***
Стоит герметичным дверям с характерным звуком восторжествовать отступление человека в белом халате, как Ляпис с заметной усталостью расслабляет свою напряженную позу и откидывает голову назад, прислоняя гудящий затылок к прохладной металлической поверхности. Эти люди, кажется, заставили чувствовать её невозможное — впервые за долгое время Лазурит ощущает жуткую мигрень, сконцентрированную где-то в самом центре, точно промеж глаз. Едва ли в её жизни много подобных моментов; сейчас она может вспомнить лишь один, более яркий и насыщенный. В период, когда находилась в токсичном подчиняющем слиянии с Джаспер. Тяжёлые воспоминания тёмными, почти чёрными водами с самой глубины океана, такими, где нет и лучика света, обволакивают Лазурит, уносят её обратно — в тот самый миг, когда она готова была отдать свою свободу, свою жизнь, всю себя, чтобы только сдержать малахитового монстра, не позволить ему причинить боль единственному дорогому для самоцвета существу. В те месяцы, когда до безумия и полного растворения в слиянии оставался лишь крохотный шаг. Именно тогда она впервые столкнулась со столь сильным болевым ощущением. А после — с непримиримой слабостью в теле. Лазурит чуть дёргает головой, прогоняя призраков прошлого, тягучий солоноватый запах тины, рыбы и беспощадной борьбы, а после пытается сконцентрироваться на своей силе, взывая к ней, к эпицентру её сущности, таящейся в камне позади. Точно так же, как человек понимает, что близок к серьёзной простуде, Ляпис смутно ощущала нездоровые проявления в своей физической оболочке. Та немало ослабла, и для поддержания её целостности требовалось определенное количество энергии, как итог — поглощалась часть магической. Очевидно, даже будь у Ляпис возможность сбежать, она не смогла бы ей удачно воспользоваться. Силы не восполнены в достаточной мере, и единственное, что оставалось самоцвету, так это спать. Немногое, помогающее ей забыться на короткое время, почувствовать себя лучше. Беда лишь в том, что отдохнуть Ляпис ранее не было дозволено — очередной «музыкальный сеанс» или ещё какая-то глупая затея людей прерывали все попытки восполнить свои силы в таком простом человеческом действии, как дрёма. Именно поэтому она не выдержала. Полусознательное воспаленное состояние вскипело, точно жерло вулкана, стоило низкорослой учёной добить его своими бестолковыми вопросами. Лазурит нисколько не жалеет, что сорвала свои эмоции на этом человеке. И, если такое вообще возможно, поведение Ротерс придало самоцвету некую долю сил. Она с удовольствием повторила бы эту сцену ещё раз. Только без музыки, пожалуйста. Лазурит украдкой зевает и тут же морщится от нового приступа мигрени. Вызвано ли это упадком энергии или же монотонной пыткой, доводившей её в течение четырёх часов? Не важно. Ей это абсолютно безразлично. Важен лишь результат. Усталость. Мысли о побеге, спасении покинули синеволосую и не появлялись с момента возвращения в физическую форму. Несмотря на своё мнимое выздоровление, она все ещё ощущала жуткую усталость. Будь она в Хоумворлде, её бы несомненно посчитали дефектной. Слабым самоцветам не место на службе у Алмазов. Не место в этом мире, если они не способны выполнять свой долг. И не способны даже защитить себя. Но Ляпис не в Хоумворлде. Раскол ей не грозит. Грозит куда более серьезное и неизвестное. Только вот… единственное, что может Ляпис — беречь и копить силы. Чтобы дать отпор вновь, дождавшись удобного момента. А для того требуется всего лишь немного…***
Просыпается самоцвет ровно в тот момент, когда двери вновь с тонким оповещающим писком открываются, а следом за ними провалившуюся в глубокий сон будят быстрые шаги, едва ли не переходящие в тревожный бег. — Жаль прерывать твой дневной сон, образец. На сегодня все наши «развлечения» откладываются. Пойман самоцвет, похожий на тебя. Руководство посчитало, что твоё присутствие необходимо для его более точного видового определения. Не думай, что это моя инициатива. — На какие-то жалкие пару секунд голос замолкает, но потом возобновляется и ноток нервозности в нём куда больше, нежели прежде. — Поднимайся быстрее! Лазурит тяжело отрывается от пола, поворачивает голову в сторону