Королева

Когёку вышивала пояс для Синдбада. Как и всех знатных дам, ее учили рукоделию, но держать меч ей было привычнее, чем иглу. Однако Когёку не сдавалась и продолжала корпеть над поясом. Приближался большой праздник — день основания Синдрии, и она хотела сделать мужу подарок. «Хотя ему этот подарок не нужен. Вряд ли он вообще обратит на мои старания внимание». Когёку с остервенением втыкала иголку в ткань, с каждым стежком выплескивая свою боль. Прошел уже год со дня ее свадьбы, но в отношениях с Синдбадом почти ничего не изменилось. Его душа была закрыта для нее на сотни замков, Когёку поняла, что не знает о нем ничего, кроме полусказочных историй о его приключениях. Она не знала, о чем он мечтает, чего опасается, что ему нравится, а что нет. С ней он всегда был улыбчиво-идеален. Только один раз приоткрыл дверцу и позволил ей взглянуть на другого себя: во время их тренировочного боя. Тогда он так смотрел на нее! Такого огня в его глазах она не видела даже на брачном ложе. Но то был лишь краткий миг. Синдбад начал обсуждать с Когёку политику. Однако он делал это не часто, и все равно не поручал ей никаких важных государственных дел. Вот теперь он на месяц уехал с визитом к императору Рема. Когёку он с собой не взял и наверняка даже не скучает по ней, наслаждаясь объятиями знаменитых ремских гетер. Когёку отложила вышивание и хмуро уставилась в окно. На подоконнике сидели пестрые птички, выводя звонкие трели, которые легко вплетались в мелодию флейты Писти. Она составляла Когёку компанию и, чтобы развлечь свою королеву, призвала маленьких певуний звуками своего инструмента. Когёку сама не заметила, как подружилась с веселой и бойкой Писти. Раньше у Когёку не было подруг, женщины во дворце императора чурались ее из-за низкого происхождения, но жителям Синдрии действительно было плевать на такие мелочи. Писти всегда поднимала Когёку настроение беззаботной болтовней и забавными ужимками своих зверей. Но сегодня ее ничего не радовало. Писти отняла от губ флейту и с улыбкой кивнула на вышивание. — Какие милые собачки у вас получаются, Ваше Величество. — Вообще-то это драконы, — кисло произнесла Когёку. — Намек на Баала. — Ой, а так похоже на собачек. — Писти прикрыла рот ладошкой, но тут же добавила весело: — Сину все равно понравится. — Не понравится, — слова вырвались помимо воли, прозвучали резко и надрывно. — Конечно, он улыбнется, рассыплется в благодарностях, а затем засунет этот пояс в дальний ящик и забудет. Писти округлила глаза и даже выронила флейту. — Что ты! — От волнения она перешла на «ты». — Син же тебя так любит! Он будет дорожить твоим подарком! Когёку грустно улыбнулась. — Спасибо, Писти, но не надо мне врать, чтобы не расстроить. Я ведь все прекрасно вижу — Синдбад никогда не полюбит меня. Думаю, он вообще не способен полюбить женщину. Разве что она будет равной ему, столь же великой и сияющей. Но я не такая… Она замолчала и погрузила иголку в ткань. Писти тоже долго ничего не говорила, медленно поглаживая поднятую с пола флейту. — Знаешь, я думаю, Син любит тебя, — наконец произнесла она. — Просто по-своему, он… Что собиралась сказать Писти, Когёку так и не узнала, потому что в покои, едва не снеся дверь, вбежал Спартос. Он вытянулся перед Когёку по стойке смирно и отбарабанил: — Ваше Величество, с севера к острову приближается большое облако темной Рух, в нем замечены как минимум двадцать темных джиннов. — Недобитки Аль-Сармен! — воскликнула Писти. — Все-таки кто-то из них сумел спастись. И Сина нет, как на зло. На мгновение на Когёку накатила паника, но едва прозвучали слова Писти, как она тут же взяла себя руки. «Да, верно, короля нет, но королева здесь. Я должна защитить Синдрию. Синдрию, которую он так любит». Когёку решительно поднялась с кресла. — Спартос, собери всех генералов, — объявила она. — Аль-сарменцы пожалеют, что решились вылезти из своих нор. Мы их уничтожим! Через несколько минут в главном зале для собраний перед Когёку предстали четверо генералов: кроме Спартоса и Писти здесь были Дракон и Хинахохо. Джафар и Масрур сопровождали Синдбада в Империю Рем, Шарркан и Ямурайха отправились в Бальбад