***
Закончив с уборкой, я хотел было отправится в библиотеку и почитать. Если быть честным, то до прибытия в поместье, чтение интересовало меня мало. Я ненавидел скучные учебники, которые нас заставляли зубрить, а к художественной литературе не притрагивался рефлекторно. Однако, за последнюю неделю, я упорно налёг на книги. Начал с простеньких рассказов Жоржа Гизе, и прочёл его небольшой сборник за пару дней. Затем, под руку попалась повесть Карла Вернера — «Ночь под протёкшей крышей». История бедняка, что жил в полуразрушенном доме во времена Великого северного завоевания, тронула меня за душу. По пути в библиотеку, я встретился с Рией. Лёгкое летнее платье, излюбленная шляпка и плетёная корзина в руках. При виде меня, девушка добродушно улыбнулась. — Куда-то собираешься? — задал я, довольно очевидный вопрос. — Хочу пройтись до деревне, — кивнула она. — Сходишь со мной? Это недалеко. — Ну, прогуляться было бы неплохо. — Тогда, подожду тебя на крыльце, — она хлопнула в ладоши и едва ли не бегом, бросилась в сторону лестницы. Всё своё детство, я провёл в деревне на окраине провинции Андмунд. Страшное захолустье, по сравнению с пристоличьем. От города, до нашей деревни, вела всего одна дорога, да и ту, постоянно развозило после дождя. Выращивали мы в основном привычные для севера Теврии овощи: кабачки, морковь и капусту. Много на этом не заработаешь, потому, за неимением другого источника дохода, деревня жила впроголодь от урожая, до урожая. Конечно, бывали моменты, когда наш помещик выделял немного денег с барского плеча. Обычно, такое происходило на праздники. В такие дни, кого-нибудь обязательно отправляли в город для закупки всего необходимого к общему столу. Наш помещик не был плохим человеком. Крестьян не порол, работать выше нормы не заставлял. Но скуп был до невозможности. Выпросить у него лишний терион, лишний мешок зерна или дополнительные инструменты — всё равно, что пытаться сдвинуть горы. Мне всегда было интересно, как обстоят дела в центральных районах империи. Здесь, крестьяне выращивали пшеницу, за которую на рынке давали приличные деньги. Помимо пшеницы и других дорогих культур, центральные крестьяне вели беспрерывный товарообмен с крупными городами. Когда мы с Рией отправились в деревню, принадлежащую Марсо, я представлял себе пышущее жизнью село, краснощёких пышных крестьянок, огромные поля с колосящейся пшеницей, зажиточные домики и столы, которые всегда полны едой. У себя в провинции, мы всегда считали, что чем ближе к столице, тем больше твоё брюхо. Эта наивная вера, подкреплялась обманчивыми плакатами с радостным, упитанным мужичком в чёрной расшитой рубахе и кружкой пива в руках. Однако то, что мне довелось увидеть в итоге, поделило мою жизнь на «до» и «после». Именно в этот момент, я понял, насколько глупа была наша убеждённость в пристоличном рае. Я знал многих крестьян, которые мечтали жить в центральных деревеньках. Да что говорить, если и моя семья мечтала об этом. Сперва тебе кажется, что деревня действительно очень зажиточна. Крепко сколоченные избы, аккуратные, вымощенные камнем дорожки, ровные торговые ряды. Была даже такая роскошь, как уличные фонари. Казалось бы, всё именно так, как нам показывали на заманчивых плакатах. Но, довольно скоро, ты осознаёшь, что с этим местом не всё в порядке. На улицах не слышно детского смеха, нет шумных потасовок подвыпивших мужиков, лавочники не расхваливают свой товар и не хватают тебя за рукав. И чем больше времени ты проводишь в этой деревне, тем больше жути замечаешь. Глаза прохожих не выражают никаких эмоций — они словно смотрят сквозь тебя. Складывается впечатление, что эти люди, уже и не люди вовсе. Ближе чем на полметра, к нам никто не приближался. Некоторые из крестьян, недобро косились на нас. Мне становилось всё больше не по себе. Однако, Рия, кажется, не замечала всего этого и шла рядом в абсолютном спокойствии. Мы прошли мимо торговых рядов до самой окраины, где расположилась небольшая цветочная лавка. Торговала там женщина. Было сложно определить её возраст. Она была настолько тощей, что кожа чётко выделял контур её черепа. Глубокие морщины покрыли всё её лицо, а седина не пощадила ни волосинки. Женщина едва-едва держалась на ногах и смотрела на нас всё тем же опустошённым взглядом. — Думаю, к приезду леди Фелиции, нужно взять немного цветов, — Рия приглядывалась к ассортименту. — Шафраны отлично подойдут. Один букет. Это была даже не просьба. Рия просто произнесла это, словно команду. Женщина без лишних вопросов собрала цветы в богатый букет, перевязала красной ниткой и покорно протянула их в руки Рии. Девушка осмотрела их и одобрительно кивнув, развернулась. Сперва, я не осознал, что происходит. Однако, довольно скоро пришёл в себя. Рия даже не собиралась платить. Она уже намеревалась уходить. — Стой! — я неожиданно для