Вулканская роза

*** С восходом солнца они пролетают над ещё не проснувшимся хаосом огромного и уже порядком потрёпанного конгломерата, состоящего из бесчисленных оттенков коричневого, серого и резких теней. — Судя по карте, у этого строения есть внутренний дворик, — сообщает Ресмейн. — Это большая удача — «Таурус» беспрепятственно может там сесть и забрать всех. Не надо искать ближайший подходящий район для высадки, не надо пробиваться по этой местности. Мощность и плотность бури медленно, но верно спадает. Если так пойдёт, то она доберётся до среднего уровня опасности, и этрарианцы тут же поднимут в воздух старые летательные машины. Пилот знает это и выжимает полную скорость. Наконец, они находят нужное обстреливаемое здание в форме небольшого полого цилиндра и сажают челнок в центр. Внутренний счётчик Спока показывает тридцать восемь часов сорок семь минут с того момента, когда он последний раз касался Джима. Для болезни это огромный срок. Капитан и доктор уже ждут их внизу. В отдалении стоят те самые Совещающие прародители, словно почётный караул, но на них внимания Спок совершенно не обращает. Снимая на ходу шлем, он бросается к своим, тут же вталкивая в руки Маккоя пак с гипошприцами. И только после этого разрешает себе впиться долгим взглядом в капитана. Джим выглядит серым, словно посыпанным пылью, а влага на его лбу — вовсе не местные осадки, а самая настоящая испарина. Он слабо улыбается персонально ему, как будто говоря «всё в порядке». Зелёные выросты зрительно не наблюдаются. Форма у них грязная до черноты, старые капли крови могли затеряться, но свежих не видно. Спок втягивает влажный тяжёлый воздух, вмещающий в себя сотни запахов, пытаясь вычленить знакомые: пот двоих людей, почти стёршийся след лекарств блокирующей и обезболивающей групп… Запах крови Джима почти неразличим. Возможно, это просто последствия боя в виде царапин или… скрытые внутренние кровотечения. В любом случае, всему этому было сложно пробиться через резкие и плотные запахи этрарианской крови, химических меток и быстро разлагающихся во влажной атмосфере трупов. Спок испытывает облегчение, так как капитан стоит на своих двоих и внешних проявлений болезни не видно. Но в колючих, злых глазах Маккоя никакого спокойствия и умиротворения нет. Он, внезапно размахнувшись, не просто пихает Спока в плечо, а изо всех сил ударяет по нему — так, что тот вынужден сделать шаг назад, чтобы не потерять равновесие. — Почему ты послушался его и не пошёл с нами?! — кричит он, абсолютно никого не стесняясь. — Боунс, заткнись, всё будет нормально, — урезонивает его Кирк. — Мы уже улетаем. — Как вы себя чувствуете? — наконец, произносит коммандер, сознательно игнорируя доктора. — Кактусы ужасно ненавидят влагу, Спок, если ты понимаешь, о чём я, — он подмигивает, но коммандер не решается прикоснуться к нему, чтобы узнать наверняка, правду он говорит или безосновательно храбрится. И до какой степени на самом деле ему плохо. Где-то в отдалении слышится непривычный рокочущий шум примитивных моторов, поднимающих машины в воздух. Они всё-таки запустили их. Таурусу будет сложнее вылететь и добраться, хотя он быстрее и экранирован от большинства снарядов. — Шевелитесь! — кричит пилот. Кирк оборачивается на Нутхеалесов, остающихся в окружённом здании. Прибытие шаттла очевидно демотивировало тех, кто вздумал бы напасть, но… — Мы не имеем права вмешиваться! — стараясь вложить как можно больше убедительности в голос, кричит Кирк самому рыжему и высокому из этрарианцев. — Идите. Спасайте кладку, — скрежет инсектоида дублируется переводчиком на поясе. — Это воспряла крыльями наша авиация. Нас не убьют. Маккой с силой дёргает Кирка за руку, утаскивая в челнок. Когда все оказываются внутри, инерция вжимает в кресла (тех, кому посчастливилось успеть в них приземлиться до старта). Боунс пытается застегнуть ремни безопасности сперва почему-то на капитане. Не успевает Спок озадачиться этим вопросом, как вдруг Джим страшно вскрикивает, вываливаясь на пол из кресла. Его скручивает мелкими