Spica (Колос. Рабочее)

Гарри уплетал борщ за обе щеки. Жирная вкусная юшка стекала по подбородку, ребенок одной рукой вытирал рот, в другой держал деревянную ложку. Надкусывая ломоть черного хлеба, он заглатывал как факир шпагу следующую порцию полную аппетитного кушанья. — Не спеши, — протягивая полотенце, говорила Наталия и почистила еще одну головку чеснока, — держи. Гарри закинул в рот, предложенный белый зубчик и стал жевать. Рот моментально заполыхал пламенем и у Поттера на глазах выступили слезы. Повисла пауза. Наталия пыталась не рассмеяться, а Гарри усиленно махал рукой в открытый рот, пытаясь остудить пожар и не выплюнуть то, что ему дали. — Надо было немного надкусить, — поздно спохватилась Наталия и налила в кружку Гарри воды, — попей, пройдет. Мальчик жадно стал глотать предложенную воду. Как только все успокоилось, Гарри выдохнул и протяжно шмыгнул носом. — Что это? — спросил он глядя в сторону опасного чеснока и вытер об полотенце руку, которую уже умудрился испачкать в борще. — Чеснок, он полезный, будешь кушать по зубчику в день, и не будешь болеть, — поведала Наталия и посмотрела на настенные часы. Стрелки указывали на «без двадцати минут три», а Антонин все еще не пришёл. Через три часа они должны были начать ритуал, и задержка Долохова была не совсем удобной. Гарри силком доел борщ, устало повалился на лавку, вытирая полотенцем вспотевший нос. Под столом как обычно сидел Бурый и умильно выпрашивал лакомства со стола. Мальчик выдохнул в его мордочку чесночный дух, и щенок фыркнул, накрыл нос лапой, показывая свое отношение к пище которую съел его хозяин. — Подождем немного и будем собираться, — решила Наталия, — иди, ляг, покемарь немного Чадо. На печи теплее, только свитер сними. Гарри неохотно встал и сделал то, что посоветовала Наталия, его и вправду клонило в сон после вкусного обеда. Следом за ним цокая коготками, следовал Бурый. Но на печку забраться с лавки у щенка не получилось, и он пристроился рядом сторожа одним глазом покой ребенка.

***

Банк Гринготтс все так же смотрел на Долохова белоснежным углом между Косым и Лютым переулком. Помпезные покосившиеся греческие колонны заимствованные криворуким архитектором возвышались над серыми лавками, обещая рухнуть. Все держалось на чистой магии. Хотя гоблины могли себе позволить не только реставрацию, но и снести и возвести обратно здание в приличном виде. Их скупость показывало сугубо обратное. В самом холле дела обстояли иначе. Начищенный паркет, мрамор, светильники и стойки, и все это блестит и сияет. Суетливый маленький народец стучит счетами, монетами и камнями. Где-то там за стойками по правую сторону катится тележка. Все как обычно. Антонин поправил удушливый воротник камзола, проклиная моду здешних магов, и двинулся к нужной стойке. — Пусть рекой течет ваше золото, — проговорил Долохов стандартное приветствие, без которого гоблины не будут дружны и информативны. — Пусть враги ваши будут повержены, — ответил Гоблин за стойкой и внимательно посмотрел на собеседника. — Я по поводу наследства моего подопечного. Хотел бы переговорить с глазу на глаз с поверенным данного рода, — ответил Антонин и положил на стойку папку с бумагами, где на первой странице была фотография маленького Гарри в верхнем левом углу. Гоблин задумчиво выстукивал ритм черным когтем, закрыл папку и коротко сказал: — Следуйте за мной. Антонин последовал. Они прошли арку, свернули направо, поднялись по лестнице на второй этаж. Длинный коридор с лакированными дверьми по разные стороны и с одинаковыми бронзовыми табличками, был удивительно пуст. — Пятая дверь слева, — проскрипел сопровождающий, сунул ему обратно папку с документами Гарри и ушел. Долохов удивленно посмотрел ему вслед, переложил папку в другую руку и постучал в нужную дверь, которая тут же открылась. — Пусть рекой