Падение Дома Белого Лиса

      После третьего кубка вина разговор за столом медленно перешел другое русло. Расслабившиеся Главы уже перестали держать траур, будто забыв, какое печальное событие собрало их под сенью королевского Дома. Тихие печальные разговоры о покойной королеве постепенно переходили к насущным, волнующим бытовым вещам или же к чему-то веселому и легкому.       Ярл Мокша, начавший пить раньше остальных, уже был весь порозовевший, глаза его, от постоянной улыбки ставшие совсем маленькими, потерявшимися на широком лице, хмельно поблескивали, прожигая взглядом служивших у стола девушек. Он позволял себе распускать руки, приобнимая или хватая их, но не пересекая черты дозволенного — в этом Доме не принято легкое поведение служанок и привлечение их для удовлетворения своих плотских желаний. У самого Мокши в служении были подобные девушки, и он с радостью предлагал своим гостям воспользоваться их услугами. Харальд никогда не приветствовал подобное, но не запрещал Главам делать в своем Доме то, что они хотят, если это не нарушает договора Совета.       Ярл Бенс опьянел не менее быстро, чем Мокша, но только потому, что пил, как в последний раз, выпивая чуть ли не в два раза больше, чем остальные. Его физическая сила позволяла. Внешне он походил на Бога, который покровительствует их Дому — Алого Медведя. Это был высокий, два метра ростом, мужчина, с широченными плечами и мощными руками. Его лицо пересекали три широкие полосы ярких шрамов, которые, по разговорам, ярл получил на охоте, сражаясь голыми руками со зверем. У него были вьющиеся длинные волосы теплого каштанового цвета, которые всегда были ужасно спутаны и грязны, и собраны в высокий хвост; виски он всегда тщательно выбривал, но оставлял бакенбарды, которые спускались по подбородку, сливаясь с густой короткой бородой, слегка рыжеватого оттенка. Бенс не стеснялся быть очень громким, говоря так, будто медведь в лесу ревел, и почти в каждом слове слышался гнев и рычание, хотя посыл был совершенно другой.       Убалду, которому не посчастливилось быть его соседом, уже смирился, что его слух заметно ухудшится за этот вечер. Пожалуй, это был единственный ярл, кто искреннее сочувствовал и проживал это горе. Убалду и Харальд чуть ли не росли вместе, они проживали вместе все войны и сражения, не раз и не два подставлялись под удар, предназначавшийся другому. Дом Бурого Волка стал ближе всего к королю, и это могло бы вызывать ненависть и зависть, но никто не смел стать против крепкой мужской дружбы. Убалду был с другом и в горе, и в радости, ему Харальд доверил наставничество над старшим любимым сыном, веря, что тот научит Лейфа доблести и верности, которую так ценил в Главе Дома Бурого Волка. Сам наследник считал, что Убалду втайне был влюблен в Адалину, хотя брат, хитро усмехаясь, говорил, что это маловероятно. Однако глубокая печаль изуродовала красивое бледное лицо воина, старя его, правда, не настолько сильно, как вдовца, но морщины разрезали лоб, искривляя тонкую полосу шрама рассекающего его вдоль. Зеленые глаза, цвета весенней молодой травы, потускнели, внешне напоминая болотистую тину, а короткие светлые волосы были встрепаны от того, что ярл постоянно ерошил их сухими мозолистыми руками.       Кто вот точно был эмоционально нейтрален, так это Ерианус, скромно сидящий рядом с задумчиво-напряженным Лейфом. Глава Змеиного Дома не вступал ни с кем в разговоры, но вполне дружелюбно отвечал на задаваемые вопросы, но вскоре к нему теряли интерес, а Ерианус продолжал молча прощупывать обстановку, прожигая окружающих белесыми глазами. Лейф каждый раз вздрагивал, когда этот мертвый взгляд касался его, будто выуживая все тайны и секреты изнутри, разрезая их по кусочкам, внимательно изучая, а потом возвращал обратно. Было страшно, что этот странный мужчина знает о брате, об отце и их тайном уговоре. А учитывая случайно брошенную фразу сразу по приезде, Лейф с ужасом думал, что Ерианус правда знает больше, чем кажется.       