***
На завтра мы все были квёлые и сонные, откушав, снова разбрелись — досыпать. Бабуленция на солнышке в кресле-качалке пристроилась. Племяшка наверх к себе ускакала, я тоже в комнате заперся. Один Агарн превозмогая усталость и смыкающиеся веки куда-то свалил. Он вообще постоянно куда-то уходит. Меня ищет, что ли. Только делает это как-то криво. Ещё в первые дни всё обшарил вокруг деревни. Потом, словно успокоился, несколько дней вообще никуда не уходил. Спокойный такой был, улыбался часто. А сейчас снова. До леса пешедралом уходит, потом — порталом. А куда — хрен его знает. Может, опять соседняя Империя разгулялась, может ещё что. Только не понятно, какого хрена он всё ещё тут ошивается? Сэйхэм явился только к обеду, бодрый и с цветами. Племяшка носик вздёрнула, фыркнула, но веник приняла. А когда в банку ставила, даже улыбнулась. Она вообще в последнее время всё меньше от настойчивого парня сбегает, всё фыркает больше, глазами косит исподтишка. Вроде бы вся такая неприступная, но уже видно, что крепость сдаёт свои позиции. Странные они. Ага, и это сказал парень, который всё ещё не знает, как сказать другому — хэй, я твой бравый скакун. Уже за чаем, Арьяна не стала привычно пытать Агарна, а обратилась ко мне, с задумчивой такой моськой. — Может тебя в город свозить? Нам бы шкуры отвезти, да часть мяса на ярмарке продать. Да и тебе бы полезно было. Всё одно, на работу если устраиваться будешь — туда ехать надо. Я с булочкой во рту так и завис. В город? А… Что я там делать буду? Почему-то при слове «город» в голове возникают устойчивые ассоциации с теми загонами, где я жил. Металл да песок. Ну, наверное, ещё людей много. И таких вот домиков тоже. Не успел я всё обдумать, как внезапно заговорил Сэйхэм. Так-то он вообще-то не очень разговорчив, а уж обо мне и подавно. А тут заговорил. — Куда спешить-то? Ярмарка только через лунный цикл. Ну приедем мы раньше, и что с того? Основных покупателей только потеряем. Да и… После войны мужиков в поселении итак осталось мало, ещё и последнего выгонять? Пустующих домов — море. Там доделать, тут пристроить, и пусть себе живёт с миром. Арьяна прищурилась больше удивлённо, чем подозрительно и согласно протянула: — Так-то оно так… Но чего это ты своё мнение поменял? Ты же вроде против был, что бы болезный здесь оставался? Агарн, наблюдающий за разговором, с удивлением на меня посмотрел. Я прикусил язык. Имя-то так и не придумал! Сэйхэм на меня покосился, смущённо кашлянул и пробурчал что-то о смене жизненных приоритетов. Я хмыкнул. Это он о нашем откровенном разговоре, что ли? Перестал меня считать соперником, вот и изменил мнение. Мой фырк не остался незамеченным. — Ты сам-то, что скажешь, доходяга? Я глаза закатил, но спорить о стандартах красоты не стал. — Если нужна помощь в городе — помогу. Насколько смогу, конечно. Но жить я бы предпочёл здесь. Тут я хотя бы вас знаю, домик отстрою, может огородик заведу. Буду помогать, там и сям. Заживу уж как-нибудь. А в городе? Мало того, что люди не знакомые, так и заниматься совсем не понимаю чем. — Ну и живи пока с нами. Куда тебе торопиться-то? Арьяна довольно улыбнулась. Кажется, она и сама была не рада, что я могу уехать. Сына напоминаю, да? Я улыбнулся немного грустно. Если бы не этот юноша, то я бы так и помер в лесу подранком. Спасибо ему. Будь он хоть жив, хоть мёртв.***
