***
На часах было шесть вечера, фарш был разморожен и Бобби собирался приготовить ужин. Он жил один довольно долго, и не привык ждать кого-то, чтобы поесть. И он знал, что это не хорошие манеры удерживают его от того, чтобы поджарить бургеры, полить их кетчупом и запить пивом. Это было что-то другое — это было наслаждение от того, что он может поесть с сыновьями Джона Винчестера, наблюдая за их перепалками, привлеченный их болью, тронутый их очевидной любовью друг к другу. Они немного напоминали его собственных сыновей, уже давно ушедших из дома. Два его мальчика всегда прикрывали друг друга, но конечно не охотились, как парни Джона. Но сыновья Бобби не были близки как эти мальчики. Нет, связь Сэма и Дина была… это не было обычным явлением, и это точно не было тем, что привил им их отец, упокой Господь его душу. У Бобби не было никаких иллюзий, что он может помочь мальчикам пробраться через их горе. Все, что он мог сделать - это дать им место для проживания, еду и комнату, и некоторые детали, чтобы вернуть Импалу на дорогу. Импала казалась безнадежной, пока Дин не взялся за дело, отложив в сторону все остальное: сон, еду… Сэма. Но, к удивлению Бобби, младший Винчестер установил закон, практически угрожая Дину принудительным питанием. Он предупредил старшего брата и следовал в своей угрозе до конца: выключал свет на свалке каждую ночь ровно в полночь, заставляя Дина возвращаться назад к дом. И наоборот, включал свет в коридоре, чтобы брат не шел в темноте до спальни, которая когда-то принадлежала старшему сыну Бобби. Единственное, к чему Сэм не принуждал Дина — это терпеть его собственное присутствие. Вместо этого он дал старшему брату пространство, хотя Бобби мог сказать по призрачному взгляду в глазах младшего Винчестера, когда он сидел у дома, что ему дорого обошлось расставание с братом. Но Сэм проверял Дина несколько раз в течение дня, предварительно убедившись, что большая часть этих вылазок прошла незаметно для старшего брата. И Бобби думал, что все будет хорошо, после того, как они проведут некоторое время вместе в его Минивэне, охотясь на что-то, на что можно было бы выпустить свой гнев. Но они вернулись тише, чем были раньше, особенно Сэм. Ну, Дину становиться тише было просто некуда, потому что он и так практически молчал. И теперь их здесь не было, никого из них. От этого Бобби заволновался, но в голову полезли сомнения: может это хороший знак? Возможно, они были где-то вместе. Или плохой знак — они оба были на своем собственном отдельном пути разрушения. Вздохнув, Сингер направился к двери, ожидая, что найдет одного или обоих возле разрушенной машины, ведь Импала была единственным магнитом, который притягивал обоих мальчиков. Сначала он подумал, что ошибся, что переоценил тягу братьев к машине, потому что не было никакого шума ремонтных работ и ноги не торчали из-под дна Импалы. Но Бобби все-таки пробрался к машине, собираясь обыскать периметр. Шагая по свалке, старый охотник чуть не наступил на Сэма, который сидел на земле, прислонившись спиной к заднему бамперу Импалы. Прижав ноги к груди, младший Винчестер поднял на Бобби глаза в надежде, которая мгновенно превратилась в отчаяние. "Вот дерьмо", - мысленно воскликнул проревел Бобби, желая вернуться в дом, съесть гамбургер в одиночестве, не размышляя о том, что бомба таки взорвалась, и зацепила Сэма, Чувствительный человек спросил бы парня, что случилось, чем он может помочь. Но Бобби был не в ладах с чувствительностью, его бывшая жена постоянно об этом упоминала. Так что он спросил единственное, что пришло ему в голову: — Где Дин? В глазах Сэма мелькнула боль, когда он услышал вопрос. В какой бы агонии не тонул мальчик — это было связано с его братом. Братом, который подозрительно отсутствовал, несмотря на его одержимость самостоятельно восстановить классический автомобиль. Сэм думал, что он снова контролировал свои эмоции, думал, что рыдания, которые вырывались из него полчаса назад, утихли, и он обрел спокойствие. Но