Снимал напряжение Гоито, который как всегда располагал к себе, лучась участием и пониманием. Он определенно тонко чувствовал людей, и мог им помочь несколькими словами. Страшное и удивительное умение, и Лейф был благодарен судьбе, что Глава Дома Черного Филина их союзник, а не враг. Хотя между Гоито и Кеннетом были всегда напряженные отношения, пусть ребенок никогда и не говорил о них напрямую, но брат, как один из самых близких людей, прекрасно знал об этом. Лейфе же считал союз с Домом мертвых одним из самых лучших и полезных. Ярл был относительно молод, по сравнению с другими ему было где-то около сорока, но отсутствие бороды и широкие скулы делали его внешне моложе. У него был выразительный взгляд теплых кофейных глаз, в котором всегда плескались разнообразные эмоции и, что поразительно, всегда своевременные и необходимые. Чем-то Гоито напоминал Лейфу Кеннета, только в младшем брате он чувствовал какую-то хитрость и малое лукавство, хотя, вероятно, это было предубеждение, связанное с их божественным покровителем. Да и Лейф просто знал, что тот способен на лукавство. А Гоито всегда был честен. — Выпьем же за нашего короля, который сейчас, увы, не с нами, — пророкотал диким ревом Бенс, поднимая целый кувшин. Он дождался реакции от остальных, сидящих за столом, и залпом осушил глиняный сосуд. Убалду недовольно поморщился, раздраженно глядя на соседа, но не выпить за здоровья друга и лидера не мог, потому опустошил свой кубок.       Остальные последовали их примеру. Лейф пил очень мало, стараясь держать чистоту разума, и он часто переводил то грустный взгляд на пустующее место короля, то выжидающий на лестницу. Он ждал брата, который явно не торопился идти к гостям, и его можно было понять — Кеннет ненавидел подобную публику и не хотел к ней возвращаться, однако обстоятельства и старший брат принуждали к этому. — Все-таки нет тени без солнца, — весело произнес Мокша. — Мы похоронили светлую Адалину, но смогли в кое-то веки собраться все вместе. Когда такое было последний раз? — На празднестве в честь конца сбора урожая, — напомнил с легкой улыбкой Гоито. — Адалина тогда подарила нам всем свой последний танец. — Да, неплохая получилась встреча, — рыкнул довольно Бенс, запихивая в рот большой кусок вяленого мяса. — Сейчас не хуже. Только жаль, что Харальд не вышел к нам. Он совсем плох? — Он вскоре оправится, не переживайте, — с уверенной улыбкой ответил Лейф, чувствуя на себе пронзительный взгляд Ериануса. — Да помогут ему Боги, — произнес он, почтительно склоняя голову. — Ваши Боги — просто выдумка, — пророкотал Бенс, вновь поднося к тонким губам кувшин. — Есть только Он, тот, кого вы все называете Алым Медведем. Остальные только выдумка.       Лейф закатил глаза, Гоито тихо рассмеялся, а Убалду недовольно поморщился. Бенс и его Дом был ярым противником чужих Богов. Он верил лишь в силу, которая правила миром, и в войну, которая управляла всем человечеством. Бенс всегда жил в состоянии войны и мог слышать других только посредством сражения. Только Алый Медведь носил знак крови, как Бог убийств, и даже Бурого Волка, Бога охоты и битв, никто из тех земель не воспринимал. — Хватит уже, — недовольно произнес Убалду, почти со злостью глядя на опьяневшего члена Совета. — Мы живем под Всевышним и его шестью наместниками. Это порядок, созданный за нас и не нами. Не смейте в него влезать. — В каких же иллюзиях вы живете, — хищно усмехнулся Бенс, подкинув руке нож. — Нет Всевышнего, кроме нашего.       