Выспавшись за утро, ещё долго вечером не мог уснуть. Пытался почитать — скучно, полежать — жарко и неудобно, поговорить — не с кем, все нормальные люди уже давно сопят носом к стенке. Позевал, походил туда-сюда, наконец, не выдержал и решил выйти прогуляться. А как выйти, если не хочешь перебудить весь дом? Правильно, через окно. Ну, я и вылез в кусты. Как был, в ночной рубашке, пролез под ветвями и с приглушённым матом выполз с той стороны. Огляделся. Ночь, луна, фонарь, аптека… Так, это не та опера. Ночь присутствует. Звёзды присутствуют. А вот круглых, светящихся блямб — не видно. Ну и ладно. Едва заметно подрагивающие пальцы на руках легко справились с задвижкой на калитке ведущей во внутренний двор. Я что — дурак, по ночной деревне мотыляться? Или тем более по лесу? Мне и грядок с кустами вполне хватит. К тому же, на заднем дворе крутейший вид на тёмную громаду леса, поле, заросшее цветами, и пара скамеек, зашкеренных в укромном месте. Трава холодная и по-ночному влажная, щекочет босые ноги. Ветерок шаловливо забирается под тощую рубашонку. Благо, она длинная и довольно тёплая. Птицы какие-то сонно пиликают в кустах. Ещё не отпелись? Странно. И запах стоит такой… Летний. Цветы, уже закрывшиеся, радуют своим ароматом. А ночь вторит им, даря свой собственный, ни на что не похожий запах. Вдохнув полной грудью, лёгкой тенью пронёсся через весь огород, выскользнул за калитку и пошёл к скамейкам. Одна чуть ближе, другая чуть дальше в кустах. Мокрые обе, должно быть. Не присматриваясь особо, смахнул с ближней скамеечки капли росы и всякие веточки-листочки нападавшие с кустов. Ящерка скользнула холодным ручейком по ноге. Фыркнув недовольно, забрался на окрашенное дерево с ногами. Укрыл худые колени подолом рубахи, облокотился на спинку лавочки. Хорошо. Улыбнулся, вслушиваясь в понемногу засыпающий мир. Ветерок едва-едва шевелит листочки, птицы всё реже подают голос в траве, то тут, то там шелестят какие-то мелкие существа. Ящерки, наверное, или змеи. Мирно всё. Спокойно. Неожиданно, расслабился настолько, что почти ушёл в медитацию, оттого и вздрогнул сильно, когда рядом на скамейку плюхнулся другой человек. Нервно повёл плечом, однако, не стремясь вставать. Мало ли, чего ему надо, а я уже место нагрел. Жалко пересаживаться. Тёмная одежда, капюшон чем-то очень знакомый, штаны тоже тёмные, замызганные какой-то дрянью. Сосед тяжело, устало вздохнул и распластался по скамейке, задрав голову. Под светом звёзд, отметил слабое мерцание маскировки. Агарн. — Тоже не спится? Любопытство не порок, а мне может поговорить охота. Агарн смеётся тихо и немного устало. — Можно и так сказать. В лес ходил, нужно кое-какие дела уладить было. Я покосился на его измученный вид. Это какие, интересно? — А чего спать не идёшь? Устал ведь. — Устал, — он согласно мотнул головой, однако всё-также продолжал рассматривать звёзды, — но здесь хорошо. Посижу немного, и пойду в дом. А ты что? — М? Уснуть не могу, вот и вышел прогуляться. — Скучаешь? Я даже сначала не понял, посмотрел недоумённо в его сторону. Но тот не сводил взгляда с небесных огоньков. Пожал плечами. — Да нет… У меня там и семьи-то нет совсем. Ни друзей, ни родственников. Даже кота или собаки, и тех не было. — Кота? Собаки? — Агарн как-то криво переспросил, ставя ударения в самых неожиданных местах. — Ну, домашних животных. Тех, кто живут с человеком не для пользы, а просто так. Тех, кого можно любить и кто будет любить тебя, даже если весь остальной мир ненавидит. Агарн задумчиво на меня посмотрел и попросил рассказать подробнее, как они выглядят. На описание — комок меха с лапками и хвостом, он лишь фыркнул смешливо. Пришлось описывать ещё подробнее, попутно вспомнил пару забавных случаев с собаками или котами знакомых. Император слушал очень внимательно, смеялся искренно и всем своим видом требовал — ещё! Я и рассказывал. О технике, о каких-то объектах истории, что помнил, о укладе жизни. Попутно, наконец-то, выяснил, кто такие Связанные. Ими могут быть абсолютно разные люди. Мужчины и женщины, старики и дети. Те, кто совпадают друг с другом настолько, что сама магия связывает их воедино. Вроде бы и круто — часть тебя же. Едва ли не буквально. Но есть и минусы. Это всегда происходит неожиданно и магии всё равно, есть ли у тебя уже супруга и дети. Происходит и всё, уже ничего не поделаешь. Оба Связанных не могут далеко отходить, их притягивает друг к другу, и этому зову невозможно