течет ваше золото, — проговорил опять приветствие Долохов, сидящему за довольно низким столом гоблину. Тот не отрываясь от своих бумаг, махнул когтистой рукой в сторону кресла и продолжил писать. Чем Долохов и воспользовался. Гоблин еще долго вырисовывал знаки на пергаменте, а потом все же соизволил обратить свое внимание на гостя. — Путь враги будут ваши повержены. По какому вопросу вас проконсультировать? — спросил Гоблин, Антонин встал и положил перед ним папку. — Данный ребенок в магловском мире под моей опекой. Родственники, как указано уже в документах отказались от ребенка по собственной воле и трезвой памяти. Никакого принуждения, в том числе и волшебства во время принятия данного решения к ним не применялось ни с моей стороны, ни по моей просьбе другим лицом. Магией клянусь! — он поднял палочку вверх, и та озарила короткой вспышкой помещение, — Люмос. На появившийся свет гоблин задумчиво почесал когтем выступающую нижнюю губу. А Долохов продолжил: — Учитывая особенность ребенка, я хотел бы получить полномочия на регентство Рода, — коротко по факту сообщил Долохов. — Мы не занимаемся подобными бумажками, — ответил гоблин, тыкая когтем в документы, — это прерогатива Министерства Магии. Отдел опеки и попечительства, Вам туда, — на последних словах он ощерился, показывая ряд маленьких острых зубов как у собаки, только без клыков. — Я знаю, только мне, так же как и вам не нужны бумажки Министерства Магии, я хочу взять Голос магии, на условиях ритуала. Как я понимаю, уважаемый всеми Дамблдор данной привилегией не воспользовался? — спросил Долохов, на что получил кивок и немного замысловатый, но утвердительный ответ: — Это не только привилегии, это еще и ответственность. Мистер… — Гоблин замялся, понимая, что теперь просьба гостя стоит свеч, а не пустое сотрясание воздуха, как он подумал вначале.   — Долохов, Антонин Долохов. Так, когда мы можем приступить к ритуалу? — спросил Антонин и удобнее разместился в кресле. — Рагнук Восьмой*, — ответил гоблин, — час или два на поднятия архива и примерно столько же на подготовку к ритуалу, — подсчитывая вслух, сообщил он, и уже выхватив очередной пустой свиток, стал в него что-то записывать. Долохов прикинул по времени, учитывая часовой пояс, понял, что на Макошь он не успевает, даже если очень сильно постарается. Учитывая это, Голос магии выжмет из него все, что можно и сил у него дай, бог хватит на «передвинуть ноги до номера», а там межконтинентальный и до кровати дома. Про Макошь и говорить нечего было. — Значит, часа на три я могу быть свободен? — спросил Антонин у Рагнука, тот кивнул, чуть ли не утыкаясь кончиком своего острого носа в бумагу, — тогда через три часа я буду у Вас. Долохов вышел из кабинета и спустился на первый этаж, он уже собирался выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха, как ему навстречу вышел Малфой. Все такой же лощённый как здешняя колонна из мрамора в холле, прям одно лицо. Только пахнет чуть приятнее, не столь специфично как местный народ. — Долохов, рад видеть тебя, — медленно и тягуче поприветствовал его Люциус. Невозмутимость его лица и взгляд куда-то за плечо всегда бесил Антонина. В глаза здешняя аристократия и общество в целом смотрит мало. У Долохова складывалось ощущение, что он разговаривает не с человеком, а с пеньком с глазами. Этот пенек обладал не только ими, но и длинным носом, аки местное Буратино. Люциус этим носом всегда показывал свою значимость и совал, куда не надо. — Твоими молитвами, Малфой, — широко улыбнулся Антонин и хлопнул того по плечу, надеясь побесить Люциуса своим поведением. Ну и одновременно разгрузиться морально, так как перед приходом к гоблинам он порядком понервничал. Люциус поморщился, смахнул возможные пылинки со своего плеча, где пару секунд назад была рука Антонина. — Что привело тебя в туманный