себя, повысил голос. — Разве мы не должны заплатить?! — В этом нет нужды, Себастин, — её лицо стало неестественно серьёзным. — Идём. — Что значит… «нет нужды»? — испуганно произнёс я. — Посмотри на эту женщину! Ещё немного, и от неё ничего не останется! — В этом нет нужды, — снова повторила она. — Послушай меня, Себастин. — Я так не могу, — я полез в карман, вытащил оттуда три золотых териона и один медяк и высыпал их на прилавок. — Мы не можем так поступать… Это неправильно. Женщина резко смела деньги себе в руку и поклонилась так низко, что казалось, словно она вот-вот переломится пополам. Рия неодобрительно посмотрела на меня и тяжело вздохнула. — Этим людям позволено жить и работать на земле господина, — я впервые видел Рию такой. — Зачем платить за то, что и так принадлежит поместью? — Рия… — Мы не обязаны платить этим людям, — всё это, казалось мне форменным безумием. — Я понимаю твоё стремление оплатить эти цветы. Но впредь, ты не должен оставлять деньги в деревне. — Я не понимаю… — Просто послушай меня, Себастин, — она схватила меня за руку. — Так будет лучше. Если ты будешь меня слушать, всё будет хорошо. Сперва, меня забавляли странности этого поместья. Его жители казались мне очень необычным, но, всё же, хорошими людьми. Однако, сейчас, холодок пробежался по моей спине. Что происходит с этой деревней? Почему меня не покидает ощущение, что я попал в какой-то загон, в золотую клетку?***
Всю первую половину дня, мы проходили по деревне, любуясь сельскими пейзажами. Со временем, ужас, охвативший меня в начале, отступил. Однако, как бы я ни старался, забыть случившееся полностью, у меня не выходило. Сейчас, мы сидели на небольшом мостике, что был перекинут через задорно журчащую речку, отделяющую одну часть деревни от другой. Рия свесила ноги вниз и по-детски болтала ими, с аппетитом поедая купленное… взятое… карамельное яблоко. — Скажи, Рия, — я попытался выбросить из головы всё лишнее, и просто поговорить с ней. — Ты когда-нибудь думала о будущем? — Будущем? — девушка приложила палец к губам и закрыла глаза. — Наверное. Иногда задумываюсь о таком. — Ты же не всегда будешь жить в этом поместье, — я поднял взгляд в небо. — Когда-нибудь, Марсо перестанет нуждаться в вас с Рей. — На такие темы, я обычно не размышляю, — она также взглянула на облака. — Пускай жизнь идёт так, как идёт. — Ты не задумывалась о свадьбе? В твоём возрасте, было бы неплохо о таком побеспокоится. — Знаешь, я ещё не встречала мужчину, с которым я была бы готова связать жизнь, — она доела сладость и выкинула деревянную палочку в реку. — Разве что, ты возьмёшь меня замуж. Я была бы не против. Я чувствовал, как лицо, предательски заливается румянцем. Рия смотрела на меня своими честными, невинными глазами и простодушно улыбалась, словно не сказала ничего особенного. Меня же, будто бы молния ударила. — Шучу, просто шучу, — она тихо засмеялась. — Я не хочу думать об этом. Мне нравится жить так, как мы живём сейчас. — Вот оно как, — мне, почему-то, стало обидно. — До того, как оказаться у господина Марсо, нам с Рей приходилось очень трудно. Мы попали в чужую страну без знания языка, без денег и абсолютно одинокие. Первое время, мы работали в портовой гостинице. Разносили еду, мыли полы, убирались в комнатах. Хозяин был добрым человеком, но многого нам дать не мог. Около двух месяцев, мы жили в этой гостинице, пока в один прекрасный момент, хозяин не умер. Здание отошло его детям, а продолжать его дело они не стали. Так, мы с Рей оказались на улице. Это было жуткое время, Себастин. — Как же так вышло, что вы попали к Марсо? — Бродяжничали мы недолго, — продолжила Рия. — Всего пару месяцев. За это время, мы прибились к небольшой группке осиротевших бездомных детей и вместе с ними воровали понемногу с рынка, чтобы не умереть с голоду. Тогда нам было около одиннадцати. Самому младшему в этой группе было семь, самому старшему… кажется, пятнадцать. Эти люди, хоть и на короткое время, стали нам семьёй. Во время набегов на рынок, меня всегда оставляли где-нибудь подальше. Я быстро выдыхалась, плохо прыгала и была крайне неуклюжим ребёнком. Они, вместе с Рей, прибегали ко мне, ссыпали в заранее подготовленный мешок еду и прятались в небольшой заброшенный сарайчик, что служил нам пристанищем. Прекрасно помню, как Ивон учил нас говорить на теврийском. Помню, как мы делили с трудом добытую еду. И Эжен… Ах, его я тоже помню. Неразговорчивый, пугливый мальчишка. Он всегда отдавал мне часть своей порции. В тот год, церковь усилила контроль за беспризорниками и улицы Шафеля постоянно патрулировали гвардейцы, отлавливая таких как мы. Не знаю почему, но все беспризорники боялись попасть в руки церкви. Возможно, многим нравилась их вольная жизнь под дырявыми крышами заброшенных задний. Но, попасть в руки гвардейцам было не так страшно, как оказаться