Контрафакт - это к счастью

О том, что не всё ладно, Димка задумался не сразу. Он сидел у горячей стеночки на диване и балдел под мягким пледом, накинутым на него проходящим мимо Германом. Да он, Димитрий, существо теплолюбивое, как котик. Рядом трещали дрова, смеялись и болтали малознакомые, но под лёгким хмельком кажущиеся милыми и родными, люди, в паре метров мочился в хоккей азартный до этого дела Степан. Альфы не ограничились одним турниром и, потакая природному желанию побеждать и властвовать, затеялись по новой. Добрая половина гостей уже разъехалась, и остался в основном «близкий» круг, тот, который с ночёвкой. Всё было хорошо у Соколова, пока живот не закрутило, неприятно так, больно. И не от того, что обожрался шашлычков с запахом костерка, по-другому. «Да ну нах! Рано же ещё!» — сонно подумал Димка, он «эти дни» ожидал в районе Первомая, то есть недели через две. И действительно, боль прошла, как и не бывало. Тельце опять расслабилось в неге и приготовилось ещё подремать. От второго спазма он подскочил, так что плед на пол сполз. Соколов ноги к животу поджал, опустил голову пониже и затих в ожидании, когда отпустит. Такой засады от своего организма он не ожидал от слова «совсем». У Димы, конечно, цикл плавающий, как у омеги без постоянного партнёра, так что сроки наступления варьируются, но всегда за пару дней «до» начинаются «предвестники апокалипсиса». Соколов раньше всегда успевал подкорректировать свои дела-планы, а тут — нате вам! И время, сука, удачное, как по западлу! Димка сжал булки, поёрзал. Сухо пока, но низ живота стабильно тянет и болью простреливает то в пупок, то в бедра крутит. «Да лучше бы аппендицит был!» По ощущениям ливанёт скоро, член уже оловянным солдатиком на посту встал. Сейчас ещё из жопы потечёт, вообще пипец настанет. Он сполз с дивана и на ватных ногах добрался до Стёпы. Пусть лучше, если обратят внимание на шатающегося морячка, думают, что перебрал, чем срамоту всякую. — Стёпа, — подёргал за футболку. — Малыш, смотри как я больших дядей под орех разделаю! — в азарте вертел ручки Сивушкин. — Стёп, — новая робкая попытка привлечь. — Ща, смотри! А мы вот так! Гол! — шайба улетела за пределы поля. Вернулась на центр и понеслось по новой. — Степан! Мне срочно! — громко зашипел Димка, даже не пытаясь допрыгнуть до уха. Разогнуться и то больно. Его наконец-то услышали. Сивый осмотрел покачивающееся тело и туманный взор. — Ты где налакаться успел? На глазах же был? Под пледом, что ли, бухал? — Нет, млять, дрочил! — вспылил Дима и тут же снова покачнулся. — Мне бы на воздух… — Иди, Сивый, сопровождай! — проявили понимание противники, не скрывая радости, что безоговорочный чемпион прошлой игры выбывает по техническим причинам. На воздухе малость полегчало, но не совсем, словно казнь немного перенесли «с завтра на послезавтра». — Стёп, тут такое дело… — Димка припал спиной к рельефной бревенчатой стене. — Мутит? Сейчас я тебе найду что-нибудь, или давай в туалет? — засуетился Сивушкин. — Нет, не дёргайся, у меня это… другое дело вышло… блин, как же сказать-то трудно… — Димчик, не пугай меня! — Да не пугаю я, просто всё сложно, понимаешь? — Не. — У меня как бы не всё ладно… — Ты всё-таки буйный, когда пьяный? — Да не то! — Дима, я последний раз так нервничал, когда мы у Тимофеича в кабинете зимой рыбкам воду подогреть хотели кипятильником и забыли вовремя его выключить… — И что случилось? — отвлёкся от своей проблемы Димка. — Уха. — Реально? — заржал Соколов. Нет, рыбок было жалко, и он не живодёр, но представить, как здоровые мужики с пистолетами и прочим додумались в аквариум пихать кипятильник… Это правда пиздец как смешно. Мироздание тут же ответило за смех над убиенными рыбками, скрутив