Then Came You

Когда я только начала работать в больнице, Скайлер затащила меня на бесплатный тренинг по саморазвитию, который нашла в своем почтовом ящике в папке «спам». Шеффилд решила, что нам срочно нужно туда попасть, но ничего полезного и воодушевляющего за пять с половиной часов мы не услышали, зато узнали о вреде оранжевых овощей и о том, что американцы вели войну с Ираком не из-за ресурсов, а из-за межгалактических врат, которые много миллионов лет назад пришельцы оставили на Земле. Первые два часа было не совсем понятно, что происходит, но потом я даже втянулась. Одна фраза по делу все-таки прозвучала: пухлый мужчина-спикер с копной рыжих кудрявых волос в старой потертой футболке Nasa говорил о том, как правильно планировать время, и чтобы его сэкономить, нужно разбираться со всеми проблемами сразу по мере того, как они появляются. Вообще-то, я всегда так и делала, но в моей жизни еще не было такой ситуации, в которой я, мать его, оказалась сейчас. Я замираю на месте и ловлю себя на мысли, что даже дышать перестала, и двигаю только глазами, чтобы отследить передвижения Лиама и Гарри. Один справа от меня, другой слева. Где-то сзади ходит Луи, спереди стоит Найл. Это что за гребаный ромб судьбы? — С тобой всё в порядке? — снова спрашивает Найл, подозрительно сужая глаза. Я смотрю на шатена и только медленно и часто киваю, прикусив язык. В голове всё ещё пытаюсь обработать информацию о том, что Лиам находится в паре метров от меня. Слава богу, он не успел меня заметить. — Знаешь, тут так жарко, мне срочно надо подышать свежим воздухом, — тараторю я, обходя Хорана, и закрываю левую половину лица рукой, чтобы никто из друзей Пейна, и уж тем более он сам, не увидели меня. Выбегаю на улицу, заворачивая за угол бара, и выдыхаю. Пар изо рта растворяется в ночном воздухе, но я даже не чувствую холода. Кровь стучит по ушам, руки трясутся, тело колотит, но я даже не понимаю, от чего именно. Я призналась Томлинсону в своих чувствах, и вспомнив об этом, адреналин в крови моментально подскакивает. Хожу вперед-назад, размахивая руками и глубоко дыша, пытаясь скрыть улыбку, но как только я вспоминаю лицо Стайлса, улыбка пропадает сама. Гарри стоял у бара совершенно потерянный. Будто бы он заблудился и ищет выход из лабиринта, из которого на самом деле выхода нет. Стайлс пришел, чтобы поговорить со мной. Мне надо срочно подойти к Гарри, но неожиданно тело парализует, и я уже не в состоянии сделать даже крошечного шажка. Почему? Чего я боюсь? Боюсь ли я встречи с Лиамом после стольких лет? Боюсь ли того, что не понравлюсь ему? Что он начнет извиняться передо мной, вспоминать прошлое и говорить о том, как нам было хорошо? Что он пообещает вернуть мое доверие к нему любой ценой, чтобы мы снова были вместе? Боюсь ли я того, что Пейн признается мне в том, что его чувства ко мне не остыли? Или я боюсь того, что у Пейна все эти годы было все хорошо, в отличие от меня, что он был счастлив и счастлив сейчас с Тиффани — той самой подругой, которую трахал на заднем сидении моей машины. Может, я боюсь того, что при виде Лиама возродятся мои собственные чувства к нему? Сосредотачиваюсь на картинке перед глазами: ночной Нью-Йорк имеет магическое свойство успокаивать. Между баром и соседним домом виднеется мост Куинсборо, подсвеченный прожекторами и фарами машин, за ним яркие небоскребы. Перевожу взгляд на соседнюю улицу, осматривая невысокий жилой дом из красного кирпича. В каких-то окнах всё ещё горит свет, и я пытаюсь заглянуть туда и представить, чем сейчас занимаются владельцы квартиры. Может кто-то из них собирается в клуб, чтобы танцевать всю ночь, кто-то рисует на огромном мольберте ночной пейзаж города, а кто-то смотрит повторение серий «Место преступления», которые до этого показывали вчера ночью. Два друга выходят из дома, смеются и запрыгивают в такси, мимо проходит женщина в возрасте, одетая даже лучше, чем Флинн, на остановке девушка в наушниках выбирает, какую следующую песню включить. Мысли о чужих жизнях успокаивают. Всегда легче придумать чью-то жизнь, а не разбираться в своей. Накрываю лицо