Падение Дома Белого Лиса

      В помещении было холодно, но сухо, оно освещалось несколькими факелами и множеством заговоренных кристаллов, которые стояли по всему периметру. На огромном ритуальном камне, украшенном витиеватыми рисунками и магическими рунами, возлежала Адалина. Ее стройный стан был облачен в белое платье с серебряной росписью на корсете и по юбке, подол и плечи были окаймлены мехом песца. В этом платье ее Величество выходила замуж, в нем же она была на празднестве в честь рождения детей и в этом же самом платье для торжеств ее проводят в последний путь. Ее яркие рыжие локоны даже в тусклом свете подземелий горели пламенем, лежа волнами на хрупких плечах, контрастируя с белой тканью. Лицо хранило маску серьезной задумчивости и сосредоточенности — смерть застала ее в момент сложной думы, но воплотить ее в жизнь она не успела. Неизвестная болезнь оставила на ней свою печать, отчего кожа на шее и руках отливала серостью. — Все почти готово, господин, — поклонился вошедшему целитель, отходя от ложа почившей королевы. — Хорошо, — кивнул в ответ Лейф, подходя ближе к телу матери. Именно такой он помнил ее. Мама редко расслаблялась, а улыбка ее была подобна лучам солнца в пасмурный день. Нет, она любила их, своих детей и мужа, но мысли ее всегда полнились множеством проблем, которые ей необходимо было решить. Лейф подошел вплотную к ней и сжал холодную ладонь, покоящуюся у нее на животе. — Все будет хорошо, мама, — произнес он со слабой улыбкой. — Тебе не о чем переживать.       Лейф склонился над ней и коснулся губами ледяной кожи руки, оставляя на ней последний знак уважения и любви. — Вечером мы попрощаемся с ней, — строго произнес он, продолжая нежно держать ее за руку. — Не опаздывайте. Все должно быть подготовлено вовремя. — Слушаюсь, господин, — ответил лекарь, вновь отвешивая поклон наследнику престола. Тот внимательно смотрел в лицо покойной, но вскоре отвернулся и поспешил уйти прочь. Ему больше нечего здесь делать — он отдал последний сыновний долг. Его любовь к родительнице была велика, но отпустить ее он мог, тем более в этом была необходимость.       Адалину не вернуть. Ни один жрец, даже стоящий подле Бога, не мог бы ее вернуть в этот мир.       Шаги Лейфа гулко раздавались в коридоре. Он поднимался выше, к центральным помещениям поместья, в которых сегодня располагались высокие гости. Совет Домов собрался по трагическому случаю, чтобы попрощаться с женой короля. Не все ее любили. Не всем было на руку, что она вмешивается в дела страны. Но все отмечали ее силу духа и потрясающий ум, а потому относились с огромным уважением, и именно оно и клятва королю заставила сегодня Глав Домов собраться вместе.       Огромный торжественный зал встречал тихим шлейфом размеренных разговоров и теплом от нескольких каминов, которые согревали зал. По краям были расставлены большие дубовые столы, вокруг которых располагались массивные стулья с подлокотниками, обитые бархатом и вырезанными на спинках символами королевского Дома. — Лейф, мальчик мой, — громко поприветствовал лорда полный мужчина, поднявшийся с ближайшего места. — Прими наши глубочайшие соболезнования. Ваша матушка была великолепной женщиной. Для нас ее смерть — невероятная утрата. — Благодарю за такие слова, ярл Мокша, — уважительно склонил Лейф голову перед главой чужого Дома. Ему было около пятидесяти лет, это был тучный мужчина с сияющей лысиной, небольшими глазками и широкой улыбкой, от которой тянуло добротой и учтивостью, — он больше походил на пекаря или ремесленника, чем на главу великого Дома. — Вашему отцу наверняка нелегко приходится, — продолжил учтиво Мокша, пригубив вино из кубка. — Для него госпожа Адалина была богиней. Кстати, а где он? — Ему несколько нездоровится, он придет на сами похороны, — немного напряженно ответил Лейф, всеми силами стараясь скрыть страх за любимого отца, который с самого утра не мог подняться с кровати, как в бреду ведя беседы с женой, будто она сидела рядом с его постелью. Ни на чьи слова Харальд не обращал внимания, оставаясь вместе с любимой где-то по ту сторону. — Вот как. Славно-славно, — произнес Мокша, не обращая внимания на чужую нервозность. — Я смотрю, не все еще прибыли. — Да, утром, незадолго до вас, прибыл ярл Убалду, — с энтузиазмом ответил Лейф, радуясь смене темы. — Около часа назад прибыл ярл Бенс. Ярл Гоито предупреждал, что может задержать в пути. Сами понимаете, погодные условия нынче сложные и затрудняют долгие поездки. — Да, весна нынче не жалует нас теплом, — ответил Мокша. — В этом году будут поздние посевы. Остается только молиться Багровому Кабану, чтобы он подарил нам славный урожай, несмотря на немилость природы.       