схваченным торговцем, у которого ты украл булку хлеба или сгнившее яблоко. Однажды, хозяин мясной лавки до полусмерти избил Эжена за жалкую куриную тушку… Рия не останавливалась. Она придавалась воспоминаниям с особым трепетом, словно скучала по тому времени. Однако, в голосе её застыла непередаваемая тоска. Она продолжала смотреть на пышные облака и говорила, говорила и говорила без конца. — Ему выбили глаз, лицо опухло до неузнаваемости. Кажется, повредили лёгкое и весь оставшийся месяц он дышал, корчась от боли. Эжен не вставал с кровати вплоть до зимы. Я пыталась выходить его. Не помню, что именно я делала, но определённо, какие-то глупости. В январе, он начал кашлять кровью и беспрестанно и очень жутко стонать. Ивон пытался найти доктора, но без денег никто не соглашался даже на осмотр. В конце января, Эжен перестал стонать и кашлять навсегда. Где его захоронили, я не знаю. Рей настояла, чтобы мне ничего не сообщали. На следующий месяц, голодные и замёрзшие, мы сами пришли к стенам церкви. Так, мы оказались в приюте имени Святой сестры Иветты. Настоятели старались относится ко всем одинаково. Но, одно дело — теврийские дети, воспитанные в традициях патрисианства и говорящие на теврийском языке. Другое — две чужеземки, едва-едва понимающие теврийскую речь, воспитанные в духе совсем другой веры. По правде, нас недолюбливали и побаивались. Когда нам исполнилось шестнадцать, настоятели отправили всех девочек из приюта в женский лицей при церкви. Благодаря упорству и хладнокровию Рей, мы получили хорошее образование. Жизнь в лицее была более свободной, нежели в приюте, и я, честно сказать, стала относится ко всему слишком легкомысленно. Сестра же, выбивала из меня эти глупости. К концу обучения, мы знали три языка, в идеале владели теврийским, понимали точные науки, церковную и общую историю, владели придворным этикетом и прочитали все основные произведения эпохи просветителей. В год выпуска, в лицей прибыл сир Реми. Господин подыскивал Фелиции и Андре достойных учителей. Сперва, сир Реми пытался переманить кого-нибудь из преподавателей и то, что его выбор пал на нас, было чем-то невероятным. Сразу же после окончания лицея, мы отправились в столицу. С тех пор, как мы впервые оказались на пороге поместья господина, прошло уже шесть лет. И знаешь, Себастин. Ни один день, я не хочу менять. Я очень дорожу тем временем, что провела здесь. Чувства Рии, были мне чужды. Я не понимал, просто не мог понимать, каково это — прожить такую жизнь. Вероятно, именно поэтому она столь яростно цепляется за это поместье, так бездумно следует указаниям Марсо. Рия боится. Рия боится потерять то, что имеет. Она боится вернуться туда, под дырявую крышу старого сарайчика. Боится, что снова будет вынуждена убегать от разъярённых торговцев. Боится, что вновь придётся мёрзнуть и голодать холодными, зимними ночами. Я хотел что-то сказать ей, хотел поддержать, страстно желал помочь. Но чтобы я сейчас ни предпринял, чтобы не сорвалось с языка, я ничего не смогу сделать, ничего не смогу изменить. Рия навсегда останется со своими страхами один на один. И никто не в силах изменить этого, никто не в силах исправить. Возможно, ей суждено умереть с этими переживаниями. Она всю оставшуюся жизнь будет скрывать эти воспоминания под умело созданным образом робкой, застенчивой девушки, читающей книжки в библиотеке. Она поднялась на ноги, поправила платье, ещё раз вскинула взгляд к небу, улыбнулась и медленно, покачиваясь из стороны в сторону, направилась в сторону поместья. Из плетёной корзинки выглядывал букет шафранов. Эти цветы и эта девушка, навсегда останутся в моей памяти.***
Возложил Патрис длань на чело его, и излечил недуг сапожника. Возложил Патрис длань на чрево её, и излечил бесплодие графини. Возложил Патрис длань на сердце её, и излечил душу королевы. И говорил Патрис: «Коль угодно Спасителю нашему, да ниспослана будет на землю человеческую благодать и порядок. В лице святых отцов, благодать сия сохраняется, в лице королей и королев, сей порядок держится». И внемли ему все, от сапожников до лордов, ибо нёс он глас Спасителя. И избрал Патрис двух учеников себе, и удалились они от греха и порока, вознося молитвы во спасение душ заблудших и потерянных. Айге, просветлённая и всепрощающая, просила Спасителя о жизни для каждого обездоленного и несчастного. Гутор, угодник, просил Спасителя о милости к потерянным и ослепшим. Патрис же, читал молитву о трёх благодетелях.«Да будет первая благость, Послушание и порядок воцарятся в землях человеческих, Как сын почитает отца, пускай почитают дети правителей своих. Да будет благость вторая, Каждый, пускай, возлюбит ближнего. Врага полюбит, как друга своего. Да наступит третья благость, Каждый, Спасителя пустит в сердце свое, Да исцелит он души их и разум Арне Эртус, Арне Ирнис, Арне Спирсис».