руками, громко рыча, чтобы хоть как-то выпустить пар, и иду в сторону входа в бар, чтобы срочно найти Гарри, увести его в подсобку и поговорить про него, Скайлер и его решение. Опускаю руки, но не открываю глаза, и со всей силы врезаюсь в кого-то. Сразу же замираю на месте, все еще крепко зажмурившись, потому что воображение автоматически рисует образ Лиама. — Это у врачей такая гимнастика для глаз или что? Узнаю саркастичный тон и запах ментоловых сигарет и радостно распахиваю глаза. Томлинсон с подозрением смотрит на меня, и за долю секунды я пытаюсь придумать оправдание тому, что стояла посередине улицы с закрытыми глазами, да еще и в одной толстовке. — Я… я пыталась разложить в голове фильмы Марвел в хронологической последовательности. — Ты пыталась, прости, что сделать? — Понять хронологию киновселенной Марвел. — И как успехи? Луи сразу понимает, что я обманываю его, но делает вид, что верит в тот бред, который я несу. Господи, почему нельзя было просто сказать, что я морально готовлюсь к диалогу с Гарри, тем более, это была бы почти правда. — Неплохо, — уверенно отвечаю я. — Думала вечером глянуть парочку фильмов. Наступает тишина, которую разрезают звуки проезжающих мимо машин, Томлинсон смотрит мне прямо в глаза, а в его взгляде читается недовольство, разочарование и злость. Чувствую себя маленькой девочкой, которую ругают за двойку. Мгновенно ощущаю холод на улице, а недоверчивый взгляд Томлинсона только усугубляет положение и заставляет тысячи мурашек пробежаться по всему телу. — Не помню, говорил я тебе или нет, но я терпеть не могу, когда мне врут, Хейли, — пожимает плечами Луи, затягиваясь. Пытаюсь успокоить дыхание, чтобы не выдавать своё волнение, и судорожно топаю ногой. Из-за этого «обычного» поведения Луи еще более настороженно смотрит на меня, не отводя взгляд. — Просто пришел Гарри, и я немного нервничаю перед тем, как с ним поговорить. Решаю рассказать только часть. Может быть мне повезет, и я вовсе не столкнусь с Лиамом лицом к лицу, так зачем тогда трепать нервы Луи и вести себя как беспомощная, жалуясь на то, что я не могу сама разобраться со своим бывшим. Томлинсон сощуривает глаза, бегая недоверчивым взглядом по моему лицу, и я уже готова расколоться и выдать ему всё, как вдруг он облегченно выдыхает, опуская плечи, и расслабляется. — Все будет хорошо, — кивает он. — Ты сама знаешь, что в этой ситуации нет правильного решения — любое будет верным. — Да, я знаю, просто… Сердце должно достаться Ленни, он заслуживает его. — Хочешь сказать, что Гарри не заслуживает шанса жить? 
— Нет-нет, я не это имела в виду, — поспешно заверяю я. — Гарри осознанно отказался от операции, а сейчас, возможно передумав из-за Скайлер, он отбирает жизнь у ребенка. Отбирает только из-за его переменчивости в решениях. — Тут дело не в переменчивости в решениях, Хейли, — слабо усмехается Луи. — Скайлер открылась ему, призналась в чувствах, показала, какой может быть его дальнейшая жизнь с ней. Гарри просто поверил, что у него есть шанс на хорошее будущее, в котором его будут любить, а не жалеть. Если бы ты заявилась ко мне в своем сексуальном больничном халате, убеждая в том, что я поступаю неправильно, я бы сделал все так, как говоришь ты, лишь бы знать, что ты будешь рядом. Я закрываю глаза, останавливая слезы, и качаю головой. Я знаю, что Луи не хочет заставлять меня чувствовать себя виноватой, но тогда какого хрена это выходит? Мне кажется, будто я одна думаю о том, что любовь не может вылечить человека. Вылечить человека могут только врачи. — Я даже не хочу представлять похожую ситуацию с нами, — говорю я, не открывая глаз. — Видишь, ты уже говоришь «с нами», какой прогресс. Может, мне еще одну песню написать? Хотя нет, боюсь, что тогда ты начнешь преследовать меня повсюду с приготовленным обедом. Я усмехаюсь и открываю глаза. На лице Луи легкая улыбка, его огромная толстовка свисает с плеч, сигарета спрятана за ухом, и, наверное, где-то глубоко внутри я понимаю, что сделала бы все только ради того, чтобы Луи жил. Со мной или без меня — это неважно, я бы просто сделала все, чтобы