потом он услышал шаги и надеялся… но это был не Дин, возвращающийся к машине, к нему. И в нем все болело от ложной надежды, горькой правды о том, что Дин не вернулся, может и не вернется. Имя его брата, произнесенное Бобби, было, как холодный нож в спину — мешает глотнуть воздух, угрожает вырвать все, что в нем осталось. — Ушел, — прохрипел Сэм, отвечая на вопрос Бобби, отвечая на вопрос, который Сэм задавал себе в течение последнего часа, и не находил на него ответа. Переведя глаза от охотника, давшего им приют на свалке, Сэм повторил сорванным голосом, — он ушел. Переступая с ноги на ногу, Бобби задавался вопросом, может ли он просто уйти и позволить Сэму справиться с горем самостоятельно. Джон Винчестер, наверное, так бы и поступил, но его сын мог быть совсем другим, верно? "Неправильно уходить, и ты это знаешь", - сказал он себе и прислонился к Импале, вместо того, чтобы вернуться в дом. Он сразу заметил повреждение багажника и воскликнул: — Что случилось с багажником?! Сэм обхватил руками колени и сказал, подавившись именем: — Дин. Он жалел, что не был свидетелем того, как Дин уничтожал то, что любил. Жалел, что стоял за рядом автомобилей, не в состоянии заставить себя вернуться к брату, чтобы вытащить лом из его рук и остановить символическое насилие над собой. Ненавидя себя за то, что давил на Дина, думая, что получить реакцию от брата, любую реакцию, это было бы лучше, чем позволить Дину продолжать закрываться от него., заставить брата, которого он любил, выйти из холодного молчания, которое он поддерживал с тех пор, как умер их отец. — Я… я сказал ему, что я не в порядке, что знаю, что и он не в порядке, и затем… Он слышал, как разбилось окно, а затем раздался звук удара лома, крушащего Импалу, разрывая ее металл под бешенством от боли и горя. И каждый удар был еще одним колом в сердце Сэма, не за ущерб Импале, а за ущерб Дину. Сокрушительный урон, который Сэм не знал, как исправить. Не знал, сможет ли он вообще что-то исправить. — Я... он... Я посмотрел… - начал несколько раз Сэм, не в состоянии сказать, что Дин ушел, не в состоянии сказать Бобби, что он сам вернулся слишком поздно. Сэм собрал все свое мужество, собрал свою любовь к Дину и вернулся к нему, вернулся, чтобы попытаться сшить все, что он разорвал, пусть даже Дин оттолкнет его. Но брата там не было, он не работал над Импалой, не убирал мусор на свалке. Его не было на кукурузных полях, где Сэм кричал до хрипоты, зовя его по имени. С колотящимся сердцем, Сэм бежал к шоссе, в его голове неслись тысячи мыслей, но нашел только пустую дорогу. Не было Дина, шедшего к нему или от него, не было вообще никаких признаков того, что брат когда-то был там, или поймал попутку. Просто ушел. Глядя на Бобби, Сэм пытался объяснить, пытался заставить того увидеть, что он сделал из любви к Дину. Что Сэм не хотел навредить брату, сделать ему больно. — Я просто хотел, чтобы он открылся, чтобы знал, что все в порядке, если он не… - Сэм задохнулся, не зная, как выразить то, что хотел сказать. — Твой отец, — тихо произнес Бобби, чувствуя, как воздух покидает его легкие, глядя, в потерянные глаза Сэма. Озарение выбило из Винчестера воздух, его спина напряглась. Это то, что Дин пытался сказать, то, что Дин хотел ему сказать?! — Я не понимаю... — Сэм запнулся, удивленно склонив голову. — Дин думает, что я хочу, чтобы это был он? Папа? — неверие и потрясение было в его глазах. Бобби пожал плечами, чувствуя себя не в своей тарелке. Ему было так же комфортно говорить об эмоциях, как и Джону Винчестеру. Он не хотел сделать ребенку хуже, сказав что-то не то. Убежденность перевесила отчаяние в глазах Сэма. — Я не хочу, чтобы вместо Дина рядом был отец. Я люблю Дина больше, потому что он не такой… - Сэм прервался, пристыженный тем, что почти сказал, о чем думал. Бобби сделал пару шагов и прислонился к Мустангу, который давно заржавел, оказавшись лицом к лицу с младшим Винчестером. — Сэм, мой отец не был святым, и его смерть ничего не изменила в моих