🏰Сладких снов, любимый Хогвартс...💤

Шар ослепительно белого света разорвал кольцо дементоров, и они разлетелись, барахтаясь, будто слепые котята. Казалось, даже тяжёлый туман посветлел от этого сумасшедшего всплеска магии. Драко и Гермиона стояли в обнимку, сжимая палочки в руках. — Похоже, я освоил Патронус, — шепнул он ей на ухо. — Похоже на то, — кивнула она, переводя дыхание. Драко взял Гермиону за руку — крепко и уверенно, чтобы точно знать, что теперь она рядом и никуда не денется. Ноги подкашивались, а в теле всё ещё была слабость, но он твёрдо вёл её по едва заметной брусчатой дорожке обратно к замку. Туман постепенно развеивался перед ними, будто бы сдаваясь и приоткрывая для них верный путь. В своё убежище они вернулись молча, но это молчание было уютным и тёплым. Оно было наполнено пониманием и пронзительным, пьянящим счастьем. Гермиона задумалась о том, как такое вообще возможно — столько лет ненавидеть друг друга, воевать по разные стороны баррикад — и вдруг за какие-то несколько дней всё кардинально изменить. Вместе с Гарри и Роном она пережила невероятное количество потрясений, но ни один из ребят не зацепил её так глубоко, как это сделал Драко за неполную неделю. Оказалось, им всего-то надо было отказаться от предубеждений и по-настоящему захотеть понять друг друга. — О чём задумалась? — голос Драко выдернул её из непривычных мыслей. — Да так… — Гермиона тряхнула головой, отгоняя смутные образы. — Странно всё это. — Что — это? — привычно растянувшись на диване, он положил волшебную палочку на пол, а потом протянул девушке руку. Всё ещё до конца не веря, что это происходит с ней, Гермиона подошла и переплела с ним пальцы. Он потянул руку на себя, и она мягко опустилась в его объятия. — Мы с тобой так долго ненавидели друг друга. А теперь вот — целуемся. Он осторожно коснулся её лица, поправляя выбившуюся прядь каштановых волос. — Меня так растили, Гермиона. Отец говорил, что магглорождённые пренебрегают традициями волшебного мира, что все они бесчестны и глупы. Я видел, как ты пытаешься освободить домовых эльфов, как наизусть зубришь учебники, не понимая тех основ, что юные волшебники впитывают с молоком матери, и верил в это. — Что изменилось? — она прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновением. — Всё изменилось. Ты спасла мне жизнь даже после того, что я тебе наговорил, — бесчестный человек так поступить не смог бы. А ещё ты перестала защищать домовиков, потому что глубже заглянула в традиции волшебного мира — значит, ты не пренебрегала нашими устоями, а просто не сразу в них разобралась. Вот только твой ум, конечно, у меня вызывает сомнения… — Эй! — возмутилась Гермиона. — Я учусь лучше тебя! — Учишься лучше, а соображаешь хуже. Я просил тебя не лезть в туман, почему ты меня не послушала? — Прости, — она отвела глаза. — Ты прав. Ты мог погибнуть из-за моей глупости. — Ты могла погибнуть из-за своей глупости, — поправил её Драко. — Нам просто повезло, что я успел… и что всё так удачно сложилось с Патронусом. «Нам повезло». Простая оговорка, которую специально допустил Драко и которую случайно не заметила Гермиона, потупившая взгляд и теперь рассматривающая собственную волшебную палочку. Грецкий орех и сердечная жила дракона… Палочка Беллатрисы Лестрейндж, странный военный трофей, навевающий неприятные воспоминания. Гермиона поморщилась. Внезапно ей пришла в голову новая мысль: интересно, а палочкой Драко она тоже могла бы колдовать? Эта идея так заинтриговала её, что она опустила руку под диван, положила на пол палочку из грецкого ореха и подняла палочку Драко. Та отозвалась мягким покалывающим теплом — почти как своя, родная, из виноградной лозы. Гермиона удивлённо рассмотрела её и сделала короткий пробный взмах. — Ты здесь? — А? Да-да, прости, — Гермиона смутилась. — Ты меня не слушаешь. Тебе наплевать на то, что я говорю? — Нет, я просто задумалась. — Я уже говорил, что думаю насчёт твоего