Падение Дома Белого Лиса

      Земля под ногами неприятно чавкает, превратившись в кашу от растаявшего снега и пролитой крови. Кажется, что от ее количества почва потеряет возможность рождать и поддерживать жизнь, и позже здесь останется только черная пустыня, пустая и мертвая. В воздухе отголоском эха звучат знакомые боевые кличи полководцев Унии, которые походили на крики зверей в лесу во время облавы. В смешении с ними отдавался звон стали о сталь, клинков о клинки, которые глухо заканчивали свою песнь, вонзаясь в тела. Стоял удушливый запах погребальных костров Унии — пихта, жженое дерево и горелая плоть; отзывалась металлическим запахом, который откладывался в пазухах и на языке, кровь, впитавшаяся в кожу, в землю, в души. Небо было темно-серым, но не от приближающегося ливня, а от копоти и дыма, смешавшихся с воздухом и порывами ветра уносимыми ввысь.       Виднелся почерневший залив, в котором стояла армада военных кораблей. Их изумрудные паруса глушили редкие лучи солнца, погружая эту крошечную часть мира в могильную тьму. Вдоль побережья был разбит внушительный лагерь, над которым развевались чужие знамена.       Изумрудно-зеленые стяги с изображением черного инфернального волка, обвитого цепью и держащего в пасти боевой серп. Под зверем был вышит серебряными нитями клинописью языка Дараявахушанидов жуткий призыв, заставляющий сердце сжаться, а кровь застыть в жилах.       «Смерть — начало бессмертия».       Ветер колыхал тяжелые знамена, оживляя предвестника смерти, что казалось, будто его лапы вот-вот опустятся на пропитанную кровью землю, а серп из его пасти снесет головы людей, которые посмели противостоять ему. Ткань отчаянно билась, и этот звук походил на топот громадных лап, которые приближаются со скоростью звука.       Затем пространство сотряс вой труб.       Империя бросилась снова в атаку.       Следом раздался рев боевых горнов Унии, которые призывали воинов встать на защиту своих земель. Минуты приближения войск сжались в короткий миг, буквально момент, как вспышка молнии — и две темные волны столкнулись, заполнив тишину звуками смерти. Крики оглушали, предсмертные хрипы разрывали барабанные перепонки, песня стали проникала в сознание, раздаваясь в нем бесконечно умноженным эхом. Вновь хлынули реки крови, перекрашивающие черную землю в багряную грязь, которая превращалась в болото. И из него никак не вырваться, оно втягивает любого, кто делает в него шаг.       Сейчас в этом болоте тонут воины двух великих держав, которых отправили на смерть безжалостные правители.       Горны Унии звучат все громче, но в их реве звучит больше отчаяния, чем силы и мощи. Воины Бенса с оглушительным криком рвутся вперед, прямо на обнаженные мечи, которые пронзают их тела насквозь. Предсмертные крики звучат, как рев медведей, которые наткнулись на лес кольев. Фигура могучего ярла виднеется в мешанине тел, он возвышается над всеми, как скала, но от этого у него только сильнее кипит кровь, а в глазах ярче сияет ярость и возбуждение. На его губах оскал зверя, который жаждет убийства, его тело измазано алыми разводами, виднеются резаные и колотые раны, но он продолжает идти вперед, рассекая головы врагов одним ударом уже затупленного меча. — Он не продержится долго, — вздыхает устало Убалду, закрывая кровоточащую рану на плече, но еще крепко стоя на ногах и уверенно сжимая меч. — Его надо остановить или поддержать. — Он слишком долго жаждал крови, чтобы сейчас остановиться, — качает головой Лейф. В его взгляд закралась усталость и некая загнанность, борода спуталась и слиплась от грязи и крови, как и черные вихры волос. — Да и нельзя нам отступать. За нами Штормтор.       Убалду обернулся, направляя тоскливый взгляд вдаль. С этого места не видно белых крепостных стен и высокой тюремной башни, но каждый воин Унии чувствует свою крепкую столицу, за которую они борются, не жалея себя. Там находится сердце их страны, их оплот веры и надежды, силы и мощи. Одно упоминание о твердыне заставляет глаза воинов полыхать, а тела наполняться силой.       