сохранить жизнь этому парню с ярко-голубыми глазами. — Все будет хорошо, — мягко говорит Томлинсон, делая шаг навстречу мне. — Слышишь? Луи поднимает мое лицо за подбородок, заставляя заглянуть в его глаза, и поверить в сказанные им слова. Я избегаю взгляда, смотря по сторонам, чтобы не расплакаться прямо перед Томлинсоном, и неуверенно киваю. — Посмотри на меня, — просит Луи, поглаживая мою щеку большим пальцем. — Давай же, Хейлс. Я качаю головой из стороны в сторону, но все же смотрю на Луи. Томлинсон пытается сделать все, чтобы я стала хоть ненамного увереннее, но у него ничего не получается, даже не смотря на то, как сильно я этого хочу. Киваю еще раз, пытаясь улыбнуться, и надеюсь, что Луи хоть капельку поверил в то, что я перестала переживать. А ещё мне дико стыдно, что я не рассказала Луи о том, что на самом деле, в баре меня ждёт не только Гарри, а ещё, вероятно, мой бывший-придурок. Томлинсон еще раз внимательно сканирует меня взглядом и притягивает к себе. — Не волнуйся, — шепчет он на ухо, поглаживая по спине. — Ты справишься с этим. Просто помни о том, что любой исход будет правильным. Я из последних сил сдерживаю слезы, представляя в голове образ Ленни, который узнает о том, что прямо из-под носа у него отобрали шанс на жизнь. Представляю его грустную ухмылку, наигранно безразличное отношение и фразу, похожую на «вы подставляете меня, потому что теперь мне придется разговаривать об этом с мамой». Луи притягивает меня к себе настолько крепко, насколько это возможно. Прикосновения его рук моментально согревают меня, я цепляюсь пальцами за его толстовку так сильно, что мне кажется, что из ладоней может пойти кровь. Я так паршиво чувствую себя из-за того, что не могу сказать Луи про Лиама, надеясь на то, что моя судьба не настолько дерьмовая, чтобы сталкивать лицом к лицу с бывшим женихом в момент, когда мне нужно спасти чью-то жизнь. Сжимаю толстовку пальцами до боли в костяшках и вдыхаю парфюм Луи, который вперемешку с порывом холодного ветра приводит меня в чувства. Руки Томлинсона отпускают меня, но я до сих пор ощущаю их жар на себе. Луи достает сигарету из-за уха, чиркает зажигалкой, освещая свое лицо, и закуривает, без слов отходя в сторону, давая мне проход в бар. Я киваю и захожу внутрь. Выбираю стратегию идти прямо к цели и не смотреть по сторонам, чтобы случайно не наткнуться на Лиама. Я не ищу с ним встречи, мне не интересна его жизнь, и я не боюсь узнать про его отношение ко мне, потому что мне это не нужно. Мне нужен Луи. Мне не важно, проснутся ли у Пейна чувства при виде меня, жалел ли он все эти годы о своем поступке, мне не нужны его извинения. Если он счастлив, то я рада за него. Пора отпускать эту историю и больше не возвращаться к ней. Возможно, я бы никогда не встретила Луи, если бы не Пейн, так что в какой-то степени я должна быть ему благодарна. Гарри все так же стоит за барной стойкой, осушая стакан с виски, и я подхожу сзади, аккуратно дотрагиваясь до его плеча. Стайлс оборачивается, безынтересно осматривает меня и кивает на стул, заставляя присесть рядом. Все вокруг стихает, будто кто-то специально убавил звук. Гарри разворачивается ко мне лицом, наклоняет голову и усмехается. — Это немного херовее, чем я предполагал. Понимаю, что Стайлс говорит о ситуации в целом — маловероятно, что именно тогда, когда ты решаешь умереть, появляется девушка, признающаяся тебе в чувствах. Знаю, слишком грубо, но это правда. — Ты не мог знать, что всё сложится так, — озвучиваю свои мысли. — Ты не думал о том, что может появиться девушка, да еще и врач. — Да, об этом я точно не подумал, — снова усмехается Гарри. — Хотя мне казалось, что я рассмотрел все варианты развития событий и взвесил своё решение. Я был в нем уверен. Хреновый из меня планировщик. — Ты не мог предсказать всего, Гарри, хватит себя винить. — Я не мог предсказать, но я мог остановить. Не просто же так я вел себя со Скайлер как мудак. Непонимающе смотрю на Гарри, пока он крутит стакан с новой порцией виски в руках. Не знаю, сколько он выпил, но даже алкоголь не помогает ему расслабиться и опьянеть хоть