той, что потревожила её отдых вновь, и болезненно поджимает губы. Способность говорить и здраво размышлять чересчур медленно возвращается, и к тому моменту, когда Перонелл Ротерс по ту сторону стекла беспокойно постукивает носком обуви по полу, то и дело бросая на Ляпис возмущённый и поторапливающий взор, изолятор наполняют люди. Пара-тройка человек в синих костюмах, которые, по воспоминаниям синеволосой, слишком похожи на тех, что поймали её, и ещё двое лаборантов. О, звёзды, что на этот раз? Помещение, привычно полутёмное, теперь озаряет свет ламп, а тишина кажется липовой, отнюдь не той, которая была прежде. Несколько пар глаз разглядывают худенькую голубую фигурку и от этих взглядов несколько не по себе. — Отнесись к моим словам со всей разумностью, что есть в твоей голове, образец. Тебя выпустят из изолятора на несколько часов. Всё это время ты будешь находиться под присмотром персонала и моим лично, будешь действовать так, как я тебе скажу, и говорить лишь тогда, когда тебя спросят. Всё ясно? Она не дожидается ответа, тараторит быстро, но достаточно разборчиво. Ляпис не думает прерывать этот поток предупреждений, но особой заинтересованности в словах учёной не выказывает, разглядывая незнакомые фигуры и вообще не поворачиваясь к Ротерс. В голосе последней слышна явная взвинченность. Даже для Лазурит очевидно, что особого желания в происходящем у этой девушки нет. Для неё это такая же внезапность, как и для самоцвета. — Как ты заметила, на тебе надет электрошоковый ошейник. Контроль над ним есть не только у меня, поэтому даже не думай, что сможешь избавиться от удара в случае чего. Предупреждения при любом твоём неправильном действии не будет. Разряд грозит максимальный, чтобы лишить тебя физической оболочки. В связи с этим постарайся не допускать подозрений с нашей стороны. Не вздумай что-нибудь выкинуть. Любая попытка окончится болью. А мне крайне не хочется лишаться работы с ценным представителем инопланетной расы ещё на пару недель. Тут-то голубой взгляд удостаивает учёную своим холодным вниманием. Перонелл на секунду даже затыкается, ощущая легкий морозец на коже, но затем продолжает вполголоса, не прерывая этого зрительного контакта. — Контролируй себя, Лазурит. Мне с огромным трудом удалось выбить отсутствие ультразвукового «паука» на твоём камне во время этого процесса.***
Ляпис чувствует упирающиеся в спину холодные зубья аналога дестабилизатора, а также изучающий липкий взор одного из охранников направленный, скорее всего, на поблескивающий самоцвет между лопатками. Этот извращенный интерес вызывает отвращение куда сильнее, чем бессмысленные тычки, а также вся эта нелепая процессия. Если бы она знала слово «караван», то использовала бы именно его. Единственный знакомый человек среди всех, а именно Ротерс, завершала шествие, то и дело бормоча что-то едва распознаваемое. Происходящее всё сильнее нагнетало и без того взвинченное состояние Ляпис. Кстати, предупреждения коротышки были практически бессмысленными. Ведь синеволосая не в состоянии противостоять стольким врагам, даже если бы смогла вдруг чудесным образом обезвредить безобразную штуковину на своей шее. Она даже попыталась проверить этот маленький аспект — прислушаться к воде, протекающей поблизости, но, к своему огорчению, не распознала и намёков на таковую. Все имеющиеся трубы находились настолько далеко от диаметра досягаемости силы самоцвета, что дотянуться до них было попросту невозможно. — Нужно поторопиться. Сообщают о беспокойстве со стороны искажённого, — проговаривает громко один из представителей персонала в синем костюме и выжидающе смотрит на Ротерс. Та отвлекается от бумаг, но не успевает ответить — оказывается прерванной другим олухом-охранником. — Так пусть эта галька двигается быстрее! Ляпис ощущает ещё один грубый толчок, к счастью выключенным дестабилизатором, но не реагирует на него явно. Достаточно одного лишь взгляда пронзительных голубых глаз, чтобы активист стушевался и заметно дернулся. А самоцвету хватает и такого небольшого превосходства. — Не советую тебе применять физическую силу против ценного объекта без надобности, — нарочито растянуто бросает знакомый голос за спиной. Толчки, на удивление, больше не повторяются. — Пара минут ничего не изменит, Мэт. Напомни им, что образец Ляпис Лазурит до сих пор должна находиться на карантине. То, что её сейчас вывели — противоречит графику. Им следует сказать «спасибо», что мы вообще дали согласие на это.***