глазах. Но я любил его, даже все его недостатки. Ты можешь любить своего отца, скучать по нему, как сумасшедший, и все равно злиться на него. Сэм грустно ухмыльнулся, покачал головой и вытер слезу. — Это кажется таким…неправильным. Я продолжаю чувствовать… знаю, что должен простить ему все, что он когда-либо делал, но я… Я пытался быть хорошим сыном, думал, что он хотел бы, чтобы я был, как Дин… А Дин... Он так разозлился и… Мне никогда не приходилось выбирать между тем, чтобы угодить Дину или отцу, подвести Дина или подвести отца. Они всегда были одинаковыми: если папа был счастлив принимая мой выбор, тогда и Дин был доволен, если я подводил отца… Я чувствовал, что подвел Дина, и это было хуже, чем то, что я облажался перед папой. Брошенный обратно на неизвестную территорию, Бобби откровенно признался: — Я хотел бы дать тебе отличный совет, Сэм, но у меня его нет. Я хотел бы сказать, как достучаться до Дина, но я не знаю твоего брата так хорошо, как хотелось бы. Он никогда не подпускал меня, и уж точно не собирается начинать сейчас. Дин всегда был… под защитой, даже с твоим отцом. Может быть, особенно с твоим отцом. Описание Бобби не соответствовало видению Сэма об отношениях отца и Дина, которые, он помнил. — Что ты имеешь в виду — под защитой, особенно с папой? — Ах, Сэм, я не очень хорош в этом, — усмехнулся Бобби, действительно желая, закончить этот разговор и поесть в одиночестве. — Я просто знаю, что Джон хотел бы поговорить с ним, побольше узнать, что Дин чувствует. — Папа потерял это право, когда он превратил Дина в своего личного солдата, — с горечью указал Сэм, прежде чем почувствовал вину. Качая головой и прикусив губу, он на секунду задержал дыхание, — вот, опять я спорю с папой… о папе, когда его здесь даже нет! Просто… все было не так, как должно было быть, не так, как того Дин заслуживал, не тогда, когда мы росли, не тогда, когда меня не было рядом. Я знаю, папа любил нас, но… — он не мог сказать это вслух, не мог даже думать об этом. Было трудно даже услышать, как это говорит Бобби, тихо и без обвинений. — Но недостаточно того, что он любил тебя. От этого, все остальное не было лучше. — А должно было? — выдохнул Сэм, желая каких-то доказательств того, что он не был худшим сыном, который когда-либо родился. Что все в порядке, от того, что он чувствует… гнев, который всегда вызывал у него Джон Винчестер, разочарование… любовь. — Нет. Но он делал все, что мог, — утешил Бобби. — Да, я знаю, что это так, — выдохнул Сэм, почувствовав, что часть веса ушла, часть грызущей вины уменьшилась. Между ними воцарилась тишина. — Я хочу, чтобы Дин снова стал собой, это все, что мне когда-либо было нужно от него. Он всегда был большим, чего я заслуживаю. Бобби мог только кивнуть, чувствуя, как сжимается его собственная грудь. Ему потребовалось несколько минут, прежде чем он смог заговорить. — Тебе лучше вернуться в дом и взять себя в руки. Когда твой брат вернется, он будет чувствовать себя достаточно плохо из-за раскуроченной Импалы, и не должен думать, что сломал и тебя. — Откуда ты знаешь, что он вернется? — тихо спросил Сэм, умоляюще смотря на Бобби, нуждаясь в брошенной ему надежде, нуждаясь в заверении, что его брат вернется. — Потому что ты здесь, — уверенно заявил Бобби, без тени сомений. Он не знал ничего об эмоциях, особенно тех, от которых задыхались от горя или вины, но он знал о верности и любви… И это два мальчика Винчестера научили его таким вещам.Часть 2
25 марта 2019 г. в 19:28
Они ехали в тишине, и доктор время от времени бросал на Дина обеспокоенные взгляды, сильно напоминая ему Сэма, от чего в душе поднималась волна боли. Устало прислонив голову к пассажирскому окну пикапа, Дин наблюдал за пробегающими мимо кукурузными полями. "Чертов Сэм! Ты должен был отпустить Импалу… должен был отпустить меня. Старик ошибается — моя смерть не сломала бы тебя. Ты сильный, достаточно сильный, чтобы потерять отца и не потерять себя, даже если меня не будет рядом. Несмотря ни на что".
