Одержимые

Спустя несколько часов он очнулся один и просто лежал, ощущая негу и приглушенную боль по всему телу. Легкий, как щепка, уносимая океаном. Тяжелый, как утопленник, которого прибило к берегу. Песок под пальцами сменялся тканью матраса, теплый свет — полумраком. Никто не приходил, а ему слабость не позволяла даже выйти из комнаты. Полное до краев помойное ведро ужасающе воняло, хотелось пить, желудок голодно урчал. В дальних комнатах Сейдо слышал тихий смех и голоса — там кто-то был, если это, конечно, не забытый телевизор. Он пытался позвать их, но никто не откликнулся. Тогда-то и пришел Шикорае. Поначалу Сейдо испугался. Он был таким уродливым: круглые глаза навыкате, обметанный рот, весь в какой-то дряни вроде прыщей, слипшиеся сальные патлы ниже плеч, чересчур длинные руки. Он сильно горбился и припадал на одну ногу, но пугало больше всего другое. В лице его не было ни капли осмысленности. Он зыркал хаотично безумными глазами, принюхивался к воздуху, как животное. Сейдо сел, подобрался, сердце колотилось часто-часто. Жуткий фолари шел прямо к нему. Он хотел было сказать: «Не подходи!», но голос не слушался. Тогда он выставил вперед руки, словно предупреждая, отталкивая, — столь бесполезный жест, если кроме него у тебя нет аргументов. Ладони уперлись фолари в грудь, когда тот подошел совсем близко, под пальцами все ходило ходуном: фолари обнюхивал его и странно подергивался. Глаза его вращались дико, будто ощупывая Сейдо со всех сторон, но руки оставались висеть вдоль тела. Сейдо подумал, что, может, этот уродец пришел сожрать его. Он слышал всякое про пропавших детей и обглоданные кости, найденные под мостом или в канализации. Про бомжей, загрызенных то ли собаками, то ли зверем крупнее. Те неразумные фолари, что живут лишь в воде или у самой воды, — он слышал, им все равно, кого съесть, лишь бы с добычей можно было справиться. «Что если он не поймет, что я скажу? Что если не остановится?» Фолари не делал попыток схватить или укусить, только нюхал, но это едва ли меньше пугало. Сейдо открыл рот и сипло выдохнул «нет», словно собаку отгонял. Фолари зыркнул глаза в глаза, и давление под пальцами ослабло. Он отодвинулся от Сейдо, и тот быстро обнял себя, как будто не мог ни на секунду остаться беззащитным. — Человек, — пробормотал фолари себе под нос со странным выражением, — человек, — он причмокнул и кивнул своим мыслям. — Разве они не сказали, что я человек? — спросил Сейдо неожиданно для себя самого. Фолари не ответил. Он развернулся резко, крутанувшись на одной ноге, и поковылял к выходу. Внутри у Сейдо что-то сжалось. — Подожди, — он поднялся, чувствуя, как пол опасно накренился под ногами. — Подожди! Фолари обернулся, а он понял, что не знает толком, зачем позвал его. — Я… я… хочу есть, — выкрикнул прежде, чем успел подумать о чем-то еще. — И пить, и… не запирай меня! Фолари снова кивнул, бросил короткое «жди» и вышел, оставив дверь открытой. У Сейдо кружилась голова. Он съехал по стене обратно на матрас. Фолари вернулся через полчаса с руками, полными какого-то добра. Протянул Сейдо. Тот первым делом заметил коробочку детского сока, выхватил, с трудом попал трубочкой в мелкое отверстие и жадно выпил слишком сладкую, слишком густую дрянь. Хотелось простой воды. Пока он пил, фолари разглядывал его, словно диковинку. Потом снова протянул сложенные руки, как будто не знал, что именно предложить. Сейдо съел вареное яйцо с хлебом, какое-то печенье в яркой упаковке, конфету. Фолари