В краях отдалённых, ученикам своим, дал Патрис имена праведные. Айге нарекли священным именем Иветта — просветлённая и всепрощающая. Гутора нарекли священным именем Гюстав — угодник. И спустилась на них благодать Спасителя, и узрели они путь чистоты и вечного благоденствия. И провели святые год и три месяца не вкушая пищи, не предаваясь ни радостям, ни печалям. И сон их смешался с бодрствованием, и предстал пред ними лик Спасителя и даровал каждому по голубиному перу. И молвил Патрис гласом Спасителя: «Несите же свет мой, даруйте его каждому встречному. Ведите заблудших к свету и сами во тьму не сворачивайте. Вы язык и плоть мои». Сказав сие, Патрис и ученики его, сложили на утёсе священный костёр. И пылало его пламя всю ночь, и раздавались молитвы во славу Спасителя. И вознёсся дух Патриса в царствие вечной благости…Матис-Максимилиан-Дидье Амальрик «Сказания о житие и деяниях пророка Патриса и учеников его. Писание II, стих IV» Год издания — 905
***
За время моего отсутствия, ситуация в поместье не изменилась. Делать было абсолютно нечего, потому я устроился в беседке, открыл первую попавшуюся под руку книгу и принялся читать. Однако, не успел я осознать о чём сие произведение, как меня вновь окликнули. Со стороны сада, шла Виолетта. Она практически никогда не появлялась в поместье и, кажется, жила за его пределами, подобно сиру Реми. После нашего знакомства, я старался избегать общения с этой девушкой, потому в саду появлялся редко. Она пересекла дворик и подошла прямиком к беседке, облокотившись на перегородку. Виолетта мило мне улыбнулась и продолжительное время, просто смотрела, не говоря ни слова. — Тебе что-то нужно, Виолетта? — осторожно спросил я. — Не откажешь даме в помощи, Себастин? Мне нужно достать мешки с удобрениями, но они уж больно тяжелы. — Я… Конечно, идём, — я отложил книгу и двинулся вслед за Виолеттой. Она редко общалась с кем-то из прислуги. Основную часть дня, она проводила в саду: ухаживала за растениями или в одиночестве пила чай. Наверное, где-то глубоко в душе, она и хотела бы поговорить с кем-нибудь. Однако, отчего-то, сторонилась людей. Мы завернули за поместье и вышли к стене, что отгораживала задний дворик поместья от внешнего мира. Здесь расположилась едва приметная, решетчатая дверца. За толстыми стальными прутьями, вниз уводила лестница. Однако, разглядеть можно было лишь пару первых ступенек. Виолетта сняла с крючка фонарик, чиркнула спичкой, отперла дверь и также молча, отправилась в неизведанную темноту. Я, постояв несколько минут в нерешительности, двинулся следом. Лестница уходила всё ниже и ниже. Тусклый свет фонаря освещал неровные каменный стены, местами покрытые мхом. Чем ниже мы спускались, тем холоднее становилось. Такое ощущение, что из летнего зноя, я за долю секунды переместился в самый разгар зимы. Когда ступеньки наконец закончились, мы оказались в длинном и не менее тёмном коридоре со множеством боковых комнат. Почти в каждой стене располагался камин. Высокие потолки, закрытая тканью мебель. Это место мало походило на обыкновенный подвал. — Удивлён? — голос Виолетты отразился от стены и растворился где-то в темноте здешних коридоров. — Что это за место? — Я тоже удивилась, когда спустилась сюда впервые, — говорила она отстранёно, куда-то в пустоту. — У поместья Марсо много секретов, Себастин. Это — один из них. — Для чего всё это? — я был столь напуган и удивлён, что даже не смотрел себе под ноги. — Господин всегда отличался осторожностью, — продолжала она. — Он боится, что на него совершат покушение. Оттого, сделал несколько потайных выходов из своего поместья, дабы они помогли ему в критический момент. Этот, он проделал первым. Помимо роли тайного хода, это место служит складом и одновременном убежищем на случай войны. Здесь есть всё необходимое, чтобы жить в течении нескольких месяцев, а то и больше. — Как давно ты служишь Марсо, Виолетта? — Неужто, это так важно? — Не сказал бы… — я слегка растерялся. — Просто, ты так много знаешь. — И вправду, уже восемь лет минуло с того момента, как я впервые оказалась в этом месте, — она невесело усмехнулась. — Большой срок, не так ли… — А, что было с тобой до этого? Почему ты решила податься именно сюда? — Что за расспросы, Себастин? — она ехидно мне улыбнулась. — С чего это ты интересуешься этим? — Просто… Хочу узнать своих коллег. — Узнать коллег? — она откинула прядь своих шикарных волос. — Что же, я расскажу тебе. — Если… если не сложно. — Думаю, моё происхождение не столь важно, — Виолетта тяжело вздохнула. — Я коренная уроженка Террина. Восемнадцать лет назад, по столице прокатилась эпидемия холеры. Тогда же, я оказалась в церковном приюте. Родственнички отказались от ещё одной обузы, а воспитывать меня больше было некому. Будем честны, приют — не то место, о котором грезит девятилетняя девочка. С самого первого дня, я мечтала о том, как бы побыстрее вырваться из-под надзора сестёр. Тогда я думала, что обязательно выскочу замуж и больше никогда не буду ни в чём нуждаться. И вот, я и не заметила, как