Я увидела перед глазами кромешную тьму, когда открыла их, видимо, посреди глубокой ночи. Ничего не помню, и мне очень страшно. Что, если это был сон, и рядом со мной совсем не Лазарев? Хотя, нет. Это точно не сон. Ибо где я так напилась, что меня дико сушит? Хочется пить, голову до сих пор кружит и тошнит. Это ужасно.
Я сглатываю, чтобы хоть немного смочить горло, которое пересохло как Сахара. Стало понятно, что я не усну в таком состоянии, поэтому пролёживать это время бесполезно.
Где мои вещи? Телефон? Сумка? Я не помню ничего, кроме как стонала под Лазаревым на кухне. Надеюсь, Серёжа удосужился всё прибрать.
Что бы хоть немного видеть и оценивать ситуацию, я тянусь к тумбочке, которая, надеюсь, тут есть. Ничего не видно совершенно. Но понятно, что мы на большой двуспальной кровати в чьей-то спальне. Нащупываю всё-таки светильник и щелкаю выключатель. Тот слишком сильно слепит мне глаза, заставляя отвернуться и невольно простонать. Так громко и так жалобно, что Серёжа, что лежал на соседней подушке, вскочил на месте:
— Тише, тише, спи, — его глаза практически закрыты, а рука гладит мой живот. Насколько мило это сейчас выглядит, нужно видеть. Но, судя по всему, проснулась до конца из нас двоих только я. Поэтому я аккуратно беру его за руку и, чуть приподнимаясь, нежно целую за ухом, укладывая тем самым обратно на подушку.
— Тш, — опускаю голову и холодным носом касаюсь обнаженной груди, пальцами тихонечко перебирая волосы. Слышу, как бьётся сердце, а дыхание медленно выравнивается. Он и не проснулся до конца, поэтому быстро провалился обратно в сон.
Убедившись, что Лазарев спит, я как можно тише выбираюсь из его объятий, вглядываясь в темноте, что бы накинуть на себя, ибо стою сейчас в чём мать родила. Обнаруживаю на стуле вещи и вспоминаю, что была в платье. А почему сейчас без него? Свято верю, что это дело рук Лазарева, а не кого-то ещё.
Надев платье, зачёсываю пальцами волосы и максимально тихо открываю дверь, боясь даже малейшего её скрипа. Тишина. Я надеюсь, все спят, а мне удастся остаться незамеченной. Жутко хочется пить.
Это ж нужно было так напиться, что сейчас проще выйти из окна, чтобы не чувствовать этого сушняка и разрывающей головной боли. Но траекторию от спальни до кухни я успешно преодолела, хватаясь за графин с водой. Сил и терпения, чтобы налить в стакан, не было, поэтому и из горла нормально зашло. Воды там было не много, а после меня не стало вовсе. Поставив пустую посудину на место, я опираюсь поясницей на столешницу и закрываю лицо ладонями, сильно надавливая на него. После воды снова захотелось жить, не поверите.
— Господи, — вздрагиваю. Лазарев, стоящий в дверном проёме, пугает меня, — Ты разве не спишь?
— А ты? — тот усмехается и направляется к холодильнику. Видимо, сушняк хватанул не только меня.
— Пить очень хотелось, — наблюдаю за его шикарным телом. Спасибо, кстати, что вышел в одних трусах. Очень сексуально. Особенно ночью. Особенно вдвоём.
— Вот и мне очень пить хочется, — Серёжа достаёт из холодильника какую-то бутылку. Возможно, с минералкой. А что, так можно было? Я бы тоже от холодной воды не отказалась.
— А сколько вообще время? — я вдруг вспомнила, что даже на время не удосужилась взглянуть. Ну, судя по тому, как темно за окном, ещё ночь. Глубокая, тёмная ночь.
— Три часа, — откручивая крышку бутылки, Лазарев жадно опустошает чуть ли не половину сразу. А у меня слюнки текут, — Будешь? — протягивает мне бутылку. Спрашиваешь. Конечно, буду. — Давай пей и пойдём спать.
— Ты так заботишься обо мне, — улыбаюсь, более аккуратными, но в то же время крупными глотками, пью воду из бутылки. Холодной. Лучшее. — А может я не хочу спать, — бросаю в его сторону игривый взгляд, протягивая бутылку, а когда Серёжа пытается забрать, я задерживаю её в своей руке, широко улыбаясь.
— А чего ты хочешь в три часа ночи? — усмехнулся Лазарев, не расслабляя хватки с бутылкой, явно не собираясь сдаваться в этой недетской борьбе. — Меня? — он подходит ко мне вплотную, и тут я чувствую, как моя поясница коснулась края столешницы. Отпустив бутылку, смотрю ему в глаза, а уголки рта невольно лезут вверх, немного подрагивая.
