Then Came You

Вокруг шум бокалов, громкий смех и звуки ударов пластмассовых бит о шайбу от аэрохоккея. Рядом снуют люди, периодически толкая меня, но это даже хорошо: я сама не хотела возвращаться в пустой дом после смены. Вся окружающая обстановка удерживает меня в реальности и не позволяет утонуть в собственных мыслях. День рождения отца через два дня, а я до сих пор не нашла в себе смелости, чтобы позвонить Грейс и сказать, что я не хочу приходить. Семейные праздники совсем не моя история, ведь снова придётся делать вид, что меня интересует архитектура какой-нибудь Бельгии, мысленно напоминая себе, что никто даже не соберётся спрашивать меня о моих делах всерьёз, а не для того, чтобы поддержать беседу. Накрываю глаза рукой, внимательно вслушиваясь в шум бара, чтобы отвлечься от негативных мыслей. Где-то вдалеке два парня разговаривают о том, что скоро медсестёр заменят роботы, и я концентрируюсь на их диалоге. Конечно, я очень устала после дежурства, где два раза снимала обезвоживание и даже вырезала аппендицит, но домой идти не хочется: Флинн и Скайлер всё ещё в больнице, а проводить время одной в тишине с мыслями о потрясающем приближающемся юбилее отца не то, чем я хочу заняться вечером перед своим выходным. Сейчас я бы даже рассказала Скайлер и Флинну про Луи. Подожду ещё полтора часа, пока не вернётся Скай, и пойду домой. — Девушка, вы очень милая, — доносится голос справа от меня. Я настолько зациклена на диалоге незнакомых парней, что еле разбираю слова подошедшего человека. — Однажды мне такое говорили, а потом он добавил, что не педофил, — резко говорю я, разворачиваясь. Сегодня у меня нет настроения, чтобы с кем-то знакомиться. Но передо мной сидит не незнакомец, а шокированный Томлинсон, который отчаянно пытается скрыть рукой свою улыбку, шириной со ствол баобаба. — Да, Кларк, — вздыхает он, качая головой, — познакомиться с тобой ещё сложнее, чем пройти Турнир Трёх Волшебников. — Прости, — грустно улыбаюсь я, — даже не поняла, что это ты. — Странно, ведь у меня настолько уникальный голос, что его сложно спутать с чем-то ещё. — Единственное, что в тебе уникального — это необъятное чувство собственного величия. — Что ты здесь делаешь? — игнорирует Луи мои попытки отшутиться и присаживается на барный стул рядом со мной. — Разве у тебя не было дежурства в больнице? — Было, просто дома никого нет, не хотелось возвращаться в тишину, — честно признаюсь я. — Почему не сказала, что придёшь сюда? Могла бы зайти в репетиционную. Или позвонила, я бы приехал к тебе. — Это не репетиционная, а подсобка, — Луи издаёт смешок. — И я же не маленькая девочка, чтобы отвлекать тебя по всяким пустякам. Я опускаю голову на руки, сложенные на барной стойке, и смотрю на Томлинсона. Луи сидит в футболке с очередным логотипом какой-то неизвестной мне группы и чёрных дырявых джинсах. Его волосы взъерошенные и слегка влажные — он репетирует с ребятами в своём Мэдисон-сквер-гарден. Завтра пятница, значит, у них будет концерт в баре. — Люблю слушать про твои пустяки, — Томлинсон занимает такую же позу, как у меня. Мы лежим на барной стойке и смотрим друг на друга так, словно вокруг никого нет. — Что случилось, Хейлс? Меня всегда удивляет желание Луи узнать, всё ли у меня хорошо. И я ужасно себя чувствую из-за этого, потому что не позволяю себе спросить у Томлинсона то же самое. Наверное, я бы хотела всё рассказать ему — что я сменила три школы, ходила на танцы, препарировала лягушек, не общаюсь с родителями, люблю смотреть телешоу и фанатею от Гордона Рамзи, но меня останавливает страх, что как только я расскажу Луи о себе, он сразу же уйдёт. Томлинсон внимательно смотрит на меня, от его улыбки, что была на лице пару минут назад, не осталось и следа. Он