Лейф сжал в руке Вальтер, меч королей, чью тяжелую широкую гарду украшал оскалившийся лис, и взметнул его в воздух. — За Унию! За короля! — взревел правитель, и ему вторили сотни сильных голосов за спиной, которые слились в один поток и ворвались в сражение. Новая волна силы Унии снесла часть войск Империи, остановив их уверенное продвижение. Объединенные силы Дома Бурого Волка и Дома Белого Лиса подняли боевой дух людей Бенса, которые уже угасали под чужим натиском, но призыв короля затронул их души, и те воспряли, готовые умирать за свою родину.       Теперь с ними плечом к плечу сражался сам юный король.       Но Империя с самого начала была ведома своим правителем.       Ксеркс был воплощением инфернального волка, который нес за собой смерть и разрушения. В пылу сражения повязка слетела с лица, открывая вид на черную пустую глазницу в окружении уродливых белых шрамов. Но из этой пустоты на людей смотрел сам Дьявол, который утаскивал за собой души павших от безжалостных рук императора. Любой, кто столкнется с ним, умрет. От одного взгляда на него сердце останавливается, а тело отказывается слушаться, потому что его губами улыбается сама Смерть, с которой этот дикий монстр заключил договор.       Его взгляд полыхает синим огнем, когда Лейф возглавил наступление и ринулся в битву, взметнув в воздух знамена Унии.       Белое полотно с черными рунами, расположенными в виде перевернутого креста. Сила единства против ярости и мощи одного зверя. — Во имя бессмертия! — разносится над полем боя, как раскат грома, клич Империи, с которым черные воины прорубаются вперед, неумолимо приближаясь к Штромтору, чтобы окрасить его белые стены и взметнуть в небо изображение черного волка.       Лейф выслеживает главаря противника, чтобы обезглавить хищника и прекратить эту войну без смысла. Но его находят раньше — в тело воина вонзается стрела, пронзая насквозь плечо. Крик обрывается в воздухе, зато оглушительно звучит стук коленей о размягченную землю. Он не пытается вытащить стрелу, она продолжает торчать из его тела, когда король, тяжело опираясь на меч, поднимается на ноги, едва ли чувствуя рукоять в руке.       Но тем не менее клинок рассекает воздух, вместе с оглушительным призывом: — За Унию! За короля!       Поднимается еще больше штандартов с белыми полотнами. И на каждом из них, нижняя часть вместе с руной Хагалаз окрасилась в черный, а перекресток креста, где стояла руна Перт, пронзила кровавая полоса, как перечеркивающая линия.       Кеннет болезненно застонал сквозь зубы, чувствуя, будто тело рвали на части дикие псы. Он еле разлепил глаза, чувствуя, как слиплись ресницы, препятствуя озарению. Алая пелена стояла перед взором, уже знакомо окрашивая мир вокруг в пугающий алый. — Господин, господин, — наконец дошел до слуха взволнованный лепет с усилившимся картавым акцентом.       Кеннет сфокусировал взгляд и увидел перепуганное бледное лицо слуги, которого приставили к нему накануне. Мысли наконец начали формироваться во что-то целостное, возвращая его полностью в реальность. Картинки увиденного сражения еще стояли перед глазами, а в ушах стоял лязг оружия и боевые кличи двух государств. Но теперь это уже было напоминанием, которое навязчиво ему возвращали ежесекундно, мешая сосредоточиться на внешнем мире. — Лежите, я позову врача! — подорвался слуга, но Кеннет успел перехватить его руку и остановить. — Не надо никого, — прохрипел он, с трудом формируя слова. Во рту будто образовалась пустыня, а горло жгло от каждого вдоха и озвученного звука. Кеннет, тяжело опираясь на чужую руку, смог сесть, но голова от смены положения начала раскалываться и хотелось снова упасть обратно. — Что случилось? На вас напали? — продолжал лепетать парень, помогая господину подняться, но Кеннет чувствовал, как его трясет, а страх почти ощущался на коже. — Нет, все в порядке, — тяжело дыша, произнес лорд, устало приваливаясь спиной к стене, переводя дыхание и закрывая воспаленные от попавшей крови глаза.       «За Унию! За короля!», — продолжал звучать в голове хриплый надорванный голос брата.       «Во имя бессмертия», — вторил вместе с ним властный и сильный призыв Ксеркса. Бессвязное бормотание слуги отходило на второй план. — .