противиться. Конечно и возраст не всегда совпадает. Чарра с тем закутанным парнем вообще повезло, они хотя бы оба взрослые. Да и вообще повезло, Связанный — это большая редкость. Сколько в этом мире человек? И каждый из них, теоретически, может иметь Связанного. Агарн больше спрашивал, чем рассказывал, интересовался практически всем, даже — как мы общаемся. Какими языками, то бишь. Очень удивился потом, что их так много. Говорил, что здесь их намного меньше, всего лишь пара десятков. Не больше. Я говорил и слушал, засматривался на уставшего мужчину, и под конец стал подмерзать. Тёплая рубаха начала пропускать холодный воздух, я передёрнул плечами и покосился на Агарна. Сидит, молчит. То ли тишиной наслаждается, то ли дрыхнет бессовестно. Вздохнул, вытянул затёкшие уже ноги. Тёплое пузо тут же огладил холодный воздух. Я поморщился. Нет, инкреатусом быть всё же круче — собственный огонь греет. — Замёрз? Я кивнул, дрыгая ногами. — Можем пойти в дом. Я приподнял голову, оглядываясь. Где-то за лесом уже занимается заря. Птички пытаются жизнерадостно что-то щебетать. Это ж сколько мы проболтали-то? Я оторопело кивнул, поднимаясь. Лучше уж лечь сейчас и немного поспать, чем совсем не ложиться. Агарн последовал моему примеру. Забрались в дом через мою комнату, причём, стоит сказать, что под кустами Агарн пролез гораздо ловчее, чем я. Усмехнулся, провожая уставшего Императора за дверь. Он сонный такой. Морщится на свет, трёт не привыкшие к нему глаза, пытается скрыть зевоту. Милый. Сделав себе ментальный втык, отправился в кровать — спать. А то я ж себя знаю, опять всякие странные сны сниться будут. А мне потом мучайся, красней, вспоминая их поутру.***
Ветви, ветви. И каждая пытается уцепиться за волосы, выколоть глаза или что есть инерции хлестнуть по голой коже. Там у них что, конкурс? Кто больнее досадит наивному человечешке? Так я готов уже раздавать призы. В виде обломанных с психу веток. Хотелось конечно быть тихим и незаметным, не привлекающим внимание, но с такими зарослями это практически невозможно. Те кустики, что в моём более гигантском облике казались мелкой травушкой, оказывается, очень сильно досаждают обычным людям. Ветки, не только гибкие, но и колючие, царапают голые руки, путаются под ногами так, что иной раз падаешь, словно всеми силами пытаются досадить. И, надо сказать, у них это вполне неплохо получается. В лес я решил выбраться после обеда, когда многие пожилые люди в деревне начинают клевать носом. Не хотелось нарваться на бабушкин дозор и вопросы: а что это вы тут делаете? Пришлось, правда, до обеда разобраться с растениями на огороде. Посадить, прополоть, кое-где вскопать и выкопать. Ко мне снова приставили Агарна, чую — чтобы смотрел за мной. А вдруг натворю чего? Я ж такой, ага. Вместе в земле ковыряться было даже забавно. Ну… До того момента, как я поскользнулся в грязи и с визгом улетел в кусты. Пока я злой, грязный и расцарапанный вылезал из зарослей, Агарн откровенно ухохатывался с моего вида. Я не оценил. Вот совсем. Ну и запустил в него с досады каким-то колючим комком, вроде нашего репейника, только чуть потяжелее. Так и не отсмеявшись, он не успел увернуться. Я же торжествующе улыбнулся его растерянности. Комок и правда оказался колючими семенами какого-то растения, и свои ценные функции выполнил исправно, запутавшись в чужих волосах и одежде. Ещё полчаса я вытягивал колючие комки из волос мага с ехидными вопросами аля: «А не стоит ли сразу побрить налысо? Эффект будет, гарантирую». Император лишь шипел недовольно и бурчал по-поводу детства, играющего в энном месте у некоторых людей. На невинный вопрос: «У кого, собственно?», получил лишь красноречивый взгляд. Задумавшись, запнулся о мелкое скопление корней и чуть не улетел вперёд руками. Матерясь на всё подряд, чуть привстал, пытаясь уползти из колючих кустов. Скопление коричневых корней не пустило. На какой-то