на немного. — Ты бы много не пил, — успеваю вставить я. — Только не говори, что алкоголь плохо влияет на сердце. — Не стоит нагружать сердце, тебе скоро могут сделать операцию. Гарри накрывает глаза рукой, потирая переносицу. — Я бы не оказался в этом дерьме, если бы не позволил своим чувствам взять вверх. Знаешь что, Хейли? — Стайлс полностью разворачивается ко мне, ставя руки по двум сторонам на моем стуле. — Чувства — это полная хрень. Они делают тебя зависимым, несамостоятельным, отвратительно мягким. Когда ты влюбляешься, считай, что ты сошёл с ума — не можешь здраво рассуждать. Ты действуешь исходя из интересов другого человека, это портит твою жизнь. — Твою жизнь уже ничего не испортит, — говорю я, и Стайлс издаёт смешок, кивая. — Наверное, я бы согласилась с тобой месяца четыре назад, но не сейчас. Помощь другого человека и твои чувства к нему не портят жизнь, они просто меняют твои планы на нее. — Всё могло бы быть по-другому, — качает головой Гарри. — Скайлер мне сразу понравилась: умная, веселая, красивая, немного резкая. То, как она отчаянно пыталась себя защитить от моих нападок, когда мы первый раз встретились, было милым. Но уже тогда я решил для себя, что не собираюсь ложиться под нож еще раз и переживать все заново — заново учиться двигаться, заново учиться жить, заново привыкать к новому сердцу. Я не жалею себя, но это сложнее, чем кажется. Все думают, что достаточно месяц полежать в кровати, и всё будет хорошо, но на самом деле тебе приходится заново выстраивать свою жизнь. До знакомства со Скай я решил, что откажусь от операции, и когда встретился с ней первый раз, то подумал, что лучше всего вести себя с ней… отстраненно. Не знаю, может я просто хотел таким образом подавить свою симпатию к ней. Но когда сама Скайлер начала делать шаги навстречу, то сдержаться было сложно. Я слушаю Гарри молча, шум вокруг кажется незначительным, и я запоминаю каждое слово Стайлса, пытаясь в голове придумать грамотный ответ. — Я пытался абстрагироваться от своих проблем, не вспоминал про таблетки и процедуры, правда пытался, и на какой-то короткий промежуток времени это получилось — именно тогда мы со Скай проводили время вместе. Но после очередного приступа я окончательно спустился на землю. Я не хочу портить ей жизнь. — И поэтому ты исчез? Гарри кивает, опуская взгляд вниз. — С чего ты взял, что испортишь ей жизнь? — спрашиваю я. — Она хочет быть с тобой, значит, готова принять даже то, что не можешь принять ты. — Ей кажется, что она может это принять. Вы врачи, кому, как не вам, знать, что бывает после таких операций. Шанс на благополучный исход в моём случае слишком мал, через несколько лет придётся снова пересаживать сердце, и так по кругу. Когда мне сделали операцию, первая вещь, о которой я подумал после того, как очнулся, была: «если во мне теперь чужое сердце, значит ли это то, что я не тот, кем был раньше?». И эти мысли убивают быстрее, чем любая болезнь. — Это не так. — Это так, Хейли. Может быть внешне ты остаёшься тем же человеком, но внутри тебя всё меняется, меняется твой образ жизни. Я еле-еле привык к нынешнему, у меня не хватит сил сделать это еще раз. — Прекрати жалеть себя, — жестко говорю я. — Ты сможешь привыкнуть к жизни после операции, раз тебе уже приходилось это делать. Я понимаю, что ты скучаешь по прыжкам с парашютом, дайвинге и бог знает о чем еще, но твоя проблема в том, что ты живешь прошлым. Воспоминания не дают тебе идти дальше, но как только ты отпустишь их, ты увидишь, как прекрасна может быть твоя новая жизнь. Я не хотела сама уговаривать Гарри соглашаться на операцию, но после слов Луи и Стайлса это получается само собой. Я до сих пор не могу понять, что в голове у Гарри — хочет ли он жить или нет. Ведь если он изначально хотел отказаться от сердца, то он не хотел жить ради кого-то, а когда ты не хочешь жить ради кого-то, то жизнь для самого себя становится ещё более бессмысленной. Если Скайлер не может заставить его передумать, то вряд ли это сделает кто-то другой. — Скай замечательная девушка, — тихо добавляет Гарри. — И я не хочу, чтобы приходя