ждёт, когда я расскажу ему хоть что-то, и под этим взглядом ярко-голубых глаз я сдаюсь. — Послезавтра юбилей отца, — тихо начинаю я. По лицу Луи видно, что он напрягается, чтобы расслышать хоть что-нибудь. — А я не очень-то и хочу там появляться. Томлинсон знает, что мои отношения с родителями нельзя назвать тёплыми, что я съехала от них рано, да и вообще во взрослую жизнь вошла тогда, когда мои одногруппники из колледжа ещё просили денег у родителей, чтобы купить колу и чипсы. Парень кивает и кладёт подбородок на ладони, упираясь взглядом на подсвечивающуюся ярко-красным полку с разноцветными бутылками алкоголя. — Почему не хочешь идти? Я медленно выдыхаю, продумывая свой ответ. Ведь я сама точно не знаю, почему не хочу появляться на празднике и вообще напоминать родителям о своём существовании. — Я всегда как-то не вписываюсь в семейную картину идиллии и взаимопонимания. — Наверное, это всё из-за твоих шуточек про вскрытие и морг, они просто ужасны. — И из-за них в том числе. Всё это время не свожу взгляда с Луи. Он смотрит куда-то вглубь бара, где парочка играет в бильярд. В мою голову неосознанно врезается мысль о том, почему же Томлинсон до сих пор один. Это ведь самый идеальный кандидат для отношений: остроумный, всегда поддерживает беседу, чертовски красивый, своим обаянием может расположить даже Фиделя Кастро, да ещё и музыкант — Луи Томлинсон как будто сошёл со страниц журнала для девушек, которым с раннего детства вбивают в голову образ идеального парня. Он снова разворачивает голову ко мне и спрашивает: — Не хочешь прогуляться? Томлинсон встаёт со стула, протягивая мне руку. Он так просто относится ко всему: в подсобке его ждут Зейн и Найл, и вместо того, чтобы репетировать перед концертом, Луи зовёт меня прогуляться. Луи Томлинсон весь состоит из такой лёгкости. Смотрю на ладонь Луи, а потом на него. Парень лишь закатывает глаза, намекая на то, что я как всегда слишком долго думаю перед тем, как что-то сделать. Даже перед тем, как сделать что-то, чего мне действительно хочется. Выдохнув, беру Луи за руку, и он крепко сжимает мою ладонь, ведя к выходу из бара и ловко маневрируя между людьми. Шум в «Ред Теде» становится чем-то далёким, когда мы выходим на улицу. Томлинсон тащит меня подальше от дороги, и я уже понимаю, куда мы идём. — Не мог придумать ничего оригинальнее набережной? — Можем наматывать круги вокруг заброшенного обувного завода, если тебе хочется разнообразия. Всю дорогу до набережной мы болтаем на отвлечённые темы, и я даже забываю причину, по которой мы вообще ушли из бара. На улице ещё светло — солнце только начинает садиться. Везде много людей: дети бегают с огромными леденцами в руках, подростки дурачатся, родители медленно гуляют вдоль набережной, и меня волной накрывает спокойствие и комфорт. — Так что там с юбилеем твоего отца? — наконец спрашивает Луи, когда мы садимся на перила лестницы прямо около воды. — Давай, Кларк, сегодня мы разговариваем, а не занимаемся сексом. Старушка, проходящая мимо, изумлённо ахает и начинает идти быстрее. Я смеюсь и выдыхаю, прежде чем вылить на Томлинсона свои семейные драмы. — Не хочу чувствовать себя лишней. — Почему ты думаешь, что будешь чувствовать себя лишней? — Так происходит всегда. Луи разочарованно качает головой и отворачивается от меня. Чувствую вину, потому что я снова отвечаю односложными предложениями, и всё это со стороны выглядит так, будто мне совершенно наплевать не только на Томлинсона, но и на всё вокруг. Сложно открываться человеку, когда всю жизнь пытаешься жить сама по себе. — Прости, — говорю я, и Томлинсон возвращает на меня свой недоверчивый взгляд. — У нас с родителями слишком разные жизни, нам сложно найти даже одну общую тему для разговора. — Почему