смотрел неотрывно. Он спросил, когда Сейдо удовлетворенно откинулся к стене: — Сытый? Сейдо кивнул. — Спасибо. Фолари оскалил зубы в жуткой улыбке, качнул головой. — Шикорае. — Что? — Шикорае. Имя, — повторил он, ткнув пальцем себя в грудь. Уходя, он сложил оставшуюся еду на подоконнике и глянул на Сейдо так, будто хотел сказать что-то, но толком не мог это выразить. *** В следующий раз Шикорае принес раскрошенный шоколадный батончик и снова приторно-сладкий напиток в яркой бутылке. Сейдо задумался, где он их берет и как выбирает — уж не по цветастой ли упаковке. Хотелось нормальной еды: мяса, свежезаваренного травяного чая или чистой воды, но он не смел заказывать. Не знал, чем это может обернуться. Его вообще пугала странная благотворительность уродца-фолари, так что, собирая остатки шоколадных крошек с ладони, он спросил: — Зачем ты мне помогаешь? Тебе нужно что-то? Шикорае долго молча смотрел, а после пожал плечами и быстро, не оглядываясь, скрылся за дверью. *** Туманный полог, застилающий сознание Сейдо, понемногу истончался, и он все больше чувствовал себя больным. Когда немного окреп и пришел в себя, он обошел дом, в котором находился. Другие комнаты, явно жилые, в этот раз оказались пусты. Нигде не было раковины, но в самодельном умывальнике осталось немного воды, Сейдо вычерпал ее пластиковой кружкой и выпил. Вода оказалась теплой, с гадким привкусом. Он хотел убедиться, что в доме никого нет, и, раз его оставили так, раз не охраняют, попытаться выйти наружу. Но когда входная дверь поддалась, ноги все же едва не подкосились от радости и сладко-тоскливого томления под ложечкой. День был пасмурным и теплым, после полумрака и спертого прокуренного запаха дома свет и свежий воздух поразили его, словно откровение. Он оказался во дворе, заваленном хламом, а метрах в пяти впереди маячил желанный выход. Сейдо прикрыл глаза и дышал полной грудью несколько долгих секунд, пока не услышал цоканье лап, шорох веревки и угрожающий низкий лай совсем рядом. Он отпрянул инстинктивно, и тут же зубы клацнули в нескольких сантиметрах от его лица. Слишком короткая веревка не пустила пса дальше, но Сейдо казалось, что внутри что-то оборвалось. Страх окатил его горячим душем, а после сразу ледяным. Пришлось собрать все самообладание, чтобы не вернуться обратно, а осторожно, вдоль забора направиться к калитке под аккомпанемент неусыпного собачьего лая. Калитка оказалась не заперта. Подростки-оборвыши проехали мимо на велосипедах, покосились на него подозрительно пару секунд, но не окликнули, не обратили внимания. Сейдо не знал, куда идет и зачем — смысл был в том, чтобы просто идти: подальше отсюда, мимо покосившихся хибар и новых, богато-безвкусных кирпичных домов. Он глотал пыль, поднимающуюся от его шагов, и чувствовал, как его придавливает одиночеством, чуждостью этого места ему самому и всему, что он знал и любил. Отсюда можно было уйти, но он понимал, что не уйдет, что так и будет бродить бесцельно, пока не вернется к дому с синим забором и цепной собакой, к прокуренным комнатам и провонявшему мочой и рвотой матрасу. Захотелось заплакать, но глаза оставались сухими. Колонку он заприметил издали и почти побежал к ней. Вода оказалась ледяной, так что зубы ломило. Сейдо напился вдоволь, вымыл руки до локтей и как следует умылся. Он уже подставил под струю ноги в чужих запыленных шлепанцах, как вдруг уловил шевеление и влажное чавканье справа от себя, где, едва прикрытая высокой чахлой травой, раскинулась