Королева

В иссиня-черном небе вспыхивали разноцветные фейерверки: распускались причудливые цветы, порхали бабочки, раскрывали крылья фениксы, драконы изгибали длинные изящные тела — империя Ко не поскупилась на свою знаменитую пиротехнику для приданного принцессы. Под переливающимся всеми цветами радуги небом на улицах столицы Синдрии шумел праздник, нарядные люди смеялись, пели, славили своего короля и его прекрасную невесту. На главной площади стояли ломящиеся от снеди столы, гремела музыка, и стройные танцовщицы кружились в облаках цветов. Когёку сидела на золоченом троне, стоявшем на украшенном белыми лилиями помосте, и с восторгом наблюдала за гулянием. Праздники в империи Ко были совсем другими, нет, конечно, простой люд тоже веселился, пел и плясал, но если в празднике участвовал кто-то из императорской фамилии действие мгновенно становилось формальным, когда каждый шаг, жест и даже чих четко расписаны в протоколе. Ни о каком веселье уже не могло идти речи, люди падали ниц перед пышной процессией придворных, и на их лицах читалось восхищение небожителями и страх, а вовсе не радость. Другое дело Синдрия! В местных жителях совсем не чувствовалось раболепия. Простой крестьянин, угощающийся на площади, мог поднять кубок и крикнуть Синдбаду: — Побольше детишек, Ваше Величество! После очередного пожелания, призывавшего короля как следует поразвлечься на брачном ложе, Ко залилась краской и украдкой взглянула на сидящего на соседнем троне Синдбада. Тот подмигнул ей, отсалютовал кубком и отпил вина. Алые отсветы фейерверков окаймляли его профиль, Когёку невольно залюбовалась и ощутила прилив удовлетворения. Все-таки она добилась своего: сегодня она стала женой любимого мужчины. Исполнилась ее заветная мечта. Когёку переполняло счастье, за спиной будто вырастали крылья, и она могла взлететь в небо вместе с разноцветными бабочками. Но вместе с радостью к ней пришло волнение, с каждой минутой оно все нарастало, переходя в нервную дрожь. Внутри все сжималось от сладкого предвкушения и робкой боязни. Когёку не была невинной дурочкой, она знала, что происходит в первую брачную ночь. Пожалуй, даже слишком хорошо. От матери ей досталось скверное наследство: хотя Когёку рано забрали во дворец, в детском сознании отпечатались сцены из жизни в элитном доме удовольствий. Она смутно помнила ярко одетую мать, неестественно громко смеющуюся в окружении мужчин, они прикасались к ней, обнимали, целовали мясистыми губами нежную шею. Подглядывавшая за матерью в щелочку в двери Когёку не понимала, что происходит, но повзрослев — узнала. Ее мать была куртизанкой. Шлюхой, продававшей любовь за деньги. Лишь раз побывавшая во дворце для утехи пресыщенного императора, она всю жизнь провела в квартале удовольствий. От матери Когёку досталось позорное клеймо, страх, угнездившийся в глубине души. Она боялась близости с мужчиной и одновременно страстно желала. Но ведь Синдбад не такой, как другие. Он — особенный. Когёку снова украдкой посмотрела на Синдбада, и обнаружила, что он наблюдает за ней. По его лицу ничего нельзя было прочесть, вроде бы доброжелательное и спокойное, но Когёку на миг почудился стальной блеск в его глазах. В ночи они были как темные провалы в бесконечность. Далекую и таинственную. «Интересно, как он воспринимает меня на самом деле? Он всегда обходительный и предупредительный. Но он такой со всеми. Конечно же, он не любит меня. Кто я и кто он. Но может быть, хоть чуть-чуть симпатии он ко мне испытывает? Ведь тогда он разрешил мне остаться в Синдрии. Кто я для него?» — Как вам праздник, моя дорогая супруга? — прервал мысли Когёку голос Синдбада. Она тут же растерялась, как всегда бывало рядом с ним. Синдбад ослеплял ее своим великолепием. Или, может быть, гипнотизировал, как удав