***
Субботнее утро началось с суеты. Димка проспал, потому что «ещё пять минуточек, пожалуйста» повторялись много раз, мама обиделась и перестала его будить. Восстал он только под трель дверного звонка и то не весь, ибо нефиг полночи в сетевой игре зависать. Но там был призовой тур, пацики бы не поняли, не поддержи он команду — хотение и азарт оказались сильнее робкого голоса логики. — Дима, нам ехать часа два, а ты не готов ещё! — Стёпа в спортивной толстовке и распахнутом дутом жилете занял собой всю прихожую и смотрел с подчёркнутым укором, про себя любуясь и отмечая милую растрёпанность, румяность мордахи и заспанный пижамный вид. Внизу шевельнулось, капитан привычно сказал товарищу этажом ниже: «Ша!» Тот не прислушался, благо толстовка длинная, прикрыла срамное выступающее. — И вам здорОво! Я мигом, — почесал пузо сквозь майку Димка и скрылся в ванной смывать остатки грёз. Степан степенно распивал чаи на кухне со старшими Соколовыми, неубедительно и безуспешно отнекивался от завтрака и всеми силами старался не думать, что всего лишь за тонкой стенкой от него Димка стоит совсем-совсем голый, под душем, намывается, возможно, даже трёт себя губкой, и большие воздушные клочки пены медленно сползают по его круглой попке и длинным ногам… Сивушкин вздохнул и попытался понять, о чём речь за столом, родители Димы смотрели на него подозрительно, как прокурор на документ без сопроводиловки. В машине Димка устроился на месте штурмана. Скинул любимые кеды, умял, утоптал брошенный на сиденье жилет Стёпки, потёрся об него весь, как кот, метящий территорию, и, поджав под себя ноги в полосатых носках, довольно выдохнул. Повернулся на бок, свернулся клубочком и положил ладошки под щёку. Сонно уставился на Сивушкина. Ну, как уставился… Залюбовался. Мужественным профилем, уверенными движениями, суровым альфьим спокойствием. Стёпка и машину водил спокойно, уверенно, без дёрганий. — Стёп, а что мы дарить будем? Может, заедем по пути, у меня деньги есть. — Мы с мужиками уже скинулись, подарок будет. Ну и так раскидали, чтобы на толпу всем всего хватило. У меня, вон, ящики в багажнике звенят. Не парься, малой, отдыхай. Димку потрепали по голове, так правильно за ушком погладили, что действительно захотелось заурчать и слюну на приятно пахнущий жилет пустить. Соколов ещё раз блаженно вздохнул и приготовился подремать. Век бы так ехать. Машину мягко покачивает на кочках, Стёпа что-то бухтит себе под нос, видимо, подпевая приглушённому радио, а его правая рука покоится приятной тяжестью на Димином колене. Сивушкин выждал, когда Димчика совсем расслабит на кочках, и он, умильно причмокивая губками, начнёт осоловело моргать глазами, каждый раз всё медленнее их открывая. — Малыш? — М-м? — Чего это твои родители так подозрительно на меня смотрели? — и ласковое успокоительное поглаживание по коленке «ты спи, спи». — А когда мы уезжали, твоя мама мою машину с балкона фотографировала… — Боятся они за тебя, — пробормотал Димка, свинтив, куда ветер дует, но виду, что взбодрился, не показывая. — В смысле? — Ну как, ты же со мной связался, научу ещё плохому. Вот они и присматриваются, симптомы выискивают. А ещё мне спиртного нельзя, я как выпью больше, чем чуть-чуть, совсем дурею и буйным становлюсь, тебе мама говорила? — Не, — офигел Сивушкин, благо трасса ещё пустая была, можно немного отвлечься, чтобы на демона с соседнего сиденья поглазеть. Демон или Димон хрюкнул и открыл совершенно бессовестные зенки: сна там ни в одном глазу, зато смеху навалом. — Повёлся! — Дурында! — Стёпа дёрнул Димку за ухо и положил обе руки на руль, обиделся типа за