болью, Дима заскулил и схватился за живот, в голове помутилось. — Димочка, Димка! Давай в скорую звонить! Что с тобой? — заистерил альфа, а такой вроде устойчивый был, пока с Соколовым не затусил. — Течка у него начинается, — из-за угла дома вышел Герман, за ним Горячий как естественное приложение. — Опаньки, — не понял Стёпа, но сползающего по нему Димку перехватил понадёжней. — Да ладно! — Омега твой бета, — выдохнул Герман. — Взрослые же люди, а всё как дети малые, поговорить не могут! — Дим? — Ну что Дим?! Ну, да-да-да! Я с тобой, наверно, переобщался сегодня, вот она, сука, и началась раньше, — Димка корячился от узелков в животе. — Я сказать собирался, честно, вот прям завтра! — Понятно! — заиграл желваками Степан. — Пойдём, я тебя домой отвезу! — Стёпа, ты дурак совсем?! Вас в дороге накроет, что делать будете? Ежей и местное население на природе голым задом пугать? — решил внести зерно рациональности Фёдор Тимофеевич, сверкая стильными очёчками. — Идите в домик для гостей. Там, правда, свежо, только утром обогрев включили, планировали самых пьяных туда укладывать, но вы не замёрзнете, думаю. — Дима поедет домой! — заупрямился Сивушкин. — Почему?! — удивилась чета Горячих. — Потому что бета, который, как я думал, ко мне взаимно неравнодушен, оказался совсем не тем человеком. Мне никто ничего не предлагал, а пользоваться обстоятельствами я не буду! — Фёдор Тимофеевич! — поднял голову висящий тряпочкой на руках у Сивушкина Димка. — У вас табельное оружие есть? Я, простите, сейчас сам воспользуюсь обстоятельствами, только вы потом у Стёпы заявление о насилии над ним мной не принимайте. — Домик там, — улыбнулся Герман, указывая рукой на подсвеченную солнечными фонариками дорожку. Однокомнатный с туалетно-душевой пристроечкой домик был и правда сыроват, но сплит в нём дул теплом на полную. Димка, отпустив свою опору, слился на двуспальную застеленную пушистым пледом кровать и зашипел от новой боли. Перед Стёпкой было неудобно. Омега поводил ладошкой по мягкому покрытию, стесняясь поднять глаза. В шаге от него немой укоряющей горой возвышался Сивушкин и ждал, прямо-таки жаждал объяснений. — Стёп, — протянул Димка, решая давить на жалость. — Я правда хотел сказать, но ты же сам ошибся! И вообще, я давно тебя соблазняю, а ты не смотришь совсем на меня в этом плане, вот я и не спешил! — Не смотрю?! — почернел лицом Степан. — Да я рядом с тобой дышать боюсь, думаю, что за пиздецовый у тебя парфюм, и сам ты пиздецовый. Я хуем орехи могу колоть уже месяц. Ты же маленький такой, миниатюрный, тебя придавить страшно. А член как в тебя пихать, в сухую дырочку? Да я тупо боялся навредить тебе! У бет же нет грёбаной природной эластичности! Мой ник уже на всех сайтах по проблемам бет знают! — Стёпочка, правда? Не сердись, — у Димки глаза заблестели растроганно, так красиво Стёпа о своих чувствах орал. — Сержусь, — буркнул Сивушкин и хотел продолжить, но его отвлёк деликатный стук в дверь. Степан вышел в бодрящую темноту, под дверью топтался в неловкости Тимофеич. — Меня Гера надоумил. Вы как, демографию поднимать прямо сейчас планируете? — В душе не ебу, что мы сейчас планируем, Фёдор Тимофеевич! — сбросил пар Сивый. — Тогда вот, — совсем не обидевшись, протянул пулеметную ленту из упакованных кондомов батя отдела. Сивушкин от чистого сердца поблагодарил Горячего, который с ними, сопляками, только пришедшими после учебки, возился, защищал, наставлял, как отец родной. Пожал руку и вернулся в домик с твёрдым намерением поставить точки над «ё», а уж потом применять спецсредства. Точки над «Ё-моё!» встали на место сами, чётко, как пули в тире — в кровати его ждал совсем голый Димчик, а по воздуху плыл тот самый запах «туалетной воды», усиленный