ума. Выдержав паузу и убедившись, что Гермиона покраснела до самых ушей, а значит, осознала глупость своего поступка, Драко удовлетворённо хмыкнул и продолжил. — Впрочем, я ведь тоже допускаю ошибки. Знаешь, неделю назад я тебя искренне ненавидел и действительно мог бросить на съедение летучим мышам. — А теперь? — она слегка отстранилась и заглянула в его глаза. — А теперь… — он запнулся, подбирая слова. — Чёрт, я не знаю. Конечно, никакой ненависти, но что ещё… Ты слишком многое во мне поменяла, Гермиона. Не знаю, я всегда смотрел на жизнь под другим углом, и это слишком неожиданно, чтобы вот так легко принять. Он замолчал, и она мягко коснулась губами его щеки. Драко ощутил непривычное тепло в груди — незнакомое и потому немного пугающее чувство — и осторожно ответил: — Я понимаю, что ты хочешь услышать, но не вытаскивай из меня эти слова, Гермиона. Для меня это слишком быстро, наверное. Лучше ляг нормально и обними. Помедлив, она кивнула и опустила голову ему на грудь. — Ты знаешь… — Тс-с, — прошептал он и прижал палец к её губам. — Я ничего не хочу знать. Я хочу просто обнимать тебя, здесь и сейчас. Прижимая к себе хрупкую девушку, вдыхая запах её волос, Драко думал о том, что, похоже, никогда не чувствовал к ней ненависти. Скорее, это была привычная старая обида на Поттера, которая вылилась в постоянные склоки со всем Золотым Трио. В Хогвартсе полно магглорождённых, но ведь задирал он только Грейнджер. Почему? Да она просто привлекала слишком много внимания: единственная девчонка в компании Избранного, самая умная ведьма на потоке, самая красивая девушка на Рождественском балу… — Ты потрясающе выглядела на балу. Помнишь, тогда, на четвёртом курсе? — М-м? — она, кажется, пребывала в своих мыслях и не услышала. Драко склонился и прошептал ей на ухо: — Ты знаешь, мне хотелось убить Крама прямо в Большом зале. Мне казалось, что он предаёт наши традиции, танцуя с тобой. Но в тот вечер было много магглорождённых, и некоторые из них танцевали с чистокровными. Никто из них не привлёк моё внимание — только ты. Прошло три года, и только сейчас я понял, что в тот вечер во мне говорила банальная ревность. Если бы мы не оказались здесь заперты, я бы, наверное, никогда не пришёл к этой мысли. Это было почти признание. Гермиона не знала, как реагировать. — Если бы не война, через неделю у нас был бы выпускной, — неуверенно произнесла она. — По сути, тот же бал… — Хочешь сказать, ты бы пошла со мной? — Конечно. — Глупый вопрос. — Если бы ты пригласил. — И не побоялась бы реакции своих друзей? Может, ты забыла, но я — бывший Пожиратель смерти. — Ты не убил Дамблдора, а ведь любой Пожиратель смерти должен быть способен на убийство. Значит, ты — другой. И Гарри, и Рон это понимают, хотя, может, до конца и не признают, — возразила она. — Как насчёт остальных? Ты не живёшь в вакууме, вокруг тебя люди. — А вот на них мне, откровенно говоря, плевать. Драко задумчиво уставился в потолок, что-то прикидывая. — Хогвартс разрушен, — медленно проговорил он. — Знаешь, я не уверен, что выпускной будет даже у следующего курса. — Ты так уверен, что мы вернёмся в Хогвартс? — Конечно. Ни один сон не длится вечно, когда-нибудь закончится и этот. — В его голосе послышалась лёгкая тоска. — И мы с тобой проснёмся, ты — в башне, я — в подземельях. Учёбы, скорее всего, больше не будет, учеников отправят по домам, ты будешь помогать в лазарете, я — оправдываться в суде… Гермиона нахмурилась. — Мне не нравится такая перспектива. — Думаешь, будет иначе? Она задумалась, а потом отрицательно махнула головой. — Да нет, ты прав. Там всё будет по-другому. И если честно, я не уверена, что хочу возвращаться… — Компания монстров тебе предпочтительнее компании твоих друзей? — усмехнулся Драко. Вопрос остался без ответа. Кажется, Гермиона сама только что поняла, что выбор получается странный, но поделать с собой ничего не могла. Ей просто не хотелось думать о том, что будет, если они