бы тебе тогда просто не идти? — спрашивает Луи, медленно засовывая руки в карманы. Его слова и интонация аккуратны, будто он боится меня спугнуть. Все его движения кажутся такими мягкими и уютными, что мне хочется обнять Томлинсона и раствориться в его футболке. — Не хочу расстраивать Грейс, — сразу вижу мимолётное замешательство на лице Луи и спешу пояснить: — Грейс моя младшая сестра. Томлинсон чуть отстраняется от меня и удивлённо распахивает глаза. На фоне голубого неба они кажутся ещё ярче, чем сотни прожекторов на стадионе Уэмбли. Луи тактично молчит и не расспрашивает меня о сестре, хотя я уверена, что ему интересно узнать об этом. Ему интересно узнавать о жизнях людей, такой вот он человек. — Не хочу расстраивать её, потому что она всё ещё надеется, что меня и родителей можно помирить, — заканчиваю я. Чувствую себя лучше, сказав Луи хоть что-то, но я знаю, что ему достаточно и этого. Томлинсон смотрит на воду, внимательно следя за небольшими волнами, и молчит. Переводит взгляд на небо, наблюдает за чайками, а затем останавливает взгляд на мне, а я специально концентрируюсь на воде, притворяясь, будто бы не замечаю на себе пристального взгляда. — Хочешь, я пойду с тобой? Этот вопрос стоило ожидать, но я всё равно искренне удивляюсь. Мне неудобно перед Луи, потому что своим поведением я не заслуживаю его заботы, внимания и стремления всегда мне помочь, но мне чертовски приятно, что он предложил поехать к родителям и поддержать меня, даже не зная моей истории целиком. В моей голове есть чёткая картинка того, как пройдёт юбилей: большой дом родителей, который они спроектировали сами, полностью забитый незнакомыми людьми, отвратительные закуски матери на стеклянном столике в гостиной и пустые беседы. И как бы странно это не звучало, на дне рождении отца в доме родителей, где будет вся моя семья, я буду чувствовать себя одинокой. И тут в мою голову врезается ещё одна картинка: Луи, который стоит со мной посередине гостиной и непонимающе смотрит на тарелку с закусками, потому что издалека это похоже не на еду, а на землю, размытую дождём. Или на дерьмо. Я усмехаюсь, и понимаю, что единственное, что я хочу и могу сделать — это принять предложение Луи. — Это будет самая ужасная суббота в твоей жизни. — Ничего, — отмахивается парень, пытаясь скрыть улыбку. К слову, я занимаюсь тем же самым. — Мы же займёмся сексом на кровати твоих родителей? — Нет. Луи немного молчит и хмурит брови, а потом добавляет: — Тогда я не поеду.  

***

После разговора с Луи на набережной, мы вернулись в бар, потому что Томлинсон оставил ключи от квартиры в подсобке. Зейн и Найл уже уехали, и неудивительно, что мы с Луи переспали на кожаном диване прямо под плакатом группы Kiss. К слову, в пятницу после концерта мы тоже занимались сексом, но уже в квартире Луи. Томлинсон уговаривал меня остаться у него, аргументируя это тем, что так будет удобнее ехать к отцу. Я отнекивалась и говорила, что все мои вещи дома, и мне надо вернуться. В итоге он нехотя меня отпустил. Если бы осталась с Луи, он мог бы подумать, что я даю ему надежду на что-то большее, чем то, что у нас есть сейчас. Ставлю тарелку из-под размороженной пиццы в раковину и натыкаюсь взглядом на Скайлер: она сидит на диване, закутавшись с головой в плед, и смотрит в телефон, слегка улыбаясь. — Что, Роберт Дауни развёлся? — Шеффилд непонимающе поднимает на меня глаза. — Что за ухмылка? — Да так, — отмахивается она, и я вижу, как сзади к ней подкрадывается Флинн и заглядывает в телефон. — Сообщение от контакта «Миссис Стайлс, пациентка»: Скайлер, спасибо вам за совет. Гарри явно стал менее раздражительным. И подмигивающий смайлик в конце. — Ты охренел? — подрывается Шеффилд и сразу же прячет телефон. — Читать