мне стукнуло шестнадцать. Училась я худо, постоянно грызлась с учителями, да и сёстры меня невзлюбили. В общем, меня просто выкинули за стены приюта и отправили выживать на улицы столицы. Естественно, никакого принца на белом коне не появилось. Кому нужна грязная оборванка, у которой даже жилья нет? Передо мной встало два выбора: либо отправляться в чумные районы и доживать там оставшиеся годы подобно животному, либо устраиваться в бордель. Думаю, не стоит объяснять, почему я выбрала второе. Виолетта рассказывала абсолютно без эмоций, словно, просто читает это с бумажки. Печаль? Тоска? Сожаление? Нет, ничего этого не было. Звучал лишь её мягкий и ровный голос. Вероятно, за всё это время, Виолетта просто перегорела. — Не смотри на меня так, — она едва слышно засмеялась. — Работа в борделе не такая ужасная, как может показаться. Первое время — неприятно конечно. Но ко всему привыкаешь. В самый короткий срок, я стала одной из самых популярных девочек. Мою комнату посещало столько разных мужчин, что я начинала сбиваться со счёта. Однажды, ко мне заглянул и мой учитель по богословию. От нечего делать, я поставила у себя в комнате большой горшок с бархатцами. Мне так понравилось ухаживать за ними, наблюдать за тем, как они распускаются, что я решила купить ещё что-нибудь, а затем ещё и так до тех пор, пока моя комната не превратилась в теплицу. Госпожа Нинет тогда разозлилась. Однако, когда клиенты повалили ко мне с большей силой, сама стала приходить и любоваться моими сокровищами. В пятнадцатом году, ко мне пришёл важный клиент. Своё имя он не назвал, но ты можешь догадаться, кто это был. Верно? — Господин Марсо? — неуверенно произнёс я, чем вызвал звонкий смех Виолетты. — Сейчас бы господину шляться по дешёвым борделям, — она утёрла выступившие слёз и продолжила. — Наш дорогой Грегор Ленц собственной персоной. Из всего многообразия наших девочек, он выбрал именно меня. Скажу честно, в постели он так себе. Но платил изрядно, потому, я и не жаловалась особо. Затем, он стал приходить всё чаще и чаще. Порой, платил сразу за всю ночь и помимо всего прочего, сидел на кровати и рассказывал мне, как ему тяжело, как его всё достало. Я слушала эти рассказы и так хотелось сказать: Тебе тяжело?! Тебе — выросшему в роскоши и любви?! Ты хоть знаешь, что такое постоянно лежать под каким-нибудь толстопузым священником и осознавать, в какую грязь ты упала?! Естественно, такого я ему не говорила. А он, кажется, пропитался ко мне какими-то чувствами. Представляешь? Наш угрюмый и высокомерный Ленц, полюбил обыкновенную шлюху. Больше похоже на злую шутку. Мы наконец нашли нужную комнату. Огромная куча различных мешков с удобрениями, семенами и какими-то садовыми приспособлениями. Виолетта указала мне на увесистый тканевый мешок и помогла взвалить его на мою несчастную спину. — В очередную ночь, он сделал мне предложение, — она продолжала свой рассказ на обратном пути. — Нет, не руки и сердца. Предложил отправиться с ним в поместье и стать садовницей при доме Готье-Ирена де’Марсо. Конечно, особым уговором было, что спать я буду только с Ленцем. Долго я не думала. За время работы в борделе, у меня скопилось достаточно средств, чтобы и самой купить себе небольшой домик на окраине столицы. А здесь, мне предлагают жить в большом поместье и заниматься своим любимым делом. Естественно, я согласилась. Но, когда я переехала сюда, то ничего не изменилось. Я оставалась всё той же проституткой, только вне борделя. Ленц каждую ночь пользовался мной, но теперь бесплатно. Он, наверняка думал, что я тоже испытываю к нему чувства. Но, знаешь, я не любила его. Никогда. Пыталась, но не выходило. В конечном итоге, я попросила Марсо уволить меня. Мне настолько осточертела компания Грегора, что я была готова сбежать куда угодно. Но, господин отказался лишаться своей садовницы. Однако, предложил купить мне домик в столице, чтобы я приезжала сюда ухаживать за садом. О, когда Ленц узнал об этом, он впал в бешенство. Это так сильно задело его чувства, что он чуть не убил меня тогда. Столько оскорблений я выслушала в ту ночь, что хватит на всю оставшуюся жизнь. Видел бы ты его в гневе, Себастин. Наверняка, он до сих пор меня ненавидит. Но с тех пор, как я перестала жить в поместье, он более не приближался ко мне. Скажи, Себастин, стоило мне так поступать? Может, нужно было забыть про свою гордыню и просто жить рядом с ним? Ведь, как бы я ни ненавидела этого зазнавшегося подонка, он неплохой человек. — Может и стоило, — тихо ответил я. — Разве не важно, чего хотела ты? — Себастин, Себастин, — она тяжко выдохнула. — В этой жизни, вообще, мало что зависит от твоих желаний. Если ты ещё не заметил. Ничего я ответить ей не смог. Правильно ли она поступила? Откуда мне это знать? Я и не влюблялся-то никогда. Разве, я вправе что-то советовать ей? И уж тем более, вправе ли осуждать? Наконец, мы выбрались из тёмных катакомб, я скинул мешок на землю рядом с цветочными клумбами, и с хрустом расправил затёкшую спину. Виолетта молча улыбнулась мне и принялась развязывать мешок. Хотя я и не мог ничего ответить на её вопрос, теперь, я не испытывал страха к этой девушке и мне не хотелось убегать от неё.***