кролика? Когёку будто впадала в транс. — Все просто замечательно, — ответила она с трудом, чувствуя, как пылают щеки, и добавила, чтобы хоть что-то сказать: — В Синдрии такая необычная кухня. Она кивнула на стоящий перед ней маленький столик, на котором распологались разнообразные местные кушанья. — Но вы совсем ничего не съели, — мягко упрекнул ее Синдбад. Когёку слишком волновалась, кусок в рот не лез, поэтому тарелки оставались почти полными. А еще она не знала, как подступиться к половине блюд. Например, вон тот омар: как вытащить его из панциря? Или вон то блюдо с массой непонятного цвета — оно вселяло в Когёку опасения за здоровье своего желудка. Но не говорить же все это Синдбаду. — Попробуйте вот это, — предложил тот, склонившись к столику Когёку и приподняв тарелку с кусочками чего-то розового, политого золотистым соусом. — Главный синдрийский деликатес, мясо птицы папагорас, такие блюда ценятся на вес золота, потому что этих птиц очень сложно поймать. У папагорас огромный клюв, один раз он даже пробил доспехи Спартоса. Но Масрур каким-то чудом умудряется ловить этих боевых птиц. К сегодняшнему пиру он специально достал несколько в качестве свадебного подарка вам, дорогая. Заслушавшись Синдбада, Когёку забыла о своем смущении. Ей было не так уж важно, что он говорит, главное — слышать его голос. Низкий, обволакивающий. От звуков которого приятные мурашки бегают по коже. — А господин Масрур не пострадал, пока ловил их? — с тревогой спросила она. — В том то и дело, что нет. — Синдбад развел руками. — Наши лучшие охотники пытались у него вызнать, как он вышел невредимым из схватки с папагорас, но Масрур, как всегда, молчит. Иногда мне кажется, что он гораздо хитрее, чем мы все думаем, и решил организовать для себя монополию на мясо папагорас. Синдбад рассмеялся, и Когёку тоже невольно хихикнула. — Тогда я обязательно попробую, ведь господин Масрур старался для меня. — Она подхватила вилкой кусочек. Мясо оказалось выше всяких похвал, таяло во рту, исходя чуть сладковатым соком. — Какая вкуснотища! — вырвалось у Когёку. Она тут же смутилась своей бестактности, но увидела, что Синдбад одобрительно улыбается. Он рассказал ей о других блюдах, постепенно напряжение оставило Когёку, и она с запозданием поняла, что Синдбад специально отвлек ее беседой на посторонние темы. — Но больше всего мне понравилось вино, — робко заметила Когёку. — Я еще никогда не пробовала такого сладкого вина, у нас, в Империи Ко предпочитают другие напитки. Они более кислые. — О, Синдрия славится своими виноградниками, — с гордостью произнес Синдбад. — Под южным солнцем вызревает самый лучший виноград. Он заговорщически прищурился. — Еще у нас есть особый секрет: мы добавляем в вино ягоду аллар, она растет только в джунглях Синдрии и придает напитку особый, терпкий привкус. Похоже, о своей стране Синдбад мог говорить часами. Когда он рассказывал о Синдрии, его лицо озарялось особым светом, и он выглядел величественным, как высеченные на древних барельефах цари. Когёку оставалось лишь восхищенно любоваться им. Вот только одна мыслишка на краю сознания не давала покоя, нашептывая, что Синдбад мог бы найти и другие темы для беседы с невестой. Синдбад поднял кубок. — Я хочу выпить за вас, моя прекрасная госпожа, — произнес он, и Когёку мгновенно забыла обо всех сомнениях. Синдбад склонился к ней так близко, что она ощутила его теплое дыхание на своей щеке. — Если честно, предлагая вашей семье династический брак, я очень надеялся, что моей супругой станете именно вы. Я уверен, что из вас получится великолепная королева. Когёку покраснела до корней волос и с трудом смогла выдавить что-то похожее на «спасибо». «Значит, он все-таки думал обо мне!» Они чокнулись, и Синдбад уже поднес кубок к губам, когда рядом