навестить своих учеников. «Аль-Сармен напали именно тогда, когда наши силы ослаблены. Такое ощущение, что они знали. Неужели в Синдрии у них есть шпионы? Ладно, займемся охотой на крыс позже, сейчас важнее уничтожить темных джиннов». Прибежал взволнованный Ка Кобун. — Моя госпожа, вы же не собираетесь сами участвовать в битве? — зачастил он. — Это опасно. Теперь вы королева, ваша жизнь очень ценна. Когёку резким жестом отмела его причитания. — Как раз потому, что я королева, я должна сражаться. Друзья, как дела с вашими артефактами? — Сила артефакта Баала к вашим услугам, Ваше Величество, — доложил Дракон. — У меня тоже все в порядке, — добавила Писти. Когёку кивнула. — Хорошо, тогда Спартос и Хинахохо соберите на берегу войска и организуйте оборону. Ка Кобун ты пойдешь с ними и будешь использовать артефакт для лечения раненных. Я, Дракон и Писти постараемся не дать темным джиннам прорваться к острову. Все ясно? — Да! — дружно ответили генералы, прижав сжатый кулак к ладони и поклонившись. Вопреки опасениям Когёку они даже не пытались уговорить ее не вступать в битву и признали ее лидерство. Глядя на почтительно склонившихся генералов, она ощутила небывалый подъем и впервые в полной мере почувствовала себя королевой. Оставив Спартоса и Хинахохо собирать солдат, Когёку в сопровождении Дракона и Писти поспешила на побережье. Когда они прибыли, то приближающееся войско Аль-Сармен уже можно было хорошо разглядеть: Когёку насчитала тридцать владельцев темных сосудов. Они приняли мерзкие формы пауков, скорпионов, многоруких монстров, в них уже невозможно было узнать людей. — Зададим им жару! — рявкнула Когёку и призвала Винеа. Прохладный покров воды окутал ее тело, по жилам заструилась чистая сила, она чувствовала себя как никогда могучей, способной свернуть горы. Она уже успела забыть, как чудесно сражаться в покрове джинна! Рядом Писти и Дракон устроились на огромной птице, флейта девушки засияла золотом, а вокруг пасти генерал засверкали молнии. — Вперед! — объявила Когёку и взмыла в небо навстречу врагам… *** Когёку потеряла счет времени, ей казалось, бой продолжается уже целую вечность. Ее водяные копья рвали тьму на части, кромсали полные мрака тела. Рядом яркой звездочкой носилась Писти. Потоки молний из пасти Дракона испепеляло врагов. Но аль-сарменцев было много, они были сильны и нападали без оглядки, словно рвались умереть. Когёку видела за облаком из тел джиннов три фигуры с посохами, вокруг которых концентрировалась темная Рух. «Главные из Аль-Сармена. Похоже, они гипнотизируют владельцев сосудов. Если бы я могла убить их…» Когёку закрутилась штопором и понеслась в сторону троих колдунов, но на её пути тут же встали темные джинны, поставили стену, и Когёку без толку потратила магои на ее уничтожение. «Нет, до них не добраться». Мимо пролетела птица, на которой восседали генералы. — У нас кончился магой! — крикнул Дракон. — Ваше Величество, нам всем стоит вернуться под защиту барьера! — Возвращайтесь и восстанавливайтесь! Я останусь тут! У меня еще есть силы сражаться! В этот момент трое темных джиннов прорвались к окружавшему остров барьеру, они ударили одновременно, растворились в яркой вспышке и погибли. Но они смогли пробить брешь в защите, и рядом не было Ямурайхи, чтобы все исправить. Когёку застыла, с ужасом смотря, как ширится дыра в барьере. В ее душе приливной волной поднялся гнев, затопил разум и придал сил. Магои вскипело яростной пеной. — Твари! — заорала она во всю мощь легких, и голос ее прогремел над морем. — Как вы смеете нападать на Синдрию?! Синдбад столько сделал, чтобы создать эту чудесную страну! Я не позволю вам ее разрушить! Я королева Синдрии! Она вложила весь свой магои в экстремальную магию. Гигантская волна поднялась из моря, взревела сотнями боевых труб и обрушилась на темное воинство. Стихия безумствовала, подчиняясь воле Когёку, сметала все на своем пути, расплющивала, сминала, рвала любую защиту, какую пытались выставить владельцы темных сосудов. Волна добралась и до аль-сарменцев и темная рух потонула в пронизанной светом воде. Вздымались ввысь синие струи, ревело и грохотало, золотые бабочки