чужие сообщения всё равно, что заниматься сексом в парке аттракционов, где полно детей! Пытаюсь провести у себя в голове сравнение Скайлер, но так и не понимаю, к чему она вела. — Ты общаешься со своими пациентами? С каких пор, Шеффилд? — спрашивает Флинн, подхватывая яблоко из стеклянной вазочки. — Я не общаюсь с ней, — строго говорит Скай. — Она только что написала мне это и всё. — Благодаря твоим советам, сексуальному мистеру Стайлсу стало лучше. — Он не сексуальный мистер Стайлс, а ублюдский Гарри, которому не нравятся мои медицинские халаты. — Уверен, ты понравишься ему без халата больше. — Он думает, что я не врач! — не унимается Скайлер. — Посмотрим, к кому он ещё приведёт своих детей! — Ты хотела сказать ваших детей. Я бы смотрела на перепалку Ройса и Шеффилд вечно, если бы не сообщение. Луи: Я внизу. Читаю и подхватываю с дивана рюкзак, собранный заранее. Забираю свои ключи из мраморной вазы на тумбочке в коридоре. Хорошо, что сейчас Скай и Флинн спорят, иначе бы они пытались в очередной раз отговорить меня ехать на юбилей. Они оба были против моей поездки. Слава богу они не знают, с кем я еду — в этом случае вопросов было бы больше. И как только я об этом думаю, Скайлер подходит к окну, отодвигая штору. Какого чёрта она всё утро сидела, не отрывая взгляд от телефона, а в самый последний момент решила проверить погоду? — Странно, — задумчиво произносит она, — твой музыкант из бара стоит около нашей двери. — Дай посмотрю, — сразу же вскакивает с места Флинн. — О мой бог, — Ройс прикладывает руку к груди, — он так сексуально курит, что я только от одного этого вида могу кончить! — Так что же он тут делает? — с подозрением спрашивает Шеффилд, разворачиваясь и отходя от окна. Сейчас она похожа на частного детектива, не хватает только черной шляпы и лампы, которую она направляла бы в мои глаза на допросе. Было бы глупо всё отрицать или придумывать идиотскую историю о том, что Луи заказал обзорную экскурсию по жилым домам нашего района. — Эм, — начинаю я, понимая, что мне с вероятностью девяносто девять процентов придётся объяснять Скайлер и Флинну всё с самого начала, — он едет со мной. — Вы с ним общаетесь? — спрашивает Шеффилд так, будто она была последним человеком, которому сказали, что Земля круглая. — Не совсем. Он просто предложил меня подбросить. — Нет-нет-нет, — Флинн сужает свои глаза, буквально сканируя меня взглядом. Только одному Ройсу известно, что происходит в этот момент в его голове. — Она точно что-то недоговаривает. Постоянные вечерние прогулки в неизвестном направлении, глупые отмазки, телефон стала держать всегда при себе — она точно спит с музыкантом! — Да ну нафиг! — кричит Скай. — Это правда? — Ты это решил всего лишь по трём перечисленным вещам? Пытаюсь отвести от себя подозрения, но Ройс и Шеффилд только прожигают меня взглядами. Я устало опускаю плечи и запрокидываю голову назад. Держать в тайне мои отношения с Луи удавалось недолго. Но удавалось же. — Не может быть! — Скайлер аккуратно и медленно подходит ко мне, будто я тигр на экскурсии сафари, а она фотограф. — А говорила, что «Секс по дружбе» дурацкий фильм. — Я говорила, что он неправдоподобный. — Как же так получилось? Ты ведь была против этой идеи. И почему не рассказала нам? Так и знала, что вопросы посыпятся, как макароны из упавшей пачки. Пока Флинн и Скайлер наперебой расспрашивают меня, начиная от «как долго вы спите?», заканчивая «покажи, какой у него член», я хватаю куртку и надеваю кеды. — Я всё вам расскажу, когда приеду, ладно? — Флинн недоверчиво смотрит на меня. — И покажу, какого размера у него член. Я правда опаздываю сейчас. — Хейлс, — я оборачиваюсь на пороге на резко изменившийся голос Шеффилд, — удачи. Я знаю, это тяжело, но, пожалуйста, не