Когда кукурузные поля остались позади, доктор повернул машину на асфальтированную дорогу, из-за чего камни отскочили от дна. Дин вздрогнул от звука, забыв на мгновение, что он не в Импале, что камни попадают не в его машину. Воспоминания о покореженном багажнике Импалы мелькнули в голове Дина и он быстро выпрямился. Ему не верилось, что он сделал это - бил и наслаждался этим, причинил боль тому, что любил.
"Ничего нового в этом нет. Я каждый день делаю больно тем, кого люблю… достаточно просто посмотреть Сэму в глаза. Посмотреть, что случилось с папой…"
Слезы навернулись на глаза, и Дин стиснул челюсть с такой силой, что, казалось, раскрошатся зубы.
Клинт перевел взгляд на ребенка, сидящего рядом, наблюдая больше за ним, чем за дорогой.
— Итак, как продвигается ремонт машины? — спросил он, надеясь, что это безопасная тема.
Дин фыркнул, и повернулся к врачу с кривой улыбкой.
— Были некоторые неудачи.
Да, такие, как дырка в багажнике. Неосознанно, он грустно улыбнулся, опустив глаза и отвернувшись. То, что он сказал дальше, удивило его самого:
— Твой приятель Рональд прав — это просто кусок металла. Если бы я был умным, то отправил бы ее на металлолом.
И хотя эти слова ранили, Дин почувствовал облегчение и свободу. Возможно, пришло время сократить потери, взять то, что можно, и уйти. Но на самом деле у него было только одно в списке необходимых вещей: Сэм. И с Сэмом пришло прошлое, и с прошлым пришел отец, и Импала, и все, что убивало Дина, выворачивало наизнанку. Все или ничего. В этом вся его жизнь. С любовью пришел долг, страх, боль - это была высокая цена, но он с радостью заплатил, потому что мама того стоила, папа того стоил. Сэм того стоил.
Дин посмотрел на Клинта и увидел на его лице удивление.
Клинт не ожидал, что Дин откроется ему, даже заговорит с ним, не говоря уже о том, что расскажет, что у него на душе. Это не имело смысла. Клинт узнал от Бобби, Дин работал над машиной как одержимый с тех пор, как вернулся на свалку и увидел разбитую Импалу. Бобби сказал другу:
— Дин закрылся ото всех, никого не подпускает близко.
Клинт заговорил мягким и немного охрипшим от эмоций голосом, которым обычно разговаривал с больными детьми:
— Значит, нет? — Дин глянул на него приподняв брови, и он пояснил, — Ты не умный?
Собственные слова пронеслись в голове Дина: "Если бы я был умным, то отправил бы ее на металлолом." Но, все о чем он думал — это Сэм, который вернулся за машиной. Отпустить ее — все равно что отпустить Сэма, и неважно, чего стоила его любовь к брату, Сэм того стоил. Дин еще раз фыркнул и маленький проблеск света засиял в зеленых глазах.
— Мне не раз говорили, что ум это не мое.
Клинт почувствовал, как груз упал с его плеч, и с удивлением понял, что затаил дыхание, в ожидании ответа от парня, как будто имело значение, что ребенок решил сделать со сломанным автомобилем.
— Да, ты шутник. — тихо усмехнулся он, не совсем с горечью, но с настороженностью. Дин улыбнулся, прежде чем ответить:
— Да, это мне тоже говорили.
Заехав на стоянку клиники, Клинт вырубил двигатель.
— Я помогу тебе… - начал он, но Дин уже открыл дверь и выскользнул из салона. — Видимо это означает «нет», — проворчал доктор, но быстро вышел из машины и встретил медленно движущегося Дина перед машиной.
Взгляд парня подсказал, что не стоит пытаться ему помочь. Подняв руки в поражении, Клинт пробормотал:
— Бобби говорил, что ты упрямый, — он отпер входную дверь клиники, зашел внутрь и включил свет.
