***
Вечером в «Ред Теде» всегда много народу, независимо от такого, будние за окном или выходные. Хорошо, что я стала ходить в это место тогда, когда про него знали единицы, так что теперь большие очереди и битком забитые столики для меня не проблема: Тед всегда оставляет парочку свободных стульев у барной стойки. Внутри пахнет жженым сахаром, спиртом и мятой, на сцене поёт какая-то девушка, и я немного расстраиваюсь, что в очередной раз пропускаю выступление Луи. Пришлось задержаться на работе, чтобы завершить обследование Ленни и поговорить с доктором Фостером насчет сердца. Было достаточно неловко и сложно, потому что я контролировала каждое своё слово, чтобы случайно не взболтнуть об утренних шпионских играх в картотеке. После совещания доктор Фостер выглядел устало и подавлено, а конкретного решения так и не прозвучало: сейчас решается, кому из двух людей достанется сердце, и пока переговоры каждый раз заходят в тупик. Чертовски сложно решать, кому в итоге достанется сама жизнь. В подсобке сидит Хлоя, уткнувшись в телефон с огромным пушистым чехлом, но как только она видит меня, то сразу же откидывает его на диван. — Хейли, привет! — она подходит ко мне и обнимает, и меня обволакивает запах ванили и кокоса. — Рада тебя видеть! — Привет, — улыбаюсь я. — Я тоже рада видеть тебя. Почему ты одна? — Ребята убирают инструменты после выступления, скоро должны прийти, — она кивает куда-то в сторону запасного выхода. — Я тут у Теда выпросила кучу коктейлей, не хочешь? Смотрю на стол, уставленный стаканчиками с разноцветной жидкостью, зонтиками и сахарными оборками, и благодарю Хлою, взяв бокал с розовым цветком. — Кстати, он съедобный, — указывает светловолосая на цветок, и я удивлённо раскрываю глаза. — Мало кто об этом знает, но я раскрываю эту тайну тебе. — Как прошло выступление? Обычно я не люблю общаться с малознакомыми людьми и уж точно не стараюсь поддерживать разговор, но Хлоя будто забирается к тебе в голову, заряжая каждую клеточку добротой, и тебя пропирает на то, чтобы поговорить. Не знаю, как это действует, но я словно вижу её ауру, которая переливается всеми цветами радуги. — Просто замечательно. Правда ребята не спели новую песню. Луи отказался это делать, потому что тебя не было, но, думаю, что в следующий раз ты исправишься и придешь, — подмигивает мне девушка и берёт со стола бокал с долькой апельсина. По моему телу медленно разливается тепло, щеки начинают гореть, и мне кажется, что это самый неловкий и приятный момент в моей жизни. Томлинсон все-таки дописал песню до конца, но не захотел исполнять её, потому что в баре не было меня. Вопрос века: значит ли, что эта песня посвящена мне? Пальцы на руках начинают дрожать, но я стараюсь успокоиться и держаться невозмутимо, чтобы Хлоя не подумала, что я сумасшедшая фанатка Луи. — Самый романтичный подарок Зейна — сердце, вырезанное из дорожного знака, что уж говорить о написанных для меня песнях, — немного обиженно вздыхает Хлоя и ловит мой непонимающий взгляд. — Ребята тогда жутко напились, и Зейн почему-то решил, что дорожный знак — лучший материал для подарка. — Зато, с ним не соскучишься, — пожимаю плечами я. Хлоя усмехается и кивает головой, а за дверью слышится громкий смех, и я моментально узнаю голос Томлинсона. И как только он появляется на пороге подсобки, я мечтаю о том, чтобы все исчезли, и я смогла просто наброситься на Луи и заняться сексом прямо на барабанной установке. Его свободные подвернутые черные джинсы, серый свитшот, высокие конверсы, челка, зачесанная набок, улыбка на лице, щетина, веселые голубые глаза — я перестаю контролировать себя, когда вижу Томлинсона, и меня начинает это немного пугать, словно я становлюсь им одержима. Увидев Луи, я понимаю, как сильно мне не хватало его. — О, Хейли, наконец-то ты тут! — радостно кричит Найл, накидываясь на меня с объятиями. — Привет, Найл, — улыбаюсь я. — Простите, что пропустила выступление. — Ничего интересного, — отвечает Малик, садясь рядом с Хло на диван. — Томмо