Падение Дома Белого Лиса

      Перед лицом Харальда мелькали люди, которые что-то ему говорили, но все проходило мимо него. Взгляд стал пустым и безжизненным, будто у мертвеца. Он дышал хрипло и редко, отчего создавалось впечатление, что каждый вдох дается ему с огромным трудом. Его пальцы вцепились в локоть сына, который стал его единственной опорой. — Уведи меня, уведи меня, — хрипло повторял себе под нос Харальд, безвольно покачивая головой из стороны в сторону. Лейф бросил пару коротких извинений стоящим поблизости ярлам и еще более кратко отдал приказания слугам, и повел отца в его покои. Тот сильно хромал, припадая на правую ногу, которую в одной из битв едва не потерял. Однако Адалина смогла его мотивировать подняться и продолжить сражаться одним лишь тем, что ждала супруга дома.       Сейчас Харальда никто не ждал. Его комната стала холодной и пустой, будто склеп, хотя камин топился, чтобы температура помещения была оптимальной, и служанки постоянно прибирались. Харальд почти ползком добрался до постели и рухнул на нее без сил, тяжело дыша, будто не сотню метров прошел, а много километров. Раньше это было такой мелочью для сильного мужчины, что сейчас было больно смотреть на такую невероятную для него слабость. Лейф выгнал из покоев отца всех слуг, самостоятельно помогая тому снять одежду и лечь спокойно в кровати.       Харальд продолжал что-то бормотать под нос, еле шевеля сухими губами. Слов было больше не разобрать, они тонули в мысли, а точнее в том, что от нее осталось. Лейф устало опустился на стул рядом с отцовской постелью и зарылся пальцами в собственные волосы. Когда перед самым погребением Харальд поднялся решительно на ноги и самостоятельно переоделся к ритуалу, грозно рыча на крутящихся рядом слуг, то у Лейфа зародилась надежда, что тот оправился от потрясения. Отец сурово смотрел на сына, когда он неловко предлагал помочь, и твердо вышагивал по коридорам, хотя хромота и была заметнее прежнего. Он смог поприветствовать Совет и твердо стоял на похоронах.       Но огонь посмертного костра сжег и остатки сил и воли павшего короля.       Лейф держался, чтобы не позволить слабости затопить его, хотя мелкая дрожь захватила пальцы. Он часто дышал, сдерживая жалкие всхлипы в груди. — Все так плохо? — послышался тихий голос. Его Лейф мог узнать из тысячи, как и наглую манеру входить без стука. — А ты как думаешь? — прохрипел он почти зло в ответ, скрипя от собственного бессилия зубами. — Посмотри на него — это не наш отец. Это старик, который стоит одной ногой в могиле. Я… это даже хуже, чем тебе видеть труп матери!       Лейф последние слова буквально выкрикнул, не стесняясь отца, который не слышал их, находясь полностью в себе. Горячие слезы все же хлынули по щекам, а вой вырвался из груди. Он вцепился пальцами в волосы, будто стараясь снять скальп, чтобы облегчить ту боль, которая терзала все внутри. На очередном судорожном вздохе в нос ударил запах дыма и смеси различных трав, а поверх собственных ладоней легли чужие, более тонкие и прохладные, освежающие, как морской ветер в жару. Лейф обвил руками тонкое, по сравнению с его, тело брата, утыкаясь лбом ему в живот, цепляясь пальцами за одежду на спине. — Ты ведь тоже уйдешь, — бормотал он, между болезненными вздохами. — Ты оставишь меня разбираться, как и все они!       Кеннет ничего не говорил, молча запуская пальцы в черную шевелюру, медленно, ласково проводя по ней вновь и вновь, снимая чужую боль, как паутину, серебряной сеткой упавшей на голову. Он тихо напевал мелодию колыбельной, которую мама привезла им из родной страны, когда вышла замуж за Харальда. От этой песни всегда веяло чем-то сказочным и легким, как от перезвона маленьких колокольчиков и весенней купели. Ни Лейф, ни Кеннет не могли никогда запомнить слов, но мелодия напрочь закрепилась в памяти, как символ спокойствия, уюта и защиты, которые им дарила в детстве мама своими объятьями. — Не уходи, Кеннет, — шептал Лейф, сильнее сжав брата. — Не сейчас. Ты нужен нам. Ты нужен мне.       Легкие прохладные пальцы медленно очертили влажные скулы, а после их место заняли ладони, которые приподняли ласково и ненавязчиво голову, а после лба коснулись горячие, слегка обветренные губы, заставляя жмурить от захватившей нежности глаза. — Я останусь, — тихо ответил он, опускаясь на колени перед братом, чтобы заглянуть в его темные глаза. — Ненадолго, но я останусь.       