Spica (Колос. Рабочее)

Комоедица встретила всех по-весеннему теплой погодой. За несколько дней снег растаял прямо на глазах, хотя в тени то тут, то там лежали подтаявшие бугорки белого покрывала. Тепло улыбалось солнце через лысые ветки деревьев, а земля резко превратилась в жижу с прелой травой и листвой. Воздух запах одурманивающе свежо: влажной землей, талым снегом и пробуждающейся растительностью. Казалось, что еще через несколько дней и появится запах молодой свежей листвы и первых трав, и настанет долгожданная весна. С плеч упадет груз одежды, а ноги будут легко шагать по твердой почве. Но обманчиво теплый день все еще сменялся ночным кусачим морозом. Гарри громко кашляя и вытирая платком натертый красный нос, сидел у печки и закутавшись в платок тети Наташи пил отвар. Вся кухня за эти дни наполнилась запахом брусничных листьев, можжевельника и чаги. — Ну-ка, открой рот, — попросила Наташа ребенка, и Чадо послушно его разинул. На язык с ложки полилась остро пахнущая жидкость. Язык обожгло резким непонятным вкусом, а после по нервным окончаниям растеклась приторная сладость. Гарри передернуло. — Фу, — скривился ребенок и схватил чашку с настоем в надежде смыть с языка непонятный вкус, но Наташа забрала у него сосуд и отставила его в сторону. — Пока не пей, потерпи. Редька с медом полезна от кашля, — попросила она и обратно вернулась к своим делам. Молоко за ее спиной само лилось в большую кастрюлю, следом туда перевернулась огромная чаша с мукой, кастрюля пыхнула белым облачком. Гарри отвернулся. Все необычное для него было все еще в новинку. Удивительно завораживающе вещи порой поглощали его взор и затягивали все внимание, которого, казалось, он был недостоин. Но Тося тут же видя уныние на лице от волшбы, которую взрослые творили спокойно, но такое недоступное сейчас для ребенка, отвлекал его картинками из книг и учебой. Постепенно рассказывая о его родном городе, о его традициях и быте, и что когда он подрастет, они отправят в школу, самую прекрасную на свете. Там, где учились родители Гарри, откуда вышло огромное множество великих волшебников и замок, который много сотен лет назад построила четверка мудрых людей. Гарри млел от внимания и продираясь через мутную пелену болезни вслушивался в каждое слово, пока его не поглощал сон. — Апчхи, — чихнула птица, дернулась на насесте и захлопала крыльями, — Наташа, прошу мягше, мягше давай магичь. Вся кухня в муке да травах. — Ох, что ж это я, — она обернулась и собрала рассыпанную муку. — Ма-ам, ты не видела куда я положил почту? — крикнул откуда-то из глубины дома Долохов. — Мужчины… — Наташа вытерла руки и вышла из кухни. Гарри удобнее устроился на лавке и зарылся носом в вязаную подушку. Она неприятно царапала натертую кожу и пахла немного странно. Неразборчивые голоса в доме смолкли, послышался тяжелый шаг. Антонин заглянул на кухню с ворохом бумаги, чернильницей в руках и пером в зубах. — О, блинчики… первый мой! — обрадованно пробубнил он и выплюнул перо на стол. — Обойдешься, — с улыбкой зашла следом мать Тоси и махнула рукой. Большая мешалка тихо шоркала в кастрюле. — Как же так, первый блин комам! А я медведь. Все по обряду! — возмутился Антонин и стал разбирать бумаги. — Какой из тебя медведь, смех да и только, — противно захихикал Гавран и переступая лапами на насесте подвинулся ближе к окну. — У кого-то перья лишние? — беззлобно спросил Долохов и прищурившись подхватил брошенное гусиное перо, макнул его в чернильницу и стал быстро что-то писать. — Сказал бы я… да дети тут, — похихикивая бросил ворон и стал тереться клювом о насест. — Как же раньше было хорошо: мир, тишь да благодать, — устало вздохнула Наташа и подхватив две, тяжелые на вид сковороды, поставила их на огонь и повязала передник. — Молчим, — улыбнулся Антони, отложил перо и посмотрев на ребенка, подмигнув ему, продолжил, — женщина со сковородой дает весьма… железные аргументы. На слове «железные», лицо Тоси резко закрыло полотенце и тут же стекло на его колени. Антонин посмеиваясь, подхватил исписанную бумагу и со словами: «Почту отправить надо», вылетел из кухни. Гавран неподобающи захрюкал и резко затих. Наташа улыбаясь обернулась на птицу и молча вопросила пытливым взглядом. Гавран замер будто прислушиваясь, склонил голову на бок и громко щелкнул клювом. — Скоро гость будет, — еле слышно сказал ворон, будто делясь секретом. Наташа настороженно кивнула, переложила первый блин на тарелку и отставила ее в сторону. Другая посудина постепенно наполнялась остальными блинчиками. — Как скоро? — спросила она запоздало, смазывая головкой свежего лука в масле сковороду. Ворон нахохлился и выдал одно единственно слово: «Час». — О, мой блинчик! — Долохов с восторгом стянул его с тарелки, попутно сворачивая и активно задвигал челюстью, — Спасибо. Так кто там к нам идет? Все обернулись на Антонина, даже Гарри удивлено открыл глаза, потому что привычного тяжелого шага он не слышал.