с ним бесшумной тенью вырос Джафар. — Полагаю, вам на сегодня хватит, Ваше Величество, — за почтительностью в голосе прятались строгие нотки. Джафар ловко выхватил кубок из рук Синдбада, и тот состроил недовольную мину. — Джафар, Джафар, не будь таким суровым — неужели я не могу выпить на своей свадьбе? — весело вопросил Синдбад. — Можете, но в меру, — прозвучал хмурый ответ Дальнейший разговор продолжался вполголоса, и из-за грома музыки Когёку не смогла ничего разобрать. Она переводила взгляд с одного мужчины на другого, не понимая, в чем дело. Что страшного в том, что Синдбад выпьет немного вина? После минутного обсуждения (или спора?) Джафар ушел, унося взятый со стола Синдбада золотой кувшин и кубок. — Вот видите, моя дорогая супруга, что себе позволяют мои собственные генералы? — с шутливым отчаянием произнес Синдбад. Празднество шло своим чередом. Под руководством Синдбада Когёку попробовала все синдрийские деликатесы, затем смотрела выступления актеров и танцоров. Ловкие акробаты ходили по невидимому канату, взбирались на длинный гладкий столб, глотали огонь и собирали живую пирамиду. Загорелые девушки в полупрозрачных одеждах изгибались в причудливом танце, многие движения которого показались Когёку не совсем приличными. А, когда Синдбад любезно объяснил, что это синдрийский танец плодородия, призванный привлечь к молодой паре больше Рух для скорейшего зачатья ребенка, у Когёку от смущения едва не повалил пар из ушей. Нравы в Синдрии были определенно куда свободнее, чем в Империи Ко. Дальше выступали маги, под командованием Ямурайхи устроившие водяное представление, они создали в воздухе сверкающие фигуры, рассказывавшие историю приключений Синдбада. Когёку аплодировала, смеялась, наслаждаясь представлением, но волнение в ее душе все нарастало. После полуночи к Когёку подошли служанки, чтобы отвести в опочивальню и подготовить к первой брачной ночи. Когёку встала с кресла, и у нее подкосились ноги. Она успела вовремя опереться на подошедшего вместе с прислугой Ка Кобуна. В его глазах блестели слезы, и от него несло вином. — Моя гос-спос-са, я так р-рад, — прохныкал он, пытаясь обнять Когёку. — С-сегодня в-вы с-станете зе-зенщиной! Когёку передернуло, ей очень захотелось врезать Ка Кобуну, но она лишь злобно зыркнула на него и позволила хлопочущим служанкам увести себя прочь. Оглянувшись на Синдбада, Когёку увидела, что он наливает себе в кубок вино из неизвестно как опять появившегося на столе кувшина. Когёку проводили в ее покои, где она приняла ванну, полную лепестков цветов с тяжелым, дурманящим ароматом. Затем служанки умастили кожу новобрачной благовониями, весело щебеча и наперебой поздравляя Когёку с замужеством.  — Его Величество самый желанный мужчина Семи Морей, — заливалась соловьем молоденькая блондинка. — Девушки готовы на все за один лишь его благосклонный взгляд. Мы вам так завидуем, Ваше Величество! — Вы такая прелестная невеста, — сказала другая служанка. — У вас такие блестящие, длинные волосы! Сейчас я побрызгаю на них немного духов, чтобы Его Величество был очарован легким ароматом лилий. — А между грудей стоит добавить капельку бальзама. О, это особый бальзам, он сводит мужчин с ума, его готовила еще моя бабка. Слушая их, Когёку злилась и ожидала подвоха. Она привыкла, что во дворце все служанки за глаза называли ее шлюхиной дочкой и высмеивали ее манеры. Но постепенно Когёку поняла, что синдрийки совершенно искренни. Они так открыто улыбались ей, смотрели на нее с таким восхищением, что Когёку едва не расплакалась от умиления. За все прожитые годы она не встречала таких добрых людей, как в Синдрии. Служанки облачили Когёку в легкую рубашку, украшенную вышивкой и кружевами. — Видите, вот эти тесемочки на груди очень легко развязываются, — шаловливо