Лейф прекрасно осознавал озабоченность лорда погодой, в конце концов, именно в его владениях была большая часть сельскохозяйственных угодий, которые кормили почти всю страну, но в условиях их встречи, нельзя было думать, что это лучшая тема для разговора. Но Мокша был простым человеком, с простыми и легкими чувствами. Зачастую возникало ощущение, что тот не умеет ни злиться, ни печалиться, хотя и полностью оптимистом его нельзя было назвать. — Мой господин, — прервал этот разговор слуга, настороженно глядя на Лейфа, будто ожидая его гнева, но тот наоборот был рад прервать эту беседу без особого смысла. — Прибыл лорд Ерианус. — Благодарю, — отпустил слугу Лейф, отвешивая поклон Мокше. — Прошу прощения, но мне надо покинуть Вас. — Да-да, дорогой, я все понимаю, идите, — легко отпустил лорд своего собеседника, возвращаясь к своему столу, за которым его ждала свита. Лейф проводил его взглядом, ощущая какую-то смуту в душе. Он не мог понять чувств и мыслей господина Мокши. Тот казался простым и ясным, но непонятно было, что скрывалось в глубине. Была ли эта доброжелательность очередной умелой маской? Или, правда, все для Мокши так легко и просто?       Лейф устало вздохнул, направляясь к главному двору, куда прибыли новые гости. Он в очередной раз получал доказательства, что политика для него несколько затруднительна. Но ему необходимо в этом как можно быстрее разобраться, минимум чтобы продержаться до возвращения отца в строй. У него не было сомнений, что, будучи сильным вождем, родитель оправится и вновь возглавит страну.       Внутренний двор полнился людьми — собственными слугами и прибывшими гостями. Всадники спешивались, отдавая поводья ожидавшим конюхам, которые тут же уводили лошадей в приготовленные стойла. С прекрасного породистого серебристого жеребца спешился особенный всадник. Он был одет в кажущиеся легкими цветные одежды, на плечах лежал переливающийся пурпурный плащ с узором мелких сияющих чешуек, которые ловили даже самые тусклые лучики солнца. Седые волосы обрамляли худое острое лицо, с глубокими шрамами морщин. — Приветствую Вас, — почтенно склонил голову перед всадником Лейф, боясь сталкиваться взглядом с ним. — Как жаль, что столь грустное событие столкнуло нас, — ответил он, отвечая не менее учтивым поклоном. — Мир потерял удивительного человека. Но ни одни слова не смогут утешить Вас и Вашу семью. — Благодарю за понимание, — произнес Лейф, все же поднимая глаза на чужое лицо. Болезненно бледное, с широкими шрамами вдоль скул и с обесцвеченными глазами, которые несколько лет назад прекратили видеть. Однако это не мешало правителю чувствовать мир и руководить людьми. Эту удивительную способность многие списывали на связь Ериануса со жрецами, к которым в юности он уходил на обучение. Хотя оно не продлилось долго, но определенно некоторые знания глава Дома Пурпурного Змея заполучил. — Нет новостей о Вашем брате? — поинтересовался Ерианус, будто внимательно оглядывая собеседника, сканируя белесыми глазами. — Пока нет, — ответил Лейф, неуютно ежась от ощущения мертвого взгляда на коже. Лорд несколько мгновений молчал, продолжая смотреть в пространство, которое было не доступно никому из здесь присутствующих. — Думаю, это ненадолго, — задумчиво произнес Ерианус, кивая самому себе, вновь заставляя Лейфа внутренне содрогнуться. — Прошу Вас пройти в поместье. Комнаты для Вас уже приготовлены, — учтиво отозвался молодой наследник. Глава Дома молча кивнул и прошествовал вместе со свитой, принимая помощь местных служащих. Лейф тяжело вздохнул, отгоняя от себя неприятное ощущение от встречи с Ерианусом. Его присутствие всегда напрягало, потому что от него веяло некой тайной и опасностью, скрытностью.       Кольца змея всегда хранят опасность, потому что из них готова выскочить голова с острыми клыками, хранящими смертельный яд.       