я позову врача, — долетел до мутного сознания обрывок фразы. — Не надо ничего, — рявкнул раздраженно Кеннет, даже сам ощущая, что в его словах очень много истерики. — Приготовь мне ванну, чистые бинты и одежду и оставь меня в покое. — Ванна готова, но, может, только остыла, — неуверенно произнес парниша, вернув себе хоть какое-то самообладание. — Я пришел разбудить вас, чтобы пригласить к завтраку.       Кеннет с трудом открыл глаза и взглянул в окно — там действительно вовсю уже светило солнце, говоря о наступившем дне. — Придется отложить трапезу, — прохрипел сипло лорд, заходясь в кровавом кашле. Зато кровь хоть как-то смочила сухой рот. — Ванна и бинты. Больше ничего не надо. — Слушаюсь, — склонил голову слуга, подхватив пошатнувшегося Кеннета, придерживая за плечи. — Позвольте помочь.       Лорд только усмехнулся бледным рукам, прекрасно понимая, что самому ему действительно пока будет тяжело дойти.       Он прекрасно понимал, что с ним произошло, и это ощущение расцветало в душе гордостью за себя и великой благодарностью Белому Лису.       Они дошли до купален, где их встревоженными ахами и вздохами встретили девушки, которые должны были ему помочь. Кеннет отозвал их и отправил прочь помогавшего юнца, напомнив про бинты и одежду, но забыв сказать, чтобы все происходящее осталось в тайне. Когда лорд вспомнил об этом, слуги и след простыл. Без опоры было тяжело, но первая боль и усталость прошли, да и кровь стекла из глаз, немного освещая пространство. Было легче стоять, но еще свободнее стало думать. Проходя мимо зеркала, Кеннет понял, почему слуга был бледнее смерти, и даже пожалел его, мысленно извиняясь. Лицо все было в кровавых косых потеках, волосы сбоку слиплись от крови, делая его вид еще более демоническим, чем есть на самом деле. Видимо, падая, он разбил себе голову, но к счастью, рана не была настолько серьезной, чтобы из-за нее волноваться. Вся рубашка на груди и животе с заходом на бок пропиталась кровью из трех резанных ран, одна из которых точно никогда не заживет. Бледность завладела лицом, глаза были еще покрыты алой пленкой, отчего и воспалились.       Он действительно выглядел, как при смерти. Чувствовал себя аналогично.       Кеннет неловко стянул с себя липкую одежду, с болью отдирая ее от кожи. Оказалось, что помимо шрамов на груди и лице открылись еще и те, что держали камни у позвонков на шее и верхней части спины. Тряпицы бинтов полетели к ногам и были безжалостно втоптаны в пол. Шипя от боли, лорд расплел волосы, не сдержав довольного стона, запустив дрожащие пальцы между рыжих прядей.       Вода была уже не горячей, но еще не холодной, что было идеально для человека с достаточно глубокими ранами. Стоило Кеннету опуститься в ванну, как все окрасилось в розовый от попавшей крови. Влажность помещения вернула способность дышать, к тому же он окатил лицо, вымывая из глаз лишнюю влагу, позволяя себе наконец взглянуть спокойно на мир. Хоть вместо этого Кеннет блаженно прикрыл глаза.       Сегодня свершилось действительно нечто поразительное. Это было большим риском для жизни, но удача была на его стороне и пришла ему в виде слуги и вовремя вызвала с Той стороны.       Каждый бог обладает особенным умением, которое непостижимо для человека. Это высший дар Всевышнего, можно сказать, часть его самого, то, что умеет только он, и он подарил свое умение своим посредниками, а те — могли обучить особенных, посвященных людей, коими являлись тламатиниме. Ради этого, по сути, все и стремились к ним, к обучению в этой среде, чтобы заполучить способности самого бога.       Способность Лиса была несказанно ценна. И в это входило не видения Бога — это мог делать практически любой жрец, а кое-что куда более ценное.       Белый Лис умел видеть будущее. То, что скрыто за вуалью грядущего, известно проказливому зверю, который может проникнуть, куда ему вздумается, в том числе и в события будущего. И этому божество мудрости обучало своих слуг.       Кеннет мечтать не мог о том, что когда-нибудь ему откроется неизведанное, хотя и стремился к этому всеми силами. Он не понял как, но ему удалось заглянуть за пелену, чтобы увидеть то, что собственно тламатиниме уже и так знал — война неизбежна. Но ее пожар достигнет земель родного Дома вблизи столицы, к тому же ему было показано ранение брата — смертельное или нет — это оставалось загадкой. Но не только это стало новой головоломкой.       