момент даже показалось, что они ещё туже обвились вокруг стопы. Не понял… Резво сел, не обращая внимание на поломанные мною ветви. Разорвал несколько корешков, высвободив конечность. Да нет, вроде всё в порядке. А-то мало ли какая гадость здесь водится. Вдруг живое? Вцепится, удушит колючками, одни ботинки останутся. Фыркнув, выполз из кустов. Ступив на чистую траву, присмотрелся к корням внимательнее. Не хочется так вот запнуться и ногу, например, вывихнуть. От остальных корней конкретно эти отличаются, немного, но отличаются… Темнее, что ли. Лежат ближе к поверхности, и на срезе не сухие и белые, как другие корни, а, словно влажные и тёпло-коричневые. Оторвать кусочек интересности труда не составило. На удивление, очень хрупкие. На запах — тоже ничего, правда, в руках, словно подрагивают. Поспешно откинул кусочек. Фу, гадость какая! Странная штуковина, и на вид вроде безопасная, но не нравится она мне. Опасная и противная, судя по ощущениям. Опа. Интересно, это во мне инкреатус проснулся? Хорошо бы. Приободрившись и, с довольной отчего-то лыбой, пошуршал штанами дальше. Главное таких вот корешков избегать, а то ухнешь в кустики, и будешь потом себя, как Шалтай-Болтай собирать. Надо оно мне? Солнце лишь на пару пальцев сдвинулось со своего изначального места, как я, наконец, добрёл до какой-то симпатичной прогалины. Холмик как холмик, но, на моё счастье, здесь не видно ни деревенских, с любопытством на меня косящих глазами, ни каких-то пушистых тварюшек с вытянутыми лапами и шеей, которых тут выгоняют в лес -- пастись. Тишина. Ветерок легко скользит у самых верхушек деревьев, солнышко пятнышками согревает землю, кто-то посвистывает и попискивает. Хорошо. Сесть на травку, вытянуть ноги, чтобы было удобно, откинуться и расслабиться. Какие-то базовые знания о том, как люди медитируют, всё-таки, пригодились. Осталось понять, а получится ли? И на чём концентрироваться-то? Не на пляже или лесе же. Вокруг меня итак лес. Круче реальности моя фантазия работать не сможет. Так. Уселся? Уселся. Удобно? Не очень. Трава какая-то колючая попалась. Вздохнув, немного отполз. Пятая точка у инкреатусов всё-таки менее нежная. Сидим. Греемся. И всё. Открыл глаза с недовольством осматриваясь. Что мне тут мешает? Да ничего, вроде бы. Шуршит только, фигня какая-то в лесу. Присмотрелся, смешно щуря глаза. В тёмной прохладе лесного полога ни черта не заметил. Глюки, что ли? Так, не отвлекаемся. Заново. Итогом таких «упражнений» стало: исколотая травинками попа и ноги, нервный тик от постоянного шуршания в лесу, и ни-ка-ко-го признаков просыпающегося инкреатуса. Даже обидно стало. Я что, теперь совсем-совсем человек? Не, ну так не интересно. Как человек я же никто. Ни помочь не могу, ни на жизнь заработать, даже жизнь эту самую сохранить не в силах. Совершенно беспомощен. А этот мир… Он интересный, необычный такой. Если можешь за себя постоять. Наверное, я слишком привык быть большим и сильным. Маленьким и слабым быть непросто, но так я, по крайней мере, могу общаться с Агарном. Мрачная усмешка сама появилась на лице. Потеряв одно, получаешь другое. Круговорот неудовлетворённости в природе, однако. Ладно, ладно. Хорош прохлаждаться, закат скоро. Сел ровнее, снова попытался уйти в себя, как советуют именитые гуру. Нужна цель. Цель, цель… А цель у нас неведомая зверушка — инкреатус. Представил. Мордочка, хвостик, лапки… Холод, коснувшийся плеч и глаз, заметил лишь мельком. Солнце ушло. Пока на ногах тепло есть от светила — ещё можно сидеть. Стою на четвереньках, крылья за спиной, хвост нервно подрагивает. Я же всё это помню! Только нужно чуть больше концентрации. И я представляю. Вспоминаю до лёгкого звона в голове. Снова, как и тогда, чувствую силу в груди. Она распирает, изливается наружу. На губах играет радостная улыбка. Получается! Концентрация не теряется, наоборот, я словно начинаю потихоньку чувствовать и другие