развод. — Стёп, ну, Стё-ё-ё-п! — Соколов уперся лбом в мощное плечо и потыкался слегка, чтобы руку на руле не подбивать, потёрся. — Не обижайся! Ну, позязя! Ты так легко веришь. Я тебя поцелую, и ты простишь, оки? Не дожидаясь ответа, Дмитрий облокотился лапками в правое водительское бедро, подтянулся и поцеловал Сивушкина чуть ниже уха, потом ещё раз — в основание шеи, где твёрдые мышцы переплетались, уходя на плечо. Стёпа заскрежетал зубами, съехал на обочину на аварийке, тормознул и потянул безбашенного провокатора на колени, зажимая между собой и рулём. Зацелованный до одури Димка скорым рейсом поплыл в багряных волнах горячего возбуждения, совсем дурак голову потерял, Степан, похоже, свою тоже где-то оставил. Вообще непонятно, чем бы дело кончилось, хотя, чего уж там, понятно — нарушение общественного порядка, статья уголовного кодекса РФ… Так постучавший дубинкой в окно ДПСник и сказал… Диме хватило совести покраснеть и покинуть колени гражданина Сивушкина, а сам гражданин вышел из авто и взбудораженным медведем гризли потопал к машине, совершенно внезапно оказавшейся припаркованной сзади и мигающей маячками. Соколов чуть шею не свернул, высматривая из засады ход событий, даже ноги в кеды всунул, готовясь бежать вписываться за своего, если что. Шалили вместе, вместе и отвечать. Может, в предварительную камеру в одну посадят, уж там-то Стёпа никуда от своего счастья не денется, а то Димка запарился намекать. Степан показал ДПСнику корочку, о чём-то перетёр без напряга на лице, потом они пожали друг другу руки, а подглядывающему Диме суровый дядька погрозил пальчиком. Соколов отдал честь, прикрывая второй рукой макушку. Милые ребята менты, когда у тебя есть друг с ксивой! — Чё они пристали? — Дима привычно замаскировал смущение наглостью. — Мимо нас тётка какая-то ехала на машине, а у неё там дети. Пожаловалась мужикам на посту, они вон за теми кустами сидят, говорит, что, благодаря нам может уже не рассказывать про птичек и бабочек, детвора сама во всём разобралась на наглядном пособии. — Да ладно! Ничего мы такого не делали, прям чтобы очень! — проезжая мимо «засады», Димка показал серым «фак», но благоразумно не стал его поднимать в зону видимости, так, для себя в удовольствие и Стёпку понервировать. — Я ещё твоих коллег научу, как каннабис смолить правильно, у вас там как, большая туса намечается? Мне на много человек не хватит, — вздохнул Дима. — Ты что, травку с собой взял?! — взревел дурниной выведенный из строя Сивушкин и снова был вынужден съехать на обочину — ну вот, не такой уж он и железный. — Капитан, капитан, улыбнитесь, — пропел Димка. — Разве можно с таким лицом на день рождения ехать? — Димчик, — выдохнул Степан. — Я тебя сейчас попрошу один раз, но очень серьёзно. Ты вот, пожалуйста, эти шутки, пока мужики не набухаются, прибереги, ладно? — Стёп, ну что я, совсем глупый? Я ж только с тобой, чтобы в тонусе держать, — Дима и правда не хотел сильно загоняться, оно само получалось — семейный юмор, язык его порой бежал впереди остальных думающих запчастей. — Всё, проехали и поехали! А если у тебя что-то и правда есть, то выкинь сейчас! — Да шутка это была! Шутка! У меня ничего страшней таблеток от похмелья в рюкзаке нет! — успокоил Дима, про себя подумав, что адаптировать Стёпку к его юмору ещё и адаптировать, а то не выдержит бедный альфа, глазик дёргаться начнёт. Соколов всю оставшуюся дорогу забалтывал себе прощение вместо радио, смешил Степана всякими историями из жизни «одного моего знакомого» и вообще был чертовски обаятелен. По приезде Димка немного заробел сначала. Люди собрались исключительно