— Что? У вас было собрание, чтобы обсудить меня и моего брата? Проблемы, которые мы можем причинить вашему маленькому городу? — прорычал Дин, входя за доктором и осматривая чистый, стерильный зал ожидания в этой милой клинике: двери с табличками, шкафы с картами болезни, аккуратные папки на стойке регистрации и фотографии гор и рек висевшие на стенах. Он не упустил из виду, что на каждой картине были Библейские стихи.
— Великий, религиозный Добрый Самарянин. Что может быть хуже?
— Бобби беспокоился о тебе, — ответил Клинт, отпирая дверь в смотровые комнаты и оборачиваясь. Он увидел, что Дин стоит в зале ожидания и смотрит на картины на стене.
Винчестеру потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, куда шел их разговор… Верно, почему весь город, казалось, был близко с ним знаком. Сосредоточив внимание на добром Самаритянине, он сказал:
— Бобби не нужно волноваться, — он прошел за доктором в смотровую, в которой не имел права чувствовать себя уютно, не смотря на фотографии и чучело рыбы на стене, и стерео в углу.
— Угадай, что он делает, когда дело доходит до вас двоих, — небрежно сказал Клинт, кивнув в сторону смотрового стола, потом повернулся к Дину спиной и начать рыться в ящика.— Он действительно хотел, чтобы я пришел и осмотрел тебя, но понимал, что ты закроешься в комнате, как только я скажу, что я доктор. Полагаю, наша сегодняшняя встреча была божественным вмешательством.
— Да, точно. Божественное вмешательство, — с сарказмом подхватил Дин, садясь на стол, и ненавидя чувство уязвимости.
Ему накладывали швы много раз, так что было обычным делом, но это всегда было сделано папиными руками или руками Сэмми, или даже его собственными. Но если это делал кто-то другой, Дин чувствовал себя объектом жалости, словно он демонстрировал свою слабость, словно был жертвой. Он не собирался чувствовать себя жертвой, это заставит других жалеть его, а он в этом не нуждаться, как не заслуживал Сэма рядом с собой.
Прежде чем Дин развил свою мысль, Клинт уже был рядом, наблюдая за ним, молчаливый, но нерешительный.
— Моя страховка, вероятно, просрочена, но у меня есть наличные… — начал Дин, и поморщившись, полез в карман за бумажником, слишком много раз встречая это препятствие в прошлом, чтобы неверно истолковать то, что мешало доктору приступить к работе.
Рука Клинта вцепилась в запястье Дина, останавливая действия молодого человека, чтобы он не мог вытащить свой кошелек, и доказать, что может заплатить за любые услуги. Зеленые глаза удивленно расширились, и Клинт сказал:.
— Я не прошу тебя заплатить мне.
В глазах Дина появилась настороженность.
— Почему бы и нет? Если Бобби пообещает заплатить тебе…
— Нет, Бобби и я никогда не говорили об оплате… нам и не нужно было, — мягко прервал Клинт. — Ты тот, кто нуждается в помощи, и если я могу помочь, этого достаточно.
Горечь и гнев вспыхнули в охотнике, вот и жалость, которую он ненавидел.
— Доброе дело для менее удачливых, да? Лучше ты возьмешь мои деньги, — вырвав руку их хватки Клинта, он снова потянулся к бумажнику.
— Я думал, что из всех людей именно ты понимаешь, что иногда возможность помочь кому-то — это все, что вам нужно для оплаты, — тихо сказал Клинт, снимая ковбойскую шляпу и вытирая руки, после чего натянул резиновые перчатки, все время смотря на Дина.
— Что ты имеешь в виду? — бросил вызов Винчестер, снова чувствуя себя загнанным в угол.
Подойдя и парню, Клинт протянул руку и ножницами разрезал нижнюю часть его футболки, от чего Дин вздрогнул.
— Эй, что ты делаешь? — спросил охотник, глядя на разрез внизу рубашки, с отвращением перебирая пальцами испорченную ткань.
— Футболка все равно испорчена, нет смысла подвергать себя большей боли, пытаясь ее снять, — рационально сказал Клинт своим лучшим южном тоном, скрывая тот факт, что он был ошеломлен и как-то опечален тем, что небольшая порча одежды, казалось, огорчила парня.