многократно. — Сюда иди, — сладкоголосой сиреной поманил Димка: его наконец перестали крутить боли, зато на место им пришли текущая жопка и ужасный плотский голод. Степан стянул майку, не отрывая примагниченного взгляда, скинул кроссовки, наступая на пятки, такого Диму он ещё не видел! Теперь уже наверняка омега приподнялся на локтях и затуманенно смотрел на свой шкаф с поплывшей антресолькой. Сивушкин сглотнул голодную слюну, розовый напряжённый член Димчика подмигивал влажной головкой и просился в рот. Как можно не зацеловать такое очарование, не зализать до щекотных мурашек нежные маленькие яички?! Альфа поспешно принялся расстёгивать замысловатый ремень. — Стоять! — гаркнула фурия на кровати и переместилась на коленях к краю. — Свой подарочек я хочу распаковать сам! Димка и раньше о таком мечтал, но без течки, срывающей тормоза, стеснялся, а так хотелось ощупать не только рукой сквозь одежду, но и без покровов, рассмотреть, почувствовать тяжесть ладонью, ощутить щекой, какой он горячий. Омега звякнул бляхой, выудил из петлицы пуговицу и аккуратненько опустил вниз бегунок. В голове звучала музыка из заставки «В гостях у сказки» и открывались решётчатые ставенки. «ТАДА-ДА-ДАМ, ТА-ДА-ДА, ТА-ДА-ДА-М!» — бухало в черепной коробке, когда бессовестные руки взялись и за расстёгнутый пояс, и за резинку боксеров, потянули вниз. Ну вот и познакомились! Соколов очарованно смотрел на голову питона, питон пялился на него единственным глазом и подрагивал, Дима нашёл в себе силы поднять очи вверх на пунцового Стёпу, у которого в глазах читалось настороженное: «Ну, как? Не сбежишь?» Дима задержал воздух, сглотнул: «Выгонять будешь — не уйду!» — и смело лизнул змея в глаз. Альфа повёл себя вообще странно. Дёрнулся от ласкового языка, как будто ему сейчас самое дорогое откусят, запутался в спущенной джинсе и тяжело бухнулся на скрипнувшую кровать. Дима удивлённо приподнял бровь: «Что за хрень происходит?!» — Димочка, славный мой, ласковый мой, давай ты позже удовлетворишь своё любопытство и сделаешь всё-всё что захочешь, потом? — отполз на самый край крупногабаритный объект со спущенными портками. — Понимаешь, я так долго тебя хотел, что все эти ласки, они как пытка сейчас. Я же сорвусь, совсем думать перестану! — Значит, так! — взял командный тон Димка, откинул край покрывала и переполз, сверкнув белыми ягодицами, на простыню, выглядящую не только чистой, но и, похоже, новой. Хотя такое неебическое совершенство и умница, как Герман, вряд ли бы положил своих гостей, пусть и очень пьяных, на грязное. — Ты сейчас полностью раздеваешься и идёшь ко мне! Да, потом мне будет очень стыдно перед Фёдором Тимофеевичем твоим, которого я почти не знаю, и перед Германом, которого я совсем не знаю. А больше всего, это какой-то вселенский пиздец, мне будет стыдно перед тобой. Потом. Но сейчас нам дали хату, благословили, — Соколов потряс шелестящей лентой с кружками, — и мы. Я и ты. Будем трахаться! Поэтому у нас с тобой два варианта… — Или в тюрьму, или в ЗАГС? — не ко времени вспомнил нетленный фильм Степан. — Почти! — показал зубы распалённый Дима. — Либо ты продолжаешь тормозить и бояться меня помять, через полчаса меня накрывает до закупоривания мозга, а тебя уносит следом, и после мы дружно едем в больницу зашивать мою задницу и твою подранную спину. Либо мы сейчас по-быстренькому сбрасываем напряжение, после ты, капитан, подбираешь сопли, растягиваешь меня, вставляешь этого красавца, и мы с тобой проваливаемся в нирвану, потому что у меня на тебя тоже давно яйца звенят. Заметь! Вариантов, где мы не занимаемся сексом, нет! Степан взял МХАТовскую паузу, с трудом осмыслил произнесённый спич и резво избавился от одежды и носков. — Прошу на