Что для тебя — любовь?

       Слабость разливалась по всему моему телу, по каждому его сантиметру, из-за чего ноги вновь будто отказывались держать меня. Казалось, с каждой секундой веки становились все тяжелее, а в голове творилась полная путаница.        «Ребенок? Люди… говорят? Что?» — мысленно засмеялся я, чувствуя, что вот-вот меня охватит истерика, с которой я вряд ли смогу справиться, совладав с собой.        — Ха-ха, — выдал нервный смешок я, глядя прямо в глаза Саске, в которых с каждым мгновением сменялось все больше каких-то смешанных эмоций: не то страх, не то растерянность то и дело мелькали в его взгляде.        — Что с тобой? — однако, несмотря ни на что, голос Учихи по-прежнему сохранял свой твердый тон.        Парень, не колеблясь, быстро направился в мою сторону, а я, сам не зная, что со мной творится, мог лишь с наблюдать за ним. Почему-то с каждым его шагом мое тело все сильнее сковывал непонятный страх, и чем ближе он подходил, тем сильнее дрожало мое сердце, словно готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Казалось, ком в моем горле стал еще больше, а слезы вновь непроизвольно выступили на краях глаз; щеки снова обожгло горячими влажными полосами.        — Ну-у, — как-то слишком тихо протянул Учиха. — Чего плачешь? — слегка грубовато спросил он, подходя ко мне так близко, что казалось, еще немного, и наши тела соприкоснутся.        Пальцы крепче сжались на костюме, который я держал в руках; тут же с лица, словно мелкие хрусталики, на дорогую ткань упали пару капель слез, которые я не успел утереть, и в тот же миг впитались в нее, оставляя едва заметные пятнышки. В самом горле застряли сотни слов, так и рвущиеся наружу, не позволяя мне сделать ни единого спокойного вдоха, будто мою шею опоясали тяжелые оковы, которые с каждой секундой душили меня все сильнее и сильнее.        С самого начала наших с Саске отношений, с первой нашей встречи в том самом Министерстве и по сей день между нами действовало одно лишь правило: исключались любые романтические отношения, включая физическую близость. Хоть о духовной близости речи не было, но близкими людьми друг для друга мы так и не стали, вечно находясь на какой-то дистанции, что меня, несомненно, очень расстраивало, ведь с самого детства я уже был привязан к нему в душевном плане. Но все же мне удалось привыкнуть к этому. Со временем я даже научился радоваться и тому, что у меня уже есть — главное, чтобы Учиха просто был рядом; этого мне было вполне достаточно.        И вот, стоя напротив меня и произнося такие слова, Учиха заставил мое сердце остановиться на пару мгновений. Меня всецело охватило трепетное оцепенение, и, казалось, даже моя кровь стала горячее, все быстрее разгоняясь по венам. Хоть его тон и был немного груб, подобно привычному, хоть выражение его лица и оставалось обыкновенным, но каждое следующее слово, сказанное им, словно повисало в воздухе, заставляя меня замереть.        «Что с ним? Почему он так изменился? Никогда раньше он бы не побеспокоился обо мне так сильно», — отрывая взгляд от его лица, я опустил голову, в спешке вытирая слезы.        — Твой костюм помнется, если ты будешь так сжимать, — каждой клеточкой своего тела я чувствовал, как взгляд Учихи проскальзывает по моему телу все ниже, останавливаясь там, куда был устремлен и мой взор. — Пошли, тебе надо примерить его.        — Ага, — только и мог, едва заметно всхлипывая, пролепетать я в ответ, следуя за ним.        Через несколько минут я наконец мог взглянуть на себя в непривычном образе. Обратив взор на зеркало, в его отражении я увидел не очень высокого парня с немного растрепанными светлыми волосами; костюм, определенно, очень хорошо сидел на нем, своим цветом только украшая его, а фасоном подчеркивая стройную фигуру.        «И это я?» — меня охватило непреодолимое желание засмеяться прямо здесь и сейчас, однако почему-то мне казалось, что, если я дам волю совершенно любым эмоциям, ком в горле снова станет больше, и я вновь не смогу сдержать слез.        — Тебе идет, — низкий и приятный, подобно бархату, голос раздался откуда-то сзади меня.        — Думаю… ты прав, — слегка помедлив, ответил я, переводя неуверенный взгляд со своего отражения на Саске, который сделал пару шагов ко мне навстречу.        — Обычно ты носишь такие объемные вещи, что под ними практически не заметна твоя фигура, — его рука, будто сама по себе, медленно потянулась ко мне. Я затаил дыхание.        «Н-нет», — протянул я про себя; какое-то неприятное чувство заставило меня вздрогнуть. В голове вертелось лишь одно: «Почему он это делает? Почему так изменился?»        — Извини, — вдруг выдал он, сведя брови и резко убирая от меня ладонь, так и не позволив себе коснуться моего тела.        Каково было мое удивление, когда я заметил, что в его глазах на секунду промелькнул страх, который тут же испарился из его взгляда, словно снова намеренно скрытый под маской безразличия и холодности. Однако, вновь взглянув на себя в зеркало, я увидел, что в моих глазах отражался еще больший испуг.        «Что происходит?»        Наверное, каждый бы хотел, чтобы его вторая половинка прислонилась к нему со спины, заключая в крепкие объятия — ну чем не идеальный момент, когда вы оба, сжимая друг друга чуть крепче, будто делите на двоих свое тепло? Но со стороны Учихи… Это слишком странное поведение, что меня и пугало. Как будто он стал меняться на глазах.        — Пошли, — не менее холодно, нежели сам Саске, выдал я (выглядело ли это, словно я ему подражаю?), быстрым шагом направляясь к выходу из комнаты, высокие стены которой были покрыты полосами лучей закатного солнца, как бы обещающего вот-вот скрыться за горизонтом.        — Ага, — впервые, наверное, за все два года, что мы провели вместе, кротко ответил он мне, ступая вслед за мной.        В сознании непроизвольно воскресло воспоминание из совсем раннего детства, когда Саске, привыкший повсюду бегать за своим старшим братом, начал бегать и за мной. Я словно чувствовал спиной каждый его шаг, каждый взгляд, брошенный на меня сзади. Уголки губ непроизвольно чуть приподнялись, а в груди понемногу все больше теплело, будто весенние лучи солнца проникали куда-то внутрь меня, согревая само сердце. До сих пор некоторыми вечерами, перед сном я мог вспоминать те года, когда мы так хорошо общались, будучи детьми. Мы даже смогли поступить в одну школу, однако, когда мы переходили в старшие классы, Учиха внезапно исчез, вмиг просто испарившись из моей жизни. Тепло в груди вдруг чем-то омрачилось. Тогда мне было действительно тяжело, и, наверное, на протяжении четырех лет я постепенно начал считать его «другом детства, с которым наши пути внезапно разошлись». И если бы не тот самый день, когда мы впервые после долгой разлуки встретились лицом к лицу в Министерстве, он бы так и остался для меня, можно сказать, живым воспоминанием, до конца моей жизни.        «Да уж, в тот день, с таким волнением и трепетом ожидаемый мной, я мог ждать встречи с совершенно любым человеком, кроме него, — промелькнуло в моих мыслях. Наверное, я до сих пор, уже спустя столько времени, не мог до конца осознать, что именно Саске станет моим супругом. — Существует ли судьба?..» — все глубже окунаясь в нахлынувшие воспоминания, задался я вопросом, ответа на который я никогда не смогу найти.        — Вот и вы, — тишина, повисшая на некоторое время, нарушилась. Итачи ближе подошел к нам с Саске, оглядывая обоих, а в особенности меня, с ног до головы. — Отличный костюм.        Казалось, он хотел добавить что-то еще, однако в то же мгновение был внезапно прерван:        — Конечно, отличный! Вкус Дейдары, как обычно, на высоте, не так ли? — проговорил Саске, в голосе которого только дурак не смог бы уловить не скрытую враждебность, заставившую нас с Итачи тут же застыть на месте.        — Несомненно, — коротко бросил старший Учиха, к моему удивлению, очень твердым и непоколебимым тоном.        «Видимо, это у них семейное. Никогда не перестану поражаться», — подумал я, смотря то на Саске, то на Итачи, желая заметить что-нибудь еще, что могло бы стать важной деталью. Однако оба, будто вмиг превратившись в каменные статуи, просто молча прожигали друг друга взглядом, и каждый, конечно же, не желал уступать.        — Наруто, идите сюда, — вдруг донесся голос Дейдары.        Братья еще несколько секунд не могли оторвать друг от друга, видимо, очень многозначительный взор, и только спустя некоторое время мы втроем сдвинулись с места.        «Опять заладили что-то про Дейдару», — озадаченно хмыкнул я про себя, глядя под ноги и шагая прямо по полосе оранжевого света, прерывистыми линиями ложащегося на пол и высокие стены. Солнце, едва заметное из-за высоких зданий за окном, светило уже совсем слабо; последние лучи один за другим становились все более блеклыми, а небо окрашивались в приятные темные оттенки с розовым отливом. Я проскользнул взглядом вдоль полосы, по которой шел, к широкому во всю стену окну, устремив взор за него и тоскливо всматриваясь куда-то вдаль, за те многоэтажные здания; туда, где скрывалось солнце. А я словно провожал его.        — Сюда, — сложив руки, Дейдара жестом указал, куда мы с Саске должны встать. — Наруто! — вдруг окликнул он меня. Я резко вздрогнул, будто очнувшись, и посмотрел в его сторону. — Это обыкновенная съемка. Несколько фотографий — и вы будете свободны. Я попросил не задерживать вас, — казалось, парень хотел сказать что-то совершенно иное, и это прекрасно читалось в его глазах. Наверное, ему хотелось приободрить меня или просто напомнить, что я пришел сюда не для того, чтобы рассматривать пейзажи за окном.        — Хорошо, — совсем негромко ответил я, задумываясь еще больше.        «Если это жалость, то она мне не нужна», — лишь одна мысль успела посетить меня, прежде чем мы с Саске встали на нужное место.        Какие-то замечания фотографа, движения, прикосновения, вспышки от фотоаппарата — все смешалось в голове, в которой до сих пор мелькали картины такого, казалось бы, далекого детства, затем медленно бликами расплываясь в теплых солнечных лучах, исчезая и вновь появляясь.        — Ну же! Вы — пара. Давайте чуть ближе друг к другу, — сказал кто-то с площадки, рукой показывая мне слегка придвинуться к Саске.        В груди внезапно что-то кольнуло, будто по самому сердцу прошлось лезвие, вновь вскрывая только-только переставшую изнывать болью рану.        — Не обращай внимания, — вдруг, замечая, как мое лицо чем-то будто омрачилось, тихо, практически шепотом сказал Саске, слегка наклоняясь ко мне.        — Мгм, — только и смог невнятно ответить я, чувствуя, как внутри меня снова стало зарождаться то странное чувство, что совсем недавно не давало мне покоя.        «К чему все это? — пришло мне в голову, как вдруг меня настигло такое нежданное осознание. — Что если?.. — щеки, кожа которых буквально только что успела высохнуть от слез, словно загорелась; по телу внезапно пробежалась непонятная дрожь. — Раз я должен забеременеть, значит, и забота по отношению ко мне должна быть соответствующей, так?» — казалось, если меня посетит еще хоть одна мысль, я просто не смогу сдержать смех, который уже начал тихо рваться наружу; смех, облитый горячими слезами. Комок вновь сдавил мое горло, а в груди не осталось места ни для чего, кроме чувств, в каждой секундой начинающих словно разрывать сердце на части.        — Что с тобой? — снова взглянув на меня сверху вниз, уже чуть громче задался вопросом Саске.        «В принципе, ничего необычного, — как будто отвечая ему, буквально захохотал я про себя, в то время как на глазах вновь проступили слезы, отчего кожа вокруг уже немного опухла и, наверное, покраснела. — Не очень приятно видеть, как человек, которого поставили тебе в пару, позорит тебя своими слезами перед людьми, да?» — я все продолжал обращаться к Учихе, медленно закрывая глаза и делая глубокий, судорожный вдох, чтобы хоть немного успокоиться.        «Абсурд, бред…»        «Успокойся».        «Давайте чуть ближе друг к другу».        Казалось, мысли путались так сильно, что голова должна была вот-вот и вовсе расколоться. Поднимая веки, я заметил, как перед глазами почему-то резко помутнело, будто все вокруг меня начало расплываться, превращаясь в одну большую нечеткую картину.        — Наруто! — голос Саске… так близко, но почему-то он становится все тише и тише.        От кончиков пальцев и до самых ушей — все тело внезапно вновь пробрала дрожь, но уже не такая неприятная, как раньше; сперва совсем слабо, но потом чуть сильнее, она волнами стала охватывать мои ноги, туловище, словно электрическими зарядами пробегаясь по позвоночнику, щекоча меня изнутри.        — Мнх, — вдруг выдал глухой стон я, ясно чувствуя, как странная слабость, будто что-то сладкое и теплое, проникала в каждую мою конечность; коленки неожиданно подкосились, а к низу живота начала приливать горячая кровь, пульсацией отдаваясь по всему телу. Вдруг ощущение, как по внутренней части бедра стало медленно что-то стекать, заставило меня и вовсе бессильно упасть на Саске.        Последнее, что сохранилось в моей памяти, — неясный звон в ушах, в котором слились какие-то голоса, посторонний шум, бесконечные шорохи; ощущение чьих-то рук до сих пор застыло на моих плечах и туловище… Словно в один миг так внезапно охватившее меня опьяняющее чувство окутало весь мой рассудок, заставляя безвольно поддаться ей, подчиниться чему-то сладкому и глубокому.

***

       — Да, он сейчас спит, — едва уловимые нотки знакомого голоса, совсем тихого, но не теряющего свою обыкновенную твердость, медленно прокладывались в мое сознание. — Ну, уже часов десять, — раздалось чуть громче.        Я попытался открыть глаза, но веки были настолько тяжелыми, что это оказалось какой-то невозможной задачей. С каждой следующей секундой я все ощутимее чувствовал, что мои пальцы и ноги сковывал неприятный холод, однако внутри до сих пор, будто горьким послевкусием, что-то горело, теплыми струями разливаясь вместе в кровью по всему телу.        Делая глубокий вдох, только сейчас я заметил, что мое лицо было буквально впечатано в подушку, из-за чего дышать было немного сложно. Вяло поворачивая шею и чуть приподнимая ее, я снова упал на мягкую постель, глубже забираясь под одеяло, чтобы хоть немного развеять чувство озноба и согреться. В голове почему-то не возникало ни единой мысли; тишина, царящая в комнате, словно сама проникла в мой рассудок, затмевая все, что могло бы нарушить мой покой.        Все же чуть приоткрывая глаза, я сразу же глянул в сторону окна, за которым только-только начинало светать. Казалось, небо было настолько чистым, что, только взглянув на него, можно было бы подумать, что это и вовсе полупрозрачное полотно, на котором, переливаясь, смешивались розовые и уже светло синие оттенки.        — О, Наруто, ты уже проснулся, — вдруг услышал я Саске и, вздрогнув, попытался резко подняться с кровати, однако тяжесть в теле таки не позволила мне оторваться от нее даже на несколько сантиметров.        — А-а, да, — с долей усмешки выдал я, делая вид, что все так и было задумано, дабы не заставлять Учиху строить из себя какого-то заботливого мужа и задаваться лишними вопросами о моем самочувствии и подобными вещами, которые раньше его совершенно не интересовали. Тот же лишь нахмурился в таком привычном для меня недовольстве, что на душе тут же непроизвольно стало легче от мысли, что его точно никто не подменил, и передо мной стоял все тот же обыкновенный Саске. — Эм… С кем ты говорил по телефону? — толком не успев подумать, спросил я, обращаясь к нему.        — Надо было вставать, раз проснулся, а не подслушивать, — произнес он, а я мгновенно замер.        «Мне показалось, или он усмехнулся?» — легкий трепет лишь на долю минуты затмил неприятные ощущения, затаившиеся где-то внутри меня.        — Я не подслушивал! — заявил я, несознательно улыбаясь ему ответ и актерски изображая немалое возмущение.        