из больницы домой, она нянчилась со мной, как с пациентом. Не хочу, чтобы её жизнь превращалась в бесконечные таблетки, рецепты и режимы. Она должна найти кого-то, кто вместе с ней посмотрит мир, научит её безумным вещам. Да, она может говорить, что хочет быть со мной сейчас, но представь её через два года, когда всё, что она будет видеть в своей жизни, это больные. Уже хочу возразить, но в голове резко появляется описанная Гарри ситуация, и я замолкаю. — Помогать надо не мне, — продолжает Гарри, повернув голову ко мне. В зеленых глазах читается усталость то ли от многочисленных разговоров об одном и том же, то ли от самой жизни. — Помогать нужно Скайлер. — Значит ты… не поменял своего мнения? Стайлс долго смотрит на меня, я отчаянно пытаюсь прочитать его мысли, прежде чем получить еле заметное покачивание головой. — И ты сказал об этом Скайлер? Гарри снова качает головой. — Хочешь, чтобы это сделала я? — Конечно нет. Скай устроила для меня очередную встречу с врачами, я поговорю с ней после неё. — Почему ты… почему ты решил встретиться со мной? — интересуюсь я. — Почему именно я? — Не знаю, просто мне показалось, что ты сможешь меня понять. Не будешь отговаривать, говорить о том, насколько глупым надо быть, чтобы отказываться жить. — Надо быть смелым, чтобы отказаться от жизни. Цепляюсь за еле уловимую улыбку Гарри, которая не выражает радости, и только темно-зеленые глаза парня показывают благодарность и облегчение. И неожиданно я понимаю Стайлса. Если бы вдруг у меня отказали руки, и я бы не смогла оперировать, я бы ни за что не хотела жить дальше. Гарри не может взять от жизни всего, чего он хочет, и для такого человека, как он, это невыносимо и подобно медленной смерти. Он хочет просто ускорить этот процесс, и, наверное, в этом нет ничего неправильного. Но Гарри не думает только о себе, он не хочет портить жизнь Скайлер, хотя легко бы мог согласиться на операцию ради неё. Я знаю, как тяжело с больными, и при всём уважении к Гарри, я бы не хотела, чтобы моя подруга губила себя, приходя с работы домой, где ее ждет очередная работа. — Если она действительно что-то чувствует ко мне, то согласится с моим решением. В конце концов, у нас ещё будет время. И только сейчас я вижу искреннюю улыбку Гарри Стайлса, его ямочки на щеках и озорной взгляд. — Черт, это всё похоже на какой-то идиотский сериал, — качаю головой я, потирая глаза. — Слушай, может, мне кажется, — говорит Гарри, склоняясь ближе ко мне, — но парень сзади уже съел тебя взглядом, не отворачивается ни на минуту. Оборачиваюсь, забыв о том, что нахожусь в одном здании с бывшим женихом, и, клянусь, я готова поджечь себя за эту гребаную забывчивость. Не знаю, что выражает взгляд Лиама: удивление, радость или вину, да и не хочу знать. Разворачиваюсь обратно к Гарри, коротко объясняя ситуацию, попутно собирая свои вещи, чтобы как можно быстрее выскользнуть из бара. — И ты ещё мою жизнь сравниваешь с сериалом, — усмехается он. — Знаешь, — решаю напоследок выложить все, как есть, — честно тебе скажу — я не планировала уговаривать тебя менять мнение. Не потому, что мне не хотелось этого делать, просто я не могла. В больнице лежит мальчик, ему пятнадцать лет, и он полтора года ждет пересадки, чтобы пойти и нормально поиграть в футбол на настоящем поле, а не на экране компьютера. Я не хотела уговаривать тебя, — снова повторяю я и выдыхаю, — но, пожалуйста, подумай еще раз. Пожалуйста. Гарри коротко кивает и обнимает меня. Чувствую себя спасательным кругом, за который цепляется Стайлс, и на душе моментально появляется груз ответственности. Киваю ему, накидываю куртку и выбегаю из бара, не обернувшись, чтобы не дай бог не наткнуться на Лиама. Решаю просто написать сообщение Луи о том, что поехала домой, но слышу за собой громкий хлопок двери. — Не ожидал увидеть тебя здесь. Мягкий голос останавливает меня, и я нехотя оборачиваюсь. — Как и я тебя. Лиам сильно изменился: волосы, небрежно зачесанные назад, щетина, татуировки на руках и шее, виднеющиеся из-под рубашки, брюки, которые раньше он ненавидел, лакированные туфли. Он возмужал, во