Кеннет задумчиво нахмурился, поднимаясь из воды, шипя от боли. Кровь еще проступала, и она розовыми ручейками стекала по груди, впалому животу, едва задерживаясь на бедрах, и струилась по стройным ногам.       Юноша вновь отвлекся на собственное отражение в зеркале.       В ушах еще звучал твердый властный голос императора, а потому Кеннет не мог отпустить его из своих мыслей, как и очередное их столкновение, из которого открылось еще кое-что — Ксеркс его желал. Его, несформировавшегося юнца, с лицом и телом женщины, с повадками дикого зверя.       «Вы далеки от женщины», — вспомнились вчерашние слова императора. Ага, как же! Отражение в зеркале говорило совершенно о другом. У него не было сильно развитой мускулатуры, сильных рук и широких плеч, как у любого другого воина. Шрамы на его теле были не в столь большом количестве и выглядели не следами сражений, а причудливыми рисунками украшений. Бледная кожа выдавала аристократа и человека отдаленного от физической нагрузки, она казалось нежнее, чем у большинства мужчин, хотя болезненная бледность, усилившаяся из-за большой кровопотери, могла отталкивать. Острое лицо, обрамленное вьющимися яркими, даже когда они были мокрыми, рыжими прядями, с выделяющимися глазами, которые даже сейчас умудрялись ярко сиять, также могло принадлежать милой леди, а не строптивому юноше, помешанному на самобичевании и изуродованию собственного тела. Шрамы — это единственное, что, пожалуй, могло сбить незнакомого человека с толку, если не заглядывать под одежду. Швы в ушах, ставшие совсем яркими и длинными, шрамы у глаз, виднеющиеся камни на шее — такое женщина вряд ли могла бы себе позволить, хотя те, кто не знаком с традициями Унии, могли принять, что это может быть нормой.       «Вы далеки от женщины, — звучали в голове слова Ксеркса, смешанные с его смертельным призывом. — Но это не значит, что не можете вызывать подобных чувств и желаний»       Кеннет невесело усмехнулся. Его приняли как мужчину, но все равно это не изменило того, что им хотят воспользоваться как женщиной. Он тряхнул головой, возвращаясь к более важным мыслям и, возможно, попыткам избавиться от болезненного зажима на сердце. Затягивая тугие повязки на груди, Кеннет подумал, что слишком часто он стал отвлекаться. В родной дом он вернулся только для того, чтобы проститься с матерью, но его вынудили остаться, а теперь еще и втягивали в войну, в которой его не должно быть. Кеннет даже перестал задумываться, что этого всего не должно было быть с ним. Его жизнь стала другой — он принял другое имя, отказался от прошлого и семьи ради будущего в семье тламатиниме, посвятил себя Лису и его путям, жертвуя всем, что у него есть. Но этот же самый Лис привел его брату, заставил его столкнуться с Ксерксом, показал учителей, которые прямо сказали, что ему придется сражаться.       Все противоречило друг другу, и от этого вновь раскалывалась голова. Хотя, вероятно, это было предупреждение от бога, чтобы Кеннет не пытался думать об этом, а просто шел по указанному пути.       В конце концов, это дало ему возможность увидеть будущее.       Кеннет вспоминал картины увиденного, задумчиво облачаясь в легкие одежды. Все было четким и ясным, не как сны или привычные видения, а как прожитый день, при чем прожитый настолько ярко, что и в старости он мог бы вспомнить все его подробности. Запах, звуки, ощущения на коже и все увиденное — все органы чувств были захвачены этим новым видением, что все казалось невероятно реальным.       Но тем не менее не состыковки с реальностью были.       Кеннет ринулся обратно в предоставленные покои, ощущая, как силы постепенно возвращаются к нему. Он не стал тратить время на омовение настоями и ритуальные плетения. Попав обратно в комнату и закрыв за собой плотно дверь, юноша достал из сумки с привезенными вещами сложенное небольшое полотно и тканный мешочек. Он расстелил грубое темно-синее сукно перед собой, аккуратно его расправляя от складок, и высыпал из мешочка содержимое на него. С тихим стуком на пол упали камешки с изображением рун.       