метались среди ошметков тьмы. И над всем звенел серебристо-чистый смех Когёку. — Так вам! Так! По щекам Когёку текли кровавые слезы, но она не замечала ничего, полностью отдавшись буйству волн. Она остановила атаку только когда поняла, что вокруг не осталось ни одного кусочка тьмы. Тогда море успокоилось, водная гладь мирно заблестела под солнцем, будто не здесь только что произошло яростное сражение. — Я королева Синдрии и не позволю вам уничтожить страну, которую так любит Син! — прошептала Когёку. — Никогда! Из горла хлынула кровь, Когёку закашлялась и потеряла сознание. Покров джинна исчез, хрупкая фигурка полетела навстречу морю. У самой кромки воды ее поймала птица Писти. — Синдбад нашел себе замечательную королеву, — шепнул Дракон, осторожно укладывая Когёку на спину птицы. — Ага, — улыбнулась Писти. *** Синдбад стремительно шагал по коридору дворца императора, мысленно перебирая самые крепкие моряцкие ругательства. После смерти Шехерезады дела в Империи Рем разладились: бунтовали провинции, рабы поднимали восстания, случилось несколько дворцовых переворотов, в результате чего к власти пришел хитрый, беспринципный и жадный человек. С ним-то Синдбаду и приходилось вести переговоры — удовольствие то еще. После каждой встречи с новым императором Синдбад чувствовал себя вывалянным в грязи, хотя, казалось бы, за долгие годы в политике он должен был к этому привыкнуть, но внутренне все равно злился. Злился на эгоизм, глупость, жадность правителей, которые думают только о себе, забывая о нуждах страны. Синдбад шел так быстро, что едва не налетел на бегущего навстречу Джафара. Лицо у того побелело, как мел, в глазах застыла тревога, и Синдбад сразу подобрался — просто так натренированный убийца волноваться не будет. — Син, только что пришло сообщение от Писти! На Синдрию напали остатки темных джиннов Аль-Сармен. Когёку практически в одиночку уничтожила их, истратила весь магои и лежит при смерти. Ледяные тиски сдавили сердце. «При смерти? Малышка Ко?» Синдбад не отдавал в этом отчета даже самому себе, но за прошедший год он успел привязаться к ней. Как-то само собой вышло, что она заняла прочное место в его жизни и в том уголке сердца, который еще остался от лихого искателя приключений. Синдбад привык, что каждое утро они завтракают вместе, обсуждают политические дела, привык к ее лучащемуся теплом робкому взгляду, к мягкому голосу. В последнее время он, невиданное дело, даже перестал обращать внимание на других женщин. Все было совершенно естественно — зачем тратить время на них, если есть малышка Ко. «Иногда, чтобы узнать, что кто-то тебе по-настоящему дорог, нужно его потерять», — с горечью подумал Синдбад. — Джафар, зови Масрура! Мы немедленно отправляемся в Синдрию! — объявил Синдбад. — Прикажи нашему послу здесь, чтобы он уладил мой внезапный уход с императором. Скажи ему, что королева заболела. Ни слова об Аль-Сармен. Джафар быстро кивнул и исчез, будто его тут и не было. Через полчаса Синдбад и два его генерала уже отправились в путь. Чтобы как можно быстрее добраться до Синдрии, Синдбад использовал одного из своих джиннов. Ему пришлось потратить немало магои, но зато он покрыл расстояние от Рема до Синдрии за восемь часов, тогда как на корабле пришлось бы плыть не меньше месяца. Синдбад вместе с генералами, не тратя времени зря, приземлился прямо на балконе покоев Когёку. Покров джинна растворился, золотистым облачком потянулся за шагнувшим в комнату Синдбадом. Он сразу же увидел Когёку. Она лежала на кровати, среди груды подушек и одеял было видно лишь ее маленькое личико, посеревшее, с заострившимися чертами. Под глазами у нее залегли тени, но в слабой улыбке была радость. — Вы пришли… Синдбад присел на кровать, нащупал среди одеял тонкую руку и ласково сжал. — Как ты себя чувствуешь, Ко? — Ее Величество идет на поправку, — затараторил выросший за плечом у Синдбада Ка Кобун. — Я помог ей восстановить жизненно-важный уровень магои, теперь ей необходим покой и отдых. Синдбад мысленно выдохнул и почувствовал слабость в ногах — здорово же он переволновался. Ка Кобун начал что-то говорить, но Джафар с Масруром тактично утащили