сказала одна из девушек. — Его Величеству не придется тратить много времени, чтобы вас раздеть — раз и все. Раз — и все. Живот Когёку свело судорогой, она побледнела. «Ничего страшного. Ничего страшного», — повторяла она про себя. Вдруг самая старшая из служанок, полная, седая дама, подошла к Когёку вплотную и положила руку ей на плечо. — Не волнуйся, милая, — по-матерински ласково произнесла она. — Наш король очень добрый, он не сделает тебе ничего дурного. Когёку вымученно улыбнулась ей. — Спасибо вам всем, — сказала она как можно мягче, стараясь передать ту благодарность, что испытывала к этим женщинам. Служанки удалились, и Когёку прошла в опочивальню: царящий в комнате полумрак разгоняло лишь несколько свечей, очерчивая золотом широкое ложе под фиолетовым бархатным балдахином. Шелковые простыни цвета морской волны приятно охладили разгоряченную кожу Когёку, когда она опустилась на кровать. Сердце взволнованно колотилось в груди. В открытое окно в комнату вливалась таинственная чернота южной ночи, приторно-сладкие ароматы неведомых растений и далекая музыка. Окружающее вдруг показалось Когёку нереальным, зыбким, как во сне. Она сидела в полумраке одна и ждала, когда к ней придет ее муж. Она ждала небывалых наслаждений. Ждала вкусить запретный плод. «Приди же на мое ложе, о возлюбленный мой, увитый цветами хризантем», — вспомнились ей строчки из древней поэмы. Тут Когёку действительно услышала шаги и приглушенные голоса за дверью. — Ты же должен был за ним следить! — раздраженное бормотание Ямурайхи. — Я следил! Но у меня же не сотня глаз! — огрызнулся Джафар. — Ума не приложу, как он смог достать вино и так быстро надраться. — Не важно, как, важно — что нам теперь делать, — снова Ямурайха. — Не тащить же его в таком виде к принцессе! То есть уже королеве… — А пос-сему нет? — Когёку не сразу узнала голос Шарркана, язык у него здорово заплетался. — Как почему? Провести первую брачную ночь с пьяным в стельку мужем — ужас! — прорычала Ямурайха. — Не волнус-ся, — протянул Шарркан. — На такую класотку у Сина даже во сне встанет! Послышался глухой звук удара и сдавленный крик. — Похотливая свинья! — Хватит спорить, — прошипел Джафар. — Я считаю, нужно принести его в опочивальню. Это не дело, когда король проводит первую брачную ночь вне спальни своей невесты. Пойдут толки. Империя Ко вообще может счесть это оскорблением и объявить нам войну. Нет, лучше уж мы притащим Сина в комнату, а утром он пускай сам разбирается. У него язык хорошо подвешен, он все уладит. Давайте, раз-два-взяли, потащили! — Тяжелый, зараза. Где Масрур, когда он так нужен? — Мацает дефок, гы-гы… Ой, больно же, ведьма! — Свинья! Когёку, похолодев, вслушивалась в перебранку генералов. До нее медленно, очень медленно доходил смысл происходящего. Синдбад напился до потери сознания. Напился в их первую брачную ночь. Образ идеального принца в мечтах Когёку дал трещину. Дверь в комнату приоткрылась, и заглянул Джафар. — Ваше Величество, ваш супруг прибыл, — с застывшей улыбкой протараторил он. — К сожалению, король был так взволнован перед первой брачной ночью, что слегка перебрал алкоголя. Но, прошу вас, не волнуйтесь. Он немного поспит, но обязательно проснется. «Это, по-вашему, слегка?!» Ошарашенная Когёку не успела даже слова вставить, как генералы ловко втащили бесчувственного Синдбада в комнату, кинули его на ложе и сбежали, закрыв дверь. — Эй, а что же мне делать? — вопросила Когёку в пустоту. Ответом ей было лишь мирное посапывание Синдбада. Когёку чуть не разрыдалась от разочарования. Она вся извелась, измучила себя ожиданиями, настроилась на волшебную ночь. А тут такое. — Вот дерьмо! — рявкнула она, ударив кулаком ни в чем не повинную подушку. Когёку злобно взглянула на Синдбада, придумывая, каким бы