Spica (Колос. Рабочее)

Гарри проснутся от того, что ему стало холодно. В ногах как обычно лежал Бурый, а с правого бока раскинув руки в разные стороны и нагло оккупировав подушку, похрапывал Тося. Завернут он был в одеяло подобно гусенице. Гарри вставать не хотелось, он попытался отвоевать край одеяла, упираясь ногами в Долохова, но тот лежал мертвым грузом. Громко всхрапнув от возни ребенка, Антонин почесал ухо и повернулся к Поттеру спиной. Одеяло было окончательно потеряно под тяжелым телом. Бурый тоже зашевелился, вытянул лапы потягиваясь и зевнул, вынуждая ребенка поджать ноги. Гарри расстроенно слез с кровати, прогоняя остатки сна, и босый пошлепал на кухню. На месте где спал Антонин лежал Люциус, подложив ладони под голову. Гарри улыбнулся, глядя на старательную работу Митюхи и потопал дальше. Наталия еще спала, поэтому на кухне возился только домовой, как обычно шурша своими мешочками. — Доброе утро, — позевывая, поприветствовал Гарри. — Гой еси*, Чадо! — ответил Митюха и, хватая по несколько мешочков сразу, понес их на полку, ловко запрыгивая по бревенчатой стене. Гарри подхватил упавший мешочек и протянул его домовому. — А компот еще остался? — спросил Поттер у Митюхи. Домовой, аккуратно поместив принятый мешочек рядом с другими и согласно хмыкнул: — Ато! *Вечор ватрушки осталися, — сообщил домовой и стал накрывать на стол. Гарри в этот момент побежал в туалет делать свои дела. К его приходу стол был уже накрыт, слегка пахло дымом от свежего полена, которое трещало и щелкало на горячих углях. Гарри налил в кружку холодного компота и надкусил мягкий бок сладкой булочки, поглядывая во двор. За окном было еще темно, ветер, завывая в дымоходной трубе, колыхал ставни. Они то и дело стучали и в такт гулкому «У-у-у», где-то вдали завыла собака. Митюха разобрав мешочки, поставил в печь замоченную с вечера пшенку и потопал в ледник за свежим куском куриного жира. А Гарри уже доедал свою ватрушку и, откинувшись, подтянул ноги на лавку. Из вчерашнего разговора взрослых он понял, что его ищет какой-то Дамблдор и не только Дамблдор, как оказалось и весь магический свет. Долохов заверил Люциуса что-что, а ребенок и носа не покажет в Лондоне, пока не придет пора ему ехать в школу. На что мистер Малфой задумчиво хмыкнул и сообщил, что полностью согласен с решением Антонина. Гарри в тот момент спокойно выдохнул и убежал снимать шлейку с собаки. А мужчины под продолжение банкета продолжили беседу о политике министерства, директоре школы и обучения в целом и, конечно же, о работе их коллектива. Кто зашевелился, а кто продолжает работу в тени общества. Когда пришла пора расходиться, Люциус был настолько пьян, что Долохову пришлось буквально тащить на себе на второй этаж, где с чистой совестью сгрузил тело на свою кровать, которое отключилось уже на середине пути. Гарри в этот момент выглянул с псом из своей комнаты, посмотрел на плюющегося Антонина. — У меня поспишь? — спросил Гарри, Долохов кивнул. — Утром толкни, на базар поедем, — попросил Антонин, удобнее устраиваясь на новом месте. Так закончился обычный день. А Гарри, в предвкушении жуя следующую ватрушку, побежал выполнять просьбу Долохова. Бурый уже не спал и поводив носом уставился на еду в руках ребенка. Куцый хвостик завилял из стороны в сторону. — Держи, — сунул в открытую пасть плюшку Гарри и запрыгал на кровати с воплем, — Тося, вставай! Антонин замычал и накрыл голову краем одеяла. Поттер оседлал его верхом и стал тыкать пальцем в колючую щеку. — Ты обещал на базар! — забубнил в ухо ему Гарри и пытался отобрать край одеяла. Долохов заскулил подобно собаке. А Гарри продолжил его теребить, задевая холодными ногами по спине. — Ах, ты… — зашипел Антонин от холода, — ледышка, опять без носок бегал! Он схватил его за ледяную ступню и стал щекотать, Гарри сначала отбрыкивался и смеялся. Бурый тоже поймав волну веселия, слегка гавкнул, и стал, подпрыгивая облизывать ребенка. Не выдержав напора с двух сторон, Гарри завизжал, переходя на ультразвук. На этой ноте в комнату ворвался Люциус с палочкой наперевес, его опухшее лицо отражало ужас и смятение, а когда он понял что происходит и тут никого не убивают, опустил руку и попытался пригладить волосы, с ужасом нащупывая много косичек. Долохов посмотрел на него и заржал. — Кто? — шипя как змея, спросил Малфой, перебирая всю свою шевелюру. — Митюха, скорее всего, — прижимая к себе ребенка, ответил улыбающийся Долохов, — радуйся, тебе как почетному гостю обереги сделали. Много гадости нацепил, наверное, вот Митюха и постарался. Люциус в ужасе уставился на обереги, оплетающие добрую половину его головы, и спросил: — Митюха — это кто? — удивленно спросил он, ведь он больше никого в доме не видел кроме Наталии, Гарри и самого Антонина, не считая собаки. — Домовой, — коротко пояснил Долохов, слезая с кровати, Малфой скривился от мысли, что какой-то паразит прикасался к нему, пока он спал. Его домовики знали свое место, а тут... — Не кривись, это дар от рода. После Марены* все в спячке, а Навий день еще не скоро. Они хоть и временные, но сильные. Хотя бы одну оставь. Малфой задумался, пытаясь понять, почему такая разница и почему к слугам такое отношение. — Люциус, даже не думай, тебе это не идет. Я позже расскажу. И раз все проснулись, пошли завтракать.