и так нервничал, как девочка-ботаник на сцене школьного театра, а если бы в зале была ты, он бы и слова не произнес в микрофон не то, чтобы спеть песню. — Да пошел ты! — смеется Луи и даёт Зейну подзатыльник, от которого Малик пытается увернуться. Томлинсон даже не здоровается со мной: он просто подходит ко мне, крепко обнимая и целуя в макушку. В голову моментально врезается множество мыслей: обнять ли мне Луи в ответ? Кто-нибудь знает о нашем свидании? Будет ли правильным, если я захочу поцеловать его? И что, мы теперь… вместе? Ребята рассказывают про своё выступление, но теперь уже умалчивая про новую песню, а я изливаю душу, рассказывая про Ленни. Все внимательно слушают, пытаясь хоть как-то подобрать советы, но в итоге приходят к выводу, что сами они никогда бы не смогли стать докторами. — Пойдем на улицу, — шепчет мне на ухо Луи, протягивая свою куртку, и берет со стола пачку сигарет и зажигалку. Ветер уже становится по-зимнему холодным, но я отказываюсь это принимать, поэтому вместо теплого пальто я пришла в джинсовой куртке. Томлинсон сказал, что с моим странным восприятием погоды ему самому придётся заканчивать медицинские курсы, чтобы он смог меня вылечить в случае ангины. — Так ты расскажешь, что это было сегодня утром? — спрашивает Томлинсон, поджигая сигарету. Огненная вспышка на секунду озаряет его лицо, и я хочу сделать фотографию, чтобы вечно смотреть на эту картину. — Мы со Скай пробрались в кабинет главного врача, чтобы найти карточку одного пациента. — Ого, — затягивается Томлинсон, выпуская изо рта ментоловый дым, — а я-то думал, ты из команды хороших и правильных врачей. — Я добросовестный врач! — Луи усмехается. — Просто это было важно для Скай. Томлинсон смотрит на меня, ожидая продолжения истории, но ничего не говорит. Наверное, он делает это специально, чтобы я научилась рассказывать о чем-то потому, что я сама хочу поделиться этим, а не чтобы из меня вытягивали информацию насильно, как это было раньше. — Помнишь Гарри Стайлса? — Луи кивает. — Да, мы провели с ним много времени, пока искали тебя и индейку по всему ресторану, — издаёт смешок Томлинсон и ловит мой злой взгляд. — В общем, у них со Скайлер взаимная симпатия, по крайней мере, нам так казалось. Поначалу он вёл себя очень грубо, затем извинился, они с Шеффилд проводили время вместе, но сейчас он просто исчез. — Как связаны ваши сегодняшние похождения в стиле Доры-путешественницы и этот парень? — Подожди, я ещё не дошла до сути, — бормочу я, теплее укутываясь в огромную куртку Луи. — Пару раз я видела Гарри, и мне казалось, будто с ним что-то не так. Не знаю, как это объяснить, но я врач: когда людям кажется, что человек просто приложил ладонь к сердцу, я сразу подхожу ближе, чтобы поймать его в случае обморока. — Я понял, что ты имеешь в виду, — хмурится Томлинсон, зажигая вторую сигарету. — С Гарри было несколько таких странных ситуаций, и я рассказала об этом Скайлер. Сначала она не придала этому значения, потому что сама не замечала в Гарри ничего такого, но когда он перестал отвечать на её звонки и начал игнорировать, то у Шеффилд включился внутренний Шерлок, и она решила пробраться в картотеку главного врача, чтобы посмотреть личное дело Гарри. — С чего вы вообще взяли, что Гарри зарегистрирован в вашей больнице? — Хороший вопрос, Луи Томлинсон, — говорю я, словно частный детектив со стажем, на что Луи усмехается. — Совершенно случайно мы узнали, что главный врач нашей больницы — это отчим Гарри. Томлинсон округляет глаза и тушит сигарету о мусорку. — Я что, попал в бразильский сериал? По всем законам жанра в следующей серии должна быть кома, кто-то собирается? — В общем, мы пробрались в картотеку и посмотрели справки Гарри — в них ничего нет, он абсолютно здоров. — Так это же хорошо, — с сомнением в голосе произносит Луи. — Это ведь хорошо? — Конечно, это хорошо. Просто… я понимаю, что это прозвучит ужасно, но если бы мы нашли что-то в документах, то это могло оправдать поведение Гарри перед