жестоким способом его разбудить. Улыбаясь чему-то во сне, он выглядел таким умиротворенным, что вся злость Когёку разом исчезла, как вода выливается из треснувшего сосуда. Когёку прилегла на кровать, подперла кулачком щеку и всмотрелась в спокойное лицо Синдбада. Сейчас он больше не казался ей сияющим полубогом, великим королем и легендарным героем. Он был земным и реальным. Просто спящий мужчина. Ее любимый человек. Она могла дотронуться до него, почувствовать тепло его кожи. Поколебавшись, Когёку смахнула несколько темных прядей с его лба, но тут же быстро отдернула руку, будто обжегшись. Синдбад что-то проворчал и смешно наморщил нос. Когёку прыснула и стукнула его по переносице пальцем. — Да-да, сейчас я разберу документы, — проворчал Синдбад, не просыпаясь. — А вы не такой уж и непогрешимый, да, мой король? — тихо спросила Когёку. Почему-то от осознания того, что даже Синдбад не идеален, ей вдруг стало легче. Разочарование от неудавшейся первой брачной ночи отошло на второй план, теперь в сердце осталась лишь нежность. Когёку склонилась к лицу Синдбада и легко-легко коснулась его губ своими. — Сладких снов, любимый. Сейчас, когда он точно ее не услышит, она могла это сказать. Когёку свернулась калачиком рядом с Синдбадом и накрыла их обоих одеялом. Она лежала, вслушиваясь в дыхание Синдбада, вдыхая его запах. Как ни странно, от него пахло вовсе не так противно, как обычно пахнет от пьяных мужчин. Терпкий запах вина смешивался с запахом сандалового дерева. Непривычный, но приятный аромат. Когёку сама не заметила, как провалилась в сон, где гуляла в диковинном южном лесу, сжимая крепкую ладонь Синдбада. *** Первое, что увидела проснувшаяся Когёку, была грудь. Мужская. Голая. Взгляд заскользил выше и уперся в лицо спящего сном праведника Синдбада. Он по-хозяйски обнимал Когёку и прижимал ее к себе так крепко, что она через тоненькую ткань рубашки отчетливо ощущала его тело. В особенности одну важную часть его тела, упиравшуюся ей в бедро. Ничего не соображая, перепуганная Когёку надрывно завизжала. Синдбад что-то промычал, чуть приоткрыл глаза и сонно посмотрел на верещащую Когёку. — Какая ты голосистая, — с хрипотцой пробормотал он и призвал Когёку к тишине древнейшим из изобретенных мужчинами способов усмирения женщин — запечатал ее губы поцелуем. Когёку застыла в его объятьях соляной статуей. Мысли испуганно заметались в голове. «Что Синдбад делает в моих покоях? Голый! Опять! Да я ему голову отрублю! Он целует меня! Целует! Первый поцелуй!» Но через мгновение она уже не могла ни о чем думать, теплые волны наслаждения подхватили ее и понесли, как легкую веточку. Тело охватила приятная слабость, сознание заволокло туманом. Мир сузился до Синдбада и его губ. Горячих, мягких, упоительно сладких. Подчиняясь дремавшим в глубине ее существа инстинктам, Когёку попыталась ответить на поцелуй, чуть приоткрыла рот, и тут же влажный язык коснулся ее языка… В коридоре раздался топот, дверь в покои с грохотом распахнулась, едва не слетев с петель. На пороге стоял Ка Кобун с занесенным клинком. — Моя госпожа, я спешу вам на помощь! — патетично прокричал он. Ка Кобун бросился на Синдбада, размахивая мечом. Тот не растерялся и успел перехватить нацеленное в его голову лезвие, зажав между ладоней. По его изумленному лицу Когёку поняла, что теперь он окончательно проснулся. Она сама тоже пришла в себя. «О Рух, мы ведь теперь женаты! А я разоралась как дура…» От неловкости Когёку была готова провалиться сквозь землю, она попыталась урезонить разбушевавшегося Ка Кобуна, чтобы хоть как-то выйти из глупого положения. — Все в порядке, — начала она, но голос после страстного поцелуя звучал так слабо, что она сама себя не расслышала. — Ах, ты мерзавец! — вопил Ка Кобун, давя на меч. — Что ты