***
Неделя прошла в суете, но не для Ричарда Окделла. Приглашённый лекарь оказался крайне настырным и велел носиться с жалкой царапиной, как со смертельной раной, из-за чего Дикон не мог даже во двор выглянуть без разрешения, но в условиях домашней библиотеки его это не сильно расстраивало. Что было действительно обидно — невозможность принимать участие в предвоенной суете. Он одновременно хотел и не хотел этого, но, опять же, посоветоваться было решительно не с кем: единственным во всех смыслах близким человеком оказался Марсель, когда, конечно, был дома. Его господин возвращался поздно вечером, а иногда — рано утром, с сожалением отмахивался от обильного обеда и ложился спать, чтобы потом снова куда-то умчаться. Ричард был потрясён, когда понял, что виконту это даже нравится: тот сам так сказал, когда они случайно столкнулись на лестнице где-то в пятом часу пополудни. Кто бы поверил, что наследнику Валмонов по душе военная беготня… Но Марсель действительно почти не вылезал из мундира, а на все вопросы отвечал, что мотается по столице по приказу Алвы. И Дикон окончательно заболел идеей вырасти и стать офицером при каком-нибудь маршале, но для начала надо было отслужить, а ещё — да, как он мог забыть, сначала надо пройти хотя бы эту войну, Святой Алан, он же до сих пор не сказал ни «да», ни «нет». У Ричарда появилось подозрение, что с его мнением на самом деле никто считаться не собирается, а вся эта головоломка затеяна с одной целью — принять решение. Слишком запутанно и не очень убедительно, но весьма похоже на виконта Валме в полюбившемся ему менторском амплуа. К концу шестого дня невольного затворничества Дикон прочитал всё, что смог найти о бириссцах, Кагете и её казарах с казаронами, Варасте и её отношениях с Талигом, освежил в памяти условия Золотого Договора — в общем, постарался быть подкованным во всех коварных вопросах, которые ему могли задать. И, естественно, оказался не готов к тому, который в итоге получил. — Сударь, — Дикон крикнул с лестницы, но, видимо, слишком тихо, — капитан! Разрешите… — Слушаю, — Марсель с любопытством взглянул на оруженосца, расстёгивая мундир и отдавая его поджидавшему слуге. — Я поеду с вами, если, разумеется, моё решение на что-то влияет, — хвала Создателю, ни разу не запнулся. — Молодец, соображаешь, — обрадовался «строгий ментор» и хлопнул его по плечу, — ты бы и так никуда не делся, но надо же иногда своей головой думать… Не принимай близко к сердцу, я всё ещё под впечатлением от баек господина кансилльера. Значит, воевать готов? — Готов, сударь. — Ну-ну, — неожиданно вздохнул Валме, видимо, уловив в его лице что-то не то. — И что у нас не так? Алва, что ли? Дикон поперхнулся воздухом. Он-то думал, что выглядит спокойно и невозмутимо. — Просто к сведению — у тебя все жизненные впечатления большими буквами написаны на лбу, — вежливо сказал Марсель, и Ричарду вспомнились старые добрые времена, когда он ненавидел своего господина. — Значит, возобновляем воспитательный процесс. Думаю, про строгую военную иерархию ты прекрасно знаешь из книжек, просто поверь — на вышестоящих опытных военных лучше не взбрыкивать. Когда я говорю «лучше не», я имею в виду «иначе расстрел». Это понятно, молодой человек? — Понятно, сударь… — Я понимаю, что он тебя бесит, но с некоторых людей лучше не беситься, если хочешь ещё немного пожить. Если тебя беспокоит что-то, кроме гибели отца, советую проглотить и помалкивать. Первый маршал не церемонится не только с врагами, но и с ненадёжными союзниками, и это даже ценнее, — тут со стороны входной двери донёсся шум, послышались шаги камердинера, и Марсель скорчил страдальческую гримасу. — Ну и за какими кошками я снял мундир?.. Короче, ты меня понял. Понял же? И что ему сказать? То, что «гибель отца» — это вероломное, бесчестное убийство, и Дикон не собирается служить убийце… тьфу, сколько раз он это говорил — и всё как в пустоту. Кажется, придётся и впрямь набраться смелости и вызвать Алву на дуэль, иначе это никогда, никогда не закончится. Ричард и не надеялся, что до этого не дойдёт, и уж тем более не