Скай. Он просто взял и исчез, словно его не было. Не объяснил причину, ничего не сказал. Так ведь нельзя поступать! Чувствую, как начинаю злиться, поэтому распахиваю куртку, чтобы отвлечься на холодный ветер. — Это просто в стиле некоторых людей, — пожимает плечами Томлинсон, подходя ко мне почти вплотную. — Не хочу тебя обидеть, но вспомни себя пару месяцев назад, — Луи застегивает куртку почти до самого моего подбородка, и я виновато опускаю глаза. Господи, как я могу обвинять Стайлса в несерьёзности, когда сама только и делала, что убегала, ничего никому не сказав? Громко выдыхаю и запрокидываю голову назад, устремляя взгляд в ночное осеннее небо. — Ты прав. Как всегда, — грустно говорю я. — Слушай, Хейлс, — я чувствую, как Томлинсон пытается положить свои руки в карманы моей куртки, и я делаю то же самое: пальцы Луи холодные, поэтому я переплетаю их с моими, быстрее стараясь согреть. — Я к тому, что у людей есть свои причины, чтобы поступать так, как они поступают, и ты не сможешь их узнать, пока человек сам тебе не расскажет. Причины тоже бывают разными: серьёзными и глупыми, но какими бы они не были, они заставляют человека действовать. Гарри может чего-то бояться, как боялась ты, а может он просто мудак, который меняет девушек, как чехлы для телефона. — Господи, ну почему ты такой? — выдыхаю я, положив голову на плечо Луи. Почему он такой… идеальный? — Сексуальный, остроумный и обаятельный? — Надоедливый и самовлюблённый. Томлинсон кладёт свой подбородок мне на макушку, и я раскрываю куртку, пытаясь накрыть его ей. Руки Луи мгновенно выскальзывают из карманов и обвивают меня вокруг талии. Я вздрагиваю от холода, на что Томлинсон лишь сильнее прижимает меня к себе. — Я уверен, что у Скайлер всё будет хорошо. Пусть не зацикливается на Гарри и помнит, что я всегда могу устроить ей свиданку с Найлом. — Давай попытаемся оттянуть этот момент, ладно? Они точно устроят конец света с их удачливостью, а мне бы хотелось для начала стать настоящим хирургом. — Согласен, я пока тоже не записал свой альбом. Мы стоим, обнимаясь, несколько минут, прежде чем Томлинсон вновь нарушает тишину: — Я надеялся, что ты придёшь сегодня. Отрываюсь от объятий Луи и смотрю на него, ожидая увидеть на лице обиду, но вместо этого вижу лишь лёгкую улыбку. — Прости, я правда хотела успеть на ваше выступление, просто вся эта ситуация с Ленни съедает меня. — Не извиняйся. За это сегодня ты едешь ко мне замаливать все грехи, — я смеюсь. — Так значит… — пытаюсь спросить то, что хотела с самого начала, когда узнала о том, что Луи дописал песню, — эта песня для меня? — аккуратно спрашиваю я. — Скорее, — Томлинсон убирает пряди моих волос с лица и заправляет их за ухо, — это песня про тебя. Киваю, улыбаясь как полная идиотка, будто мне только что пообещали виллу в Майами, каждодневные походы в спа до конца жизни и молодого Леонардо ДиКаприо в придачу. Думаю, что я начинаю привыкать к тому, что Луи рядом со мной. Теперь все его слова о чувствах не кажутся мне такими уж дикими, я понимаю его желание видеться как можно чаще и начинаю скучать сразу же, как оказываюсь далеко от него. — Твою мать! Сначала слышится звон разбитого стекла, а потом возмущенный крик Зейна и ответная реакция Найла, и я в замешательстве поворачиваюсь к спокойному Томлинсону. — Похоже, Найл снова разбил вазу. — Зачем вам вообще в подсобке ваза? — В репетиционной, — поправляет Луи. — Мы рок-музыканты, можем позволить себе всё, даже вазу. А сейчас мы быстро забираем ключи от машины и уезжаем. Не смей вестись на жалобный взгляд Хорана — просто смотри в пол, а то он заставит тебя помогать ему убираться, а потом ты и сама не заметишь, как подносишь ему горячий чай с печеньем и утешаешь в объятиях. Я громко смеюсь, прежде чем Томлинсон хватает меня за руку и утягивает за собой в самую крутую репетиционную в мире.***