жди многого от них. Под «ними» они имеет в виду моих родителей. Я мягко улыбаюсь и киваю. — Покажешь на линейке! — не унимается Флинн и кричит мне вдогонку. — Только если она будет метровая! — Я так и знал. Господи, ну почему и этот музыкант не гей? Я смеюсь, выбегая на улицу, подальше от хаоса, посеянного всего лишь за секунду. По приезде домой они от меня точно не отстанут. Томлинсон стоит около машины, облокотившись спиной на водительскую дверь, и докуривает сигарету, медленно выпуская из лёгких густой дым. — Ты спускалась с Аскарда? Почему так долго? — спрашивает Луи, приподнимая солнечные очки. — Я смотрю, ты фанат комиксов. — Я фанат фильмов по комиксам, — поправляет меня он, выбрасывая сигарету. — Не люблю читать что-то, где картинок больше, чем слов. Оцениваю Томлинсона взглядом и смотрю, оделся ли он так, как я его просила, но он проигнорировал мою просьбу. Надо сказать, что белая рубашка ему чертовски идёт. — Слушай, — Луи осматривает меня, усмехается и открывает дверь пассажирского сидения, — ты уверена, что толстовка и джинсы — подходящая одежда для юбилея твоего отца? — Более чем. Я знала, что такая моя просьба не останется без внимания Луи. Хотя, думаю, он и сам прекрасно понимает, зачем весь этот маскарад (точнее, антимаскарад). В конце концов, меня никто не предупреждает о дресс-коде, поэтому я в праве приезжать в чём угодно. Чёрный Лексус Луи отъезжает от моего дома, и, подняв глаза на свой балкон, я вижу, как Флинн и Скайлер машут мне руками на прощание и показывают пальцы вверх. После долгих споров с Томлинсоном о том, чей плейлист мы будем слушать, решаем оставить радио, по которому крутят хиты двухтысячных. Ехать нам недолго, так что сорок минут Мэрайи Кэри и Эминема — это не самый худший расклад. — Есть что-то, что я должен знать? — спрашивает Луи, не сводя глаз с дороги. Я смотрю на него, внимательно изучая острые скулы и сосредоточенный взгляд голубых глаз, и думаю о том, хорошая ли это вообще идея, приезжать к родителям с Томлинсоном. И ответ мгновенно всплывает сам: да. Да, это отличная идея. Они никогда не думают о том, как я буду себя чувствовать, а с Луи мне будет спокойно, я уверена в этом на все сто процентов. — Маму зовут Хилари, а папу Дэвид. Есть ещё младшая сестра, Грейс, но ты уже знаешь про неё. — У меня тоже есть младшая сестра, — улыбается Луи. — Та ещё заноза в заднице. — Младшая сестра, — пожимаю плечами я. — Это её обязанность. — Наверное, мне досталась самая обязательная. — Вас двое в семье? — Нет, — качает головой Луи, перестраиваясь, — есть еще близнецы, Коди и Хоуп. Я удивляюсь, потому что раньше Луи ни слова не говорил о своих братьях и сёстрах. Не знаю, почему решил рассказать сейчас, то ли пытается меня взбодрить, то ли вывести на разговор, но я благодарна ему, потому что внимательно слушая Томлинсона, я забываю о том, куда мы едем. — Я переехал от них три года назад, но они живут неподалёку, так что мы часто видимся, — то, как он рассказывает о своей семье, заставляет меня улыбаться. Голос Луи мгновенно меняется и становится тёплым, а глаза слегка сощуриваются. — А ты? — Я? — непонимающе переспрашиваю я. — Ты знаешь, где я живу. — Я не про это, — усмехается Томлинсон. — Как часто ты видишься с Грейс? — Раз шесть в году, — Луи присвистывает. — По сравнению с родителями, это неимоверно много. — Слушай, — машина медленно останавливается из-за пробки, скопившейся перед нами, и Луи разворачивается ко мне, запрокинув руку на подлокотник моего сидения, — когда ты сказала мне одеться в толстовку, я сразу понял, что ты… как бы это сказать... — Луи задумывается, а потом щёлкает пальцами. — Протестуешь. Я не знаю, что произошло между вами, но думаю, что ты слишком категорична. Ты не хочешь