беспорядочными судорогами, он рычит и воет от боли, а вся его видимая кожа вдруг разрывается от скачкообразно вырастающих опухолей ксерофитов. Спок издаёт какой-то тихий звук, безвозвратно потерявшийся в вибрации запущенных двигателей, кидается к Кирку, не особо отдавая себе отчёт в том, кого на пути оттолкнул и с каким усилием. Корабль трясёт при почти вертикальном проходе через атмосферу на огромной скорости. Джима на месте удерживает Спок, чьи руки в прочных перчатках, и Маккой, через снятый с кого-то гибкий элемент брони, непрерывно сканируя трикодером все части его тела. Полимагнитный шторм расцепляет свои клыки. Сигналы начинают пробиваться, аппаратура оживает. Ухура мгновенно сообщает на Энтерпрайз о критической ситуации. Его собственный коммуникатор, подключённый к шлемофону, тоже просыпается. — Коммандер! Мы со Скотти собрали и настроили пробный ресивер! Интенсивность волн спала, транспортатор работает, но всё равно есть определённый риск поднимать кого-то на борт. — В процентах, — коротко требует Спок. Чехов отвечает. Расчёт времени на набор высоты, полёт до корабля, стыковку, доставку в медотсек; соотнести с красными мигающими показаниями на трикодере в трясущейся руке Маккоя. С вероятностью 87 процентов Джим умрёт раньше, чем челнок достигнет Энтерпрайз. Риск погибнуть при транспортации значительно ниже. — Чехов, поднимайте троих. *** — В медотсек, мгновенно! — командует Боунс с совершенно неадекватным выражением лица. — В первую операционную! Естественно, люди на корабле уже знают, что необходимо принять раненых. Все вокруг бегают быстрее и слаженнее разозлённых пчёл, а Спок, всё ещё пребывая в ступоре, отходит к стене транспортаторной. Он сделал свою работу, больше от него ничего не зависит. Но когда Джима перекладывают на носилки и транспортируют в лазарет, он идёт рядом, выслушивая отчаянные ругательства и возмущения доктора. — Почему каждый раз, как только мы спускаемся на очередную богом забытую планету, там начинается войны, эпидемия или иное светопреставление? Или же нам самим приходится исправлять пиздец, который там происходит, потому что другого выбора нам не оставляют? — при этом взгляд Маккоя не отрывается от корабельного трикодера, встроенного в носилки. Врач всаживает в свободную от зарослей кожу Джима один гипошприц за другим. — Я держал его на препаратах, какие только смог урвать в той суматохе, но не знаю, до какой степени они помогали. У нас не было возможности вернуться за всем снаряжением. Целых полтора дня… Нужно обладать поистине кошмарной и неиссякаемой силой воли, чтобы отстреливаться и сознательно сдерживать прорастание зёрен всё это время! Я уверен, что поставлю его на ноги. А теперь отвали, Спок, ты мне мешаешь. Спок замедляется, уже в одиночестве медленно доходит до дверей операционной и останавливается, глядя на немую горящую надпись «не входить». Он же мог не успеть. И что тогда? *** — Я врач, а не повстанец. Похоже, до самого себя Боунс добирается только сейчас. На шее свежие следы от только что поставленных гипошприцов, а сами они валяются на столе. В руке у него закрытый стакан с густой красноватой жидкостью, которую он без особого удовольствия потягивает по трубочке. Спок понятия не имеет, что это. — Возможно, теперь к вам применимо понятие «военный врач», — произносит он хоть что-то, ведь только диалог заставит доктора побыстрее сказать ему то, что он так жаждет услышать. Способ срабатывает. Маккой отставляет стакан, смотрит на него снизу вверх. — Если это по-прежнему была бы вулканская роза, Спок, мы бы его потеряли. Оказались серьёзно затронуты и лёгкие, и желудок. Так больше не может продолжаться. Мы были слишком самоуверенны и недооценили опасность. Джиму придётся брать отпуск до полного выздоровления, либо выходить в отставку. А лечение может занять сам знаешь сколько. И именно оно его прикончит. Потому что космос — единственное, что до сих пор держит его на ногах. — Получается, у нас нет иного выхода, кроме того, что предложил я, — холодно подмечает Спок. — Вы это