серьёзные, большая часть незнакома. Многие в форме приезжали, при погонах, со службы, значица, и шли переодеваться в гражданское. Контингент преимущественно старше Соколова, но после первых шотов за знакомство оказавшийся вполне компанейским. И дом Горячего Диме тоже очень понравился. Он боялся, что там ультрамодный коттедж, построенный явно не в соответствии с зарплатой полицейского чина. Ошибся и очень был этому рад. За высоким забором большой асфальтированный двор, хоть конём скачи. Баскетбольные стойки объяснили, почему все паркуются на обочинах, а не внутри. И дом был славный, сложенный из тяжёлых брёвен, в два этажа, с мансардой и резным балконом, как в тереме, с историей строение, с возрастом, по потемневшим спилам видно. В «избушку» гармонично вплелись современные технологии, и вдоль всей фасадной части тянулась пристройка из стекла и переплётов коричневого металлопластика, в открытых окнах то и дело кто-то суетился, из распахнутой в середине двустворчатой двери к вновь прибывшим притрусил стажёр Петька. После приветствия Стёпа бросил ему ключи для выноса горячительного из багажника и повёл Диму знакомить с местом и людьми, хозяева были где-то на территории. — Пойдём я тебя с семейством Тимофеича познакомлю, с его мужем и сыновьями. — Стёп, а откуда сыновья? Фёдор Тимофеевич же бета? — Ну да, они приёмные. Горячий омегу взял с двумя совсем мелкими пацанами и прикипел к ним всем собой, так с родными не носятся. Герман, его омега, после развода был, там что-то мутное, тяжёлое. Перевёлся к нам в город, в управу, он судмедэксперт, альф всех нах посылал. Тимофеич его измором взял, старожилы рассказывают, что бои были эпичные, всё управление ставки ставило. — И что? — Как что?! Живут уже лет пятнадцать, парней вырастили, того гляди, дедами станут. Прикол ещё в том, что у Германа фамилия была Холодов. Был холодный, стал Горячий. Норм всё. — Реально? — Ага. Поржали вместе по-доброму. — Стёп, а вот Герман этот омега же и мужик… — И чё? — Ну, как ты к такому относишься, что мальчик как девочка? — аккуратненько так спросил Димка и подобрался весь в ожидании. — И чё? — продолжил тупить Сивушкин. — Омега как омега. А вон они, кстати, грядки показывают, это у Германа фетиш такой последние годы. Так что ты слушай, хвали, и он в тебе души чаять не будет. Димка челюсть потерял сразу. Он такое диво ещё не встречал. Герман, который оказался Алексеевичем, но лучше просто Германом, был феерически, как-то даже охуенно красив. Довольно высокий, со своим мужем вровень, упакованный в простые джинсы, тонкий джемпер и ветровку, а выглядит так, словно мантия горностаевая на нём. И стать царская, не величаво-покровительственная, но такая, что глаз в восхищении не отвести. Лицо как картина, и брови тонкие вразлёт, глаза тёмные — вишни зрелые, руки аристократа с молочно-белыми пальцами пианиста. Соколов ещё раз пожалел, что не художник. Стёпа толкнул его, открывшего рот, в бок. — Я в эстетическом оргазме, — выдохнул Дима. — А он мне уже нравится! — протянул руку Герман, и знакомство состоялось.***
В «стекляшке» жизнь бурлила. Условно слабая половина из омег и бет накрывала длинный, на всю пристройку, стол. В открытые окна тянуло прогорающими на заднем дворе дровами, а между стойками металось стадо буйволов с мячом. Димка то и дело поглядывал в окно, на Стёпу. Сивый в подаче оказался особенно хорош, альфы на площадке все были здоровые, кто с брюшком, кто без, но Димкина каланча была самой-самой. А как мышцы на руках майка обтягивала — м-м-м-м! Хотелось тоже мяч погонять, но поблизости крутился Герман и присматривался исподтишка. Так Димина