гигантская черная лужа. Сперва он подумал, что это животное. Может, собака, которую он не заметил сразу. Он даже не вскрикнул, только сдавленно охнул, когда лужа вздыбилась, обратившись жутким бесформенным существом, ощерилась глянцевито блеснувшими шипами и распахнула огромный глаз с кровавым зрачком. Сейдо попятился невыносимо медленно, когда существо раскрыло плоскую черно-красную пасть с крупными желтоватыми зубами и на толстых коротких лапах потрусило прямо к нему. Ужас накрыл его с головой. Здесь были дома совсем близко, и можно было позвать на помощь, но Сейдо уже знал, что в такие моменты голос предает его, а тело сковывает паралич. Самая бесполезная, самая глупая реакция на страх — как будто все его существо понимает, что сопротивляться бесполезно и ищет более легкой и быстрой смерти. Он нащупал палку, оставленную кем-то у ближайшего забора, выставил ее перед собой, словно копье, но существо, клацнув зубами, перегрызло палку надвое. «Я следующий», — подумал Сейдо обреченно, прижимаясь спиной к шершавому дереву. Серая тень вылетела из ниоткуда и бросилась наперерез твари с нечеловеческим утробным рычанием, прямо к оскаленной морде с обнажившимися зубами. Существо взревело. Сейдо едва мог разобрать, что происходит. Шикорае (Сейдо узнал его, даже не увидев лица: по длинным сальным патлам, невероятно худому гибкому телу и майке-тельняшке) приклеился к существу в удушающем захвате и вцепился в темную лоснящуюся шкуру зубами. Тварь взвизгнула, мотнула его из стороны в сторону, как куклу — раз, другой, а после развернулась и прыгнула, издавая какие-то лающие жалобные вопли, обратно к колонке и дальше, к луже, прикрытой зарослями — своему убежищу. Сейдо почувствовал, как взмокла спина. Его трясло, тело содрогалось в сухих спазмах — ни смеха, ни плача, только странные булькающие звуки. Он согнулся пополам — переждать это, ощущая, что ничего больше не может, что от него так мало зависит. Через пару минут показался Шикорае. Он прихрамывал, майка свисала лохмотьями, одежда и лицо оказались запачканы кровью и какой-то черной слизью. Дикие круглые глаза навыкате уставились прямо на Сейдо. Тот поежился, между лопаток прошел нехороший холодок. — Я… — начал Сейдо, но осекся. Шикорае схватил его за руку, твердо, цепко, и потащил обратно по улице, в сторону дома, словно проштрафившегося школьника. Несмотря на хромоту, Шикорае шел размашисто, быстрее, чем Сейдо, так что он едва не спотыкался на неровной дороге. Спина Шикорае перед ним бугрилась крупными шипами, между которыми клоками свисали остатки одежды. Собака во дворе залаяла было, но Шикорае зашипел на нее, махнул рукой, и она, поджав хвост, убежала в будку. Сейдо упал — споткнулся о порог и больно ударился коленом. Фолари дал ему не больше пары секунд, чтобы встать, и с прежним ожесточенным упрямством втащил в дом. Он остановился только в комнате с решетками на окнах, толкнув Сейдо на продавленный вонючий матрас. «Как будто псу показал, где его место», — подумал он, чувствуя, как ком подступает к горлу. Сейдо проглотил гадкий ком. Это все серебряная пыльца, она делала его вечно раздерганным и плаксивым. Точнее ее отсутствие. — Нельзя уходить! — Шикорае, кажется, его отчитывал. Круглые глаза налились кровью, на загорелом лице проступил румянец. Он выталкивал из себя слова так, будто каждое давалось ему с трудом, и странно пришепетывал. Словно там, внутри, что-то было повреждено. — Опасно. Человек… — он поискал слово, — глупый? Нужна веревка? — он