Но трепет все отказывался покидать мою грудь. Непонятное чувство повисло в воздухе, который с каждым мгновением становился все легче, а первые рассветные лучи почему-то казались чуть ярче и теплее, чем еще минуту назад. Раньше я мог только мечтать, чтобы мы с Саске вот так просто могли поболтать с утра, немного посмеяться, хоть в большей степени смеялся только я…        В комнате вновь воцарилась мирная тишина, отчего я только сильнее застыл в упоении, снова начиная погружаться куда-то вглубь себя и своих мыслей. Где-то на подсознательном уровне мне ужасно хотелось прямо в эту секунду схватить Саске за запястье, из-за чего он, наверное, сразу же попытался бы вырваться, и потянуть его к себе в постель, накрывая и его своим уже теплым одеялом; хотелось как можно крепче прижаться к его груди, обнять так сильно, как этого так часто просила душа, и безмолвно пролежать часик-другой все на той же постели. На лице сама по себе расплылась улыбка. Но уже через минуту я был словно вырван из прострации и опущен на землю, где все не так уж и радужно, как в моих светлых грезах.        — Может, уже встанешь? Пора завтракать, — снова возвращаясь к своему обычному тону, без намека на улыбку выдал Учиха, опуская взор куда-то в пол.        «Да уж. Видно, не суждено мне в этой жизни насладиться всеми прелестями доброго утра с человеком, которого так и хочется, не выпуская, вечно обнимать», — может, и в шутку подумал было я, однако улыбка с лица мгновенно исчезла, оставляя после себя только неприятный осадок на сердце.        — Ага, — пытаясь выбросить из головы лишние беспокойства и мысли, с которыми уже давно поры бы смириться, ответил я спустя какое-то время и неторопливо, едва переставляя ноги, направился вслед за Саске на кухню.        Наконец, когда сознание полностью прояснилось ото сна и когда мои розовые очки, которые являлись уже моим любимым аксессуаром, снова были разбиты вдребезги, голову стали стремительно заполнять вопросы. «Что со мной произошло? Может, просто срыв? — думал я про себя, усаживаясь за стол; мой взгляд застыл в одной точке. — Почему Саске ничего не говорит? Стоит ли спрашивать первому?»        Однако же Учиха, будто прочитав мои мысли, негромко начал, выдержав недолгую паузу:        — Вчера у тебя внезапно началась течка, — с первых же слов ошарашил он меня.        — В-вроде же только месяц назад была, — прокручивая в голове недавние события, ответил я с долей замешательства и неловкости. Все-таки мы не часто говорим о подобном, просто опуская тему и делая вид, будто ничего не происходит.        Обычно все периоды течки я переносил только из-за специальных препаратов, выписанных мне моим личным врачом, у которого я наблюдался. В мыслях сразу же всплыли воспоминания о том, как я категорично отказывался так дорого нанимать этого человека, но Итачи с Дейдарой настояли на этом; возможно, изначально у меня уже не было другого выбора, и я был вынужден согласиться. Со временем сбои в циклах начали происходить все чаще, но все же мне подбирали новые медикаменты, которых с каждым разом почему-то становилось все больше и больше. Однако сам врач молчал, объясняя это тем, что у меня «такие особенности организма», что звучало крайне неубедительно, и он это, скорее всего, и сам прекрасно понимал.        «Наверное, снова придется встречаться с ним», — среди сплошных вопросов в голове затеснилась эта мысль, вновь вгоняя меня в уже привычную тоску, которая так стремительно сменила все те теплые чувства, еще несколькими минутами ранее заполняющими мое сердце.        Обычно я старался как можно скорее забывать о тех вещах, которые изменить я был не в силах, ведь теперь всю жизнь я, можно сказать, посвящал фразе: «Смирись». Где-то в груди снова заныла глухая обида. Словно убеждая самого себя, я уже сотни раз повторял это про себя, но… только что я поймал себя на мысли, что собственный внутренний крик никогда не сравнится с тихим голосом Саске; и даже если я буду еще больше вторить про себя это, одно лишь «Смирись», брошенное Учихой в мою сторону, в ту же секунду разобьет меня изнутри.        — Видимо, ты меня уже понял, — едва слышно произнес Саске, глядя на меня. — Он приедет примерно через час. Нужно будет осмотреть тебя, — выдал он, поставив передо мной тарелку с рисом и яичницей, и позволил молчанию, уже более продолжительному и тяжелому, повиснуть в помещении, которое уже наполнилось утренним светом.