конечности. Вроде бы и сижу, на траве и с чешущейся пяткой, а вроде и стою, с хвостом и крыльями, которые, почему-то, ноют, словно от напряжения. Чувства начинают двоиться. Крылья или пальцы? Волосы или наросты и шерсть? Выбор никак не получается сделать. Очень нужно стать ящером, но отрешиться от человеческого тела — та ещё задачка. Оно же постоянно напоминает о себе! То рука чешется, то пятку колет. С искривлённой от невероятной концентрации мордахой, сидящий на холодной уже траве я вдруг почувствовал что-то не то. Холод. Мокрый туманный холод. Теряя всякую концентрацию я распахнул глаза. Ну да, так и есть. Туманище. Плотный, словно сливки. Три шага сделаешь, и уже ни черта не видно. Тьфу. Накрылась моя медитация. А ведь начало получаться! Эх. Вместо неба и солнышка — серое марево и ярко красная расплывчатая блямба. Тёмно-серые, почти чёрные кривые линии деревьев вокруг. Птички всё также пиликают незатейливо, снимая жутковатую атмосферу. Шелестят листья где-то вверху. Туда глянул, сюда глянул. Ничего подозрительного. И шуршание странное делось куда-то. Ну и потопал по прямой. В отличие от местных, я не могу определять в какую сторону идти, чтобы добраться до места. Нет, ну не топографический кретинизм, но у местных явно где-то компас встроенный есть. Вот выкинуть кого из них в лес, покружить во все стороны и оставить, так он отряхнётся и почешет домой. Точно зная, где он, этот самый дом. И где работа, и где поля, и всё остальное. Удобно же, ничего не скажешь. Ну, а я приспособился стрелочки себе ставить. Есть, конечно, погрешности, но лучше уж так, чем совсем наобум. Сквозь мутную завесу холодного тумана я едва-едва сумел найти эту самую стрелку. Вырытая носком ботинка, она чётко выделялась среди зеленоватой травы. Тут главное не перепутать её концы, а то уйдёшь в другую сторону. И кирдык. Смешок вышел несколько нервным. Не смотря на доводы рассудка, что бояться здесь нечего и вообще, в сторону деревни я шёл весьма и весьма шустро. Практически бежал, едва-едва успевая оглядываться вокруг и замечать свои метки. Мелкий кустарник показавшийся сущим бедствием днём, ночью словно куда-то скрылся. Ни одного кустика, только изрытая земля. Я замер. Сердце быстро-быстро стучит где-то в районе горла, гулкий шум мешает прислушиваться к шорохам, туман липкими лапами проходится по голой шее, оставляя на коже капельки влаги. Передёргивает аж. Тьфу. Ну что за фигня-то, а?! Всё же нормально, а я бегу как затравленный зверь. Тело бы и радо постоять смирно, отдохнуть пару минут, но инстинкт толкает в спину, вопит пожарной сиреной, что нужно бежать, бежать. И я срываюсь с места, не выдерживая. Земля рытвинами и кочками стелется под ногами, мои знаки теряются из виду, в насмешку указывают то налево, то направо. Глупо, глупо! Ещё только потеряться не хватает. Запинаюсь о какой-то корень, падаю бесшумно. Горло сдавило от быстрого бега, ни одного вскрика выдавить не получается. Ноги болят. Мышцы и кожа, только недавно оправившиеся, ноют, жалуясь на тяжёлую жизнь. Движение рядом. Вскидываю взгляд, рефлекторно поджимаю ноги. Мимо проскальзывает что-то похожее на кривой хлыст. Стремительное движение и шершавая тварь обвивается вокруг левой ноги. Рывок. Коленный сустав препротивно хрустнул. Я взвыл от боли и развернувшись на пузо начал лупасить, что есть сил, эту тварь свободной ногой. Хруст и кусок твари отвалился, ещё один пинок и нога, наконец, освобождена. Подтягиваю конечность, всматриваясь во тьму и туман со страхом и паникой. Ничего. Ногу тянет и покалывает, вряд ли смогу бежать. Шорох сбоку. Шарахаюсь, меняя положение, и тут же пытаясь встать. Нога подламывается, вскрикиваю, падая на дерево. Руки расцарапываю в кровь, но зацепившись за него, прячусь, вжимаясь всем телом и подволакивая ногу. Свист. Не успеваю пригнуться, и жёсткий шершавый хлыст прижимает грудь и руки к дереву, спелёнывает, словно