Убалду медленно поднимался из-за стола, в его глазах плескалась дикая ярость, которую он готов был выплеснуть на того, кто посмел надругаться над их общей верой. Бенс довольно улыбался, видимо, только этого и ожидая, и перехватил нож за рукоять, поигрывая им. — Успокойтесь, — строго произнес мягкий голос за спинами ссорившихся. — Каждый вправе верить в свое.       Лейф поднялся навстречу брату, сдерживая довольную улыбку — хитрый брат ловкой лисицей появился перед всеми, взмахнув ярким хвостом, обращая на себя внимание. — Ты чего так долго? — прошептал он в прошитое ухо, обнимая брата в приветственном жесте. — Долго наряд подбирал, — также тихо ответил тот, отвечая на объятья, и последовал к столу, кивая всем присутствующим, шокировано замершим, в знак приветствия.       Кеннет облачился в белые одежды, подобные тем, которые были на Лейфе, что являлись торжественным одеянием для всех важных приемов. Волосы он заплел в аккуратный хвост, который скрывал большую часть ритуальных плетений, хотя те, что были вдоль висков, наоборот выделялись ярче. Лейф заметил на позвонках тонкие порезы, в которые были вшиты какие-то блестящие предметы, которые он не мог с расстояния определить — металл или драгоценный камень? Шею больше не скрывал тяжелый пушистый воротник из меха песца, и старший заметил на бледной коже яркие уродливые следы чьих-то когтей или клыков, которые пытались разорвать глотку. Лейф видел такое у одного из охотников, с которым он ездил в лес. На того однажды напал собственный обезумевший пес, который вырвал трахею, навсегда лишив его возможности говорить. — Ха, не принял тебя ваш выдуманный божок? — усмехнулся дико Бенс, откладывая в сторону нож. — Я покину вас в самое ближайшее время, — мягко ответил Кеннет, не обращая внимания на чужое пренебрежение к его вере. — Я прибыл только ради матери, чтобы почтить ее память. — Рад, очень рад вас снова видеть, юноша, — произнес Мокша. — Вы сильно возмужали с нашей последней встречи. — Благодарю вас, — склонил голову Кеннет в легком поклоне, который Лейф мог бы назвать насмешливым, но брат очень удачно ходил по краю, что, вероятнее всего, это заметил только он. — Как был мелким щенком, так и остался, — пророкотал недовольно Бенс, выхлебывая вино из кувшина. — Кому-то не дано стать настоящим воином. — Именно поэтому я и ушел к тламатиниме, — нисколько не желая спорить, произнес доброжелательно, но серьезно Кеннет, присаживаясь подле брата. — Рад, что вы смогли прервать свое обучение, чтобы присоединиться к нам, — отсалютовал кубком Гоито, посылая улыбку юнцу. Тот отразил ее, прожигая голубым взглядом, в котором Лейф четко увидел неприязнь и настороженность. — Юноша, ставший жрецом, слабее женщины, — презрительно произнес Бенс. — Всяк, кто родился мужчиной, должен пройти испытание войной и посвятить себя битве. Иных не стоит считать за людей. — Ну-ну, не стоит так нагнетать, друг мой, — миролюбиво закудахтал Мокша. — К счастью, уже с десяток лет над нами не нависает такая угроза, и не стоит ее привлекать. — Боюсь, что поздно об этом говорить, — нахмурился Убалду, посылая тяжелый взгляд Лейфу. — Корабли Ксеркса замечены недалеко от Мариенбурга. И все бы ничего, но это определенно военные корабли, и, несмотря на то, что рассекают они нейтральные воды, это прямая угроза нам. — Ксеркс? — удивленно переспросил Кеннет, заинтересованно подняв голову на ярла. — Насколько я помню, с ним уже был договор