поддерживать отношений с родителями, хорошо, но не провоцируй ссоры, — он оглядывает меня и останавливает взгляд на красной толстовке. — Я подумал, что ты можешь передумать, так что на всякий случай взял кое-что, — он головой кивает на заднее сидение, где я вижу спортивную сумку и огромный букет белых пионов. — Там кое-какие вещи, вы с Лотти, вроде как, одного размера. Томлинсон подмигивает мне, возвращая свой взгляд на дорогу и трогаясь с места. — Тем более, что рядом со мной ты в своей толстовке явно проигрываешь. Вновь смотрю на цветы и сумку и качаю головой. Он застал меня врасплох, и теперь я чувствую себя виноватой. Прав ли Луи, говоря о том, что я протестую против своих родителей? Я оделась в обычную одежду не для того, чтобы привлечь внимание — мне давно не десять, и я не стремлюсь к тому, чтобы родители меня заметили. Уже поздновато для объединения семьи, да и желания нет ни у кого, кроме Грейс. Ощущение, что я иду в гости к соседям — они, вроде как, чужие для тебя люди, но вы живёте через улицу и знаете друг о друге больше, чем хотелось бы. А когда идёшь к соседям обычно не задумываешься над одеждой. И я понимаю, что мне хочется переодеться не из-за того, чтобы мой внешний вид понравился родителям, а из-за того, что Луи специально для меня взял вещи у своей сестры и привёз их с собой. Мне настолько от этого приятно, что хочется бегать по ромашковому полю и петь песни из «Классного мюзикла», но всё же не до конца понимаю, зачем Луи делает для меня такие вещи, ведь он прекрасно знает, что между нами не может быть чего-то большего. Хотя в последнее время эта мысль кажется всё более нелепой. — Зачем ты это делаешь? — решаю я задать вопрос в лоб. — Потому что ты мне нравишься, — усмехается Томлинсон. Я прожигаю его взглядом, склонив голову на бок. Луи косится на меня, а улыбка на его лицо становится шире с каждой секундой. — Не льсти себе, Кларк. Ты нравишься мне как друг. Луи Томлинсон обладает удивительным даром: то, что он говорит, никогда нельзя расценивать как что-то точное, потому что это может оказаться как правдой, так и ложью. Но я предпочитаю думать, что Луи не врёт мне. Друзья помогают друзьям, в этом нет ничего странного. — Даже цветы для мамы купил, — качаю головой я. — Долго думал между цветами и тостером. Мы слушаем песню Бритни Спирс, которую крутят уже третий раз за полчаса, и Томлинсон умудряется выучить слова и начинает подпевать. За окном обычные бетонные дома превращаются в красивые коттеджные особняки, и я понимаю, что мы подъезжаем к месту назначения. Луи паркует Лексус на лужайке около дома. Вокруг уже стоит куча машин, но меня не напрягает масштаб этого псевдопраздника. На аллее толпится народ с бокалами в руках, о чём-то разговаривая и смеясь так нелепо, что хочется каждому присутствующему здесь надеть кляп. — Шикарный дом, — говорит Луи, заглушая мотор. Он нагибается, чтобы рассмотреть дом родителей через моё окно. — Они сами его спроектировали, — Томлинсон переводит на меня свои удивлённые глаза, а затем усмехается, отчего вокруг его глаз собираются морщинки. — Они архитекторы. — С каждой минутой ты удивляешь меня всё больше и больше, Кларк. Мне даже нравится, что я ничего не знаю о тебе. Луи подходит к пассажирской двери и ждёт, когда я выйду из машины. Вновь смотрю на неоправданно большой дом, который даже не нужен нашей семье, ведь в нём живут лишь три человека. Родители всегда любили пускать пыль в глаза. Своей красной толстовкой я пытаюсь сделать то же самое. Но я не хочу быть похожей на своих родителей. — Хейлс, если ты сейчас не выйдешь, мы пропустим всё веселье. Я смотрю в озорные глаза Луи, поворачиваюсь к заднему сидению, забираю букет и спортивную сумку. — Дай мне две минуты, мне надо переодеться.