сделал с моей госпожой, мужлан?! — Пожалуйста, успокойтесь, — произнес Синдбад уверенным тоном, продолжая удерживать клинок. Раздались быстрые шаги и в комнате появился Масрур, тут же сграбаставший Ка Кобуна в охапку. Он попытался врываться, но руки Масрура были посильнее стальных тисков, и защитник чести новоиспеченной королевы Синдрии мог лишь беспомощно трепыхаться, сыпля проклятиями. Из-за спины Масрура выглянул хмурый и растрепанный Джафар, облаченный в кое-как натянутый поверх ночной рубашки халат. — Заткнись уже, полудурок, — шикнул он на Ка Кобуна. — Как ты смеешь врываться в опочивальню королевской четы с оружием в руках? За такое и казнить могут. Он отвесил Синдбаду и Когёку полупоклон. — Ваше Величество, примите мои извинения. Мы сейчас же… удалим его из ваших покоев. — Но моя госпожа, — продолжал упорствовать Ка Кобун. — Я слышал, как она кричала. Мало ли что вы, синдрийцы, с ней сделали! Последние слова сопровождались красноречивым взглядом в сторону сидящего на кровати обнаженного Синдбада, лишь прикрытого до пояса одеялом. Когёку залилась краской до корней волос. Может Ка Кобун и был хорошим советником, но как же часто он ставил ее в неловкое положение! — Ка Кобун, хватит! — Она смогла вернуть голос и сопроводила резкий окрик суровым взглядом. — Со мной все хорошо, уходи. Ка Кобун немного успокоился, и Масрур, единственный, кто все это время оставался совершенно невозмутимым, вынес его из комнаты, как мешок с мукой. «Мне бы такую выдержку», — промелькнула в голове Когёку завистливая мысль. Джафар ушел следом, осторожно прикрыв дверь. Когёку тут же обернулась к Синдбаду и поклонилась, хотя сидя в кровати сделать это было весьма проблематично. — Прошу прощения за поведение моего советника, — пролепетала она. — Мне так жаль… Синдбад махнул рукой, отметая все ее извинения. — Пустое. Такая преданность госпоже заслуживает похвалы. Когёку услышала в его голосе намек на насмешку, но решила, что ей показалось. Она нервно заерзала в постели, не зная, куда деть руки, подхватила краешек одеяла, и попыталась им прикрыться, хотя на ней и так была рубашка. — Но твой советник сказал, что ты кричала. Ему пригрезилось или что-то действительно случилось? — с беспокойством спросил Синдбад. — О, все в порядке, — зачастила Когёку. — Я просто проснулась, увидела вас, не поняла, где нахожусь, и закричала. На лице Синдбада отразилось явное облегчение. «Интересно, о чем он подумал? О чем-то непристойном, наверняка. Эх, какие уж тут непристойности…» — Ничего страшного не случилось, ведь вы проспали всю ночь, — ляпнула Когёку, не сумев скрыть нахлынувшего разочарования. — Я? Проспал всю ночь? — изумленно переспросил Синдбад. — Ох… Так значит… Когёку залилась краской. — Мы не к-консумировали брак, — от волнения она начала сыпать любимыми Ка Кобуном канцелярскими словечками. Синдбад обнял Когёку одной рукой за плечи и притянул к себе. Казалось, покраснеть сильнее было уже нельзя, но ей это с успехом удалось. — Мне нет прощения за то, что я испортил нашу первую брачную ночь, — шепот Синдбада бархатом скользнул по ее щеке. — Но мы всегда можем наверстать упущенное, у нас в запасе много-много чудесных ночей. Он склонился к Когёку, и она невольно вздрогнула и напряглась всем телом. «Мы будем наверстывать прямо сейчас?» Желание боролось в ней со страхом. В голове всплыли смутные образы из далекого детства: мать в грубых объятиях волосатых рук. Синдбад будто прочел ее мысли и всего лишь запечатлел у нее на лбу целомудренный поцелуй. — Сейчас мне, к сожалению, нужно возвращаться к государственным делам, — сказал он, выпуская Когёку из объятий. — Но надеюсь, сегодня ночью я смогу принести тебе свои самые глубочайшие извинения. Ты не сердишься? И он лучезарно улыбнулся. Как Когёку могла на него