по поводу водных границ между нашими берегами. — Договор держится, — согласно кивнул Убалду. — Однако его войска провоцируют нас на сражение. — Этот юнец много себе позволяет. Однако нельзя не признать, что это не может не восхищать, — с затаенной завистью и некой гордостью прорычал Бенс. — Но с наших берегов его не было видно. Так что, может, вам померещилось. — Боюсь, это не так, — печально вздохнул Гоито. — Со стороны моря, с крепости Кастийо-дель-Сьело, тоже приносили донесения о том, что видели их корабли, а с границы постоянно докладывают, что собираются с их стороны войска. Нам явно дают понять, что грядет война.       Лейф недовольно поморщился, глядя на остальных ярлов. Те точно стремились к сражению, не видя возможности избежать его, а Бенс уже загорелся, мысленно воюя на передовой, рассекая плоть врагов пропитанным кровью мечом. Он скосил глаза на брата, который выглядел уж слишком спокойным и уверенным. Кеннет еле заметно кивнул ему, не отрывая взгляд от собравшихся мужчин, будто сканируя их. — Прежде, чем идти с оружием на перевес, стоит вначале выяснить, что на самом деле происходит, — аккуратно подбирая слова, начал Лейф, ощущая незримую поддержку брата. — Войска стоят почти у наших городов, чего тут выяснять! — стукнул мощным кулаком по столу Бенс, поднимаясь на ноги. — Надо отвечать! — Нападения еще не было, — заметил Кеннет. — Если ответим на то, чего еще не было, на эту неявную угрозу, то будет выглядеть так, что мы разожгли войну и подвели людей к смерти. Это может вызвать недовольство и разлад внутри страны, потому не стоит реагировать так остро. — Щенок, тебе право голоса не давали, — зло сощурил глаза Бенс, будто готовясь рвануть на юношу, который нагло решил раскрыть рот в противовес ему. — В этом есть смысл, — поднялся на ноги Убалду, готовый пересечь нападение. — Однако игнорировать тоже будет неправильно, — справедливо отметил Гоито. — Я уже собрал войска и они готовы ответить, но без приказа короля я ничего делать не буду.       Лейф напряженно замер, понимая одну страшную вещь — до отречения короля или его смерти, он, и тем более Кеннет, не имеет никакой силы и власти, чтобы на что-то влиять внутри страны. А такого, как Бенс, мог бы удержать только сильный вождь, способный поставить на колени даже своих подчиненных. — Прямой угрозы пока нет, — произнес Ерианус, который хранил долгое молчание. — Поэтому есть смысл пока подождать. Зима была слишком строга и жестока с нами, забрав множество людей. Наши войска заметно ослабели, и не стоит ввязываться в сражение, если в этом нет смысла. — Жалкие слабаки, — фыркнул недовольно Бенс, падая обратно на стул, понимая, что сейчас большая часть Совета принимает сторону нейтралитета и занимает выжидательную позицию. Убалду тоже опустился, понимая, что угроза отступила. — Насколько я помню, ты уже выступал, как посредник короля, — обратился он к Лейфу, дожидаясь его утвердительного кивка. — Мы можем собрать делегацию и встретиться с Ксерксом, чтобы выяснить ситуацию на границах. — Помяните мое слово, это все бессмысленно, — подал голос Бенс. — Ну, пока не попробуем — не узнаем, — миролюбиво заметил Мокша, которого военные дела в принципе не касались. — Давайте лучше выпьем за наше светлое будущее.       Слуги быстро наполнили пустующие кубки вином, и все ярлы поднялись со своих мест. Кеннет и Лейф тоже встали на ноги, чтобы поднять питье вместе со всеми. — Есть ли у нас шанс? — еле слышно спросил старший, обращаясь к единственному, в ком сейчас был уверен. — Шанс есть всегда, — прошептал Кеннет, едва касаясь пальцами руки брата. — Надо только им правильно воспользоваться.