После, я решил вернуться к себе в комнату и немного отдохнуть. Не сказал бы, что день выдался трудным. Однако, все эти разговоры меня сильно утомили. Хотелось просто лечь и забыться крепким сном. В главном холле, у окна, сидела Рей. Она увлечённо писала что-то в ту самую, небольшую книжицу в кожаном переплёте. Заинтересованный её содержанием, я подошёл ближе и попытался заглянуть в записи Рей. Но девушка заметила меня раньше. — Неприлично читать чужие дневники, Себастин, — она развернулась ко мне. — Ты знаешь об этом? — Извини, — я смущённо отвернулся. — Не удержался… — Забудь, — Рей захлопнула свою книжицу. — В общем-то, ты мне и нужен. Идём. — Куда? — Меньше вопросов, Себастин. Она поднялась с кресла и направилась на второй этаж. Мы свернули в западное крыло и медленно двинулись по длинному коридору. Рей разительно отличалась от своей сестры. Строгая, невозмутимая и всегда собранная. Она была единственной из всей прислуги, с кем господин мог вести долгие разговоры один на один. Даже Ленц не удостаивался такой чести, отчего частенько приходил в негодование. — Тебе нравится здесь, Рей? — выпалил я. — Нравится. — Господин тебе очень доверяет, верно? — Доверяет. Она говорила так, словно мои вопросы раздражают её. Так, будто бы она отмахивается от назойливой мухи, что мешает ей сладко спать. Несмотря на все свои достоинства, Рей была очень холодна ко всем обитателям поместья, кроме своей сестры. Мы подошли к одной из множества дверей. Девушка отперла её и впустила меня внутрь. То была просторная комната с большой двуспальной кроватью, двумя книжными шкафами, письменным столиком из тёмного дуба и множеством полок, на которых стояли куклы. — К приезду леди Фелиции, нужно привести эту комнату в порядок. Видимо, комната уже довольно давно не использовалась. На полках и шкафах скопился огромный слой пыли, а от спёртого воздуха было трудно дышать. Мы убирались молча. Рей меняла постельное бельё, я протирал шкафы от пыли. Молчание настолько тяготило, что я хотел было завязать хоть какой-нибудь, самый примитивный диалог. Но Рей опередила меня. — Ты совершаешь ошибку, Себастин, — в голосе её не было укора. Однако, мне стало не по себе. — Я делаю что-то не так? — Никто из вас не знает, кто такая Рия, — она говорила это спиной ко мне. — Тебе может казаться, что ты понимаешь её. Но это лишь иллюзия, самообман. — Ничего не понимаю. При чём тут Рия? — Она привязалась к тебе, Себастин, — наконец, она посмотрела на меня. — Я бы осмелилась предположить, что ты, даже, симпатичен ей. — Правда? — в моём голос проскочили нотки глупого детского восторга. — Но моя сестра не такой простой человек, как тебе может показаться. Она глубоко ранена, Себастин. В какой-то степени, Рия уже давно сошла с ума. — В каком смысле? — Рия отрицает, что мир вокруг неё меняется. Отрицает, что люди, которых она знает, могут в один момент уйти и не вернуться. Нет, где-то глубоко в подсознании, она всё прекрасно понимает. Однако, она никогда не примет реальность такой, какая она есть. Она видела смерть, Себастин. Думаю, ты уже знаешь об этом. Каждую ночь, она снова и снова желает спокойных снов тем, кто уже давно ушёл. Первое время, она даже писала письма в Шафель. Тогда, в нашей комнате скопилась целая куча её сумасшедших бредней. Рия прекратила этим заниматься, только когда я заставила её всё это сжечь. — Как ты можешь так говорить… — к горлу подступил ком. Я не мог поверить, что настолько близкий Рие человек, может говорить о ней так холодно. — Как ты можешь говорить так о ней? «Сумасшедшие бредни»?! — Да, Себастин, — взгляд Рей стал строже. — Сумасшедшие бредни. Ей нельзя потакать, нельзя толкать её дальше в собственное безумие. Иначе, она окончательно уйдёт в страну своих собственных фантазий. И потому, я прошу тебя, Себастин, либо прекрати ей подыгрывать, жалеть её, либо воздержись от общения. — Ей нужен кто-то, кто будет с ней, Рей! — я неожиданно повысил голос. –Ей нужен близкий человек! — Что за наивная дребедень, — фыркнула она. — Решил поиграть в благородство? Откуда тебе знать, что ей нужно на самом деле? — Я чувствую… — Чувствуешь?! — она громко засмеялась. — Рие не нужна нянька. Ей нужен человек, который спасёт её! Нога её соскользнула с табурета, на котором она стояла всё это время и девушка, потеряв равновесие, полетела прямиком на пол. За долю секунды, я успел подскочить к ней и больно ударившись рукой об кровать, всё-таки смягчил падение. — Рия должна принять эту отвратительную, ужасную реальность, — голос Рей едва заметно дрогнул. — Если она этого не поймёт, то рано или поздно, это её погубит. Если ты и вправду хочешь ей помочь… то послушай меня, Себастин.***