сердиться? От его улыбки она таяла, превращаясь в податливое желе. Если бы сейчас он попросил ее спрыгнуть с утеса, она бы лишь спросила: с какого? — К-конечно, не сержусь, — пискнула она, внутренне злясь на собственную робость. — Если сегодня вы будете слишком утомлены делами, то я могу ждать столько, сколько нужно. В ответ она получила еще одну улыбку. Синдбад встал с кровати, шелк одеяла скользнул по его телу и растекся на полу лазурным озером. Когёку очень хотелось отвести взгляд, но шея не желала поворачиваться. И она, не отрываясь, смотрела, как Синдбад собирает разбросанную одежду, совершенно не стесняясь своей наготы. «Я буду смотреть на его спину, да, на спину». Синдбад накинул нижнюю белоснежную рубаху и, продолжая одеваться, обернулся к Когёку. — Кстати, тебе не стоит обращаться ко мне так официально, — заметил он. — Ты можешь называть меня «Син». — Син, — послушно повторила Когёку. Его имя звучало непривычно, даже неправильно. Разве можно называть недостижимый идеал просто «Син»? — А как мне обращаться к тебе? — спросил Синдбад. — Как тебя называют родственники и близкие друзья? — Ко, — мгновение поколебавшись, ответила Когёку. — Ко, — произнес он, будто катая ее имя на языке. — Тогда до вечера, Ко. И едва за ним закрылась дверь, Когёку спрятала пылающее лицо под одеялом. Через несколько минут после ухода Синдбада, в комнату робко пробрался Ка Кобун. Когёку узнала его шаги и выглянула из-под одеяла. — Моя госпожа, — осторожно начал он, — почему вы все-таки кричали? Что сделал король Синдрии? — Ничего, — прошептала Когёку и вдруг взревела. — В том то и беда, что он ничего не сделал! Совсем ничего! Она в сердцах схватила подушку и швырнула ее, угодив Ка Кобуну точно в лоб. — Напился и спал! И это в первую брачную ночь! — бесновалась Когёку. — Неужели я его совсем не интересую?! Каждую фразу она сопровождала броском очередной подушки, Ка Кобун только успевал уворачиваться. Снаряды закончились, а вместе с ними угас и гнев Когёку. Она сняла напряжение, вызванное суматошным, полным смущения утром, и теперь могла мыслить логически. Вот только логическому анализу ее ощущения не поддавались. Когёку одновременно и злилась на то, что ночью ничего не произошло, и радовалась. «Может и хорошо, что Синдбад уснул, а то я ведь могла от волнения в обморок упасть. В самый ответственный момент». Ка Кобун методично собрал подушки, подошел к кровати и присел рядом с Когёку. — Я так волнуюсь, — тихо пожаловалась она то ли ему, то ли самой себе. — В последнее время я часто вспоминаю маму и ее… профессию. На последнем слове голос Когёку сорвался. Вдруг случилось невероятное: Ка Кобун потрепал ее по голове. — Вы не ваша мать, принцесса, — спокойно произнес он. — Нет. Уже королева. Да, вы королева Синдрии, вышедшая замуж за любимого человека. На долю знатных дам редко выпадает такое счастье, да и на долю простых девушек тоже. Я так рад за вас, моя госпожа. После его слов Когёку стало легче. Действительно, ей не на что жаловаться: она вышла замуж по любви. Так что долой сомнения и страхи! Когёку обняла Ка Кобуна. — Спасибо за поддержку. Вот только, пожалуйста, больше не врывайся в мою комнату с мечом наголо. — Постараюсь, — с кислой миной пообещал он. Днем Когёку прогуливалась по городу в сопровождении Ка Кобуна и Писти, которая вызвалась быть ее фрейлиной и гидом по Синдрии. Для Когёку было внове, что люди на улице тепло приветствуют ее и разговаривают с ней, как со старой знакомой. Но раз на ее новой родине так принято, то она должна привыкнуть. Когёку старалась быть любезной со всеми, ведь теперь они были ее народом. Маленькая девочка, бежавшая, чтобы вручить Ее Величеству охапку цветов, споткнулась и разбила коленку. Когёку приказала Ка Кобуну с помощью артефакта вылечить ссадину, за что получила