его из комнаты, оставляя супругов наедине. Когёку посмотрела на сжимающую ее ладонь руку Синдбада. — Вы прибыли сюда так быстро, прервали переговоры в Реме… Не стоило так поступать из-за меня. Император разозлится. — Ему не помешает понять, что я не собираюсь танцевать вокруг него, и могу прервать переговоры, если захочу, — отрезал Синдбад, сам удивляясь, как жестко прозвучал его голос. — Твое здоровье гораздо важнее переговоров с каким-то старым интриганом. Когёку, казалась, удивилась, но затем улыбнулась. Печально, понимающе. Смиренно. — Да, конечно, жена, призванная родить наследника, очень важна, — шепнула она, словно говоря сама с собой. — И брата бы моя смерть настроила против вас. Мысленно Синдбад скривился: да, во время бешеного полета к Синдрии такие мысли приходили ему в голову. Но они были уже потом, а сначала он просто испугался за нее. Не потому, что она была матерью будущего наследника или сестрой императора Ко, а потому, что она была Когёку. Синдбад сильнее сжал ее хрупкую руку и постарался, чтобы его голос звучал искренне. Хотя он уже столько лет имитировал честный голос, что опасался: когда захочет действительно сказать правду, у него ничего не выйдет.  — Я волновался за тебя, а не за наследника или отношения с империей. Ты очень важна для меня, Ко. Тебе не следовало так рисковать в этой битве. Когёку не покраснела, как можно было ожидать, но в ее глазах вспыхнула отчаянная надежда и слишком хорошо знакомая Синдбаду жажда. Она смотрела на него, будто спрашивая: «Это правда? Правда? Ты думал обо мне?» — Я хотела защитить Синдрию. — Ее слабый голос вдруг стал выше, сильнее. — Она прекрасна, и вы так любите ее. Для меня вы неотделимы от Синдрии, вы словно единое целое, полное света, свободы. Я так люблю вас и вашу страну! Рана Синдрии — это рана вам. Я не могла такого допустить. Если нужно будет, я отдам жизнь ради Синдрии. В ее голосе звучала неподдельная, режущая до крови искренность. Обнаженная правда и море. Глубокое и широкое море любви. Сейчас был тот редкий случай, когда усмирявший беснующиеся толпы одним словом Синдбад не знал, что сказать. — Ты опять называешь меня на «вы», — наконец произнес он. — И буду называть! — неожиданно резко бросила Когёку. — Потому что вы далеки от меня. Вы не пускаете меня в свое сердце. Поэтому будет «вы». Я понимаю, вы никогда не сможете полюбить меня, я не против. Моей любви хватит на нас двоих. Но я хочу хотя бы стать вашим другом. Хочу, чтобы вы доверились мне, открыли свое сердце. Пожалуйста, не надо больше фальшивой улыбки. Позвольте мне увидеть вас настоящего, к кому я могла бы обратиться «Син». По щекам Когёку потекли слезы, голос зазвенел и, наконец, сорвался. Несколько минут Синдбад просто смотрел, как она всхлипывает, отвернувшись от него. В ней было столько любви, столько преданности, каких он еще не видел никогда. Даже в своих генералах. Она была готова без колебаний отдать жизнь за него, за Синдрию. «Я не заслуживаю такого, малышка Ко». Похоже, в Когёку он действительно нашел идеальную королеву. Синдбад протянул руку, осторожно взял ее подбородок и заставил посмотреть на себя. — Я постараюсь, Ко, обещаю, — пообещал он и, наклонившись, поцеловал соленую слезинку на ее щеке. *** Джафар поймал Писти за ухо и грубо оттащил от двери в покои королевы. — Ай, больно! — заверещала она. — Подслушивать нехорошо, — пожурил ее Джафар. — Обижать младших тоже нехорошо. — Писти надулась. Джафар отпустил ее несчастное ухо и задумчиво прищурился. — Кстати, я все хотел тебя спросить. Когёку, конечно, потратила много магои, но она не была при смерти, Ка Кобун подтвердил, что ее жизни ничего не угрожало. Зачем же ты написала Сину такое паническое письмо? О ужас, королева на смертном одре! Зачем перепугала его? В ответ Писти хитро-хитро улыбнулась. — Иногда страх бывает о-о-очень полезен. Джафар, ты ведь тоже хочешь, чтобы наш король был счастлив в браке, и мечтаешь понянчить маленьких Синов? Мгновение Джафар соображал, а затем ответил Писти не менее хитрой усмешкой. — Еще как хочу. Но, если честно, я надеюсь, что первой родится хорошенькая девочка, которая будет звать меня «дядюшка Джафи».