Альбион? — спросил он, и они неспешно вышли из банка, Долохов, наконец, вздохнул свежего воздуха. — Как и тебя, Малфой, дела, — обтекаемо ответил Долохов и прикинул, куда можно успеть заглянуть и куда лучше. Косой или Лютый, — Великие, — добавил он и на последнем слове высоко задрал брови. Долохов слышал не раз, как Малфой называл его «Варваром, не знающим элементарный этикет». Люциус заскрипел зубами от столь яркого проявления эмоцией, и то что он вынужден находится в этот момент в его компании. — Том о себе давал знать? — между делом спросил Антонин, понимая, что надо заканчивать цирк иначе трепетная душа аристократа не выдержит и тот уйдет восвояси, а знать, кто и чем дышит было бы не плохо. Спасибо носу Люциуса. — Неделю назад и то мельком. В целом пока затишье. Составишь мне компанию за чашечкой чая? — спросил Люциус, указывая тростью в сторону ближайшего кафе. — Только чашечка чая, времени на две у меня нет, — согласился на предложение Долохов и они так же не спеша двинулись в указанное Малфоем место. Они разместились за самым последним столиком, который отгораживала от всего зала ширма с шевелящимся на ней узором из вьюнка. Расторопный молодой официант принес меню и влажные теплые полотенца и тут же ушел. — После того события, — начал Люциус перелистывая меню, — у многих моих знакомых пошли проверки. Это сильно ударило по репутации славных семей. Вальбурга закрыла поместье и на связь не выходит. Уход Тома сильно задел ее, последней каплей была смерть мужа. — Дамблдор? — спросил Долохов, и определился с выбором, подзывая официанта. Этот же молодой человек быстро оказался у их столика, они сделали заказ и Малфой продолжил: — Сидит в школе, на заседаниях его редко видно. Хотя вся палата, не считая его особо ярых поклонников, возмущается столь вопиющей халатностью. Заседание идет, а председателя нет. Звание остается чисто для галочки, но тогда когда ему надо… Сам понимаешь. А вот Поттер как сквозь землю провалился. Долохов хмыкнул, про себя думая: «Меньше знает, крепче спит». А в стране пока тишь и благодать исходя из слов Малфоя. Официант принес заказ и обещанный «чай» превратился в ранний ужин, в котором у Долохова отсутствовал именно чай, заменой ему оказался стакан сока. Люциус посмотрел на него и удивленно вскинул бровь. — Нужна чистая голова, — пояснил Антонин, но то что она нужна для ритуала не стал добавлять, и спросил, — тебе Том ничего не поручал? Пальцы Люциуса сжались на ноже, которым он разделывал стейк с кровью. Лицо как обычно отображало только заинтересованность в блюде и ничего более. — К сожалению, нет, — прожевав первый кусочек, поделился Малфой и пригубил «Кьянти», сухое красное. В винах Долохов разбирался так же как Малфой в самогоне. Как и то, что к стейку с жирком лучше подавать Рибера-дель-Дуэро, о чем успел поведать во время заказа Люциус, "обучая невежу Долохова". Когда Антонин брал запеченную курицу с сухарями под соусом «сломай себе язык» и мечтал о борще со сметаной, который собиралась готовить мать на днях. — К чему был столь интересный вопрос? — поинтересовался Люциус, отставил приборы и вытер губы салфеткой. Показывая, что стейк не удовлетворил его потребности, и он отдает свое предпочтение бокалу вина. — Нужно шевелиться, раз он давал о себе знать, значит, есть вероятность что сегодня или через неделю он появится, — выкрутился Долохов и, улыбнувшись, захрустел как можно громче сухарями, которые еще не успели размякнуть. Малфой не выдержал и поморщился. — Не переживай, благополучие моей семьи не пострадает когда Том вернется, — ответил Люциус и сделал глоток из бокала. — Мягко стелешь, да жестко спать. Не в твоей семье дело, Малфой, — поднимаясь, заметил Долохов, стоя выпил свой сок и, вынув пару золотых, положил под салфетку, — мы здесь все в одной упряжке и спасибо за «чай», еще свидимся.