середину, — указал довольный Димка и размял пальцы до щёлканья суставов. — Ну, наконец-то! Соколов перекинул ногу, оседлал твёрдые бёдра и плюхнулся на Степана. Гусеничкой переполз выше, чтобы удобнее было целоваться, и заёрзал, как озабоченный пёс на ноге хозяина. Сивый обеими руками вцепился в изголовье и сжал зубы от невероятного кайфа и желания немедленно подмять Димку. — Стёп, ну чего ты как деревянный? Подрочи нам! Дима влажно облизывал губы и квадратный подбородок, поскуливал, прерывая поцелуи, и ёрзал, ёрзал, ёрзал. Попадая своим скромным хозяйством по несомненно богато одаренному альфе. Всё изменилось в секунду. Степану сил не хватило терпеть альтернативное командование. Тяжелая лапа легла на влажную подвижную спину Димки, прерывая его дёргания, погладила по линии позвонков, сползла на поясницу и ниже, пальцами по ложбинке, дразня скользкую от смазки дырочку. Вторая рука пробралась между животами, прихватила оба члена. Пальцы очень правильно сжимали и гладили, то совсем невесомо, то почти до боли. Движения убыстрялись, Соколов приподнялся на ногах, замер, оттопыривая покрасневшую от удовольствия попку, и, жалобно застонав кончил, Стёпа дышал, как паровоз, и в два рывка догнал дрожащего над ним Димку. Пользуясь минутным просветлением, Димчик от всей полноты чувств присосался пиявкой к своему альфе. Теперь уж точно, кто его отпустит?! Снова поелозил по влажному, в общей сперме, животу и уткнулся курносым носиком в шею. Пах разгорячённый Стёпка крышесносно и целовался тоже. — Всё, малыш, давай на живот, пора нам с твоей попкой познакомиться, — пиявку нежно ссадили, точнее, переложили, и крупные, но очень нежные пальцы принялись изучать и гладить, быстро добрались до самого главного, и мир за пределами их маленького домика померк. Стёпа такие вещи вытворял, внукам не расскажешь, но вспомнить будет что в старости. Димка скулил и пытался зажевать подушку, когда в нем скользили два пальца, то расходясь ножницами, то сгибаясь, так что чувствительный вход подрагивал, но когда к процессу добавился ещё и язык, Соколов взвыл и зажил исключительно по воле инстинктов, выпрашивая поскорее вставить в него член. — Сейчас, сладкий, — придерживая одной рукой половинку жопки для удобства облизывания, а другой — всего Диму, пропыхтел Степан, не прекращая пытки языком. Раскрытое колечко сокращалось, подрагивало от каждого прикосновения. Сивый прошёлся широко, по всей ложбинке, ещё раз пощекотал поджавшиеся бархатистые яички и накрыл поплывшего в страну розовых единорогов Димку собой. На уровне подсознания понимал, что нужно аккуратно, не раздавить и не спешить, чтобы не помять свою нежную ромашку, не навредить. Член, давно упакованный в латекс, как МЧСовец — в костюм химзащиты, дрожал от нетерпения вместе со всем Степаном. Альфа прижал крупную головку к манящему входу, придержал рукой ствол, тыкаясь тихонько на пробу. Дима прогнулся сильнее и подвывал на одной ноте, как мартовская кошка. Поймав ритм, Соколов подался назад, как раз в тот момент, когда Стёпа — вперёд, крупная головка протиснулась сквозь преграду пульсирующей петли, и стыковка состоялась. Замычали оба и, переждав болезненно сладкий спазм знакомства и привыкания, задвигались в унисон. Тяжёлый и крупный Степан придерживал Димку, чтобы его не уносило прибойной волной, тот только мычал и пытался, свернув себе шею, целоваться. Благо гибкость соответствовала моменту, в любое другое время без травм не обошлось бы. Когда стало почти совсем хорошо, так что перед глазами поплыли круги, Стёпа выпрямился, потянул мокрого, как мышь, ничего не соображающего омегу за собой, не выходя, умостил его сверху и принялся пружинисто вбиваться в идеально подходящего любимого белобрысика, прижал