мне было совершенно плевать на себя даже в тот момент, когда у Мурата появились серьёзные намерения задушить меня. Одно неловкое движение. Он мог пережать мне сонную артерию и всё. Всего две секунды. Я очень испугалась за дочь. Она не должна была этого видеть. Она даже ссор наших слышать не должна, а про такое я вообще молчу. Но, она слышит, а теперь ещё и видит. Что я буду ей говорить, как объяснять увиденное, я совершенно не знаю. Услышав голос Сонечки, её жалобный плач, муж отталкивает меня в сторону, естественно, прикладывая все свои усилия. На ногах удержаться практически невозможно, я только успеваю схватиться за что-то, что попало мне под руку. — Идём, малыш, — Мурат поднимает Софию на руки и скрывается за пределами кухни. Может быть, так оно и лучше, дочь увидит меньше. Пару минут и я прихожу в себя, всё никак не убирая руку с горла. Как будто его мне до сих пор очень сильно сдавливают. Наконец я могу глубоко вздохнуть, больше ничего не мешает мне дышать. С тяжестью, опускаю веки и зачёсываю пальцами распущенные волосы. До меня вдруг доходит осознание того, что муж мог с лёгкостью задушить меня сейчас, но не сделал этого. Я жива, со мной всё в порядке. Только очень испугалась. Набрав дрожащими руками стакан холодной воды, я опустошаю его и, когда ставлю на поверхность столешницы, опираюсь на неё руками и прикрываю глаза. Плохо. И даже не физически, а морально очень тяжело осознавать, что я позволяю так относиться ко мне. Мама всегда учила, что в первую очередь-это уважительное отношение к себе со стороны мужчин, а уже потом всё остальное. А что выходит? Я позволяю себя унижать, оскорблять, поднимать руку. Что такого плохого я сделала, что сейчас мне приходится расплачиваться этим? Видимо, для чего-то так нужно. Надеюсь, что дальше будет хотя бы чуточку лучше. Не знаю, откуда я набралась смелости, чтобы выйти с кухни и пройти по дому, в поисках мужа и дочери. Медленными шагами прохожу по коридору, заглядывая в комнаты и только в одной, в самой крайней, которая занята у нас детскими игрушками и вещами Соньки, вижу дочь, которая спокойно сидит за столом и что-то колупает в руках. Мурата рядом нет. Я в недоумении, но ускорив шаг, прохожу в эту комнату: — Малыш, Сонечка, — не тихо и не громко подаю голос, а малышка быстро оборачивается и соскакивает со стула, с радостными воплями подбегая ко мне. Не знаю, что и как ей наговорил Мурат, но она совершенно спокойна, не плачет и выглядит так, как будто ничего и не было. — А где папа, дорогая? — присев перед ней на корточки, интересуюсь я, смотря ровно глаза в глаза, только снизу вверх. — Он уехал, — своей маленькой ручкой дочка сжимает мне руку, а второй гладит по голове, — На работу. Не было моему счастью сейчас предела. Неизвестно, что бы ещё выкинул мой дорогой муж. Поэтому, сказать, что я была рада его отсутствию, это ничего не сказать. — Как ты, малыш? — я беру пример с Сони и тоже делаю вид, что всё в порядке. Главное, что она сейчас не плачет и ведёт себя спокойно. — Нам уже совсем скоро нужно ехать, давай будем собираться? — не отпуская её ручек, я поднимаюсь и мы меняемся местами, теперь я смотрю на неё сверху. Соня послушно соглашается со всем, что я говорю ей. Одевается. Сама надевает платье, которое я выложила специально для неё, собирает в рюкзачок свои игрушки и раскраски, прекрасно понимая, что репетиция затянется надолго. За последний месяц София бывала на репетициях довольно часто, по одной простой причине: мне не с кем оставить её. Мурат постоянно задерживается на работе допоздна, а напрягать маму мне уже неудобно, она и так уделяет Сонечке очень много времени. Поэтому мне и приходится возить её с собой. Но дочь терпеливо относится ко всему. Иногда мне кажется, что она уже привыкла к этому ритму жизни. Бывает, что на репетиции вместе с нами приезжают и мои коллеги, с которыми Сонька отлично ладит. Например, Полина, или Филипп, которые с радостью возятся с ней, пока я работаю. Сегодня последняя, большая, генеральная репетиция перед вечерним мероприятием. Я волнуюсь. Честно. Даже больше, чем перед самим выступлением. Сегодня нужно будет отработать всё, вытерпеть большое количество времени и запомнить много информации. Важной и не очень. Думаю, это займёт у нас куда больше времени, чем обычно, поэтому и пригласили нас всех гораздо раньше. Я уверена больше, чем на сто процентов, что мы не опоздали бы, если бы пробки дали нам спокойно проехать через полгорода. Но они не дали. Увы. Поэтому пришлось слегка задержаться. Успокаивала мысль о том, что не одна я живу в Москве и, возможно, пробки захватили не только