Это, пожалуй, единственное, что младший сын с благоговением и почтением принял от отца. Испокон веков в их роду руны были важной частью существования. Письменность, вера, мышление, история — все было в этих знаках, и долгом любого члена их семьи было сохранить великое наследие. Дом Лиса все свое существование пользовался рунами и, став королевским Домом, возглавившим страну, внес знание рун и в систему других Домов, а их изображения появились на стяге государства.       Кеннет внимательно смотрел на светлые камушки с черными вырезанными знаками. Он знал каждый из них, знал их историю и глубокое значение, которое было ясно далеко не всем. Его руки расправили руны на полотне, раскладывая их ровным слоем на поверхности. Глаза быстро отыскали нужные изображения, а пальцы продвинули их ближе, выкладывая ровным кругом.       Первая легла руна Соулу — единая линия, похожая на росчерк молнии в небе. Ее знак значил женское начало, которое подобно солнцу давало жизнь земле. И этот знак был отведен Дому Пурпурного Змея, чей божественный покровитель сохранял жизни и исцелял ранения.       Следующей была руна Эйваз, похожая на предыдущую — прямая линия, с короткой чертой, направленной вниз в начале, и такой же чертой в завершении, направленной вверх. Ее значение сводилось к мужскому началу, защитнику и добытчику, который представлял собой охотника. Она стала знаком Дома Бурого Волка, который был щитом государства и главной семьи.       Далее стояла руна Перт. Два конца стрелы, остриями направленных друг на друга, соединенные между собой прямой чертой с левой стороны. В ней заключен источник мудрости, понятия происходящего и минувшего, а также возможность знания судеб грядущего — все то, чем управляет Белый Лис, а потому Перт стала символом этого Дома.       Спустившись ниже, лежала Хагалаз — руна замёрзшей жизни, руна смерти и тьмы. Она представляла собой две параллельные прямые линии, соединенные между собой слегка наклоненной чертой выше их середин. Эта руна легла на крылья бога мертвых — Черного Филина и стала обозначать его Дом.       Уруз продолжила круг. Уруз — это воля к жизни, первобытное побуждение к бытию и становлению. В ней скрылась сила, ярость и мощь, принадлежащая зверю. Ее вид был менее агрессивен, чем значение — параллельные вертикальные линии, левая чуть выше правой, за верхние концы соединенные между собой. Этот знак отошел к Алому Медведю и его Дому, полностью сохраняя их дикость и свободу.       Соединяла и завершала круг Йер — два наконечника стрел, один чуть выше, а второй ниже, обращенные остриями в разные стороны и почти соприкасающиеся крыльями — верхний — нижним и нижний — верхним. Йер символизирует годовой цикл и смену времён года. Эта руна надежды, напоминающая нам о том, что всё пребывает в вечном движении и ничто не остаётся неизменным. Ее значение подошло Дому Багрового Кабана, который чтил это знание, проявляя его на сельскохозяйственных угодьях страны.       Круг, как знак единства, объединял все шесть символов, как страна связала шесть Домов, которые находились долгое время во вражде.       Кольцо Рун — вот знак Унии, под которым столетия воюют ее славные воины.       Но закрывая глаза, возвращаясь в события будущего, Кеннет видел другой знак на их стяге. Те же шесть рун, но в виде перевернутого креста. Не открывая глаз, тламатиниме расположил руны на ощупь в нужном порядке, в том, который ему дал бог.       Кеннет не особо верил в гадания на рунах. Для него высшим способом предзнаменования грядущего было божественное влияние Лиса, а руны к нему не относились. Но поколения его семьи до него верили в них, а потому он знал и помнил расклады для гадания и мог объяснить положение рун в рисунке.       Самой крайней руной с правой стороны стала Эйваз. Это положение показывало нынешние события, в которых оказался тот, на кого гадают. Руна охоты. Кеннет усмехнулся, вспоминая не раз, как мысленно сравнивал положение Дома Белого Лиса со зверем во время охотничьей облавы. На перекрестке линий креста лежала руна Перт — это место того, на кого гадают. Расклад будет говорить именно о них, а возможно, конкретно о нем, Кеннете. Левой крайней руной стала Уруз. Это место грядущих событий. Тело пробрала дрожь от того, насколько все совпало с тем, что показал ему Лис. И расклад, и бог говорили, что их ожидает яростная бойня. Под Перт лежала Хагалаз. Это место источника насущных проблем.       «Гоито», — мысленно прорычал Кеннет. Руна его Дома лежала на проклятом месте, и можно было ее интерпретировать, что в основе всех бед лежит смерть, но звериная интуиция кричала имя черного ярла. Он сжал руки в кулаки от подступающего гнева и ярости. Никогда в нем не было доверия Гоито. И это было не просто паранойей.       Над Перто было место, которое должно указать на действия, чтобы выйти из этого положения. Кеннет недоуменно нахмурился, глядя на лежащую там руну. Соулу. Женское начало. И почему-то вновь вспомнились недавние рассуждения о собственной женственности и о том, что ее ждут от него.       Он решил отложить мысли об этом, которые вновь приводили его к собственному бессилию. Завершала расклад лежащая в самой вершине руна Йер, которая говорила об итоге, который будет, если последовать пути, указанному в раскладе. И это было еще более непонятно, чем предыдущая руна.       Кеннет устало вздохнул, запуская пальцы в распущенные волосы. Мыслей и загадок стало больше, хотя некоторые вещи стали яснее.       Послушался стук в дверь. Не дожидаясь ответа, гость распахнул ее, смело входя. — Вас не учили, что без разрешения входить нельзя? — раздраженно произнес Кеннет, потирая виски, которые начало от роя размышлений болезненно колоть. — После новостей сегодняшнего утра это для вас неактуально, — усмехнулся гость голосом Ксеркса. Юноша поднял глаза, удостоверяясь, что к нему явился сам император лично. — Не думал, что вы зайдете, — угрюмо произнес Кеннет, внимательно наблюдая, как Ксеркс располагается в его комнате. Без какого-либо стеснения и смущения он опустился в кресло напротив сидящего на полу Кеннета, внимательно изучая его темным взглядом. — Ты не мог подумать, что я беспокоюсь? — задумчиво протянул император, слегка подавшись вперед. — Я все не могу понять, когда вам было позволено разговаривать со мной на «ты»? — в тон вторил Кеннет, продолжая смотреть на разложенные на сукне руны. — Просто экономлю время, — легкомысленно пожал плечами Ксеркс. — Вы уверены в победе, — произнес Кеннет, взметнув взгляд на мужчину. Он возвышался над ним скалой, которую не пробить. Некстати вспомнился образ Ксеркса из будущего — владыка смерти, будто бы объятый черным пламенем, который не видит перед собой преград к достижению цели. Кеннет и не заметил, как взгляд зацепился за повязку на поврежденном глазу. — Любопытно? — хитро сощурился Ксеркс, замечая внимание на этой детали его облика. — Интересно происхождение, а не вид, — произнес Кеннет, опуская немного пристыженно взгляд. — Боишься? — откровенно удивленно спросил император, скользя внимательным взглядом по телу юноши, заставляя его неловко ежиться. — С твоими отметинами я бы не подумал, что тебе страшно смотреть на увечья. — Я не боюсь, — упрямо отозвался Кеннет, пытаясь скинуть скованность, которая явилась вместе с изучающим взором Ксеркса. Казалось, что ему и одежда не помеха, а потому тламатиниме ощущал себя полностью обнаженным. — Просто мне не надо, я итак знаю, что под ней.       Ксеркс удивленно вскинул брови, но не стал как-то комментировать. На некоторое время между ними повисла тишина, которая была очень неприятна Кеннету. Лучше слышать Ксеркса, чем не понимать, что у него на уме. Хотя, даже в беседе не всегда было понятно, о чем думает император. Чтобы не думать об этом, тламатиниме опять обратил свое внимание на разложенные руны. Соулу на пятой позиции опять зацепила взгляд, и сейчас в присутствии Ксеркса ее значение для Кеннета становилось все более смущающим. Он поднял робкий взгляд, сталкиваясь нечаянно с вниманием императора. Кеннет отвернулся, чувствуя довольную усмешку. — Тебе говорили, что тебе идут распущенные волосы? — произнес Ксеркс, обволакивая голосом, как шелком. — Не поверите, но да, — произнес сбито Кеннет, заправляя нервно прядь за ухо. — От старшего брата. — Ты и брата охмурил? — коротко рассмеялся Ксеркс, подпирая голову рукой. — Я никого не охмурял, — недовольно цокнул языком тламатиниме, убирая сейчас ненужные руны в мешочек. — Хватит говорить обо мне, как о женщине. — По-твоему, мужчины не могут соблазнять? — заинтересованно произнес император. — Это выдает недостаток опыта. — О чем вы? — недоуменно спросил Кеннет, небрежно бросая на постель мешочек с рунами и сложенное сукно.       