взгляде читается серьезность, лицо сосредоточенное. Он стал безумно красивым. — Всё ещё живешь в Нью-Йорке? — спрашивает он. Я ожидала любого вопроса, но никак не такого обыденного, будто мы просто знакомые, которых ничего не связывает. — Да, — спокойно отвечаю я. — А ты приехал погостить? После нашего разрыва, он переехал в Чикаго с Тиффани. Даже выслал мне приглашение на свадьбу, в котором написал, как сильно он будет рад меня видеть, и как Тиффани будет рада, если гости поддержат цветовую гамму церемонии и оденутся в оливковые оттенки. — Решил вернуться ненадолго. Взял отпуск на работе, чтобы немного отдохнуть, и… — Ты думаешь, что мне это интересно? — резко перебиваю я Пейна. Два года вместе, планы на совместную жизнь, подаренное кольцо, измена с подругой, исчезновение на пять лет — и после этого всего Лиам спокойно рассказывает мне о своих планах на отпуск? У меня трясутся руки от того, насколько сильно мне хочется ударить его, а потом поехать в долбанный Чикаго, чтобы протаскать Тиффани в её свадебном платье по Мичиган-авеню в оливковой толстовке. — Уверен, что нет, — издаёт смешок Лиам. — Тогда нам лучше разойтись по разным сторонам, пока не поздно, — говорю я и разворачиваюсь, чтобы уйти, как вдруг голос Лиама меня останавливает: — Хейлс, это было давно, и я знаю, что виноват перед тобой. Понимаю, что ты никогда не сможешь простить меня, но нам не за чем вести себя так, будто между нами ничего не было. И эти слова окончательно выбивают меня из колеи. — Ты издеваешься надо мной?! Ты бросил меня самым ужасным способом — я застукала тебя в машине со своей подругой, а потом вы поженились. Ни разу за пять лет я не получила от тебя извинений, а сейчас, когда мы наконец увиделись, ты предлагаешь мне просто взять и вести себя так, будто твоей измены и вовсе не было, а мы с тобой старые друзья? — Не надо коверкать мои слова, Хейли. — А не пойти ли бы тебе нахрен, Пейн? — кричу я, привлекая внимание выходящих из бара людей. — Успокойся, пожалуйста, — тихо говорит Лиам, пытаясь дотронуться до меня. — Я знаю, что сделал тебе больно, и мне нет смысла извиняться перед тобой, потому что я знаю, что не заслуживаю прощения. Но если это важно для тебя, и если это даст мне хотя бы малейший шанс на то, что ты простишь меня, то все эти годы я думал о том, что мог бы быть с тобой. Всегда представлял, что мы могли бы делать вместе, куда бы отправлялись путешествовать. На её месте я всегда видел тебя, Хейлс, и ты не представляешь, насколько мне жаль. Я столько раз представляла нашу с Лиамом встречу, представляла то, что я скажу ему и, как мой кулак встречается с его лицом, но сейчас, когда я наконец-то вижу Пейна перед собой, слышу его слова, то понимаю, что мне нечего сказать. — Не смей говорить этого, — произношу я тихо, чувствуя, как глаза наполняют слезы. — Не смей говорить о том, как тебе жаль. Тыкаю пальцем в грудь Лиама, пытаясь сдержаться, чтобы не заплакать. Господи, почему ты появился именно сейчас? — Мне и правда жаль. Упрямо качаю головой, пытаясь убедить себя в том, что Лиам не произносил этих слов. Мне всегда казалось, что я неуязвима для чувств — будто они обходят меня стороной, не меняют, не учат, не заставляют страдать или быть счастливой, но это не так. И сейчас, стоя перед Лиамом, готовая заплакать, я больше всего на свете мечтаю о том, чтобы быть черствой. Меня переполняют обида и злость, картинки в голове постоянно меняются: от счастливой жизни девятнадцатилетних нас, измены, конверта, в котором лежало приглашение на свадьбу, до придуманной жизни в течение этих пяти лет. Я совру, если скажу, что не было ни одного момента, когда бы я не думала о том, как бы все сложилось, если бы мы были с Лиамом вместе. Я запретила себе думать об этом незадолго до встречи с Луи, а Томлинсон и вовсе заставил меня забыть о всей жизни до него, и сейчас меня бесит, что мысли о Лиаме и нашем прошлом появляются у меня в голове. — Лиам, для нас обоих будет лучше, если мы просто разойдемся сейчас. Ты вернешься к Тиффани и к своей жизни в Чикаго, а я вернусь к своей здесь. — Мы с Тиффани расстались год