Три удачных шутки Рокэ Алвы и ещё одна

Самый страшный и опасный в мире извращенец, подлый и коварный соблазнитель маршалов, он же — виконт Марсель Валме, подъезжал к особняку Ворона в смешанных чувствах. С одной стороны, ничего более комичного он в своей жизни не слышал, надо было смеяться. С другой — безумно хотелось поддержать вышеописанный образ, но это могло оказаться чревато: жертва разврата не имела понятия о том, через что прошла, принимая на службу невинного… Ладно, домыслы и враки оставим кансилльеру, невинным Марсель и сам бы себя не назвал. Но даже главному столичному греховоднику не взбрела бы в голову такая авантюра. Чудеса продолжали происходить в Олларии, хотя их, в общем-то, никто об этом не просил: он немножко удивил Хуана. Увидев на пороге офицера, обычно дрыхнувшего до полудня и добровольно не совавшегося в логово соберано как минимум до обеда, Хуан только приподнял брови, но и это стоило немало.  — Что-то случилось, дор Марсело? — в голосе слуги ничего, кроме невозмутимости, не прозвучало. Счастливый человек…  — Разумеется, иначе бы я не поднял себя в такую рань, — охотно объяснил Марсель. — Вот вы могли подумать, что я рехнулся. Я и сам в какой-то миг так подумал, но знаете, некоторые вещи происходят вне зависимости от того, хотим мы рехнуться или нет!  — Соберано кого-то принимает, — спокойно ответил Хуан, что в очередной раз доказало, как часто виконт посещал этот дом — уже даже слуги пришли к выводу, что бесконечные монологи дорогого гостя можно слушать чисто символически.  — Я подожду. Дело важное, но, гм, не горит… Гореть сейчас должно у Штанцлера, причём в каком-нибудь неудобном месте — так, чтобы сам не потушил и слуги не помогли. Пообещав Хуану, что он помнит дорогу в приёмную, Марсель уютно устроился на ступеньке: этой приёмной никто уже давно не пользуется, потому что Рокэ принимает либо в кабинете, либо на дуэли. Не факт, что хозяин дома вообще в курсе, что у него такое есть — домик-то большой… Комнаты, что ли, сосчитать по памяти? Вряд ли это отвлечёт от тяжких раздумий. Таких тяжких, что снова тянет ржать. Это ж надо было додуматься! И ведь зачем? Добрую половину ночи виконт соображал, в какую сторону должны были завернуться у человека мозги, чтоб разжигать в ребёнке неприязнь к своим врагам таким образом. Сработало, конечно, отменно: ничем не подтверждённая выдумка Штанцлера, помноженная на фантазию неподражаемого Окделла, и пожалуйста, новая истина готова. Леворукий и прочие недосягаемые твари, если вдуматься — это вообще не смешно. Если Ричард будет с закрытыми глазами принимать на веру всё подряд, он, во-первых, свихнётся сам, а во-вторых — не заметит и навредит кому-нибудь ещё. И это, между прочим, не какой-нибудь барон из захудалого поместья, а всамделишный герцог! Ужас и кошмар, а самое ужасное и кошмарное — ответственность за этого самого герцога, тяжёлым грузом плюхнувшаяся на плечи Марселя. Не совсем понимая, в кого он уродился такой порядочный, Валме тем не менее был уверен, что он не снимет этот груз… От поистине печальных размышлений о собственном долге его отвлёк шум: ранние гости изволили откланяться, и Марсель тут же спрыгнул со ступеньки, устремившись вниз, мало ли, вдруг Ворону приспичит улететь вслед за ними. Успел вовремя и даже встретил хозяина. Позвякивая ключами на пороге своего кабинета, Рокэ взглянул на непрошеного гостя, не очень изящно, зато быстро летевшего с лестницы, и, как ни в чём не бывало, собрался закрыть дверь… Минуточку! Преодолев последние ступеньки нечеловеческим прыжком, Марсель в последнюю секунду просунул ногу в сужающийся дверной проём. Сапог выдержал, нога постаралась тоже. Неловко получилось.  — Разрешите доложить, — сказал Марсель единственное, что ему оставалось сказать в сложившейся ситуации, самоотверженно глядя в глаза начальству. Алва выразительно посмотрел на ногу, бесцеремонно впихнутую в его кабинет, затем — не менее выразительно — на остальное тело; Валме был готов поклясться, что пару лет назад умер бы от такого взгляда на месте, впрочем, он и сейчас был близок.  — Знаете, Валме, иногда мне хочется вас пристрелить, — будничным тоном сказал Рокэ, подбрасывая и ловя зловеще гремящие ключи.  — Знаю, — признался Марсель.  — Ничто не мешает мне сделать это прямо сейчас.  — Я знаю, — повторил виконт и тут же добавил: — Вы же понимаете, я бы просто так не проснулся! Это важно, срочно и касается вас.  — Чем короче, тем лучше. Я кого-то убил, унизил или оскорбил за ужином?  — Никак нет. Но вам понравится, — любой другой дворянин повёлся бы на задетую честь, но Марсель давно усвоил, что Алве до так называемой чести дела нет. Заявился он явно не вовремя, так хоть порадует человека! Если порадует. — Рокэ, вы можете пристрелить меня, когда захотите, но можно… ногу… она сейчас сломается.  — Сломается — починим, — Алву явно не убедили доводы, которых нет, но дверь он всё-таки отпустил, и виконт с облегчением проскользнул внутрь. Несколько хромая, до свадьбы заживёт. Если доживёт, если женится, если не поседеет с причудами своего оруженосца… — Докладывайте, чего вы ждёте. Пистолеты у меня всегда рядом. Когда эта кошачья удача повернулась к нему задом? Это ж надо было припереться, когда маршал в настроении убивать. Уже три раза пригрозил, спасибо, что не четыре. Проглотив про себя «я бы на вашем месте сел», Марсель вытянулся по струнке и отчеканил:  — Эр маршал, разрешите доложить: в рядах нашей армии было замечено вопиющее безобразие, отвратительный случай… мужеложества. Грязная тайна всплыла наружу, и это угрожает моральному облику не только высшего командного состава, но и всего Талига. Вопрос требует немедленного разрешения. Вот это закрутил! Теперь надо до конца дожить.  — Кто?  — Я, — храбро ответил Марсель.  — Кого? — равнодушно спросил Рокэ, то ли приняв сей бред за утреннее дурачество офицера, которое сейчас будет стоить ему жизни, то ли подозрительно спокойно восприняв произошедшее безобразие.  — Вас! Секунды три он трусливо смотрел на край стола, потом не сдержался и поднял глаза на маршала. Марсель никогда в жизни не подумал бы, что ему однажды доведётся такое увидеть, но, боги, озадаченный Алва — это шедевр! После затянувшегося молчания Рокэ прищурился, слегка наклонив голову к плечу, и явно собирался что-то спросить, но все возможные лимиты терпения были превышены и растоптаны, и Марсель буквально рухнул в ближайшее кресло, не в силах больше смеяться в себя. В последний раз он на своей памяти так хохотал не один год назад, чтоб беззвучно, до слёз и до неоправданной боли в животе, и вообще не думал, что когда-нибудь сможет такое повторить. Однако…  — Извините, — через какое-то время удалось выговорить хотя бы это. — Я подумал… вы захотите знать… что я вас совратил… — Кое-как протерев глаза и приготовившись увидеть перед носом дуло пистолета, Валме закончил: — Если вы вдруг запамятовали, знайте, что так оно и было!  — Я запомню, — пообещал Рокэ, всё ещё глядя в ту точку, где минутой ранее стоял Марсель. — У меня только один вопрос…  — Какой?  — Я сопротивлялся? Это утро не могло стать ещё более сумасшедшим, но оно стало: посмотрев друг другу в глаза, они засмеялись так, что, кажется, в шкафу что-то треснуло. Ради всего святого и грешного, если бы Марселю кто-нибудь сказал, что он будет душевно ржать с Первым маршалом Талига в его собственном кабинете над какой-то ерундой, он бы лично вруну пулю в голову пустил. Нет, воистину, взять на свою голову Окделла стоило хотя бы ради этой минуты!  — Доклад окончен, — героически выговорил Марсель, нащупывая под собой кресло. — Я могу повторить стоя и со всеми формальностями, только, умоляю, не раньше, чем через два часа.  — Не надо, не рискуйте, — отмахнулся Рокэ, усаживаясь на стол. — И откуда вы, собственно, узнали об этом акте разврата?  — Вы что, — Валме театрально округлил глаза, — вся Оллария в курсе. Это мы с вами не знаем, все остальные знают. В подробностях!  — В мельчайших? — вежливо спросил Алва, и если б не кресло, виконт бы всё-таки рухнул.  — Спросите кансилльера… Это всё из-за него! Очень коротко, но весьма красочно Марсель пересказал всё, что услышал накануне от бесподобного оруженосца. Зачем-то два раза сделал акцент на том, что Окделлу запудрили мозги, хотя это было ясно, как день; ребёнок, конечно, наломал дров, но пожалеть в этой ситуации стоило его, а предать публичной казни, вероятно, Августа Штанцлера. Это оказалось лишним, потому что до полётов фантазии Ричарда маршалу дела не было, вот роль кансилльера его явно заинтересовала больше.  — Бедному Августу пришлось в последний момент перекраивать свои планы, — объяснил Рокэ, когда Марсель выдохся окончательно, пересказывая чудесные байки графа Штанцлера. — Наверняка у него было готово враньё про всех и каждого на все случаи жизни, чем бы ни обернулся Фабианов день для герцога Окделла, но увы… такого он предугадать не мог.  — Но зачем вообще…  — Не задумывайтесь. Когда человек не способен на честный бой, он изобретает откровенную ерунду, и порой эта ерунда настолько нелепа, что может принести победу. В каком-то смысле кансилльер выигрывал, пока Окделл ему безоговорочно верил.  — Чего он добивался, отыграть присягу назад, что ли? Такое вообще делается?  — Лазейки всегда найдутся, было бы желание. Каких бы планов, касающихся Окделла, ни строил Штанцлер, в день этой самой присяги вы сломали их все — иначе бы он сидел тихо. Ой ли? Марсель припомнил, как это всё произошло. Один к одному — неведомые планы Штанцлера, и не только Штанцлера, сломал не он сам, а Рокэ его руками… А случайно или нет — это вопрос хороший.  — Что мы имеем, — рассуждал Алва, сидя на столе и, хвала Леворукому, уже не напоминая о пистолетах, — оруженосца своего вы спасли, кансилльер хотел подпортить репутацию своим врагам, а подпортил себе, вернее, ещё не подпортил, но я могу гарантировать ему… Стук в дверь буквально перекрыл голос маршала, и ведь теперь никто никогда не поверит Марселю, что он сказал именно это слово, не предназначенное для нежных ушей женщин и детей, но весьма точно определяющее ближайшее будущее Августа Штанцлера.  — Входите, — разрешил Рокэ, не слезая со стола. Марсель восхитился, но сам всё-таки привстал, благо войти мог кто угодно — вдруг придётся соблюдать субординацию? Вошедшего, а вернее — очаровательно вкатившегося, барона Капуль-Гизайля вряд ли могло смутить хоть что-нибудь под этим небом.  — Дорогой герцог, как я рад застать вас у себя! Доброе утро, виконт, вы так рано — это, несомненно, удача, я и не надеялся встретить вас вдвоём…  — Какая неожиданность, барон. Я только что узнал, что это величайшая надежда всея Талига, — не моргнув глазом, отозвался дорогой герцог. — И что же у вас случилось? Марсель посмотрел в честное лицо Коко и угадал, что сейчас произойдёт самая приятная в его жизни выволочка. Жизнерадостный барон не знал, что, заявись он получасом ранее, мог бы и нарваться, и начал вещать о том, как обижен долгим отсутствием обоих — обоих! — всегда желанных гостей, и тут Марселя озарило. Неожиданно и весьма удачно.  — Простите, Коко, я был очень занят, — выловив паузу в монологе барона, вставил Валме, подавшись немного вперёд, чтобы его вообще заметили. Выглядело это как добровольное самопожертвование, причём довольно глупое, но сработало на ура — Коко обернулся, ненадолго отставши от маршала. — Кто бы мог подумать, что воспитание де… оруженосцев съедает так много времени, вот вы могли? Кстати, раз мы так замечательно встретились…  — То я обижен на вас вдвойне, — сообщил гостеприимный хозяин не этого дома. — Как вы могли, дорогой Марсель, до сих пор не представить нам с Марианной герцога Окделла?  — Раскаиваюсь! — для убедительности повысил голос виконт. — Мне тоже пришла в голову эта мысль — представить герцога Окделла Марианне. Вы же, надеюсь, не возражаете?  — Вовсе нет, — покивал Констанс, и понимание в его голосе вселяло надежду. Хоть кто-то в этом городе понимает всё правильно! — В таком случае, я жду вас троих сегодня в шесть…  — Сегодня в шесть ждите без меня, — Марсель и не ждал, что маршал сходу согласится на кутёж в доме Капуль-Гизайлей, обычный уговор мог занять больше времени, чем сам кутёж, но такой развязки он точно не ожидал: — Без паники, Коко, виконт Валме и его оруженосец обязательно вас навестят, в этом я не сомневаюсь. Ну, а меня вы и так скоро увидите в непринуждённой обстановке, разве нет? Брови Констанса образовали дугу, и Валме прекрасно его понимал.  — О чём вы? — с вежливым удивлением уточнил барон. Рокэ скопировал его выражение лица со словами:  — Неужели Марсель вас ещё не пригласил? Какая жалость. Видите ли, барон, намечается званый ужин…  — Видите ли, барон, — вклинился Марсель, совершенно не понимая, как его язык всё ещё выдаёт светские обороты, когда хочется ругаться, как простолюдину. — Я успел рассказать только герцогу, и тут вы… Герцог, раздери его тысяча кошек, с самым беспечным видом поведал о вечере, который, как выяснилось, виконт Валме планирует провести в ближайшие несколько дней; нет, приглашения ещё не разосланы, да, соберётся цвет столицы, что вы, барон, о вас никто не забыл, вы вообще узнали в числе первых… Кто-нибудь сказал бы барону, что в числе первых о званом ужине узнал хозяин! Марсель внимательно слушал откровенную пургу, на ходу изобретаемую Первым маршалом, чтобы не забыть, что говорить гостям. Леворукий, какие гости?! Что вообще происходит?  — В таком случае, я вас прощаю, — сообщил Коко. — Ещё раз прошу прощения за вторжение, столь внезапное и неоправданное, но, право слово, как же удачно я заглянул! Марсель, друг мой, вы же пришлёте гонца? Я так давно не бывал в гостях, скорее наоборот…  — Обязательно пришлю, — лучезарно улыбнулся друг Марсель, искренне надеясь, что сильно обалдевшим он сейчас не выглядит. И свежеприглашённый Констанс благополучно выкатился из кабинета, как вкатился несколькими минутами ранее. — А теперь позвольте уточнить… Какой ужин?  — Званый, — снисходительно ответил Рокэ, словно это всё объясняло. — Не дуйтесь, виконт, мне в голову пришла мысль…  — О, поверьте, это я заметил!  — И вы замечательно подыграли, большое вам спасибо. Не забудьте отправить приглашения господину кансилльеру и как можно большему количеству знакомых вам дам.  — Незамужних?  — Любых. А точнее, самых болтливых, так что семейное положение роли не играет.  — Я понял насчёт кансилльера, — не выдержал Марсель, — я даже догадываюсь, почему вы не хотите вправлять ему мозги во дворце или у себя дома, но дамы-то на кой?!  — Не буду я ничего вправлять, — Алва поморщился, будто ему предложили не мозги кансилльера, а медузу. — Так, побеседуем… в непринуждённой обстановке. Дамы нужны, а нужен ли ваш оруженосец, подумайте сами. Я бы на вашем месте занял его чем-нибудь общественно полезным и к Штанцлеру не подпускал. Всё понятно?  — Знаете что, Рокэ, вы совсем о… — Марсель посмотрел в эти честные синие глаза, представил, на какую отповедь может нарваться, подумал о карьере и почти сложившейся дружбе и процедил сквозь зубы: — …чаровательны. Не знаю, что вы хотите сделать, но эту месть Штанцлер запомнит надолго.  — О да, запомнить надолго — это в его интересах, — благодушно ответил маршал. — Не буду вас задерживать, виконт, пишите приглашения… И не делайте такое страшное лицо, я не поведусь, а оно вам не идёт. Между прочим, вы очень удачно придумали с Марианной. Если Рокэ хотел выпроводить его с миром, что ж, затея сработала: ужин так ужин, званый так званый, в конце концов, невелика потеря. От таких редких и неожиданных событий, как маршальская похвала, обычно хотелось сделать какую-нибудь весёлую глупость, вроде как спеть и сплясать на всю улицу, и виконт, ни в чём себе не отказывая, вполголоса — не на войне же — затянул что-то лирическое. Он же обещал познакомить неразумное дитё с Женщиной с большой буквы? И он познакомит! А тот факт, что знакомство послужит своеобразным лекарством от сбившегося с пути воображения, пускай останется за кадром. Одна проблема, считай, решена. Самое время ошарашить Дави известием о давно планируемом, тщательно продуманном вечере. Нет, пару лет назад он и вправду этого хотел… Так Марсель в очередной раз убедился, что некоторые желания сбываются в настолько непривычном или неприличном виде, что перестают быть узнаваемыми. Особенно если их исполняет Рокэ.