вернутся в настоящий Хогвартс. Совсем недавно, на кухне, Драко говорил что-то вроде «проснёмся — сделаем вид, что ничего не было». Но Гермиона уже знала, что у неё не получится. Стараясь отогнать от себя неприятные мысли, она поглубже уткнулась носом в его плечо и закрыла глаза. У них не было будущего в реальном мире, и поэтому здесь и сейчас она дышала с ним в унисон, запоминала запах его кожи и надеялась — только смутно надеялась, — что когда-нибудь, проснувшись, она сможет его вспомнить. Потому что эти воспоминания — всё, что она сможет сберечь, когда он уйдёт. Он касался её волос губами и размышлял о том, как объяснить отцу, что влюбился в магглорождённую. Крутил разговор так и эдак, перебирал аргументы и приходил к выводу, что отец изгонит его из рода в любом случае. Значит, понадобятся деньги, придётся идти работать, а для работы нужен диплом. Ко всему прочему, Гермиона хочет выпускной бал, и, чёрт возьми, чего он стоит, если не сможет сделать для неё хотя бы такую малость… Комната погрузилась в тягостное молчание. Каждый в своих мыслях, они лежали и не замечали, как из окна, из мелких трещинок в стене, из-под двери пробираются тонкие струйки серого тумана…

***

Гермиона просыпалась медленно, будто бы нехотя. Голова была тяжёлой ото сна, тупая боль пульсировала в затылке, отдавая в виски. Очень хотелось пить. Не открывая глаз, она привычно нащупала под подушкой волшебную палочку. — Акцио стакан. Агуаменти. Магия реагировала медленно, неохотно. Сонной Гермионе показалось, что прошло не меньше трёх секунд, пока стакан наполнился прохладной чистой водой. Стекло стакана было мутным и грязным, и, наверное, она не сделала бы и глотка, если бы горло не драло так нещадно. Но жажда была настолько сильной, будто бы она не пила по меньшей мере три дня. Лишь осушив стакан до дна, Гермиона, наконец, окончательно разлепила веки. И с тихим стоном закрыла их снова. Это была не та комната, в которой они уснули. Не было привычного пледа, не было широкого дивана, и Драко Малфоя тоже не было. А были бордовый полог над кроватью, сквозняк из открытого окна и щебет Лаванды с соседней кровати. — …представляешь? И тут он говорит: «Извини, но я не помню, что мне снилось». Не помнит! Как можно забыть такой сон? Гермиона устало смежила веки. Совершенно чудесное видение, в котором она лежала на плече Малфоя и мечтала никогда не просыпаться, постепенно исчезало в этом наступившем новом дне. Она прикрыла веки, поднесла собственное запястье к лицу и сделала короткий вдох. Тонкий, едва уловимый и совершенно точно мужской запах коснулся её обоняния, пробуждая недавние образы. Какой-то полёт на метле, дементоры, змеи… Образы ускользали, сплетаясь и путаясь между собой. Они терялись в шумной женской спальне, в хихиканьи Парвати и слишком громком шорохе чьей-то одежды. — А тебе кто снился, Джинни? — голос Лаванды окончательно выдернул Гермиону из мира грёз. — Наверное, Гарри? — Ох, Лаванда, ты всерьёз думаешь, что я буду с тобой это обсуждать? — откуда-то слева послышался голос Джинни. — Ты лучше глянь, Гермиона ещё не проснулась? «Они же сейчас прямо сюда ворвутся!» — мелькнула мысль. Представив, как Браун с ногами забирается на её кровать, ломая своим шумным голосом остатки сонной магии, стирая собой эти светлые пряди и тонкие малфоевские пальцы, Гермиона вздрогнула. — Я не сплю! — громко крикнула она. — Ух ты! — тут же обрадовалась Лаванда. Полог качнулся, будто бы его попытались отдёрнуть, и Гермиона запоздало вспомнила, как зачаровывала его прошлой ночью. После скитаний в лесу чары она накладывала машинально, и, наверное, не всякий Пожиратель смог бы снять их с первого раза. Не то что какая-то Браун… — Признавайся, что тебе снилось? — главная гриффиндорская сплетница, похоже, была сегодня в ударе. «Не иначе как что-то грандиозное произошло», — хмыкнула про себя Гермиона и промолчала в ответ. Лаванда, сообразив, что пауза затягивается, затараторила. — У нас