Лейф перевел дыхание и поправил наручи. — Есть что-то еще? — спросил строго он у семенящего рядом слуги. — Пока нет, господин, — откланялся тот. — Хорошо, — ответствовал Лейф. — Я буду в кабинете отца.       Со дня смерти матери рабочая комната короля перешла к старшему сыну, который проводил в ней все дни, занимаясь работой, которая ему не принадлежала, но перешла по наследству раньше времени. Но Лейф продолжал себя уверять, что это ненадолго, что отец сможет вскоре вернуться на свою должность.       Кабинет встречал привычным запахом книг и древесины, а также жжеными свечами. Стол был завален письмами и бумагами. Адалина была бы недовольна такой неряшливостью. Она всегда чтила порядок, считая, что чистота в окружении способствует чистоте и ясности ума. Они бы ему сейчас были кстати, потому что внутри бушевал хаос, а мысли походили на клубок ниток. — Выглядишь потерянным, — послышалось откуда-то сбоку. Лейф вытащил припрятанный кинжал и направил его на неожиданного посетителя, который мог оказаться врагом. Но первый взгляд на него заставил счастливо рассмеяться, прикрыв ладонью глаза. — Ты как здесь оказался? — произнес Лейф, снимая рукой с лица усталость и напряжение, пряча оружие обратно. — Я вырос в этом доме. И знаю все входы, выходы и тайные коридоры. Кстати, пора все менять, — ответил юноша, подходя к Лейфу. — Рад, что ты вернулся, Кеннет, — заключил он брата в медвежьи объятья, сжимая до хруста костей. Именно его он ждал, как Божественного чуда. И оно свершилось.       Кеннет мало изменился, и, к великому счастью, Лейф не заметил на нем признаков увечий, привычных для жрецов. Ярко рыжие волосы опустились до лопаток, в них были вплетены странные нити и растения с перьями. Голубые ясные глаза смотрели как всегда в глубину, пронзая ледяными иглами. При более внимательном осмотре Лейф заметил шрамы в уголках глаз, которые делали взгляд более хитрым и выразительным, в ушах, по мочке и вдоль хряща, был выведен узор шва. Он провел по нему большим пальцем с великой осторожностью, будто боясь причинить боль. — Все в порядке, старший брат, — произнес Кеннет, слегка улыбаясь. — Это не самое болезненное, что со мной было. — Как ты? — спросил рвано Лейф. — Ты о моем учении или о том, что заставило меня вернуться? — мрачно спросил младший. Его взгляд потемнел от внутренней печали, которая затапливала сердце. На секунду Лейф увидел то же отчаяние, что было и у Харальда, и боялся, что брат может превратиться в такую же тень. Он вновь сжал Кеннета в объятьях. — Нам нужно жить дальше, — произнес тихо Лейф, зарываясь пальцами в яркие волосы, избегая сложных плетений. Он почувствовал, как пальцы брата вцепились в его одежду, ища поддержку и помощь. — Кеннет, я рад, что ты со мной и отцом в такое сложное время. — Прошу, не зови меня так, — ответил младший брат, вырываясь из чужих объятий. — Я принял другое имя. Теперь меня зовут Иштлильшочитль. Я отказался от старого имени, принимая с новым новую жизнь вместе с возможной силой и знаниями. — А как же мы, твоя семья? — недоуменно спросил Лейф, во все глаза глядя на брата. Тот тяжело вздохнул и отвернулся, подходя к огромному окну, выходящему на внутренний двор. — Ты отрекся и от нас? — Прекрати, Лейф, — строго ответил Иштлильшочитль. — Это моя жизнь, а не ваша. Вы с отцом перечеркнули мою жизнь внутри Дома. И я принялся ее искать вне его. Я только начал идти по этому пути, но не хочу с него сходить. — Значит, ты оставишь нас в грядущей войне? — вздохнул Лейф, подходя к жрецу. — Меня и здесь не должно было быть, — грустно усмехнулся он. — Нам нельзя вмешиваться в развитие страны. Мы отзываемся на ваши просьбы, но требуем плату и сами платим нашим Богам своей кровью, плотью и духом. Но сейчас… я готов платить, чтобы проститься с мамой.       Он замолчал, опуская голову, жмуря глаза. Плечи дрожали от подступающих рыданий. Его скорбь была сильнее, чем у самого Лейфа, и была похожа на то, что захватило отца. Только нельзя допустить, чтобы она захватила и Кеннета. Чтобы тот не говорил, но брат отказывает признавать его новое имя. Нет, он только Кеннет — его дорогой младший, которого еще в детстве он пообещал оберегать, но не смог этого сделать. Лейф сжал его плечо. — Я с тобой, — произнес он. — Мы справимся. Вместе.