— Она не испорчена, на ней все лишь пятна крови, — угрюмо возразил Дин, все еще теребя пальцами обрезанную ткань футболки, как будто она представляла собой нечто более дорогое для него. — Я мог бы ее отстирать.
"Как и всегда, скрывая последствия кровавой бойни плоти и души. Я могу стереть с нее кровь и кишки, и неправильность всего этого. Сделать так, что никто и не подумает, что под ней были раны. Как трюк какого-то фокусника… Абра-долбанная-кадабра."
То, что Дин знал, как отстирать пятна крови, заставило Клинта чувствовать себя еще хуже.
— Ну, тогда я должен тебе рубашку, — пообещал Клинт, на этот раз взглядом прося разрешения продолжить. Со вздохом Дин выпустил футболку из рук, и мужчина ловко разрезал ткань от подола до горловины. Сняв с пациента остатки одежды, Клинт сказал, — Хорошо, теперь ложись, — его тон звучал так, будто Дин окажет ему личную услугу, если сделает это.
С раздраженным ворчанием, Дин лег на смотровой стол, ненавидя и одновременно испытывая благодарность, от того, что рука доктора поддерживала его под спину, помогая лечь. Дин Винчестер - экстраординарная жертва, просто великолепно.
Через несколько минут, после того, как он устроился на столе, нежные, но умелые руки доктора убрали порванные швы, обработали вновь открытые раны антисептиком, и наложили новые стежки. Дин неохотно признался хотя бы самому себе, что местное обезболивающее, введенное Клинтом без его согласия, очень помогло. Было трусостью желать не чувствовать, как игла совершает свое путешествие через его плоть. Это определенно лучше, чем медицинская помощь Винчестера. В конце концов, раньше только бутылка Джека Дэниелса могла притупить агонию.
Дин никогда не хотел, чтобы его раны оказались в центре внимания. Наблюдая за работой Клинта, Дин с любопытством спросил:
— Почему ты сказал, что я должен понять, что помощь кому-то — это достаточная плата?
Доктор оторвал взгляд от своих действий и мельком глянул в зеленые вопросительные глаза.
— Как я слышал, ты помогаешь другим людям, никогда не ожидая оплаты или даже простого спасибо, — легким тоном сказал Клинт, снова сосредоточившись на швах, — разве кто-нибудь не может сделать это для тебя?
Когда Дин не ответил, Клинт посмотрел на него.
Применив свою любимую тактику — избегание — Дин оборонительно спросил:
— Ты знаешь, чем я занимаюсь? — его взгляд впился в голубые глаза доктора. "Интересно, как много разболтал Бобби?"
На губах Клинта появилась улыбка.
— Ничего конкретного. Мы с Бобби давным-давно заключили договор, чтобы между нами все было расплывчато. Я не говорю с ним о медицинских процедурах, а он не говорит мне о вещах, которые заставляют меня спать с включенным светом.
Дин хрипло рассмеялся. Если он расслабиться, то ему может понравиться этот парень. Но следующие слова Клинта сказали ему, что хороший доктор еще не закончил с разговором, как и с иглой, которую держал в руках.
— Итак, у тебя есть этот двойной стандарт: ты помогаешь людям, но никогда не позволяешь кому-то помочь тебе. Так жить довольно трудно, — грустно сказал Клинт, с состраданием, не смея посмотреть в глаза парня.
— Меня не нужно спасать! — зарычал Дин, оставив невысказанными те слова, что крутились в голове, с тех пор, как его отец умер: "Я не заслуживаю спасения! Я не должен был выжить! Не такой ценой…никакой другой!"
Зная, что если Дин разбушуется, то ему не удастся закончить швы, Клинт решил быть осторожней. Его глаза встретились с болезненным взглядом Дина, но молодой человек тут же отвел глаза, стиснув челюсть. Надеясь, что его слова не разозлят парня еще сильнее, Клинт мягко начал:
— Почему тебе не нужна помощь? — он не сказал «спасение» только потому, что подозревал, что Дин тут слезет со стола от одного неосторожного слова. Когда Винчестер не отреагировал, ни враждебно или как-либо вообще на его вопрос, Клинт продолжил, — потому что ты сильнее, чем кто-либо другой? Умнее? Более независимый? Дин, нам всем время от времени нужна помощь. На самом деле чаще, чем мы позволяем себе думать. Что, если все те люди, которым ты помог, откажут тебе и скажут, что лучше сами разберутся со своими проблемами? Ты мог бы просто уйти, позволить им умереть, потому что они верили, что не им не нужна помощь?