— Тебя, конечно, — взгляд падает на торс, на эти манящие кубики, и чертовски радует, что я могу прикоснуться к ним, могу прикоснуться к любой части тела Лазарева и ощутить тот самый экстаз от смуглого накаченного тела. Серёжа ставит бутылку с минералкой на столешницу у меня за спиной. Его крепкие руки оказываются у меня на талии, пока только поверх платья. Он вообще знает, что под ним ничего нет? Даже при глухом свете вижу этот взгляд дикого зверя. Огонь. Внутри меня всё закипает. Снова. Я снова его хочу.
***
Утром болела голова. Противная, ноющая боль. Но, спасибо хотя бы за то, что я проснулась. За окном солнце. В приоткрытое окно слышно, как чирикают птицы. Но даже солнце и птицы не радуют меня, как это обычно бывает. Я большая любительница природы и всех её прелестей, но, когда ты всю ночь заливал в себя алкоголь, на утро тебя может радовать только таблетка от головы и бутылка холодной воды.
Проснулась я полностью без одежды, а, повернув голову, не обнаружила рядом Серёжу. Одна на огромной кровати, под тёплым одеялом, в комнате тишина. Я кладу ладонь на лоб и жалобно постанываю. Если бы я могла сейчас продать душу дьяволу, то сделала бы это не задумываясь.
— Спящая красавица, а ты в курсе, что уже одиннадцать? — наконец-то Лазарев виднеется в дверях комнаты. Я, если честно, даже переживать начала, что он уехал и оставил меня тут одну в компании незнакомых мне людей. — Давай просыпайся, — снова с голым торсом, в этих его тёмно-синих джинсах. Господи, что со мной происходит? Почему я не могу нормально смотреть на него и не заводиться с пол-оборота? А ещё, его шикарная улыбка заставила улыбнуться и меня, хотя до этого момента сил на улыбку не было совсем.
Лазарев закрывает дверь и проходит к кровати, садясь с краю с моей стороны. Я смотрю на него и ничего не говорю. Даже банального «Доброе утро» он от меня не услышал. А зачем я буду врать, что оно доброе, когда оно совсем не доброе?
— Что, голова болит? — усмехнулся он. Вот очень смешно, Сергей. Удивительно, что он выглядит, как огурчик.
— Ужас, — кладу руку на лоб и закрываю глаза. Просто «болит» мягко сказано, она разрывается на миллионы осколков, как в песне Алексеева.
— Водички принести?
— Не надо, спасибо. Подай мне лучше вещи, — чуть приподнимаю голову и пытаюсь найти взглядом платье, но тут же падаю обратно на подушку с жалобным стоном.
***
Не знаю, что и сказать про сегодняшний день. Я больше боюсь за вечер, когда нужно будет вернуться домой и объяснить мужу наше с Софией отсутствие. Мурат за прошедшее время позвонил мне раз двадцать, и это, я считаю, ещё не много. Но достаточно, чтобы он разозлился и сорвался на меня. К другому я и не готовлюсь. Слишком переживаю за Софию, ведь каждый раз она слышит наши ссоры и скандалы. И я уверена, что, несмотря на нашу идеальную игру в счастливую любящую семью, Сонечка понимает, что что-то не так. А если пока не понимает, то чувствует всё.
Как бы мне не хотелось прощаться с Лазаревым, сделать это всё равно пришлось. К вечеру, забрав от Филиппа дочь, мы с ней вернулись в квартиру. Сонька радостная поднималась по лесенкам(лифт почему-то сегодня не работает), ведь скоро она увидит любимого папу, она очень соскучилась. А я, с каждым шагом, всё больше боялась возвращаться домой, так как даже не придумала весомых причин моего отсутствия этой ночью.
— Папочка! — дочь сразу с порога подаёт голос, стаскивая с ножек кроссовки, — Папа, ты дома?
— Папа дома, малыш, не кричи так громко, — помогая ей раздеться, я вешаю одежду в шкаф, и как только малышка пробегает в комнату, раздеваюсь сама.
— Папа! — София видит Мурата в гостиной, за просмотром чего-то. Тут же прыгает к нему и обнимает, как всегда. Он рад ей, также крепко прижимает к себе, улыбается, радуется любимой девочке. А я даже в комнату пройти боюсь. Боюсь взгляда в мою сторону, ибо знаю, что заварила такую кашу, что расхлёбывать придётся долго.
— Привет, — не знаю, откуда взялось во мне столько смелости, но я также прошла в комнату, привычно положила вещи на тумбочку, запрятывая пряди волос за уши, — Как дела? — знаю, что сделать вид, что ничего не происходит, у меня не получится. Да и Мурат не оставит эту ситуацию просто так. Уверена, ему понадобятся чёткие объяснения того, где я была и с кем, и почему на ночь не вернулась домой.
— Ты голодная, малыш? — вопрос адресован Софии, а мой для Мурата благополучно проигнорирован. Это новая стадия отношений? Игнор? — Иди помой ручки и подожди меня на кухне, хорошо? — потискав ребёнка за щёчки, Мурат ссаживает дочь с колен и та радостно бежит на кухню, оставляя нас наедине. Вот тебе и момент, которого я боялась сегодня в течении всего дня.