младенца, сжимает, вызывая удушение. Ещё один свист. Удар по ногам. Колено подгибается. Мой вопль боли переходит в мыкающий стон, когда ещё один хлыст наползает на лицо закрывая рот и нос. Все отростки сжимаются, выдавливая последний воздух из лёгких, стягивая кожу, стремясь со временем переломать кости для лучшего переваривания. Ну, а на что ему ещё я? О рывке, трансформации или чём-то подобном даже не думается, в голове прыгает единственная мысль: «Больно! Как же… больно.» Лёгкие едва не огнём горят, требуя кислорода. Судорожная попытка вдохнуть хоть немного, кончается резко усилившимся сжатием шершавых отростков. Рёбра хрустнули. Кричать от боли уже нет ни сил, ни воздуха, сознание медленно погружается во тьму и уже сквозь пелену отмечаю свет. Нестерпимо яркий, он красным просвечивает сквозь веки. Удавки замирают, дёргаются судорожно и, ослабевая, сползают лёгкими кольцами. Воздух обжигает лёгкие, рефлекторно кашляю, падаю на землю. Ослабевшие конечности не держат, грудь разбирает боль, словно сами лёгкие пытаются выпрыгнуть наружу. Колено болезненно пульсирует, намекая, что если я сейчас выживу, то до деревни смогу добраться только ползком. Свет, от которого резало глаза, вдруг потух. Слишком резко, чтобы я смог быстро адаптироваться. Заморгал, присматриваясь, снова зажмурился. Осмотреться всё же хочется, так что я приоткрыл один глаз. Левый, кажется. Тьма и нечёткие, серые контуры деревьев. Сквозь шум крови в ушах пробился чей-то крик. Слов не разобрать, но, кажется, владелец его напуган. Хриплю, пытаясь показать, что он тут не один. Ещё один спасшийся? Мечущаяся между деревьями тень замерла, прислушиваясь. Организм всё ещё не оправился от удушья, даже хрипа не вышло, я обессиленно зашуршал листвой. О, услышал. Топочет вон ко мне. Как слон, ей богу. Явно не пострадавший раз так бегает, либо ему повезло увернуться от этих канатов. Лёжа на земле, я даже голову поднимать не стал. И так хорошо. Притопал, схватил за плечи и как давай трясти. У меня в первый момент от возмущения даже глаза открылись. О. Агарн, а чего злой-то? Бледный весь, глаза только как-то лихорадочно блестят. Тоже задело поди, от твари этой. Иначе как объяснить, что он меня уже пару минут как шатает, а ни слова так и не выдавил? От боли если только. О, заговорил. Но лучше бы молчал. — Да куда ты к вечеру в лес попёрся?! Что ты тут делал? Да всё просто — хотел сдохнуть особо жестоким образом! Агарн закашлялся, посинел весь, глазюками злобными из-под чёлки так и сверкает, так и сверкает. А я-то что? Я — ничего. Лежу у него на руках, считай, да знай себе любуюсь картиной — Император злой, обыкновенный. Хотя нет. Как Император Агарн по-моему сильней злится, точнее — страшней. Даже меня тогда напугал, не то что подданных. Сейчас же, я вижу Агарна, злого как чёрт, всё ещё что-то выговаривающего нерадивому мне, и очень, очень обеспокоенного. — Это ты… его? Голос, как чужой, тонкий и чуть визгливый. Зашибись, я походу ещё и горло сорвал. Мало мне больного колена и рёбер! Агарн, наконец, прекратил меня мотылять и с тяжёлым вздохом перетащил себе на колени. Так и подмывало завизжать на весь лес, аки девица непорочная, и съездить по мордахе с криком: «Я не такой!», но сдержался. Хотя маленький смешок подавить не удалось. Чего это Агарна на тесный контакт потянуло? От волнения за чужую жизнь али так, кто по голове шарахнул? Не суть важно, главное, что я сейчас не на холодной земле валяюсь, а на тёплых родных коленях. Хорошо же, даже в сон клонить начинает. — Сейчас переждём пару минут и в деревню пойдём. Нужно дождаться, пока другие аисти уйдут. Свет держать придётся на всём пути, ещё и заклинаниями бить, я уже не смогу. Так вот чем он его шарахнул, а свет, наверное, нужен был чтобы отвлечь. — Они оглушены. Путник, такой же дурной как и ты, запнётся о корни в дневное время, да и пойдёт дальше. А тварь корни под землю втянет, запах запомнит, а