***

— Я еще раз спрашиваю, где он? — очень тихо спросил мужчина, едва касаясь губами уха женщины. Она вздрогнула и еще одна слеза начертила мокрую дорожку на щеке. Подбородок ее затрясся, губы с размазанной красной помадой скривились и она, зажмурившись так же тихо ответила: — Я… я не знаю, он был в Лондоне в конце октября, больше я его не видела. — А если подумать еще немного, ты же умная леди, — поглаживая ее по растрепанной голове, спросил мужчина. Большим пальцем он очертил скулу, откидывая мешающие его обзору волосы. Пальцы так же обманчиво нежно погладили тонкую, пульсирующую венку на шее. — Я правда не знаю, он не оставлял никаких данных о своем месте пребывания, — оправдывалась она, вздрагивая на каждом своем слове. Мужчину ответ не устроил, и его рука грубо сжала женское горло. Она забилась в ужасе и захлебываясь воздухом, пыталась уйти от жесткого захвата, но связанные руки и ноги мало ей в этом помогали. — Ответ не верный, — тем же тихим шёпотом, сжимая горло, ответил мужчина и, сдавив последний раз, отпустил ее. Женщина, лихорадочно глотая воздух зарыдала и опустила голову. — Круцио, — ласково шепча заклятие, мужчина направил палочку на нее, и яркий луч сорвался с кончика, напоминающий цветки хиганбана. Пленница, дергаясь в болевых судорогах громко закричала. Заклятие длилось недолго, он, поморщившись, отменил его и вынул из чехла охотничий нож. Женщина, поскуливая, обвисла на стуле, периодически вздрагивая от остаточных ощущений. — А теперь каков будет Ваш ответ? — еще раз подойдя близко, спросил он, она плача отрицательно покачала головой. Из уголка рта стекала капелька крови из-за прокушенного языка. Капилляры в глазах полопались, окрашивая белок красными тонкими линиями вокруг радужки. Мужчина хмыкнул, прикасаясь губами к шее и медленно целуя каждый миллиметр до ушной раковины ответил: — Я тебя услышал. Его тихий голос приобрел легкую хрипотцу, а острие ножа с хрустом прошлось по горлу женщины. Она, хрипя, закашляла кровью. Часть жидкости попало на лицо мужчины и он, мазнув рукой себе по щеке, лизнул пальцы и восторженно выдохнул. Женщина еще раз дернулась и затихла, заваливаясь на бок. И единственное, что нарушало тишину, была капающая почти черная в этой темноте кровь из ее шеи и его возбужденное дыхание.