Лейф повторил жест Кеннета и положил свою ладонь ему на щеку. Большой палец едва коснулся ставшего почему-то ярче шрама, прочерчивая его от широкого края у самого глаза до тонкого разреза на виске. Лейф подался вперед и прижался лбом ко лбу брата, как часто они делали в детстве, давая друг другу маленькие глупые обещания. — Спасибо, — улыбнулся он, заглядывая в голубые ясные глаза, в которых смешивались искорки радости и синева грусти. — Только… для меня ты все равно Кеннет. Я не признаю твоего нового имени. — Пока я здесь, можно сделать исключение, — глубоко вздохнул он, устало прикрыв глаза и поднимаясь на ноги. — Только это первый и последний раз. Когда все завершится — я уйду раз и навсегда. — Видимо, я не могу с этим ничего поделать, — грустно усмехнулся Лейф, вставая вслед за братом, похлопав того по плечу. Ответом ему была несмелая улыбка.       Кеннет решился подойти к постели отца, который все также лежал живым трупом, продолжая слабо дышать и лепеча какие-то монологи из прошлого. Сын прикоснулся к морщинистой дрожащей руке отца, но неожиданно он хватил тонкое запястье, с удивительно силой сжимая, тяня на себя. — Адалина! Адалина! — хрипло закричал Харальд, широко раскрывая глаза, уставившись на Кеннета. Тот начал вырываться, испугавшись резкого безумства родителя, который, кажется, готов был сломать ему руку. Лейф ринулся к ним, за плечи насильно укладывая отца обратно на простыни, но тот метался, продолжая выкрикивать имя жены. — Харальд, это я, успокойся, — попытался достучаться Кеннет, чуть повысив тон голоса. Тот замер, тяжело дыша, все с тем же безумием вглядываясь в юношеское лицо, а жрец опустил руку на седую голову, медленно проводя по волосам. — Это я, дорогой. Отпусти меня, ты делаешь мне больно.       Спокойный мягкий голос, копировал интонацию покойной королевы, и, видимо, он успокоил раненный рассудок мужчины. Его пальцы разжались, и рука безжизненно упала на постель. Лейф смог мягко уложить отца обратно на кровать. — Адалина, не уходи больше, — прохрипел Харальд. — Не уходи. — Я здесь, не бойся, — улыбнулся ласково Кеннет, дрожащими пальцами доставая из внутреннего кармана маленький пузырек. Свободной рукой он сжал трясущуюся руку отца, который снова впал в бред, продолжая повторять, как молитву, просьбу к матери не оставлять его. — Открой рот, пожалуйста.       Харальд замотал головой, плотно сжав губы, отказываясь слушать мягкий голос Кеннета. Тот направил умоляющий взгляд на брата, и Лейф, кивнув, зафиксировал голову отца, помогая раскрыть ему рот. Жрец вылил немного жидкости из бутылочки, следя, чтобы мужчина проглотил, если не все, то большую часть. — Выпей, выпей. Вот молодец, — почти как с ребенком ворковал Кеннет, поглаживая морщинистую руку, когда Харальд зашелся кашлем. Через полминуты его дыхание стало более размеренным, а веки тяжело опустились, и король погрузился в сон. — Что это? — тихо спросил Лейф, кивая на пузырек, который Кеннет быстро спрятал обратно. — Просто ромашка и пустырник, — отмахнулся равнодушно он, поправляя завязки на рукавах, незаметно растирая ноющее запястье, и сам восстановил дыхание. — Это все…       Старший резко отвернулся, чтобы больше не видеть тело отца и не отвечать брату. Тот правда был похож на покойную, но не настолько, чтобы так легко их спутать. — Отец потерял рассудок, — произнес вслух Кеннет, безжалостно растаптывая последнюю надежду. — И только чудо может это исправить. — Я считал чудом твое возвращение, — серьезно произнес Лейф, прожигая младшего взглядом. — Но ты здесь и мог бы… — Моя сила не настолько велика, — покачал головой Кеннет, рубя мысль брата на корню. — И ни один тламатиниме и даже тлакатекухтли, наш верховный жрец, не сможет помочь.       Лейф прикрыл глаза ладонью, чувствуя, как новая волна отчаяния подступает к горлу.       У них умерла мать, а теперь и умер отец, при этом оставаясь рядом с ними. — Никто не должен об этом узнать, — сурово произнес он, тяжело вздыхая. — Но долго скрывать это не удастся, — справедливо заметил Кеннет. — Тем более надвигается война. От нас потребуют присутствие короля. — Войны пока можно избежать, — чуть громче произнес Лейф. — Войска врага стоят у границы с землями ярла Гоито, и их корабли вошли в наши воды, но еще можно провести переговоры. Если не удастся договориться, то можно хотя бы оттянуть момент. — Нас все равно вынудят к сражению, — покачал головой Кеннет. — Отца вынудили пасть в такое сложное время… — Что ты хочешь сказать?..       Жрец поднял глаза на брата, и того пробрала дрожь — взгляд отличался от обычного, в нем появилось что-то неземное, неестественное. На него смотрели ярко-голубые глаза зверя. — Нашу мать убили, — безэмоциональным призрачным голосом произнес он, создавая напряженную тишину между ними. — Что… ? — договорить Лейфу не дали. В дверь раздался глухой стук, и пугающее таинство момента рассеялось. — Господин, вас ждут гости, — произнесла служанка по ту сторону. — Да, сейчас спущусь, — отозвался наследник, глядя на брата. — Иди, — кивнул тот. — Я спущусь чуть позже. Все-таки мне нужно заявить о своем возвращении. Только надо переодеться.       Лейф качнул головой, соглашаясь, и сделал шаг за порог, бесшумно прикрывая дверь.