Вечером, на пороге поместья появилась долгожданная леди Фелиция. Невысокая девочка лет двенадцати, гордо вскинув голову, стояла в дверном проёме. Она определённо была дочерью своего отца, хотя внешне, явно пошла не в него. Белокурые, прямые волосы, серые холодные глаза, острый вздёрнутый кверху нос. Она вальяжно зашла внутрь и устало зевнув, обратилась к Рей. — Где отец? — Господин отправился с делами в столицу, миледи, — гувернантка низко поклонилась. — Ну и ладно, — фыркнула девочка. Она перевела взгляд на меня и принялась пристально изучать с ног до головы. Вспомнив, чему меня учили в академии, я поклонился и назвал своё имя. Однако, Фелиции, кажется, было на это наплевать. — Кто это? — она с неприязнью ткнула в меня пальцем. — Новый дворецкий, миледи, — отозвалась Рей. — Его выбрал ваш отец. — Ладно, не интересно, — отмахнулась Фелиция. — Хочу есть. — Прошу, пройдёмте в столовую, миледи, — Рей учтиво указала на двери. — Стол уже готов. В столовой, собралась и вся остальная прислуга. Все они, ровным строем стояли подле стола, сервированного различными блюдами. Несмотря на то, что стол явно уступал обычному рациону Марсо, он продолжал изобиловать дорогими и экзотическими яствами. Однако, трескать деликатесы за обе щёки, Фелиция не спешила. Она слегка поковыряла зажаренную до румяной корочки индюшку, распотрошила свиную отбивную, помешала ложкой салат и принялась за кремовые пирожные. Когда она в очередной раз потянулась за сладостью, ложка выпала у неё из руки и со звоном ударилась о пол. Девочка взглянула на нас так, словно это мы были виноваты в её беде. — Подними, — указала она на меня. Я наклонился, поднял ложку и хотел было вернуть её на стол. — Куда ты её кладёшь?! — крикнула Фелиция. — Новую мне принеси! Я словил на себе сочувствующий взгляд коллег и удалился на кухню, из которой вскорости вернулся с новой ложкой. Фелиция выхватила её у меня и продолжила поедать пирожные. — Когда вернётся Андре? — спросила она. — Милорд должен прибыть в Террин через неделю, — смиренно отвечала Рей. — Пусть не торопится. — она доела последнее пирожное и встала из-за стола. — Я в комнату. Демонстративно откинув прядь волос, Фелиция удалилась из столовой. Как только она скрылась за дверью, каждый из присутствующих вздохнул с облегчением. Видимо, Фелиция была далеко не простым ребёнком. Рей и Вивьен принялись скидывать нетронутую еду в принесённый Винсетом мешок. Рия тем временем, собирала стремительно пустеющие тарелки в ровные стопки. Сперва, я не обратил на это внимание. Однако, вскоре в голову закрались сомнения. — А куда отправится вся эта еда? — Собакам, — спокойно ответила Рей. — Всё это?! — у меня перехватило дыхание. — У тебя есть идеи получше? — гувернантка подняла на меня строгий взгляд. — Вы видели людей в деревне?! — я не мог сдержать своего негодования. — Они едва-едва живы. Не лучше ли отдать еду им?! — Деревня? — строгий взгляд её, сменился на подозрительный прищур. — Ты там был? С кем? — Мы ходили туда с Рией. Я видел, в каком состоянии находятся крестьяне. Им нужна еда, Рей. Неужели лучше скормить всё это собакам? — Рия, ты не рассказала ему? — Рей перевела взгляд на сестру. — Я… я говорила, чтобы он слушал меня… — Ясно, — она бросила мешок на пол и облокотилась на стену. — Ты кажется не знаешь, что творилось здесь пять лет назад. — Пять лет назад? — Ты, верно, знаешь о крестьянских волнениях одиннадцатого года, — она смотрела мне прямиком в глаза, словно пыталась запугать. — И ты должен знать, что длились они целых семь лет. То здесь, то там вспыхивали протесты. — Что-то слышал об этом. — А ты знаешь, чем закончились восстания? — Смутно. Кажется, их подавили. — В восемнадцатом году, в деревне господина Марсо, под влиянием смутьянов, крестьяне взяли в руки вилы, — продолжила она. — Их восстание было хорошо спланировано. По деревне шастало множество агитаторов отверженных, которые и руководили толпой. Сперва, мятежники перекрыли основную дорогу и заблокировали товары, идущие в столицу, а также, убили доверенных лиц господина. Требования крестьян были донельзя банальные. Они требовали вольной грамоты, снижения поборов и отмены торговых пошлин при въезде в столицу. Господин пытался вести с ними диалог. Однако, вместо него, получил голову одного из членов столичной торговой гильдии. С каждым днём, крестьяне становились всё храбрее, и на пятую ночь, вышли на поместье с факелами и самопальным оружием. Если бы не дальновидность господина, поместье бы лежало в руинах. — Рей… — жалостно проскулила Рия. — Господин уже давно предвидел, что бунтовщики попытаются уничтожить поместье. Отряды императорской гвардии патрулировали местность круглосуточно и как только заметили движение, дали подобающий отпор. Эти оборванцы не могли дать бой настоящим солдатам, потому стремительно отступили обратно в деревню. Однако, господин более ждать был не намерен. Вместе с отрядами гвардейцев, он въехал в самое сердце восстания и устроил справедливую расправу. Десятки этих крыс были перевешаны и замучены, как и полагается предателям. Некоторых, правда, пощадили. Густав, наш извозчик, был одним из агитаторов отверженных. В отличии от своих соратников, он получил лишь тридцать ударов плетью и отрезанный язык. Благородство нашего господина было столь велико, что