осознаёте? Джим не сможет принять подобное решение. Внезапно Маккой поднимается с места, подходит к нему на минимально допустимое приличиями расстояние. С которого, впрочем, Спок различает, что в неизвестный напиток в стакане было добавлено по меньшей мере восемнадцать процентов этилового спирта. — У меня только один вопрос, — в голосе Боунса непривычная жёсткость. — При пон-фарре без связанной должным образом пары вам действительно всё равно, кого иметь? Всё равно, какого вида? В период такой дикой эмоциональности иметь того, к кому в обычном состоянии нет ни влечения, ни романтической симпатии? Ты вообще на сколько процентов уверен, что справишься с этим? Что мы будем делать, Спок, если подходящая тебе пара окажется лишь на Новом Вулкане? Что ж, вопрос оказывается вовсе не один. Спок прикрывает веки, чтобы подавить эмоции и успокоиться. Очень плохой знак. Маккой готов поклясться, Спок едва удерживается, чтобы не заткнуть его. И когда он отвечает вовремя притихшему доктору, слова словно сопротивляются тому, чтобы их произнесли, а все его извечно разветвлённые предложения отбрасывают хвосты и подхвостья.  — Сто процентов. — То есть, что? — бормочет Боунс, хмурясь. — Я сказал: на столько процентов я уверен. — Но ты никогда не называешь цифру сто, когда оперируешь вероятностями… — У меня нет комментариев. Вот же упрямый ублюдок. Но с ним уже ничего не поделаешь, каков есть. Боунс тяжело наваливается на стол и включает компьютерный терминал. — Я предварительно свяжусь с Новым Вулканом и объясню ситуацию. Возможно, они уже сталкивались с подобным и им есть, что добавить. Моих знаний может оказаться недостаточно, чтобы искусственно запустить и прекратить такое без последствий. Мне нужно знать обо всех возможных побочных эффектах. — Это разумно. — И это гарантирует, что они не найдут меня и не удушат, если я ненароком прикончу вас обоих, — он ненадолго, но мощно присасывается к трубочке в стакане. — Эх. Джим возненавидит нас обоих за то, что мы собрались сделать… *** Жизнь Кирка так часто подвергается опасности, что на это у него образовался психологический иммунитет. Только выписавшись из лазарета, он в боевом настроении прилетает на мостик и запрашивает все отчёты о прошедшей миссии. Спок ставит мысленную галочку напротив собственного решения попинать участников десанта, а не давать им прохлаждаться после произошедшего, сколько заблагорассудится. — Ещё воюют, как я погляжу? — Всё это время, капитан, — отвечает он. — Но полимагнитная буря почти стихла. — За время моего отсутствия были предприняты попытки урегулирования ситуации? — Нет. Поступило два запроса от роя Нутхеалес о военной поддержке из космоса, но мы отказали. — У нас есть координаты передатчиков представителей других роёв, — добавляет Ухура. — Они присылали множество сообщений с просьбами не оказывать поддержку. — Хорошо. Тогда пришла пора покончить с этим. Ухура, вызови Нутхеалесов по открытому каналу. Уведоми остальные рои, чтобы они тоже слышали наш разговор. Если кто-то ещё попробует подслушать, подключи. Мне необходимо, чтобы беседа получила наибольшую огласку, и дело не смогли замять. Ухура колдует над консолью, пока соединение не устанавливается. — Нутхеалесы на связи. — Выводи на экран. Цельнолитой рыжий панцирь головы со знакомыми выжжеными знаками отличия, горизонтальные прорези чёрных глаз, фигурно выточенные оконечности шести изогнутых жвал. На плечах — пёстрая узелковая накидка. Жвалы шевелятся, выдавая скрежещущие и сухие шелестящие звуки. Переводчик принимается за обработку. — Солнечно видеть вас, командир Энтерпрайз. Надеюсь, ваше неповреждение восстановлено, а кладка в порядке. — Приветствую, прародитель Нутхеалесов. Я абсолютно здоров. — Я и мои потомки в любопытстве и грусти вопрошают, отчего вы сражались в одной ячейке с нами, но не помогли после? — Как уже не раз было сообщено ранее, мы не имеем права вмешиваться в ваши конфликты. Я был в одной ячейке и боролся, чтобы спасти собственную жизнь. Это была не поддержка определённого избранного роя, а