нас. Я давно не была в этой атмосфере, где все вокруг тебя бегают, что-то делают, что-то ищут, настраивают звук, микрофоны, с разных сторон окружают стилисты, гримёры, сценаристы. Это моя стихия, моя жизнь состоит из этого, я это люблю. Люблю то, что делаю и делаю то, что люблю. Разве это не счастье? Стопроцентное. Чего я в принципе и ожидала: не успели мы с Софией переступить порог здания, нас сразу встретили работники и сообщили, что времени сегодня категорически мало. Артистов много, успеть должны все, поэтому и минуты свободной нам не дадут. У меня отдельная гримёрка. Иногда приходится делить её ещё с кем-то из моих многоуважаемых коллег, а в этот раз своя собственная. Здорово. Я уже настолько окунулась в эту атмосферу и этот творческий день, что небольшой утренний инцидент из головы вылетел совсем. Мне стало намного лучше, я в предвкушении чего-то интересного и, конечно же, сегодняшнего вечера и моего возвращения на сцену. Соньку в коридоре перехватили Мартин и Алла-Виктория, поэтому до комнаты я шла в гордом одиночестве, в одной руке держа сумку, а пальцами второй сжимая бейдж, что мне вручили на входе. Сказать, что я сегодня не волнуюсь на протяжении всего дня, это ничего не сказать. Может быть, этого не видно внешне, но внутри у меня уже давно всё вверх ногами. Но, прежде всего, я артист, который должен уметь держать себя в руках и не показывать публике, как ему, черт возьми, страшно. Время тянулось вроде и не медленно, но и не летело со скоростью света. Всё аккуратненько шло своим чередом, мы готовились к выступлению, с Димой виделись уже несколько раз, обсуждали детали, и теперь только ждали прогона нашей песни, а потом и самого выступления, до которого оставалось буквально несколько часов. Я ходила вдоль коридора. Туда-сюда. Именно так я настраиваюсь на любое выступление. Собираю, так сказать, все мысли в одно и успокаиваюсь. Предпочитаю быть одна перед выходом на сцену, чтобы концентрировать всё внимание только на себе. Ищу гармонию с собой, иногда даже разговариваю вслух, что-то спрашиваю и тут же отвечаю. Возможно, со стороны это выглядит так себе, но артисту порой настроится помогают довольно нестандартные вещи. — Мама! — когда слышу за спиной голос своей малышки, поворачиваюсь и улыбаюсь. Сонька в компании дочери Филиппа уже давно бегают здесь вместе. Хорошо, что ребята моего друга тоже здесь, Софии не скучно, и меня никто не отвлекает. — Смотри, что мне Алла подарила, — она протягивает мне руку и я вижу детский яркий браслетик на тонком запястье. — Ничего себе, — присев на корточки возле девочек, я рассмотрела украшение, дав ему положительную оценку. И хотя мысли у меня сейчас совершенно о другом, вырваться на секунду в реальный мир у меня всё-таки получилось. — Какой красивый! — Серёжа! — неожиданно вскрикивает дочь и с радостным визгом оббегает меня, забывая обо всём, в том числе и о браслете, которым была так заинтересована. Я сразу догадалась, кого она увидела у меня за спиной. По её реакции было не сложно понять. Лазарев. Моя радость и боль. Человек, из-за которого я уже не раз получала дома от мужа. Ведь именно к нему он ревнует меня. Поднимаясь на ноги, я оборачиваюсь, хотя так боялась этого. Боялась посмотреть ему в глаза. Почему? Не знаю. Не могу понять точной причины. Но всё же сделать это пришлось, и улыбнуться, и поздороваться. — Радость моя, — Серёжа ловит Софию и кружит на руках. А та счастливо смеётся, обнимая его ручками за шею. — Привет! — отчасти он адресует это «привет» мне, а отчасти и Соне. — Привет, — я одновременно рада и не рада этой встрече. Нет, потому что знаю, что меня ждёт, если Мурат узнает об этом. Но, процентов на восемьдесят я, конечно, очень счастлива видеть его. Не могу не радоваться в такие моменты. — Ну, как у вас дела? — Лазарев снова поступает как хитрый лис и обращается к Соне, пытаясь тем самым достучаться до меня. Знаю я его фокусы. — Хорошо, — улыбается девочка, — Только папа маму обижает, — ни с того, ни с сего выдаёт София и пожимает плечиками, а я вмиг проваливаюсь сквозь землю, дар речи пропадает, я вообще забываю, что такое говорить. Лазарев меняется в лице, переводя на меня удивлённый и растерянный одновременно взгляд. А я мысленно молюсь, чтобы он не смотрел на меня так, — Он её за шею сегодня утром держал... — Перестань! — я подаю голос. И делаю это так громко, что они оба дёргаются. Сонька распахивает глаза, ведь я очень редко повышаю при ней голос, а тем более на неё, — Соня, об этом нельзя говорить никому, — более спокойно добавляю к сказанному. — Даже Серёже? Я смотрю ему в глаза и молчу. Серёже особенно.