с наступлением сумерек пойдёт искать. И, что обидное, найдёт. В пределах леса, но найдёт. И убьёт. Они только одного света боятся, не знаю уж почему. Может, зрение чувствительное, или ещё что. Зрение? Да у этой твари даже глаз нет, какое зрение? Теперь хотя бы понятно, кто шуршал в лесу, когда солнце за тучи уползло. — А чего эта дрянь ко мне днём-то прицепилась? Светло же было, пусть и туманно. Голос уже не кажется чужим, только уставшим и каким-то… равнодушным. Мне тепло, хорошо. Можно беспалевно повернуться немного, и уткнувшись носом в чужую одежду вдыхать знакомый приятный запах. Нюх-нюх, нюх-нюх. — Туман и сумерки — это их время. Оттого местные с факелами в лес и ходят. Без огня — не выживешь. — И что, даже днём? Агарн удивился вопросу. — Ну да. А если не успеешь огонь развести до тумана или темноты? Лучше уж так. Выглядит немного странно, для пришлых, но зато спасает жизни. Главное чтобы выжить помогло, а уж как это со стороны выглядит, лично мне глубоко плевать. Вот совсем. — Так, может, вместо заклинаний света, просто огонь разожжём? Он покачал головой, чутко вслушиваясь в туманные шорохи. — Времени уже нет, да и потухнуть может. Лучше не рисковать. Вставай. Кряхтя я кое-как поднялся. Лёгкие саднит от недавнего, хромаю аж на обе ноги, плюс перед глазами всё плывёт. Ещё и выгляжу как чучело. Сколько я там раз падал в лесу? Вот то-то и оно. Пара слов шёпотом и от задранной вверх руки Императора полился очень яркий свет. Белый и холодный, словно фара дальнего света на иномарке. Те тоже яркие, — пока разберёшься с какой скоростью едет, горе-водитель уже раз семь тебя сбить умудрится. Маг определил куда нам чесать, закинул мою руку себе на плечи и мы поковыляли вперёд, шатаясь как два пьяницы. За каждой тенью, каждым кустом чудился шелест. Такой тихий, но злобный и очень раздосадованный, что пожрать не получилось. А как оно ест, кстати? Не думаю, что там где-то есть челюсти, скорее опять страшилка в духе пауков, которые ферментами подготавливают пищу. Ветви-корни ломают все кости жертве, перемалывая в кровавую массу и утаскивает себе под корни — на перегной. Только чего так сложно-то? Жрал бы трупы, там уже убивать не нужно, всё готовенькое. Или, может, размеры дохлятину искать не позволяют? Трупов в лесу мало, а кушать ведь хочется, вот и лезет к путникам в надежде на халявный труп. — Всё. Свет быстро потускнел и пропал. Агарн перехватил мою тушку поудобнее и мы выползли из лесу. Надо же, а здесь солнечный вечер. Туман белёсыми пятнами виднеется чуть глубже в лесу, и здесь, в поле, только солнце. Уже не такое жаркое как днём, но яркое и очень-очень приятное. Я даже сощурился, нежась, как кот. В деревне на нас смотрели как на диво дивное, чуть ли пальцами не тыкали. Хотя нет, мальчишки босоногие всё-таки тыкают. Смеются, до самого дома провожают шумным эскортом. Агарн свистнул одного из них, заставляя сбегать наперёд, предупредить хозяйку. Тот умчался, а я едва не застонал. Головомойки мне не избежать, как видно. Чёрт, а я ведь только выздоровел! Арьяна выскочила из дома взволнованно что-то квохча, подскочила, не давая и рта раскрыть, быстро осмотрела, что-то для себя поняла, дала мне подзатыльник и велела Агарну тащить разгильдяя эдакого в комнату. Тот послушно потащил, сгрузил на кровать и собрался уже уходить, когда я с самыми честными глазами пискнул: — Ой! А у тебя маскировка сползла… Чертыхания, и другие, менее литературные слова я услышал уже когда он шустро умчался куда-то наверх. Хихикнул, поворачиваясь удобнее. От боли, яркой вспышкой сверкнувшей в колене, зажмурился. Выясненная инфа о инкреатусе, точнее его наличие, что-то совсем не уравнивается с полученными травмами. Второе даже перевешивает. Арьяна подошла через пару минут и до самой ночи пичкала меня приторными снадобьями, а на все мои вопли реагировала одинаково злорадным и заботливым: — Так тебе, обормоту, и надо!