— Я настолько устал, что только что хотел погладить чихуахуа около подъезда, а потом понял, что это была крыса. Умоляю, Хейлс, налей мне вина в литровый бокал. Флинн заходит в квартиру, кидая рюкзак прямо на пол. Ботинки летят в разные стороны, пальто оказывается на тумбочке, Ройс проходит, хватая Зиллу, и падает на диван рядом со мной. — Чем занята, подруга? — спрашивает Флинн, пытаясь улечься на диван и вытеснить меня. — Смотрю расписание выступлений Луи в баре, — задумчиво говорю я. — Если я не появлюсь там на этой неделе, он убьёт меня. — О-ла-ла, — поёт Ройс, — так значит ты и секси музыкант теперь парочка? — Флинн играет бровями, и я усмехаюсь. — Мы не парочка в том плане, в котором ты думаешь, — Ройс смотрит на меня так, будто я вся обмазана собачьими фекалиями и посыпана разноцветными перьями сверху для красоты. — Мы решили, что не будем вешать ярлыков. Мы с Луи просто вместе — никаких сложностей. Знаю, что это полный бред, но так воспринимать всё, что происходит со мной внутри, мне гораздо проще. Говоря «вместе», я думаю о том, что у меня нет никаких обязательств перед Луи или запретов, хотя прекрасно понимаю, что никак не могу обидеть его. В общем, мне так легче дышится, и понемногу становится легче признавать самой себе, что я, вероятнее всего, влюбляюсь в Томлинсона. — Будем считать, что я понял эту херню, которую ты только что сказала, — говорит Флинн, подходя к кухонному шкафчику и доставая бутылку вина. — У нас есть ещё немного времени в тишине, пока не пришла Ска… И тут как по волшебству, дверь с грохотом открывается, и появляется Шеффилд, в руках держа непонятную конструкцию, похожую на мохнатый розовый овал. — Сегодня был бесплатный мастер-класс по декупажу, — Скайлер радостно демонстрирует нам своё творение. — Что это? — осторожно спрашиваю я, чтобы никак не оскорбить способности Скай к прикладному искусство. — Это произведение символизирует тщетный труд пролетариата в эпоху технологий и высокоскоростного интернета, — с гордостью говорит Шеффилд, и в этом овале я пытаюсь разглядеть хоть что-то похожее на это описание. — Больше похоже на вагину, — с отвращением говорит Ройс, прикасаясь к «произведению» двумя пальцами. Несколько недель Скайлер пытается отвлечься от Гарри (она говорит, что отвлекается не только от него, но и от всех представителей мужского пола) и ходит по всяким мастер-классам, принося домой весь хлам, что она сделала. Недавно она была на кулинарном уроке, и нам с Флинном пришлось давиться уткой в кисло-сладком соусе, который почему-то был странного цвета с оттенком фиолетового. Всё было бы не так плохо, но Стайлса мы видим в больнице чуть ли не каждый день. Пару раз он даже подходил к Шеффилд, но, прикладывая титанические усилия, она игнорировала Гарри так же, как и он её, когда она пыталась узнать, всё ли с ним хорошо. — В субботу будет мастер-класс по лепке из глины, но вход свободный, если только ты приходишь не один, — Скайлер бережно ставит свой шедевр на полку. — Там какая-то акция, что-то вроде «скрепим глиной не только посуду, но и сердца», — машет рукой она, а затем направляет на меня умоляющий взгляд. — Хейлс, сходишь со мной полепить из глины? — Ну уж нет, — усмехаюсь я. — Я не пойду с тобой лепить горшки, потому что там наверняка будут одни парочки, а мы с тобой будем выглядеть как дешёвая лесбийская пародия на «Привидение». Лучше попроси Флинна, он парень, с ним вы в любом случае будете смотреться естественнее. — Нет-нет-нет, — мотает головой Флинн, не отрываясь от бокала. — У меня аллергия на ручной труд. Я смеюсь и проверяю своё больничное расписание на неделю, когда вижу одну ячейку, которая заставляет меня замереть. — Через неделю я ассистирую на трансплантации сердца, — тихо говорю я, принимая поздравления Флинна и Скай. — Но тут точно какая-то ошибка. — Что ты имеешь в виду? — радость пропадает с лица Ройса, и он подходит ко мне, заглядывая в расписание. — Ну что там? — нетерпеливо спрашивает Шеффилд. — Тут точно какая-то ошибка, — начинаю я. — Единственный человек, которому нужна была пересадка, — это Ленни, но тут совершенно другое имя. — Что за имя? Что за имя, Кларк? — Гарри Стайлс.