Ждать работникам по ту сторону рации действительно не приходится долго, но ожидание это проходит у них чересчур беспокойно. Образец, по предварительному осмотру который был определен как Кианит, нарезал волны в маленьком аквариуме, то и дело натыкаясь хрупким рогом на прочное стекло, а после подобных ударов взволнованно метался, точно рыба, попавшая вдруг из просторного океана на мелководье. Будь он не инопланетным отродьем, Эйми бы даже стало жалко это крупногабаритное, но по-своему неповторимо изящное и красивое создание, что только сейчас превратилось из покорного аквариумного питомца в самую настоящую головную боль. Но, увы, ученая не питала и капли любви и снисхождения. Лишь неприязнь и раздражение. Девушка слышит позади испуганные восклицания новоявленной напарницы Мелани, бурные причитания бедняжки, словно за стеклом ее собственное дитя или любимец с самого детства, как минимум. Это ещё сильнее раздражает и без того не самую доброжелательную и спокойную сотрудницу. И вот снова… — Эйми, нам нужно это прекратить. Ты же видишь, он волнуется… не стоило его перемещать сюда, тут слишком маленькое пространство для таких размеров — он может сломать свой рог, а там и до камня недалеко… — Ещё один громкий всплеск метрового хвоста о поверхность воды и едва различимый тупой звук удара. Что вытворяет эта чёртова рыбёшка? — А… что если отросток напрямую соединен с самоцветом? Мы потеряем ещё один крупный экземпляр! Ляпис Лазурит вполне можно было показать его изображение, к чему им прямая встреча? Эйми! Слова и восклицания сыпятся на Инганнаморте проливным дождем. Но она, претя своей натуре, прекрасно сдерживает внутренних демонов и не реагирует на особо глупые, по её мнению, заявления, заместо этого успокаивая, точно пчелой ужаленную, сотрудницу. Не ту она профессию выбрала. Нужно было идти в актрисы. Мать всегда говорила, что сцена таких кормить будет всю жизнь. Но Эйми считала иначе. Бормоча что-то рыжеволосой дурёхе, а также сетуя на идиотку, что медлит так со своим бесполезным голубым камнем, Эйми украдкой присматривается к новому образцу, в который раз отмечая, что этот — явно отличается от всех, что она видела ранее. Даже для неё, ненавистницы всех подобных тварей, предельно ясно — причина смены настроения кроется в чём-то ином, куда более существенном, чем внезапное осознание пленения. Это нарвалоподобное создание имело весьма благодушный и спокойный нрав. Прошла почти неделя с его появления. И только теперь за ним можно было заметить буйное проявление негодования. Совпадение? Нет, здесь что-то нечисто. И Эйми скорее поцелует одного из искаженных в его слюнявую пасть, нежели упустит ситуацию из-под собственного контроля. Девушка с милой, ничем не отличимой от искренней, улыбкой просит принести Мелани парочку транквилизационных инъекций на случай сильного волнения бедного самоцвета, а сама, дождавшись, когда назойливая девчонка скроется за дверью, медленно подходит к аквариуму и наблюдает за поведением искажённого уже вблизи. Острые изумрудные шипы на спине, кажется, наливаются каким-то иным, более ярким и насыщенным оттенком, а толстый, на вид чудовищно хрупкий рог, пульсирует едва уловимым свечением, берущим своё начало от самой морды. Эйми это немало привлекает, заставляя прильнуть к стеклу, вглядываясь в полупрозрачную поверхность выроста. Предположительно, именно там замурован камень, а то, что выросло из него — всего лишь часть некой мутации, которой подверглись все подобные типажи инопланетных существ. Но этот… Кианит (Инганнаморте сомневалась в правильности определения вида) выделялся именно рогом. Ну и поведением, в первую очередь. Он не проявлял агрессии. Абсолютно. До сегодняшнего дня. Похожий на редкое морское млекопитающее семейства нарваловых, он вел себя, словно послушная зверушка. Разве что проявлял беспокойство, когда к нему приближались слишком близко, но в остальном… Эйми тихонько