Теперь он знает хотя бы, где копать. Вопрос «как?» звучал громко в голове, но пока вместе с другими голосами он успешно игнорировался. В своей задумчивости Кеннет не заметил, как поднялся на ноги Ксеркс и тихо подкрался, в очередной раз оказываясь непозволительно близко. Стоя почти вплотную к крепкому мужскому телу, ощущая его жар и запах, Кеннет забылся, отключаясь от внешнего мира. Дыхание сбилось, как в приступе, голос отказал, как будто сам Лис сдавил ему глотку. А ведь с ним рядом просто стоял Ксеркс. — Ты не поверишь, как много людей в политике предпочитают женщинам мужчин, — произнес полушепотом император, подцепляя одну из прядок, медленно и аккуратно наматывая ее на палец. — Я удивлен, что ты ни разу не замечал этого, а главное — не пользовался своей привлекательностью. Используй тебя отец или мать, как посла раньше, то Уния намного быстрее и эффективнее получала бы соглашения. — Я не игрушка и не инструмент, чтобы мной пользоваться, — нахмурился Кеннет, хищно взглянув в лицо Ксеркса. — В политике все средства хороши, — пожал плечами мужчина, касаясь пальцами еще не затянувшихся ран на лице, предельно нежно проводя по ним. — У тебя удивительный ум, который не менее привлекателен, чем твоя внешность, которую не портят даже эти отметины. Если бы ты решился их сочетать… перед тобой бы преклонила колено половина мира.       Кеннет перестал дышать, когда огрубевшие пальцы воина и правителя коснулись его приоткрытых губ. Шероховатая кожа ощущалась слишком ярком, чтобы это игнорировать, и требовалось большое усилие воли, чтобы не провести вслед за пальцами языком. — Почему-то я уверен, — самодовольно усмехнулся Ксеркс, вновь захватывая чужое внимание, внимательно следя за каждой эмоцией на чужом лице, — что ты сам такой: предпочитаешь мужчин любой девице.       Кеннет заметно вздрогнул, испуганно взглянув на Ксеркса, который лучился от самодовольства. Для юноши с севера, что был к тому же сыном короля, думать о любви к мужчинам преступно. Мама и отец прививали ему данные мысли с самого рождения и запрещали считать иначе. Но Кеннет все же любил. Его первой и единственной любовью был его учитель, мужчина сильнее и старше его. Страшно подумать, что сказали бы на это родители.       «Но их больше нет, — нашептывал едкий внутренний голос. — И тобой заинтересован особенный мужчина».       Кеннет не мог не признать, что Ксеркс невероятно красив и харизматичен, наверняка он завоевывал не только страны, но и сердца юных дев и юношей. И сколько же после себя он оставил разбитых влюбленных?       Эта мысль отрезвила хлеще всего остального. — Не смейте в это лезть, — прорычал Кеннет, отступая от Ксеркса, все же чувствуя холод от отсутствия близости с ним. — Не ваше дело, кем я интересуюсь. — Да, дела мне действительно до этого нет, — жестоко произнес император, явно недовольный тем, что его посмели оттолкнуть. — Потому что все равно все будет так, как я захочу. И ты станешь моим трофеем в этой войне. — Это еще увидим, — сощурил небесные глаза Кеннет, надеясь, что в действительности он увидит раньше, чем это совершится. Ксеркс задумчиво склонил голову к плечу. — Ты уже не думаешь о предотвращении сражения, — озвучил он свою мысль. — Уже смирился с тем, что меня не переубедить. — Не хочу тратить силы на то, что уже неизбежно, — вздохнул тоскливо Кеннет, вновь слыша голоса в голове, и сам не зная почему, с легким акцентом он произнес на языке Дараявахушанидов кровавый призыв: — Смерть — начало бессмертия.       