он, даже, дал ему шанс исправить вину, ибо отец Густава, верой и правдой служил дому Марсо. Жители деревни несут наказание за свершённые преступления. Ничего в этой жизни не проходит бесследно, запомни это, мальчик. Я не могу их судить, ибо сама испытала на себе долю нищих и бродяг. Но своё я уже отплатила. Их же грехи, ещё не искуплены. — Как ты… Как вы… — я сделал шаг к двери. — Это люди… люди… — Себастин, — я почувствовал, как Рия хватает меня за руку. — Я умоляю, слушай меня. Просто слушай и всё будет хорошо! — И ты знала об этом? — я чувствовал, как внутри что-то закипает. — Ты знала об этом?! — Успокойся, Себастин, — неожиданно я услышал голос Вивьен. — Это не наше дело. — Вивьен, ты же сама с земли, — её слова шокировали меня больше остальных. — Ты же знаешь! Знаешь, что такое пахать от зари до зари! Знаешь, что значит перебиваться чёрствым хлебом, отмораживая зимой пальцы! Как ты можешь?! — Это давно в прошлом, — глаза девушки были более чем серьёзными. — Сейчас, я горничная дома Марсо. Это единственное, что должно нас волновать. — Нет, — я сделал ещё один шаг к выходу. — Я на такое не подписывался! Я на такое не согласен! — Успокойся, Себастин, — Рей подошла ближе. — Что сделано, то сделано. Мы бы все хотели избежать той ночи, но не вышло. Пойми меня, Себастин. Пойми, что иного выхода не было. — Я… — слов больше не оставалось. — Прошу простить, я вернусь в свою комнату. Жизнь крестьянина — не сахар. Ты пашешь и сеешь, сеешь и пашешь до тех пор, пока не откажут ноги, а как откажут, заставляешь пахать своих детей. Этот круговорот идёт бесконечно. Непомерно большие налоги душат крестьян, вольную грамоту получить почти невозможно, отчего ты навсегда остаёшься вещью помещика. Даже право первой ночи, было отменено всего пару лет назад. Я не понаслышке знаю, что значит жить в этой шкуре. И то, что в одиннадцатом году люди не выдержали этой кабалы, было вполне ожидаемо. Я не мог поверить, что служу чудовищу, которое способно на такое. Однако, чем больше я думал об этом, тем сильнее разрывалась душа. За время пребывания здесь, я полюбил поместье и его жителей. Я не хотел покидать его, не хотел расставаться с Рией, с Вивьен, с Виолеттой. Мне стало невыносимо тошно, голова начала кружиться, а перед глазами поплыли тёмные круги. Я видел, до чего довели людей в деревне. Я видел эти убитые горем лица. Я видел ту несчастную торговку. Что мне делать?***
От размышлений меня отвлёк стук в дверь. Я нехотя повернул ручку. В коридоре стояла Вивьен. Она некоторое время молча смотрела на меня, и лишь затем спросила: — Можно? — Заходи конечно, — я открыл дверь шире и запустил девушку. Она вошла в мою комнату и осторожно опустилась на краешек кровати. Я не знал, что ей говорить. В памяти всё ещё стояли её безразличные, жуткие слова. Я не мог поверить, что человек познавший жизнь при помещике, может рассуждать так. — Я не рассказывала тебе, откуда я родом? — Нет, — сухо ответил я. — Я родилась в провинции Лин. Это на мысе Трёх святых, — она перевела свой взгляд на окно. — Моя семья не работала в полях, как и большинство жителей мыса. Мы были рыбаками, каждый день выходили в море. Однажды, вышло так, что мой старший брат попал в шторм и не пристал к берегу. Мне было тогда лет восемь. — У вас был хороший помещик? — Он был… Был терпимым, — неуверенно ответила она. — Моя семья находилась на особом положении. Мать спала с ним, отчего и её дети пользовались благосклонностью господина. Отец прекрасно знал об этом, но ничего не мог с этим поделать. Он слыл очень слабовольным человеком. Стоило мне выйти на улицу, как в меня обязательно что-нибудь прилетит: камень, комок грязи или что похуже. Деревенские дети ненавидели меня так, будто это я спала с помещиком, а не моя мать. Единственным другом во всей деревне, был блаженный конюх. Мальчонка лет двенадцати, который только мычать умел. Но он единственный, кто меня не трогал и делился остатками еды, которую ему приносил священник. Я всегда мечтала, что однажды уберусь из этой деревни, брошу всё и отправлюсь куда-нибудь далеко. И когда пришло время выбирать, кого можно отправить в академию, я упала перед господином на колени. Я молила его, чтобы он отправил меня подальше отсюда. Потому, Себастин, я не хочу снова оказаться там. Я не хочу встречаться с теми людьми, что ненавидели меня. Здесь, я нашла призвание и место в жизни. Ты не плохой парень, Себастин. Правда не плохой. Я не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь непоправимое. Поэтому, послушай меня. Не нужно играть в героев, строить из себя спасителей обездоленных. Мы с тобой должны выжить, Себастин. Обязаны. Я ничего ей не ответил. Хотя прекрасно понимал каждое слово. Я, чёрт подери, понимал, что она имеет в виду. Но ужас от осознания, что все в этом поместье молча наблюдали за расправами над ни в чём неповинными людьми, не давал мне покоя. Вивьен ещё некоторое время просидела в моей комнате, а затем, так ничего и не добавив, ушла, аккуратно закрыв за собой дверь. Так закончился очередной день в поместье Марсо.