Дин отрицательно покачал головой, сказав хриплым голосом:
— Речь идет не о том, чтобы не нуждаться в помощи.
"Если бы все было так просто, если бы только кто-то мог мне помочь".
— Тогда в чем же дело? — нажал Клинт, возвращаясь к своей задаче, и заканчивая последний стежок, надеясь, что отсутствие зрительного контакта даст молодому человеку передышку, чтобы он мог открыться.
Голос Дина был горьким и холодным, когда он заговорил:
— Ты все равно не поймешь.
— Почему бы тебе просто не дать мне шанс… — умолял Клинт, прежде чем сказать:— Я закончил со швами. Ты хочешь сесть, пока я посмотрю на твои руки и колени?
— Да, — ответил Дин, стараясь сесть, и снова нехотя принимая помощь Клинта. Как только сел на край стола, Дин наблюдал, как доктор снял резиновые перчатки, бросил их в стерильный контейнер для мусора, а затем расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке, под которой была красная футболка. Винчестер не был готов, когда Клинт извиняясь подошел к нему.
— Прости, она немного великовата, – он протянул рубашку Дину, прежде чем тот запротестовал.
Довольный тем, что натянул рубашку на раненого, Клинт надел еще одну пару перчаток, сел на табуретку с колесиками и посмотрел, как охотник застегнул рубашку.
— Я действительно очень хороший слушатель, — сказал он, взяв левую руку парня в свои ладони и начав вынимать стекло, грязь и мусор из ладони Дина.
Застигнутый врасплох тем, что ему дали рубашку и предложением выслушать, Дин почувствовал, что его защита слабеет. Он держал в себе столько всего, что боялся если начнет говорить, то развалится. Он едва узнавал свой голос, презирая дрожь, горечь, потерю, исходящую от каждого слова.
— Я тот, кто помогает, ясно? Я делаю дело, рискую, спасаю Сэма от… - он проглотил все это: всхлипывание, подавляющую боль, цунами вины, и посмотрел вдаль. Мгновение спустя, снова столкнувшись с слишком проницательным взглядом доктора, Дин откашлялся, и наклонившись вперед, уверенно указал на то, кем он был: сталь, а не человек, солдат, а не сын. — Это моя работа и я… Я не должен нуждаться в помощи. Не могу позволить себе нуждаться в помощи. Ждать, что появится папа, и теперь… — он даже не пытался сдержать свой горький смех. Потому что он был кем-то другим, еще до того, как стал солдатом, кем-то, кто засел глубоко в нем: быть сыном, быть братом Сэма, — впервые в жизни, я не знаю, как защитить Сэма… от меня.
— Возможно, твоему брату не нужно, чтобы ты защищал его от тебя, от твоей боли. Может быть, ему нужно… — начал Клинт, его сердце разрывалось за Дина, видя, как тяжело парню.
— Я знаю, что нужно Сэму! — выстрелил Дин в ответ, разгневанный тем, что этот человек, этот незнакомец хотел сказать, что он ошибается в одной вещи, которую Дин все еще знал, и всегда будет знать.
— Ты, — сказал Клинт, как будто это было констатацией факта, как будто это было самое простое, самое ясное, и это потрясло Дина до глубины души. — Ему нужен ты. Разве это не очевидно? Ему не нужно цепляться за скрученный металл твоей машины, как памятник тебе, не тогда, когда у него есть то, что он очень хочет видеть перед собой. И из того, что я слышал, он крепко держался за эту машину, потому что она напомнила ему о тебе. Твои слова звучат так, будто это ты хочешь отдалиться от него, но тебе придется побороться, потому что он держится за все, что у него есть.