самозащита. Федерация желает взаимодействовать со всем населением Этрары, а не с отдельной её частью вроде вашего сильного роя, игнорируя всех остальных. Эту миссию начал не я, и мне неизвестны причины, по которым ваш рой отрезал от контактов с Федерацией прочих. Наличие кровопролитных столкновений указывает на то, что это было ошибкой. Мне всё равно, кто её допустил. Я намерен её исправить. Кирк делает крохотную паузу, чтобы краем зрения зацепить Спока, вытянувшегося на своём месте и зачарованно смотрящего на него. Это наполняет его сердце теплом и уверенностью в том, что он поступает правильно. Он может продолжить. — Наше решение: Федерация будет иметь отношения и проводить переговоры только с объединённым советом представителей всех роёв. Мы категорически не хотим являться причиной внутренних конфликтов на планете, союзом с которой мы так дорожим. Сколько времени вам потребуется, чтобы сесть за стол переговоров и определить, согласны ли вы организовать совет? Энтерпрайз способна задержаться на орбите не более чем на двенадцать земных часов. Этрарианец, явно поражённый его словами, отмер. Кто-то со стороны шелестит ему перевод земных часов в этрарианские, только усики в кадре мелькают. — Двенадцать часов — это очень мало, капитан Кирк. Многие представители физически не успеют добраться на место сбора во Дворец Первого Яйцеклада. Нам нужен по меньшей мере один цикл вращения. Я сожалею, что вынужден просить вас нарушить инструкции и плотный график. Лишь присутствие корабля на орбите заставит всех прийти в зал без личинки ваха в кармане. Джим делает короткий знак Ухуре отключить выходящий звуковой канал и оборачивается на Спока, чтобы сделать вид, что консультируется по этому вопросу. — Капитан, но у нас вовсе нет цейтнота, — со сдержанным удивлением замечает Спок. — Мы можем задержаться тут хоть на неделю, если потребуется. — Тогда они будут неделю воду в ступе толочь. Знаю я подобных бюрократов — чем дольше они судят да рядят, тем к меньшему результату приходят. Всем роям нужен волшебный пинок извне, иначе они никогда не договорятся. Этот Гордиев узел проще разрубить, чем распутать. Он оставляет Спока барахтаться в идиомах, едва сдерживая улыбку. Он обожает так делать. При определённой концентрации вулканец обязательно подвисает на расшифровке. — Ухура, включи звук передачи. Он снова обращается к выжидающему представителю: — Мы сможем объяснить командованию задержку на один оборот вашей планеты, но не более того. Мы желаем вам удачных мирных переговоров и верных решений. — Мы принимаем пожелания. Своевременной кладки, капитан Кирк. Ухура закрывает канал связи. — Чёрт, они помешаны на безопасном деторождении, — не выдерживает и смеётся Джим. — Там внизу они были убеждены, что моё недомогание было вызвано кучей маленьких человечков, которым скоро предстоит увидеть свет! Все смеются вместе с ним, а Спок выдаёт тихое и саркастичное «очаровательно». *** Поведение Джима ни на йоту не меняется после инцидента, хотя он определённо осознаёт своё текущее положение и уже сделал аналогичные выводы из неутешительного инцидента на Этраре, стоившего им жизней двух членов экипажа. И едва не стоившего жизни самого капитана. Нельзя, чтобы такое повторялось каждый раз, а оно будет. Джима явно не пугает боль. Его пугает жизнь без Энтерпрайз. Однако Спок глубоко сомневается, что даже при прямом контакте сможет уловить его настоящие страхи. Капитан не менее скрытен, чем он сам. Если бы не ханахаки, Спок никогда бы не почувствовал особого отношения к себе. Для этого потребовался бы по меньшей мере мелдинг. Маккой утверждает, что нужная гормонально-химическая фаза будет достигнута уже на пятый день. Осталось недолго. Спок чувствует, как один за одним наваливаются признаки, расползаясь по крови ядом безумия и гона. Словно шелуха, спадают вниз слой за слоем кожа, мышцы, оставляя его голым — до самых обнажённых нервов. Нужно как можно скорее уговорить капитана на последний шаг, прежде чем разгорающийся пон-фарр разнесёт его самоконтроль на мелкие щепки.