стучит пальцем по стеклу, и тёмный, едва ли не чёрный глаз существа, обращается к ней, а крупное тело застывает, лишь изредка взмахивая двумя парами светло-сиреневых грудных плавников. Кианит издает булькающий звук, а следом за ним к поверхности устремляется рой крохотных пузырьков. Россыпь шипов на теле ещё больше набирает цвет. Что же будет, когда их оттенок достигнет своего пика? Немой разговор этих двух, столь сильно отличающихся друг от друга существ, прерывает короткий звук, осведомляющий о долгожданной группе, что, наконец-то соизволила появиться. Не проходит и секунды, как дверь санитарного блока отъезжает в сторону, а после в комнату входит та самая процессия, которая должна уже стоять тут с минут пятнадцать. Никак не меньше. Опоздание, пусть даже обоснованное, злило Эйми. И, видимо, Кианита тоже. Иначе как объяснить его поведение? С появлением гостей он, точно сходит с ума, начиная с бешенством то подниматься, то опускаться на дно, стучать рогом по стенке аквариума и пытаться что-то разглядеть своими темными глазами. Да что творится с этой тварью? Эйми подавляет в себе желание стукнуть кулаком по стеклу, дабы он заткнулся. — Если мне не изменяет память, я просила поторопиться… Хорошее приветствие. Голос Эйми такой приторно-сладкий, что можно запросто умереть от избытка глюкозы в крови, только услышав его. Перонелл же едва уловимо морщится и предпочитает игнорировать этот маленький выпад, а вот остальные её сопровождающие лишь встревоженно наблюдают за крупной особью позади Инганнаморте. Возможная перепалка двух лабораторных крыс их мало интересует. Но создание, которое с очевидным интересом разглядывает своих посетителей — более чем. Ротерс бросает на него лишь быстрый поверхностный взгляд. Ей ещё предстоит вдоволь ознакомиться с искаженным. — И вам добрый день, Эйми. Теперь мы здесь, и я бы хотела сразу уточнить некоторые детали. Пери поправляет сползшие на нос очки, подходит к своей коллеге и без задней мысли постукивает кончиком ручки по зажиму планшета. Выходит почти ритмичная дробь. — Цель моего визита кажется размытой. Может, вы объясните, к чему всё это, когда можно было просто показать Ляпис Лазурит с новоприбывшего, используя технику. Мы тратим драгоценное время и силы на встречу. К тому же, у неё ещё не прошел срок… — Нет-нет, не волнуйтесь. Это ненадолго. И обговорено с начальством. — Тирады Ротерс не планируют слушать, а от того спешно прерывают. Эйми как-то неопределённо покачивает головой и почти незаметно усмехается. — Образец Ляпис Лазурит только ответит на вопросы и дальнейшее её пребывание тут перестанет быть необходимым. Наконец-то взгляд тёмных глаз переводится на синеволосую. Взгляд этот нечитаем, но чувствовать его на своей коже крайне неприятно. Появляется ощущение неприятного копошения где-то внутри. Только вот не для Ляпис. Её не волнует интерес этой представительницы человеческой расы, не волнует и большое количество людей в помещении, ровно также не беспокоит её и появившаяся рыжеволосая учёная, с беспокойным лицом и коробочкой каких-то скляночек в руках. Всё, что она видит — глаза искажённого самоцвета за толстенным стеклом и разгорающийся зеленоватым светом рог. И это единственное, что в действительной мере важно для неё. Кианит отвечает самоцвету взаимностью — его буйный настрой неожиданно отступает в сторону с тем же плавным темпом, с каким и появился. Точно по мановению волшебной палочки. Это сложно не заметить. Но двум девушкам, чьё невидимое телепатическое сражение набирало обороты, удалось справиться с такой задачей. Итак, в отделении сохранялись пара максимально противоположных, но одинаково ярко эмоционально окрашенных зрительных контактов: два самоцвета и два человека устроили любопытную игру, только цели и восприятия были в корне различны. — Понимаю ваше недовольство, Перонелл, — продолжает в то время Эйми, — но данное мероприятие проводится не только с моей подачи. Боюсь, оно действительно является важной частью для опознания сил и вида нового объекта. Видите ли, этот искаженный представляет собой достаточно нетипичное для нашего опыта создание… Ротерс изгибает правую бровь, выражая таким коротким мимическим движением «лёгкое» сомнение в словах собеседницы, но прерывать её не пытается. Отчего-то становится любопытно, что же изложит ей эта змея в обманчивой шубке кролика. И разговор, пусть пока односторонний, продолжается. К нему молчаливо прислушивается и остальная братия, сопровождающая блондинку, пусть и не в полном составе. Кто-то всецело внимает пространственным объяснениям, то и дело бросая зачарованный взор на застывшего героя повествования, а затем обратно — на Эйми, что едва ли не наслаждается своим качественным процессом победы над всеми возможными пререканиями низкорослой коллеги, продолжая гнуть весы преимущества аргументов в свою местами действительно обоснованную сторону. А кто-то, по большей части отвечающие за сторону силы, бесцельно блуждали глазами по необычной для их восприятия лабораторной обстановке и парочке симпатичных девиц. В отрядах девушек не хватало. И любой, принадлежащий к военной части работников Немизиды, соврал бы, сказав, что ему не осточертело день ото дня, помимо мужской половины, сталкиваться лишь с уродливыми инопланетными тварями. Так что любая вылазка в лабораторный отдел имела свои плюсы. Хотя бы в наличие представительниц прекрасного пола. Удивительно, как много внимания было зациклено на повседневном и обычном, в то время, как самое важное было оставлено без него практически всеми. Именно странный и даже подозрительный контакт двух самоцветов до сих пор не был замечен теми, кто должен был по роду своей профессии уловить его в первую очередь. И только та, от кого не ждали ничего полезного, не позволяла своему вниманию отступить даже на секунду, внимательно и пристально разглядывая самое настоящее чудо, происходящее на её глазах. Мелани Глеймор, первая среди обожателей расы самоцветов, испытывала воистину детский трепет, видя, как два её представителя, нет сомнений, загадочно контактируют друг с другом посредством взглядов. И это должно к чему-то привести. Непременно должно! Не стоит лишь им мешать и вместо этого понаблюдать за процессом. Она переводит взгляд на искаженного, прильнувшего к стеклу и немигающего с несколько минут. Его рог невероятно разгорелся и, Глеймор готова поклясться, передает воде некую часть энергии, заставляя её вихриться вокруг отростков. Что же образец Ляпис Лазурит? Её камень не претерпевает таких изменений в окраске, не горит и вообще никак не проявляет себя. Но, вместо этого, взгляд, несомненная тяга к представителю своей расы, говорят о куда большем. Она делает шаг, второй… настолько мелко и медленно, что это остаётся для всех незаметным. И Мелани хочется сократить это расстояние между ними, с маниакальным исследовательским желанием узнать результат взаимодействия… — Мне все понятно. Что ж, проводите свой опрос быстро. У нас свой график на сегодняшний день, и его потребуется изменить из-за задержки. Буквально взмах белым флагом от Перонелл рушит всю невидимую магию созерцания. Внимание вновь возвращается самоцветам, и Мелани видит, как едва уловимая нить общения между этими двумя обрывается, ведь синеволосую пугают неожиданным окликом. — Так. Что ты знаешь об этом существе, образец? Знакомо? Какую роль оно выполняло в вашем мире, как выглядело до обращения в это создание и так далее и тому подобное… — Она едва ли не фыркает. — Чем быстрее поведуешь ей об этом, — взмах руки в сторону Эйми. — Тем быстрее мы вернёмся к нашим делам. Перонелл так нетипично для себя использует столь вольный тон, так вольно формирует фразы, что умного человека это непременно толкнет на определённые выводы. Слишком яркая эмоциональная окраска в обращении к обычному объекту для исследований. Но, видимо, умных среди присутствующих не имелось, а, если таковые и были, то они, как им и положено, деликатно сохраняли свои мысли при себе. Тишина окутывает крупное пространство, словно тяжёлое одеяло. Её нарушают лишь звуки воды, бьющейся своими мелкими волнами о толстое стекло. Искажённый в этом аквариуме также внимательно прислушивается, поводя чёрным глазом с одной размытой для него фигурки на другую, недоумевающе издает хрюкающий звук, но на этом все его манипуляции и оканчиваются. Очевидно, у существа были свои мысли насчёт происходящего, совершенно никому (?) не доступные. Синеволосый самоцвет же медленно отводит взгляд от искажённого и с немым вопросом, даже испугом в глазах смотрит на говорящую. Смысл фразы доходит до Лазурит не сразу, ведь происходящее в голове так далеко от происходящего. Ещё полминуты — и её замешательство станет слишком очевидным, а от того подозрительным. Подозрение Ляпис сейчас ни к чему. Только теперь светлый луч надежды коснулся её, позволив поверить в ещё одну возможность спасения. Упускать этот шанс она не намерена. Лазурит берёт себя в руки настолько быстро, насколько это вообще возможно, спешно возвращая себе прежний отчужденный и совершенно безынициативный образ. Внезапное движение Ротерс в виде скрещивания рук на груди становится отправным толчком, пробуждающим язык Лазурит от молчания. — Искажение частично меняет свойства самоцвета и его внешний облик так, что он перестает быть прежним собой. Если даже мне и был знаком он ранее, то теперь я не узнаю его. Голос кажется таким непривычным, несвойственным самой природе этой комнаты. Ляпис похожа для непривыкших к речевой способности у «галек» на вдруг неожиданно запевшую профессионально зверушку. Болтовня с подопытными чужда Немезиде. Особенно в спокойных тонах. От того беседа самоцвета с учёными представляет собой едва ли не шоу вселенского масштаба. Всем интересен его развилка, суть и конец. — Маленькое напоминание, образец, — даёт о себе знать и Эйми, огибая Ротерс, что стояла впереди неё на пару шагов, и теперь переходя на первый план. Ближе к неразговорчивой гальке. Подобные глупые попытки жалкого существа противиться воле человека были точно оскомина на языке, — это Кианит. Уже определено. Безусловно, ты знаешь, кто он, не увиливай. Разводить чайную церемонию, ждать, пока чертовка соизволит, наконец, сделать им одолжение и поведать о своём далеко не маленьком друге Инганнаморте уж точно не собиралась. — Это не Кианит. Короткий ответ и вновь тишина. Только на этот раз она нарушается мелодичным, выданным нараспев «хм-м» от Глеймор позади. А Эйми хочется треснуть и эту дуру. Но, в первую очередь, голубую пародию на бижутерию, которая посмела подвергнуть сомнениям знания самых высококвалифицированных геммологов. Самой Эйми, к примеру. — Это ещё почему? — Девушка едва ли не сбивает с себя образ полнейшей самоуверенности этим шипением. Она ощущает неконтролируемые волны опасного настроя, который появляется ровно в ту минуту, когда её мнение называют ошибочным. И только один человек в комнате получает настоящее удовольствие от происходящего. Нетрудно догадаться, кто это. Ротерс почесывает нос, дабы скрыть усмешку ладонью. В этот момент она была готова была показать образцу одобрительный жест: сбить спесь с Инганнаморте — всё равно что вызвать радугу на небе. Чудо. Магия. Приз в студию. — Кианиты… они не выдерживают долгого пребывания под водой. Наши Кианиты, — чуть подумав добавляет Ляпис. — Он бы уже давно потрескался. — Что ж, в таком случае, определи ты, кто это та… — Для этого мне нужно подойти ближе. Темноволосая застывает с лицом более чем комичным. Перебивать её образцы так прямо ещё не пытались. Ляпис вновь удивляет Перонелл своей неожиданной победой в раунде. Счет два: ноль. И явно не в пользу Эйми. Внутри блондинка вовсю ликует и жалеет об отсутствии попкорна в своих руках. Ведь наказать Лазурит Эйми не в состоянии. На подобное прав у бедняги более не имеется. И это к лучшему. Той придется терпеть всё, и только Перонелл может нажать на кнопочку с электрическим разрядом. Всё бы было чудесно, если бы не потеря драгоценного времени. Пери по-прежнему считает, что вся ситуация не стоит и скорлупы от яйца. Опасное представление продолжается. — Иди, — только и отвечает теперь уже пыхтящая и слегка покрывшаяся розоватыми пятнами недовольства темноволосая учёная, — «Да что эта инопланетная тварь о себе возомнила!» — но всеми силами пытается сдержать остальные признаки своих истинных эмоций. Ляпис не нужно повторять дважды, но эта девушка беспокоит своим странным поведением. Самоцвет не забудет то, что с ней сотворили. Никогда. И обязательно это припомнит. Нужно лишь выждать подходящий момент. А ждать она умеет. Тысячи лет в зеркале обучили её