представлял, что на следующий вечер Ворон обратится к нему сам. Наверняка в этом замешан Валме, потому что просто так Алве до него дела не было ни разу… — Герцог Окделл, я к вам обращаюсь, — прохладно заметил Рокэ, и Ричард вздрогнул. Он стоял в углу маршальского кабинета с чужими оруженосцами и парочкой посыльных и, в общем-то, ждал, когда на них обратят внимание, но явно не таким способом. — Остальные могут быть свободны. Ребята, с которыми Дикон успел худо-бедно познакомиться, заинтересованно посмотрели на него, эр Эмиль подмигнул, Марсель сделал вид, что не имеет к этому никакого отношения, и все дружным строем выбрались из кабинета, резко ставшего холодным и пустым. Святой Алан, вот теперь страшно. — Времени в обрез, так что советую вам изъясняться как можно короче и понятнее, — маршал оперся на стол, скрестив руки на груди, и смотрел на него, как, наверное, смотрел бы на новую лошадь, определяя её пригодность или непригодность. Ричард вытянулся по струнке напротив. — Кому вы служите, Ричард Окделл? — Талигу и его королю, — ответил Дикон, надеясь, что голос не подводит. — Под этими словами вы подразумеваете Олларов? — Да, эр маршал. Наверняка Алва прекрасно знает, что он думает об Олларах, Талиге и Талигойе… Но сейчас-то Ричард Окделл действительно служит им. — Ещё кому? — продолжил спрашивать Алва, не меняясь в лице; с таким же ледяным спокойствием он отдавал приказы накануне начала кампании. Дикон поймал себя на мысли, что этот человек кричать не станет, но ему и не нужно… — Моему господину, — продолжение напрашивалось само собой, — и вам, эр маршал. — Рад, что вы это понимаете. Ваш господин наверняка не раз говорил вам следить за своим лицом, так вот подтверждаю: на нём и впрямь всё написано. Ответ, конечно, очевиден, но всё же: выскажите вашу основную претензию к моей персоне, здесь и сейчас. Какой замечательный приказ — давай, скажи, почему ты меня ненавидишь! И что за это будет? Ричарду хотелось верить, что ничего смертельного… С другой стороны, а то Алва не знает, из-за кого жизнь в Надоре пошла под откос! В зеркало же наверняка смотрел! — Время, юноша, — напомнил Рокэ. Интересно, насколько сильно он устал за последнюю неделю — хватит на убийство чужого оруженосца?.. — Вы убили моего отца, — выговорил Ричард. После всех многочасовых выволочек от Марселя он наконец уяснил, что про Великую Талигойю здесь лучше даже не заикаться. Никто не оценит, особенно, надо полагать, Первый маршал Талига. — Да, — согласился Рокэ, — дуэль подразумевает некоторые убийства. Неожиданно, правда? — Это было нечестно! — воскликнул Ричард и только потом вспомнил, что этого делать не стоило. Что ж, сказал «а»… — Отец хромал и не мог увернуться от… — От чего же ваш дражайший батюшка не мог увернуться на линии? Не может быть. Этого просто не может быть. — Только не говорите мне, — поморщился Алва едва ли не с сочувствием, хотя это, конечно, померещилось, — что вы не знали. Может, объяснить, что такое эта линия и чем её запивают? — Я знаю, сударь, — пробормотал ошарашенный Дикон. При такой расстановке у отца был шанс на победу и… Святой Алан, это и впрямь честно. — Но мне никто никогда… — Поверьте, юноша, большая часть столичного дворянства ничего от вас не утаивала: наверняка вы просто не спрашивали. Никакого секрета в этом нет, пожалуй, один граф Штанцлер мог приврать в свою пользу и в пользу вашей Талигойи, о которой вы, к слову, замечательно промолчали, я это оценил… Ричард молча смотрел на убийцу своего отца и не знал, что ему теперь сказать. Неужели Алва задержал его для того, чтобы рассказать правду и… извиниться?! Это было так непохоже на всё, что Дикон о нём знал! — Окделл, нет, — внезапно сказал Рокэ, прямо как Марсель несколько дней назад. — Не смейте пялиться на меня, как на Святую Октавию. Если больше никто не нашёл в себе сил поговорить с вами по душам, не надо считать, что мне это доставило большое удовольствие. Но это всяко лучше, чем ваше выражение лица наёмного убийцы всякий раз, когда я прохожу мимо. Свободны. — Эр маршал! — Свободны, Ричард Окделл. Мы выходим на рассвете, комнату для ночлега вам покажет Хуан. Дикон тихонько прикрыл за собой дверь и только теперь выдохнул. Руки дрожали, ноги тоже, хотелось выпить и переосмыслить эту жизнь. При одной мысли о том, что правда и ложь снова поменялись местами, Ричарду стало нехорошо. Создатель, скорей бы уже на войну!..***