сегодня утро открытий! Представляешь, час назад пришла МакГонагалл и сказала, что мы всей школой проспали трое суток… «Только трое? Нет. Больше, гораздо больше… Целую жизнь», — подумала Гермиона, задумчиво касаясь пальцем собственной кожи, выводя на ней никому не известные письмена. Точно так же Драко касался её руки — каких-то полчаса назад. Голос Лаванды шумел где-то на периферии сознания, мешая вспоминать, выдёргивая в какой-то совершенно ненужный, бесполезный, навязчивый мир. — Оказывается, это какая-то разновидность волшебства, я ничего не поняла, ну, в общем, Хогвартс восстанавливался, пока мы спали, и… — Восстанавливался за счёт нашей магии, — перебила её Джинни, и от её сердитого голоса Гермиона вздрогнула. — Зачем говорить, если не понимаешь? В Больничном крыле много раненых погибло. Они не пережили этот сон, отдали всю свою энергию… — Джинни запнулась, но собралась с мыслями и после короткой паузы продолжила: — Сегодня в школе будет траур по всем погибшим, а вечером мы уезжаем по домам. МакГонагалл заходила, чтобы убедиться, что здесь все в порядке. И, Гермиона, мы беспокоились за тебя. Ты очень долго спала. Кажется, в голосе Джинни и правда было волнение, но Гермионе было плевать и на него, и на всё то, что она говорила. Сейчас её волновали только собственные ощущения. В груди откуда-то поселилась лёгкость. Она, будто солнечный луч, согрела всё тело и вызвала дрожь в руках. По телу побежали приятные мурашки, и в памяти то и дело возникал задумчивый взгляд серых глаз. Какое-то совершенно безумное наваждение… «Похоже, я влюбилась. Как глупо», — она улыбнулась собственным мыслям. А навязчивая Лаванда тем временем всё болтала и болтала и никак не останавливалась. — …ещё она сказала, что в этом сне мы могли встретить свою любовь! Парвати приснился Забини, она кинулась в подземелья, а он ничего не помнит, представляешь?! А мне, например, снилось, как мы с Дином Томасом… Где-то за пологом взвыла Джинни. — О нет, только не снова, — она резко оборвала болтушку. — Лаванда, если ты прямо сейчас не замолчишь, я клянусь, Летучемышиный сглаз покажется тебе цветочками! Летучие мыши. Гермиона невольно вздрогнула, и остатки странного видения взмыли вверх непослушными бабочками. Был ли это сон? Существует ли такой Драко Малфой в реальности? Сев на кровати, она откинула одеяло. Любимая ночная рубашка, как обычно, собралась гармошкой. Поднявшись на ноги, Гермиона привычным жестом одёрнула подол — и вдруг замерла, уставившись на ткань под своими пальцами. Там, где раньше был заботливый шов, теперь почти до самого бедра зияла рваная дыра. Гермиона неверяще скользнула пальцами по торчащим во все стороны ниткам и впервые за это утро перевела взгляд на волшебную палочку. Светлое дерево, незнакомая резьба на ручке. Палочка Драко Малфоя. Осторожно сжав её в пальцах, ещё не до конца веря в то, что происходит, Гермиона шепнула: — Экспекто Патронум! Серебристый хорёк выскочил и кувыркнулся в воздухе, почти сразу рассыпаясь искрами. Гермиона замахала руками, разгоняя остатки волшебной дымки, надеясь, что из-за полога соседки не заметят ничего странного. В комнате наконец-то воцарилась тишина. Лаванда заткнулась, и Джинни продолжила шуршать одеждой: наверное, собирала вещи. А Гермиона опустила голову и уткнулась носом в колени, сжимая в руках тёплое дерево чужой волшебной палочки, выравнивая собственные мысли, разделяя сон и явь. Нет, это был не сон. Таких снов не бывает. «Когда проснёмся — сделаем вид, что ничего не было», — так он, кажется, говорил? — Ничего не было? — прошептала она. — Как я могу теперь в это верить? Почти неосознанно Гермиона поднесла запястье к лицу и вдохнула запах мужского одеколона. Изо всех сил пытаясь сохранить в памяти ускользающий образ, она чуть вздрогнула, случайно вспомнив слова Джинни. — Так мы сегодня уезжаем? — голос был севшим, но там, за пологом кровати, её всё-таки услышали. — Да, в восемь, — беззаботно ответила Браун.