Дин был ошеломлен этой проницательностью. Сэму нужен был отец, не он, Дин знал это. Знал, что Сэм был с ним, только потому что остался только старший брат. По мнению Рональда, Сэм пощадил Импалу, потому что любил Дина. Когда судьба Импалы лежала в руках его брата, у Сэма был их отец: живой и здоровый, который не мог покинуть его. Отец был там ради Сэма… и Сэм все еще хотел Импалу, все еще цеплялся за то, что любил Дин, все еще цеплялся за самого Дина, все еще находил ценность в брате, даже при живом отце. Слова Клинта крутились в его голове: «он крепко держался за эту машину, потому что она напомнила ему о тебе». Сэм нуждался в нем, хуже того, Сэм любил его, так было раньше, так было и сейчас.
"О Сэмми, ты должен знать лучше! Ты знаешь меня лучше всех людей в этом мире, ты действительно знаешь меня, знаешь, что я сделал, на что способен".
Почистив и перевязав обе ладони Дина, Клинт сказал:
— Теперь пришло время взглянуть на твои колени. И я догадываюсь, что ты не хочешь, чтобы я обрезал твои джинсы, — пошутил он, в глазах искрился смех.
— Колени в порядке, — хрипло возразил Дин, скрывая эмоции, и начиная сползать со смотрового стола, чтобы сбежать.
— Эй, эй, эй, — возразил Клинт, подкатив стул прямо перед ним и подняв руку, остановливая попытку Дина встать. Вытянув осколок стекла из ткани джинсов на коленях Винчестера, мужчина поднес осколок к его лицу: кончик стекла был в крови. — Посмотри- ка на это.
С долгим страдальческим вздохом, Дин мрачно сообщил:
— Ты не порежешь мои джинсы! — он махнул Клинту, чтобы он отъехал в сторону.
Когда доктор убрался с дороги, Винчестер соскользнул со смотрового стола, ненавидя, что рука Клинта снова поддерживала его. Стащив джинсы, Дин снова уселся на стол. Он спокойно наблюдал, как Клинт тщательно вытаскивал стекло, камни и грязь, которые впились в царапины на каждом его колене. Он этого не заслуживал, но у него была любовь Сэма, и правда это или нет, Сэм думал, что ему нужен старший брат. И вдруг, Дин понял, что этого достаточно для него. Достаточно, чтобы он продолжал бороться, достаточно, чтобы отправиться обратно к Сэму, занять свое место в мире, даже если оно не для него. Он просто должен был притвориться, как делал всегда.
Закончив работу, Клинт перекатил стул через всю комнату к шкафу, открыл его и взял три пузырька, в каждом из которых было таблетки и подъехал к Дину.
— Вот, прими это сейчас, другие выпьешь в течение следующих нескольких дней, — объяснил он, выдавив две таблетки из пузырька и протягивая их Дину, как будто он был ребенком, неспособным извлечь таблетки сам. Достать таблетки Дин мог и сам, а вот принять — это было совсем другое дело.
— Нет, — резко ответил Дин, не делая никакого движения, чтобы принять таблетки из протянутой руки доктора, его глаза говорили, что он не собирался двигаться с места. Он был в коме, потерял драгоценное время которое он мог провести с отцом, и не мог позволить себе терять больше времени, которое может провести с Сэмом.
"Сэм, которого я бросил сегодня без оглядки, Сэм, который, вероятно, заметил, что я в САМОВОЛКЕ. Сэм достаточно волновался о мне, а я сбежал, как четырехлетний".
Он проклял себя тысячу раз. Дин подумал о том, что Сэм может почувствовать по поводу его отсутствия. Ему срочно нужно вернуться к брату, чтобы успокоить его.
— Я должен вернуться к… — заявил он, спрыгивая со стола и натягивая джинсы, пытаясь проскользнуть мимо доктора.
— Прими эти таблетки, и я отвезу тебя обратно к твоему брату, — начал торговаться Клинт, преграждая Дину путь. Когда парень тяжелым взглядом уставился на него, мужчина понял, что молодой человек не собирается принимать условия сделки. И Клинт сказал: — конечно, обратный путь может занять у тебя пару часов… если ты вообще не свалишься по дороге.
— Ты проклятый шантажист, — прорычал Дин, безжалостно выхватил таблетки, стакан воды, который внезапно появился в руке доктора и выпил лекарство.
Гордясь собой, Клинт весело сказал, его южный выговор звучал громко и ясно:
— Хорошо, моя работа выполнена. Теперь мне лучше вернуть тебя твоему брату, пока он не перерыл округ в поисках тебя.