— Не стреляйте, эр маршал! — провозгласил Марсель, выставляя перед собой бутылки в качестве щита. — Мы с миром! — А точнее, с «Чёрной кровью» и без Окделла, — хмыкнул Эмиль, очень хорошо устроившийся за спиной Марселя. Рокэ посмотрел на них, как на безнадёжных идиотов, и махнул рукой, что означало «заносите, Леворукий с вами». Вообще-то он говорил, что вечером все дружненько выпьют и лягут спать, но Марсель не особенно надеялся на хорошую концовку драмы с Ричардом. Как ни странно, все были живы, у ребёнка на лице даже нарисовалось великое прозрение. — Ли заедет проводить, — доложил Эмиль, бодренько разливая вино по бокалам. — Его же пропустят, ты там охрану во дворе не выставил против кардинала? — Пропустят, — меланхолично отозвался Алва, забирая бокал. Марселю не терпелось пошутить, но он держался. К сожалению, Савиньяк уходить не собирался, ну и ладно. — Я был прав? — нетерпеливо спросил Эмиль, пристраиваясь на краю стола. — Окделла дуэль смущала? Я так и подумал! Когда мы с ним болтали на стрельбище, было у меня подозрение, что ему половины не рассказали… И наверняка специально. — Эмиль, ты в кого такой защитник молодёжи? — не выдержал Марсель. — Я, конечно, рад, что не один подстраивал эту легендарную беседу, но… — Нормальный парень, — упрямо сказал Савиньяк. — Просто слишком впечатлительный, вот и наслушался всякой дряни. — Ха, знаешь что? Ты с ним два раза разговаривал, а я — каждый день, и поверь мне… — Марсель, ты мог бы и не трепаться с оруженосцем по пять часов в сутки, а потом жаловаться, что он тебя достал! — Я не мог бы! — возмутился Валме, жестикулируя полным бокалом перед лицами собеседников, пока Рокэ не дёрнул его за рукав. — А, прости. Нет, правду говорю, если бы я мог молчать — может, я бы и молчал… Зато посмотрите, какие результаты! Клянусь чётками Квентина Дорака, что Окделл передумал вызывать на дуэль Первого маршала Талига… — А он собирался? — и, не дождавшись ответа, Эмиль снова повернулся к означенному маршалу: — Ну, что скажешь? Нормальный же… Рокэ ничего не сказал, но очень красноречиво зажмурился и залпом прикончил бокал, потянувшись наполнять следующий. Марсель не стал смеяться только потому, что был прямо и косвенно повинен в происходящем. — Зато, — не удержался Валме, — обошлось без жертв сексуального насилия. — Не понял, — нахмурился Эмиль. Виконт вытаращился на него, потом перевёл взгляд на Рокэ, потом не выдержал и заржал. — Так, вы не расходитесь, я как раз схожу за братцем… Только скажите сразу, кто пострадал? — Пострадал Эгмонт Окделл, — вмешался Алва. — Я бы даже сказал — смертельно… Иди отсюда… Заинтригованный Савиньяк отправился за вторым, ещё не заинтригованным. Марсель сразу перешёл в атаку: — И не надо ничего мне говорить, ты всё это сам затеял. — Я и не собирался, — пожал плечами Рокэ. — Прекрасно помню. Предлагаю выпить за неожиданно раскрывшийся в тебе менторский талант… — Неожиданно? — недоверчиво переспросил Валме, звякая бокалом. — Не этого ли ты добивался с самого начала? — Драматичных разговоров с Окделлом в моём кабинете? Конечно, нет. — Всего остального. И ведь, между прочим, сам мог бы взять и вправить мозги… — Делать мне больше нечего. — А мне?! — Вы друг на друга благотворно влияете, — не без издёвки ответил Алва. — Ты воспитываешь юношу, юноша воспитывается, разве не идиллия? — Знал бы ты, каким трудом… — Каждую неделю выслушиваю, каким трудом. А насчёт «сам»… Допустим, взял бы, мы бы по причине родовой вражды решительно не понимали друг друга годик-полтора, а потом этому сокровищу пришла бы в голову идея мести, и оно бы меня жизнерадостно отравило. Я же не идиот. — Воистину, — согласился Марсель. — Да ну тебя, ужасы какие-то рассказываешь, я почти поверил… Давай лучше придумаем, как поинтереснее рассказать Савиньякам про разврат.