одобрительные крики собравшейся толпы. Когёку вернулась во дворец подкрепленная любовью множества простых людей, которые поздравляли ее с замужеством и желали всяческих благ. Она смогла окончательно отбросить свой страх и вечером лишь чуть-чуть волновалась. Синдбад выполнил обещание и явился в ее покои совершенно трезвым. Он обращался с Когёку так деликатно, словно она была сделана из фарфора. И в самый важный момент она не ощутила боли, а только бесконечное, ни с чем несравнимое наслаждение. Когда Когёку захлебывалась криком восторга и широко распахнула глаза, то заметила, что Синдбад смотрит не на нее, а куда-то в сторону и на его лице застыло отрешенное выражение. Но на утро она уже не вспомнила холода в его глазах, а лишь счастье от единения с любимым. Когёку постепенно осваивалась с жизнью во дворце. Синдбад навещал ее регулярно, раз в две ночи. Слишком регулярно. Постепенно, привыкнув к близости с ним, Когёку стала замечать то, чего, ослепленная любовью, не видела раньше. Синдбад не получал удовольствия, деля с ней ложе. В его глазах она не видела блеска страсти, лишь холод сосредоточенности. Он будто выполнял необходимую работу. Тщательно, по расписанию, но без души. Вне спальни Синдбад был с Когёку подчеркнуто вежлив и по-рыцарски галантен, но за его любезностью скрывался все тот же холод. Они почти не проводили времени вместе, когда она пыталась позвать его на прогулку, на тренировку в покровах джиннов или еще куда-нибудь, он всегда находил повод, чтобы отказаться. По сути, они встречались только в спальне и за обеденным столом, да иногда на редких церемониях. Пелена все больше спадала с глаз Когёку, она поняла, что нужна лишь для одного — зачатья ребенка. Но она не собиралась сдаваться. Она с самого начала знала, что Синдбад не любит ее. Ну и что? — Любовь можно завоевать, — считала она, будучи в первую очередь воином, а уже потом принцессой. Когёку пыталась пробиться к Синдбаду, но каждый раз, когда она заводила разговор на личные темы, то натыкалась на глухую стену. Синдбад с улыбкой переводил разговор в другое русло. Улыбка, всегда улыбка, за которой он прятал свои настоящие чувства и мысли. Как Когёку ни пыталась, он не подпускал ее близко, и она уже начинала отчаиваться. Королеве Синдрии, в отличие от императрицы Ко, не нужно было участвовать в различных сложных церемониях, и у Когёку было много свободного времени. Оставив бесплодные попытки заняться чем-то вместе с Синдбадом, Когёку решила вернуться к тому, что умела лучше всего — сражаться. Необходимо было поддерживать форму, и она начала тренироваться вместе с Ка Кобуном. — Сражайся серьезно, — в который раз потребовала Когёку, легко отбивая его слабый выпад. — Сколько раз я тебя просила! — Но я могу вас поранить, моя госпожа, — привычно возразил Ка Кобун. — Как поранишь, так и вылечишь с помощью сосуда, — огрызнулась Когёку. — Давай, нападай! Теперь Когёку поняла давние язвительные шутки Джудала о ее неудовлетворенности. Она отчаянно размахивала мечом, выплескивая в ударах всю злость на Синдбада, на его недоверие к ней. Ка Кобун отступил под ее натиском, заняв оборонительную позицию. — Ого, какой напор! — раздался веселый голос. К сражающимся подошел Шарркан. — А вы неплохо владеет клинком, Ваше Величество, — обронил он. — Неплохо? — рыкнула распаленная Когёку. — Может, хотите проверить насколько неплохо? — Почему нет? — Шарркан снял с плеча свой черный меч и встал в стойку. — Нападайте, Ваше Величество. Когёку с криком бросилась на него и в то же мгновение ощутила в руках пустоту. Ее меч валялся на земле у нее за спиной. Когёку озадаченно моргнула. — Как вы это сделали? — требовательно спросила она, оправившись от изумления. — Показать? — хитро предложил Шарркан. — Да, — с энтузиазмом выпалила Когёку.