Падение Дома Белого Лиса

      И снова тот же холм. И снова та же картина перед глазами, выжигающая из сердца последние чувства, любовь и привязанности. Казалось только вчера перед его взором с этого места простиралась эта низина, когда он втайне от всех вернулся в родные земли, чтобы проводить в последний путь любимую мать.       Несколько месяцев назад он, стоя в этом каменном ложе, прощался с великим отцом, принимая его наследие и свободу от него. Где-то в глубине души Кеннет все же радовался, что больше над ним не нависает отец, что больше нет его гнета и власти, но тем не менее все его ошибки, вся его ответственность перешла на плечи сыновей, что были не готовы к этому.       Они старались. Как могли, пытались справиться с этим тяжелым наследием, распутывали многовековой клубок ненависти и интриг, разбирались с предателями и врагами, вступили в войну, в которой у них не было шанса не то, что победить, а просто выжить.       И один пал.       Кеннет не смог попрощаться с Лейфом. Пока он был без сознания, пока справлялся с ранениями как внутренними, так и внешними, старший брат, юный король, скончался от ранений и яда. Стоило только Кеннету подняться, как с довольным оскалом Бенс объявил ему, что теперь младшему из лисов здесь больше не рады, что здесь ему больше нет места.       Рядом с сияющим взглядом стоял Гоито, всем своим видом демонстрируя торжество от победы. Убалду ничего не мог сделать. Несчастный мужчина переживал новые потери снова и снова. Умерла женщина, которая была близка его сердцу, погиб лучший и ближайший друг, а затем грянула война, которая забрала одного из его сыновей. Сильный воин таял на глазах, превращаясь в старика, хотя продолжал крепко стоять на ногах, уверенно держать меч и идти в бой. Но его голос уже заглушали другие — более сильные и сейчас более крепкие.       Мокша никогда не имел голоса и силы, Ерианус — тоже, а потому подавляющая масса приговорила Кеннета к изгнанию из родного Дома.       И он уходил.       Наверно, ему и не надо было возвращаться. Хотя лучше бы ему было и вовсе не рождаться в этой семье с этой кровью.       Но теперь окончательно было ясно, что ему не место здесь. Ответ, что ему делать дальше, еще не был до конца сформулирован, хотя возможно для этого ему не хватало просто решительности. Решиться оборвать все и начать сначала, решиться на то, что противно и больно.       Кеннет всеми силами не хотел делать то, что от него требовалось. Но видя Бенса, слушая его грязные слова в свой адрес, которые называли шлюхой, подстилкой, женщиной для солдат, глядя на довольного своей победой Гоито, Кеннет желал только одного.       Он хотел увидеть их казни, мечтал увидеть расправу над ними, сам водрузить на пики их головы, вырвать и раздавить в кулаке их сердца. Хотел их отправить в Ад, и для этого Кеннет готов был на все, абсолютно. Ведь больше у него ничего не осталось, кроме этого гнева, ярости и боли.       Возложили елово-пихтовое ложе. Траурный запах распространился по окраине и всей их стране. Несмотря на войну, на боевые действия, все ярлы и главнокомандующие пришли на эту церемонию, чтобы проводить последнего короля с кровью Белого Лиса. Лейф. Он не успел заслужить звание или великое имя. Его лицо было бледно-синюшное от болезни, с выражением спокойной гордости и возвышенности; в его руках был сжат клинок отца, который уйдет вместе с последним хозяином в историю. На нем был светлый костюм, что был во время коронации, темная бурая накидка из медвежьей шкуры, а на голову вместо короны был одет венец, сплетенный из ивовых и терновых ветвей. Омытая кровью корона покоилась в ларце в коронном зале, ожидая нового владельца.       Кеннет не смог его проводить. Как последний родственник именно он должен был готовить брата к уходу, но его изгнали, даже не дав зайти к нему и просто взглянуть в последний раз на любимого брата. Его гнали, как предателя и врага из родных стен, не оставляя ничего за душой.       Где-то над головой парил Шарпсинт, издавая тягучий печальный крик, за спиной между деревьев рыл землю копытами Свевенд. В сумке на его седле осталась малая кроха его вещей, что ему было позволено взять с собой: учебники Агне, старые запасы трав и снадобий в малом количестве, старый набор рунических камней и золотой гребень матери.       Слова древнего погребального песнопения уносил ветер, не позволяя коснуться слуха бывшего жреца. Потоки воздуха издевались над факелами, придавливая их чадящее пламя, не давая разгореться в полной мере. Как когда отправляли в последний путь маму, Кеннет кутается в свой плащ, утыкаясь носом в белый лисий воротник, пытаясь заглушить остаточные рыдания.       Плакать уже было даже больно, глаза походили на пустыню, слез уже просто не хватало, а рыдания все равно подкатывали, ком застревал в горле, не давая дышать. Слабость не отпускала, хотелось завалиться на землю и просто умереть.       Хотелось уйти за всеми. Ведь для чего и для кого ему оставаться в этом мире? Ради призрачной надежды вернуть силы? Ради угнетающего желания отомстить? Ради оставшейся боли, что теперь гнетом нависла над ним, не давая жить и дышать? Ради вечного унижения и самоненависти?       Для чего он остался в этом мире?       Факелы поднесли к кострищу. В небо взметнулись яркие язычки пламени, но тут же под порывом они легли на тело Лейфа, опаляя его чернотой. Ярлы и командующие стояли рядом, но вряд ли во всех них горела та же боль, что и в душе Кеннета, что умирал сейчас вместе с братом.       Его больше нет. Он ушел из этого мира в обряде отречения, когда жизнь из него выжигали заживо, как и все сущее, оставляя боль и пепелище. В Кеннете не осталось ничего живого, ничего того, что делало его им, что делало его человеком.       В Кеннете была пустота. Абсолютная, всепоглощающая.       Ее можно заполнить чем угодно? Почему бы тогда не опуститься в позор и унижение? Это же лучше, чем ничего. Лучше всю жизнь оставаться с ненавистью к себе, с самобичеванием, чем с зияющей пустотой в сердце.       Он смотрел, как пламя пожирает его брата. Смотрел и видел, как сам он, его личность, суть, погибает в нем, как и все то, что делало его им. Он теперь, по ощущениям, может принять все, что угодно, на место этой зияющей пустоты.       Что есть связь с мужчиной по сравнению с этим?       Пламя все быстрее пожирало тело умершего. Кеннет не мог узнать, что будет с братом. Его связь с Богом была утрачена, и он мог только надеяться, что проказливый Лис заберет его с собой к матери и отцу.       Песнопение вышло к коде.       Ярлы склоняли головы все ниже, притворяясь скорбящими, хотя для многих это было торжество, возможность вознестись до высот, которые были им не подвластны.       Гоито не король. Самовлюбленный, напыщенный идиот, возомнивший себя богом. Бенс, которому нужно лишь воевать, которому не нужна политика и кто-то, кто управлял бы им сверху. Он цепной пес, что идет рвать добычу, пока не порвет всех или его не убьют.       Последний король превращался в пепел под завывание ветра и горестную песню целителей.       На этом закончилось все.       Вся его жизнь, как сына Дома, как тламатиниме, завершилась, обратившись в черный пепел.       Над головой все так же парит Шарпсинт, горестно крича в небе. Перед ним бьет копытами Свевенд, готовясь к долгой дороге без возможности вернуться в родные края. — Прощайте, — шепчет Кеннет, взяв под узды коня. Теперь он уходит, чтобы опустить эти земли в Ад.