Кеннет никогда не думал, что увидит удивление на лице сильнейшего из императоров. Но в синем омуте глаза явно читалось недоумение, он задержал дыхание, слегка разомкнув губы. Ксеркс замер, напрягшись, но секунда за секундой удивление сменялось диким маниакальным восторгом, в котором была примесь восхищения. — Не думал, что услышу от тебя эти слова, — шально улыбаясь, произнес на родном языке Ксеркс, налетая на шокированного Кеннета, сковывая намертво в своих руках. Он коснулся губами чувствительного шва в ухе, жарко шепча: — Повтори. — Во имя бессмертия, — эхом повторил звучавшие в голове слова Ксеркса Кеннет, полностью копируя произношение и интонации. — Ты уже знаешь, что сражение будет, — произнес довольно Ксеркс, продолжая говорить на родном наречии, выпуская из своих рук юношу. — Даже знаю, где одно точно будет, — медленно, боясь ошибиться в словах и произношении, ответил Кеннет, мысленно радуясь, что выучил этот язык, когда была возможность. Хотя уверенности в нем вообще не осталось. — Мне же проще, — усмехнулся Ксеркс. — Война будет объявлена через пять дней после заключения нашего договора о передаче территорий Герцогства Империи Дараявахушанидов. — И какой же повод будет предложен? — с сомнением протянул тламатиниме. — Нисколько не компрометирующий посла, — заверил Ксеркс, вновь возвращаясь к всеобщему наречию. — Мне не хотелось бы, чтобы тебя убрали со сцены. Так что будь благодарен. Повод для военных действий будет подарком тебе, как будущему союзнику. — Подставишь Гоито? — напрямую заявил о своих подозрениях Кеннет. И довольный оскал Ксеркса говорил о том, что это имя было правильным. — У тебя же нет никаких доказательств, — произнес император. — Даю тебе шанс подкопать под предателей. — Я должен сказать «спасибо»? — вздорно произнес Кеннет, возвращая себе упрямство и силу характера. — Пока нет, но позже надеюсь все же получить положенную благодарность, — усмехнулся Ксеркс, направляясь к выходу из комнаты. — Я рад, что с вами все в порядке, юный лорд. Надеюсь, что на официальной встрече вы сможете присутствовать в благом здравии. — Можете не сомневаться, — произнес, вторя чужой усмешке, Кеннет, сдерживая смешок от того, насколько выделил переход на официальный тон Ксеркс.       Однако любое даже легкое веселье покинуло его вместе с императором. Как только дверь закрылась, Кеннет ощутил новый прилив усталости и головной боли. Он уже смирился с тем, что эти два состояния теперь его точно не покинут. Расклад все стоял перед глазами, смешиваясь с увиденной картиной, слова Ксеркса вновь и вновь звучали в голове, чтобы уставший разум мог выделить из них более глубинную информацию.       Теперь он знал имя предателя.       Осталось только это доказать.       И, как бы не хотел признавать Кеннет, но Ксерксу он правда был благодарен. И не только за информацию.       Подписывая новый договор в присутствии двух государственных деятелей, Кеннет был уверен, что все договоренности между Империей и Унией будут соблюдены, так же как и слова императора, сказанные северянину один на один, будут воплощены в жизнь.       На третий день после подписания договора Кеннет явился ко двору и предстал перед новым королем. — Корона тебе к лицу, — отметил с издевкой младший брат. — Прекращай, — недовольно закатил глаза Лейф. — Сам понимаешь, я пока не могу не носить ее. — Да ладно, ты так кажешься более уверенным, — отмахнулся Кеннет. — Все прошло хорошо? — вернулся к серьезной теме молодой король, запираясь с братом один на один в кабинете. — И да, и нет, — неопределенно пожал плечами Кеннет, тяжело вздыхая. — Готовь войска. Через два дня на границе с землями Дома Черного Филина начнется война с Империей. — Ты уверен? — серьезно спросил Лейф. — Абсолютно, — печально покачал головой тламатиниме. — И боюсь, они будут нас долгое время теснить. Настолько, что их войска высадятся в Штормовой Гавани и будут приближаться к столице. — А это ты откуда знаешь? — подозрительно произнес Лейф. — Поверишь, если я скажу, что мне показал это Лис? — равнодушно спросил Кеннет, разглядывая висящий на стене щит с изображением их божества. — У меня есть выбор? — жестко усмехнулся в бороду король. — Боюсь, что ни у кого из нас нет, — рассмеялся печально тламатиниме.       И в подтверждении этого, ровно через два дня, как и обещал Ксеркс, с южных границ пришло донесение о вооруженном столкновении двух сторон.       И с этого момента началась Великая война.