к груди, так что не оторвать, не отклеить. И, кончая, впился зубами, прокусывая кожу на шее. Димка взвизгнул, изогнулся, прижимаясь насаженной попкой и затылком, и выстрелил спермой в подушку, не прикасаясь к себе. От спазма петля в анусе сжалась, сцепляя, замыкая в себе такой важный сейчас член. Степан раскатисто, басисто заурчал, так, что его бы любой лев в саванне зауважал, и принялся зализывать сукровицу на месте прокуса, балдея от сокращений мышц в любимой жопке. Дима обмяк, подрагивая от непрекращающейся приятности, и затих, позволяя перевернуть себя и уложить на бок. Его покачивал уютный кокон, состоящий из обнимающего всем своим существом Стёпы, его рук, твёрдого крупного тела, запаха с лёгкой горчинкой прогоревшего пороха. Даже метка на плече пульсировала в такт с поймавшей в свой плен самый великолепный член задницей. Соколов скользнул в полуобморочный сон счастливейшим на свете омегой, зарывшись носом в его волосы на затылке придремал, перезагружая систему, Стёпка. Конечно, это был не последний их секс той ночью. Они сцеплялись раз за разом, кажется, поломали что-то в кровати, потому что под утро она скрипела и выла вместе с совокупляющейся на ней парочкой. В домике уже давно не было прохладно, даже окна запотели. Димка в минутку просветления, когда слез с члена, хотел сделать красиво, как в фильме про Титаник, и оставить ладонью след на надышанном общими усилиям окне. Стёпа загнал его обратно на кровать и принялся растлевать, чтобы ерундой не маялся. А какая ерунда?! Это же важно и знаково, ещё бы на носу корабля постоять — романтика. «Иди сюда, детка, я покажу тебе романтику!» — заржал неандерталец и, подняв визжащего, как поросёнок, Димку на плечо, потащил его в маленький для двоих душ. Чтобы поместиться и кое-как вымыться, мелкого с рук пришлось не спускать. Ну, как пришлось, не хотелось его отпускать, вот и держал Сивый своё счастье, прижимая к себе и придерживая под ладную, так хорошо помещающуюся в ладонях жопку. Своя ноша не тянет! Кое-как вытерлись и упали на пропахшую ими постель. Течка временно притормозила ход, давая утомлённым телам отдохнуть пару часов. Когда Димку в очередной раз накрыло, Стёпа спросонья еле презик успел надеть на так до конца и не опавший из-за «вкусного» Димчика член. Расцепившись, они ещё повалялись, давая покой телам, и решили, что пора перебазироваться. У Стёпы дома всё же удобней будет, и неловкости меньше. Не могут же они своих добрых хозяев ещё дня на три-четыре обременять, и так им можно памятник поставить за понимание. Димка смущённо осмотрел разгром, ими учинённый, и поспешно стянул свои трусы с бра на стенке, Стёпин носок висел на люстре, и он, длинный жираф, легко стащил его, лишь задрав руку. — Блин, как неудобно получилось. Перед Горячими неловко… — Да не парься ты, постельное с нас новое, плед в химчистку потом завезу. Кровать или починю, или возмещу, ну и, само собой, проставлюсь Тимофеичу с Германом, всё норм. «Ну, норм, значит, норм, раз Стёпка так говорит», — решил не изводиться понапрасну Дима. Однако, когда их, помятых и местами покусанных, со скомканным пледом под мышкой, вышли во двор провожать хозяева, всё равно было стыдно до бурачных ушей. Сивушкин тоже краснел, но Димочку своего с рук не выпускал, ещё отколет что-нибудь на нервяке. Тепло распрощались, Соколов убедился, что на них хозяева и правда не в обиде, и успокоился почти. Они очень спешили к Степану, пока трасса ещё по-утреннему свободна, и новая волна не накрыла. Перманентное чувство возбуждения их так и не покидало, обещая в самом ближайшем будущем много неповторимых моментов, только бы до Стёпкиной квартиры дотерпеть, а то их точно в камере закроют за аморалку посреди оживлённой автотрассы.