обвил руками свою шею. — Что? — спросил Сейдо тупо. Ему показалось, фолари намекает на то, чтобы его задушить. — Веревка, — пояснил Шикорае. — Привязать человека. Чтобы не ушел. Сейдо бросило в холодный пот. — Я не животное! — он хотел сказать это возмущенно, но сиплый сдавленный голос выдал страх. — Дверь была открыта, я не знал, придет ли кто. Хотел найти… мне нужно помыться. Он не должен был оправдываться. Это они взяли его в плен и держали здесь, словно зверька в клетке. Это они напичкали его серебряной пыльцой, чтобы он сделался послушным и мягким, как воск. Он им ничего не должен. Он имел право на побег. Но Шикорае всего этого было не объяснить. Сейдо зажмурился на пару секунд, пытаясь успокоить сердце, рвущееся из груди, а после сказал как можно спокойнее: — Не надо привязывать, я не уйду больше. Не хочу, чтобы меня разорвали. Шикорае смотрел искоса, недоверчиво. — Но можно мне все-таки помыться? — Сейдо чуть повысил голос, чтобы до фолари дошли его слова, и добавил тише: — Да и тебе бы не мешало. Лицо Шикорае сделалось удивленным. — Грязный? — спросил он, ткнув в Сейдо пальцем. Тот вымученно кивнул. Шикорае просиял, снова схватил его за руку и потащил куда-то, не говоря ни слова. На заднем дворе была баня. Небольшое деревянное строение посреди заросшего сорняком огорода. Внутри оказалось темно, Шикорае нащупал выключатель в углу, и зажглась тусклая лампочка. Баня была не затоплена, но там стояли ведра с водой, и Сейдо решил, что сумеет помыться в любом случае. Шикорае молча смотрел на него, не двигаясь с места. — Выйди, — попросил Сейдо. Но тут же, испугавшись, что это прозвучало грубо, добавил: — Я не сбегу. Пожалуйста. Фолари тряхнул головой и послушно вышел в предбанник. Сейдо нашел мочалку и мыло и скреб себя до боли и кровавых полос, снова и снова, не зная, как скоро ему разрешат сюда прийти. Потом тем же куском мыла вымыл голову. После, морщась от отвращения, натянул на мокрое тело грязную одежду. Шикорае ждал в предбаннике, бессмысленно глядя в маленькое окошко. Сейдо сказал: — Теперь твоя очередь, — смутился, наткнувшись на удивленный взгляд, но не отступил: — Ты весь в крови и слизи. Вымойся, я посижу здесь. Можешь… можешь не закрывать дверь, будешь за мной следить. Фолари, видно, не нашел возражений, так что теперь Сейдо уселся на низкую скамью в предбаннике и уставился в окно. После они сидели на матрасе в комнате, и Сейдо зашивал найденными в доме нитками тельняшку Шикорае, а тот удовлетворенно скалился и все глядел то на пальцы Сейдо с мелькающей в них иглой, то на его лицо. — Вы правда едите людей? — спросил Сейдо, не поднимая глаз от шитья. — Я слышал, но не верил. Вы были слишком на нас похожи — те из вас, кого я встречал. Но это… существо оказалось совсем другим. Фолари долго не отвечал. — Осото… — он опять как будто не находил слов, — без разума, не понимает. — Шикорае постучал себя по голове. — Ест любое, что близко: рыба, кошка, собака, человек или, может, картошка, кости, яблоки. Всё ест. Но человек… — он взял Сейдо за руку и слегка прикусил предплечье, — человек вкусный, сладкий. Хорошо пахнет. Сейдо отпрянул, оттолкнул его скорее инстинктивно, чем от настоящего отвращения. У Шикорае вид сделался, как у обиженного ребенка. — Ты тоже хочешь меня сожрать? — спросил Сейдо строго. — Нет, — Шикорае покачал головой. — Человек красивый, нравится. Не еда. Сейдо смутился, сунул ему зашитую майку и пробормотал: — Перестань уже звать меня человеком. У меня имя есть.