назад. В меня будто тыкают острыми иголками, когда я слышу эту фразу, но меня спасает громкий хлопок дверью и знакомый смех. Найл и Луи выходят из бара, и, резко повернув голову, Томлинсон замечает меня и хмурится, подходя к нам с Лиамом. Я быстро отворачиваюсь и рукавом толстовки утираю слезы со щек. — Все в порядке? — интересуется Луи, засовывая руки в карманы. — Да, все хорошо, — выдыхаю и киваю я. Смотрю на Луи и ловлю его многозначительный и требовательный взгляд, и осознаю, что, черт возьми, он понял, что ничего не хорошо. Томлинсон переводит взгляд на Лиама, и я решаю представить его. — Это Лиам, мой… — Мы с Хейли старые друзья, — подхватывает Пейн, протягивая руку Луи, которую он с сомнением пожимает. — Ты кажется хотел уходить? — обращаюсь к Лиаму, и он усмехается. — Да, я, пожалуй, пойду. Если будет время и желание, напиши мне, я останусь в Нью-Йорке ненадолго, — обыденно говорит Пейн. — Нам многое нужно обсудить. Лиам снова пожимает руку Луи и, кивнув, заходит обратно в бар. Как хорошо, что я забрала оттуда все свои вещи, и мне не придется больше видеть Пейна. — И как давно вы не виделись с этим старым другом? — спрашивает Луи, вставая передо мной. Я чувствую себя настолько уязвимой, что готова расплакаться прямо перед ним. — Я… он не… — Не твой друг? — Это Лиам. — Это тот парень, да? — Да. Скулы Томлинсона напрягаются, лицо сосредоточенное и злое, возникает ощущение, что он откуда-то достанет пистолет, ворвется в бар и прострелит голову Пейну, кинув на прощание фразу в стиле «Крестного отца». — И что он здесь делал? Меня пугает тон Луи, потому что он слишком жесткий и безразличный. Он никогда так не разговаривал со мной, и мне до усрачки страшно думать о том, что может быть дальше. — Я не знаю, — честно отвечаю я. — Я увидела его в баре, когда шла к Гарри. Я правда не знаю, что он делает здесь, но, клянусь, я не хотела даже разговаривать с ним. Делаю шаг навстречу Луи, но он отходит назад. — Почему ты не сказала мне сразу о том, что он здесь? Томлинсон кажется отстраненным, и я до безумия хочу коснуться его, но он не дает мне этого сделать. — Я не хотела беспокоить тебя по пустякам. — По-твоему человек, который предал тебя, а сейчас общается как с лучшей подругой, пустяк? — взрывается Луи. — Нет. Господи, я не хотела даже близко подходить к нему, думала, что он не заметит меня. Хотела уйти, но он пошел за мной. Луи, если бы я знала, что мы заговорим, я бы рассказала тебе о Лиаме, я не хотела волновать тебя. Глотаю ртом холодный воздух, успокаиваю ниоткуда взявшуюся истерику, пытаюсь в очередной раз за вечер сдержать слезы и крепко зажмуриваю глаза, надеясь, что этот ужасный день закончится. — Я не понимаю, что происходит, Луи, я не понимаю. Почему, когда все наконец становится хорошо, обязательно что-то случается? Луи смотрит на меня секунду, а затем просто обнимает так нежно, что мне хочется растаять в этих объятиях. — Тише, — Томлинсон гладит меня по голове, шепча на ухо. — Успокойся, Хейлс, пожалуйста. Я часто дышу, прогоняя слезы, пытаюсь успокоиться и выровнять дыхание, крепко сжимая толстовку Луи в руках. — Все хорошо, — Томлинсон целует меня в висок. — Просто я переживаю за тебя и хочу, чтобы ты была честной со мной, потому что я честен с тобой всегда. Я киваю, зарываясь в толстовку Томлинсона, пытаясь скрыться от всего мира и просто забыть обо всем, что произошло за этот вечер. — Я сегодня столько твоих граней увидел, до сих пор в шоке. Я смеюсь, полностью успокаиваясь, и, наконец, отпускаю Луи и поднимаю на него глаза. От обеспокоенного и злого Томлинсона не осталось и следа, сейчас на лице Луи только забота. Внутри меня все переворачивается, и невероятное облегчение спасает меня от нервного срыва. Одной улыбкой парень в толстовке заставляет меня чувствовать лучше. Как это возможно? — Я сама в шоке. Луи смеется, обхватив мое лицо руками, и оставляет на губах поцелуй. — Что насчет того, чтобы поехать ко мне, заказать китайскую еду и посмотреть марафон фильмов Марвел? — спрашивает Луи, покачивая меня в объятиях, оставляя поцелуи на макушке. — Почему ты такой идеальный?