***

Малфой сидел в кабинете у отца и оперевшись руками рассматривал стол. Начищенный до блеска, из тяжелого черного моренного дуба, отливающий едва металлическим блеском. На этом лаковом зеркале отражались любимые безделушки отца, его осунувшееся лицо и палочка. Отцу она больше не пригодится. Похороны были неделю назад, но Люциус все никак не мог избавиться от чувства пустоты. Сначала мать, теперь отец. Он стал главой семьи и больше не было опоры, того чувства как в детстве: что рядом, где-то за тобой стоит старший. Готовый поддержать в любую трудную минуту. Там теперь было пусто, а перед ним жена и маленький сын. И им тоже нужна была поддержка. Даже когда отец болел и пил, это чувство не высасывала душу. Февральские праздники перемешались с традиционным погребением, дары богам с прощальным словами. Он застрял в липкой паутине серости и безысходности. — Лорд Малфой, ваша почта, — пропищало лопоухое создание и исчезло. Перед ним появилась стопка конвертов и свитков. «Лорд» резал по ушам с непривычки. Серый конверт с лаконичной буквой «М», Люциус отложил в сторону. Следующее было из банка: хорошего качества свиток свернутый традиционной трубочкой и восковой печатью с гоблинским носом гордо высовывающимся из-под буквы. Свиток проследовал путь письма из Министерства и опустился рядом с конвертом. Следующее письмо было от Долохова. Люциус через силу согнал с глаз пелену и развернул конверт. И продираясь через пляшущие в разные стороны буквы, вчитался в текст: «Здравствуй, мой блистательный, начищенный как мои кирзовые сапоги, Люциус. Пишу я тебе не просто так, а для того, чтоб поздравить тебя с прошедшими праздниками. А так же с одной просьбой. Будь любезен, проверь семью Карадока Дирборна. Все прямые и побочные ветви. А так же возможных любовников. Особо подчеркиваю, Всех. Кто чем дышал, кто когда спал и с кем. Тебя, как ты уже понял, это касается прямым образом. Предупреди Яксли и по возможности Блэков и Лестрейнджей. Если я правильно сопоставил факты, возможно у нас появился мститель. Мы на очереди, включая меня. Держи связь совой» Малфой подобрался и выдохнул через зубы. Еще раз перечитав, он сжег его и подтянул к себе письмо из министерства. Архивы и связи были все там по большей части, осталось только найти повод наведаться и встряхнуть мешочком со звенящими монетами.