мама смотрит, когда оценивает возможного кандидата. И Соколов со всем усердием крошил огурчики-помидорчики, потому что он хозяйственный и приличный мальчик из хорошей семьи. Селезёнкой Димка чувствовал, что Стёпа его скоро к своим родакам повезёт знакомиться, потому репетировал со всем старанием. — Дим, — Герман рядом сервировал стол. — А Степан говорил, что ты бета… — А вы так не думаете? — прищурился Соколов. — У меня нос есть, и он в силу профессии очень чуткий… Пояснишь? — Стёпа и правда так думает, у меня же запаха почти нет, а я пока не переубеждаю, присматриваюсь. — Насчёт запаха я бы поспорил, а то что не форсируешь, это, конечно, разумно… Но Степан, он правильный альфа, надёжный, ты лучше бы поговорил с ним, пока не поздно, — заглянул в глаза Герман. Чё такое «пока не поздно», Дима не понял, наверно, то, что Стёпа обидится из-за введения в заблуждение, ну так он сам же попутал. Но поговорить действительно нужно. Вот на обратном пути завтра и поговорят, решил Соколов и, вольноотпущенный Германом из кухонного рабства, влился в ряды спортсменов-тяжеловесов. Мужики в игру его приняли легко, а Стёпка явно гордился своим парнем, когда Димка резвым таракашкой подныривал у очередного крупняка под рукой и утаскивал мяч, юлил, лавировал, как моторка между лайнерами, и сбрасывал подачу своей каланче, которая только поднимала руку к кольцу, и готово дело. День выдался классный, шумный и весёлый. Серьёзные дядьки, вырвавшиеся на природу и снявшие форму, резвились как дети, да и кто помоложе не отставал. Дима под присмотром Стёпы отзвонился маме, успокоил, что всё хорошо, прислал фотки в ватсапе за столом и во дворе. Пытался уговорить Сивушкина упасть на лавку и сымитировать пьяного для фото родакам, но капитан на уговоры не поддался, да и Дима согласился с доводом, что тогда приедет папа спасать сыну от ментовского произвола. Пришлось позировать на фоне разномастных цветущих тюльпанов, зажимать пойманного хозяйского кота и чинно восседать на качелях-лавке — маме присланные фоты понравились. Народу было человек пятьдесят, как на свадьбе. Юбиляру от отдела коллективно преподнесли настоящую казацкую шашку как страстному коллекционеру колюще-режущего. Успокоили Тимофеича ещё одним подарком — сертификатом к клинку с удостоверением его культурной и исторической ценности, а то Горячий уж заподозрил, что его архаровцы из вещдоков утащили. Вообще всё классно было. Никто не упился, как опасалась мама, и не палил из пистолетов в тучи, как предполагал папа. Вечером, часам ближе к десяти народ, который не разъехался, заполз в дом, только небольшими клочками компашки остались во дворе, кто-то курил, кто-то секретничал. В тёплом большом зале затопили камин, и гости курсировали между периодически пополняющимся ассортиментом на столе и пати-зоной с большим напольным хоккеем, где азартно рубились на убывание солидные альфы. Чья-то дама мелодично бренчала на гитаре в другой стороне от «спорт-зоны», и ей фальшиво, но душевно подпевали в несколько голосов, кучками по интересам народ расположился то там, то здесь. Димка к игрищам был хладнокровен, не компьютерный хоррор же, потому просто, но от всего сердца болел за Стёпку, участвующего в турнире. Сивушкин периодически лишал его своего тёплого тела на диване, шёл обыгрывать очередного противника и возвращался на нагретое место к приятно утомлённому суетным днём Диме. Ближе к супер-финалу Стёпа уже не отходил от стола, как и другие болельщики-участники. Соколов зажал подушку и, пригревшись у каминной стенки, блаженствовал и, кажется, подрёмывал — красота, теплота и Стёпка в зоне видимости!