***

Сегодня утром мне сказали, что я должна присутствовать на собрании врачей, которое Скайлер специально организовала для Гарри. Луи делает для меня завтрак и подвозит до больницы, целое утро подбадривая, хотя я не до конца понимаю, зачем. Сегодня я точно узнаю, что решил Гарри, и в любом случае, мы потеряем кого-то одного. Не сейчас, но в скором будущем это возможно. Луи не поднимал тему про Лиама, за что я ему безумно благодарна. Надеюсь, что Пейн понял меня, и не заявится ко мне домой со своими извинениями и подробной истории жизни за эти пять лет, в красках расписывая, как он скучал. Я бы хотела поверить его словам, но не могу. Поднимаюсь на шестой этаж и захожу в четыреста третий кабинет, где уже сидит доктор Новак, доктор Фостер, Гарри и Скайлер. Шеффилд только лишь кивает, увидев меня. — Что ж, я полагаю, что нет смысла тратить время, — начинает доктор Фостер. — Гарри, я хочу, чтобы ты последний раз послушал врачей и окончательно решил для себя, по какому пути ты собираешься идти. Я вижу, как тяжело даются эти слова доктору Фостеру, но он старается не показывать, насколько ему больно держать хладнокровный тон, ведь он прежде всего главный врач больницы, и уже потом отчим Гарри. — Да, хорошо, — доктор Новак поправляет бумаги на столе, в которые он ни разу не заглянул, потому что знает историю болезни Гарри наизусть. — Гарри нужна трансплантация сердца, потому что нынешнее лечение медикаментами идет во вред его здоровью. Продолжение употребления лекарств с девяностопроцентной вероятностью приведет к развитию лейкомы. Но если отказаться от приема лекарств, то сердце не сможет функционировать — это замкнутый круг, поэтому, Гарри, трансплантация тебе просто необходима. — Что со мной будет после операции? — резко спрашивает Стайлс, развернувшись на стуле с колесиками с наглым видом. Он прекрасно знает, что с ним будет, просто хочет, чтобы это произнесли вслух. — Только осветите все аспекты, пожалуйста, — добавляет он. Все присутствующие немного теряются, я вижу, как Скайлер держится то ли, чтобы не расплакаться, то ли, чтобы не ударить Стайлса по лицу за его глупость, а я только качаю головой. Теперь он хочет убедить всех, что операция не даст для него хорошей жизни. — После операции, — неуверенно начинает доктор Новак, поглядывая на Фостера, взглядом спрашивая разрешения говорить, — хм, самое страшное после операции — это риск отторжения сердца. Если все будет хорошо, то ты должен будешь научиться жить более спокойно, принимать лекарства, не поднимать тяжести, не заниматься тяжелыми физическими нагрузками, никаких экстремальных температур, иначе грозит обморок. Поначалу нельзя будет водить машину — все рефлексы должны полностью восстановиться. Еще будет сбит нормальный режим сна, но это будет недолго. О сексе придётся забыть на какое-то время, если тебя не смущает девушка сверху. Тебе будет казаться, что ты забываешь какие-то вещи, что твой интеллект снижается, но всё восстановится со временем. Может возникнуть депрессия или нервное расстройство — это тоже нормально. Конечно, будет специальная диета, которой нужно придерживаться, для тебя будет важным соблюдение режима. Ты сможешь попробовать вернуться к быстрой езде, погружениям с аквалангом, и бог знает, к чему ещё, чем ты занимался в прошлом, но ты должен понимать, что все это может закончиться печально… Доктор Новак продолжает перечислять все запреты и риски, и, слушая это, я вдруг понимаю, что Гарри был прав. Как он может осознанно из парня, любящего экстрим, девушек, алкоголь, превратиться в человека, которому можно лишь самостоятельно выйти в магазин? Опека со всех сторон неизбежна, а Гарри не тот парень, который хочет, чтобы все делали за него. Он просто не будет чувствовать себя мужчиной. Гарри разворачивается на стуле к панорамному окну, недолго смотрит на проглядывающиеся высотки Нью-Йорка, а затем говорит: — По-моему, мой ответ очевиден. Я понимаю, что вы хотите, чтобы я жил, но такая жизнь мне не нужна. Больше всего на свете я боюсь зависеть от кого-то, а это то, на что обрекает меня операция. Знаю, что я не лучший пасынок, — Гарри смотрит на доктора Фостера. — И, возможно, не лучший человек, к которому можно испытывать хоть какие-то чувства, я совершал плохие поступки, но сейчас я чувствую, что поступаю правильно, и это единственное верное решение. Я отказываюсь от операции, отказываюсь от приема лекарств, а теперь где мне нужно расписаться? Судя по реакции Скайлер, она явно настроила себя на то, что Гарри передумает: несколько раз глотнув ртом воздух, она выходит из кабинета, тихо закрыв за собой дверь. Стайлс взглядом провожает ее, дергается с места, чтобы пойти за ней, но не делает этого. Доктор Фостер качает головой, потирая своей большой рукой глаза, чтобы не видеть, как Гарри передают документы, подписав которые, Стайлс самостоятельно идет навстречу смерти. — Что ж, — грустно усмехается Гарри, но в его взгляде можно прочитать облегчение, — с вами приятно иметь дело! — выдает он, расписавшись в бумагах.