этому ремеслу в высшей степени. Только Лазурит делает шаг в сторону аквариума, как в спину ей доносится едкое, уже приевшееся: — Без глупостей, самоцвет. Надеюсь, ты ещё помнишь, что будет за твою даже малейшую попытку какой-либо выходки. Понимаешь меня? Ляпис понимает. И почему именно эта представительница рода человеческого относится к ней так, словно она, Лазурит, едва вылупившийся булыжник? Молчание упорно сохраняется, а шествие продолжается. Несколько пар глаз замирает на двух самоцветах, расстояние между которыми стремительно сокращается. Кианит-который-на-самом-деле-вовсе-не-Кианит возбуждённо бьёт хвостом, вызывая волнение в окружающем его пространстве, тыкается рогом в стекло, очевидно, стремясь быть как можно ближе к Ляпис. Ближе… ближе… Даже раздраженная Эйми следит за этим процессом не без повышенного интереса. И дело не только в обычном привычном негативе, готовности вот-вот заполучить очередной опус со стороны образцов (хотя и не без этого), нет. Эйми действительно желает узнать, каков реальный вид образца, и, как бы тяжело это ни было признавать, его никто не определит лучше, чем далёкая «родственница». А что же Перонелл? Ротерс была единственной, кому хотелось как можно скорее покинуть это неприятное помещение. Прежнее приподнятое настроение вследствие игр с Инганнаморте внезапно сменилось волной нехорошего предчувствия. Того самого, которое возникает у людей перед тем, как свершится не глобальная, но достаточно далёкая от пустяковой ошибка в жизни. И время до этого момента стремительно сокращалось. Девушка глубоко и со звуком втягивает воздух с парами чего-то солёного, а затем так же шумно выдыхает. Лицо её стало ещё более бледным, нежели прежде, красноватые глаза от ежедневного недосыпа казались на этом самом лице чересчур большими. Ничего ведь не случится, в самом деле? У неё в руках пульт, способный в мгновение ока предотвратить любое проявление***
Вероятно, у подавляющего большинства учёных в сфере труда в лабораторных условиях был свой особый метод «медитации» во время рабочего процесса, заключавшийся в, казалось бы, таком обычном деле, что его и «медитацией» назвать можно было с огромной натяжкой. Но Перонелл всё-таки предпочитала это слово и никак иначе, хотя никогда и никому не призналась бы в подобном. Так что же её успокаивало, помогало очистить мысли от излишней повседневной шелухи, мешающей здравому течению размышлений двигаться без ступора? Ответ настолько прост, что даже смехотворен — подготовка рабочего места и перебор многочисленных флакончиков да пробирок с мелкими надписями на прикреплённой этикетке. Читать инструкцию, что и без всяких напоминаний имела своё место в памяти, знакомиться с порядком проведения ближайшего исследования, сортировать предметы по их использованию… Всё это в своей совокупности чудесным образом спасало девушку от сорных размышлений, открывая дорогу чему-то более ценному и глубокому. Именно в такие моменты в ней всецело торжествовало спокойствие и трезвое мышление. Помогало безотказно. Ну, в девяти из десяти случаев. И в этот раз Ротерс посчастливилось попасть в удачную девятку. Было ли то и в самом деле удачей или чем-то ещё — сказать сложно. Да и не столь важно. А важно лишь то, что сейчас Перонелл впервые за долгое время пребывала во вполне себе позитивном расположении духа, насколько вообще это возможно в стенах такой давящей своими скелетами в шкафах мрачной Немезиды. В числе последних дней она упорно горела идеей, пришедшей ей на ум ещё давно, вне времен, когда её поставили на нынешнюю должность, но… Ротерс так и не решалась заявить о ней, считая, что идею эту поднимут на смех. Теперь же смелости почему-то хватило, и… Перонелл не отказали. Впрочем, не без некоторых скептических вопросов. Но идея девушки победила всё недоверие и сомнения — она была гораздо любопытнее привычных проведений пассивных исследований, подобно той глупой проверке музыкой. Вспоминая о ней, Перонелл до сей поры ощущает приступы неприязни к человеку, что выдумал столь глупый метод проверки. Совершенно бессмысленный. Её же идея заключалась в куда большем! Да и… могла пойти ослабленному самоцвету Ляпис Лазурит на пользу… И это было одной из