Что для тебя — любовь?

       Если бы хоть кто-нибудь в ту минуту спросил, как я себя чувствую, то я бы не смог выдавить из себя ничего, кроме «Кажется, я полностью разбит; разбит вдребезги». Однако где-то в своих мыслях я понимал, что этой пары слов, честно говоря, ужасно недостаточно. Эти слова были бы до смешного малы, чересчур скупы для того, чтобы описать весь спектр того, что происходило внутри меня в тот момент. Но эти ощущения быстро сменились иными чувствами: полной пустоты и истощенностью.        За окном, на которое были опущены жалюзи, уже мелькали дневные лучи солнца. Я обессиленно встал с кровати; жалюзи стали медленно подниматься, и через несколько секунд комната уже была залита ярким светом, который, как мне казалось, слепил мои глаза так сильно, как не слепил никогда раньше. Однако, только я подумал о том, как же меня это раздражает, — по крайней мере, именно сейчас, — в помещении стало заметно темнеть, причем очень стремительно — так, что спустя пару минут я словно перенесся на несколько часов назад, когда солнце еще только-только обещало выглянуть из-за горизонта.        «Видно, там сильный ветер, раз тучи так быстро зашли», — думал я про себя, после чего перевел взгляд на верхушки деревьев, которые беспокойно колыхались в разные стороны, и убедился в своих словах.        Наверное, это был один из тех редких дней, когда я действительно был рад пасмурной погоде. Вдобавок мне почему-то казалось, что чем сильнее за окном будет бушевать ветер, тем спокойнее будет на моей душе. Впрочем, незачем отрицать, это было приятное чувство. Я даже на секунду поймал себя на мысли, что теперь стал понемногу понимать, почему Саске так любит подобную погоду — то странное ощущение безопасности и огражденности от бури за окном почему-то потихоньку избавляло от лишних мыслей, заставляло чувствовать себя лучше, как бы бредово это ни звучало.        Я не знал, сколько времени прошло, но я довольно-таки долго простоял напротив того окна, наблюдая за тем, как погода и вправду становилась все хуже и хуже. Если быть честным, я даже не заметил, как по стеклу стали бить тяжелые капли, с каждой следующей минутой все чаще и чаще ударяясь о него. Этот звук приятно ласкал слух, будто медленно убаюкивая меня, позволяя мне окунуться в немного непривычное чувство отрешенности от всего мира и, быть может, даже от самого себя.        Минута за минутой, время утекало, как бы просачиваясь сквозь мои пальцы. Фотографии, что Итачи отдал мне прямо в руки, так и лежали на краю постели, которая, казалось, еще сохранила какое-то ощущение присутствия Учихи здесь. Я даже был уверен: на простыне наверняка остались влажные и практически незаметные пятна от его слез, которые он к концу нашего разговора уже не замечал на своем лице.        Я не хотел смотреть на эти фотографии. Я даже допускал мысль, что мне не стоит притрагиваться к ним в ближайшие несколько дней, как будто они представляли для меня какую-то опасность, и со временем эта опасность должна постепенно исчезнуть.        Это чувство напоминало мне ощущение от кровоточащей раны, которой требуется время для того, чтобы хотя бы немного зажить и срастись. Однако в этот момент рана чувствовалась совсем не на физическом уровне, и в этом заключалась ее самая большая угроза, ведь раны душевные заживают намного дольше тех, что можно оставить на теле. А некоторое и не заживают вовсе.

***

       «Я так и не смог спросить Итачи об их отношениях с Дейдарой…» — вертелось в моих мыслях, пока я плелся вниз по лестнице.        Как я думал, прошло довольно много времени с момента завтрака, поэтому, спускаясь на кухню, я не ожидал кого-то увидеть в ней. Я витал где-то в своих размышлениях, поэтому чей-то голос, хоть и совсем тихий, запросто смог меня напугать.        — Чего-то ты сегодня поздно, — выдал кто-то, стоящий за кухонным столом.        Я невольно вздрогнул и легко пошатнулся на месте, застыв в одном положении. Буквально в паре метров от меня находился Саске, с безразличным видом нарезающий какие-то овощи.        — А-а… — отозвался я только спустя несколько секунд. — Да, чего-то сегодня поздно, — вторил я ему, как будто находясь не в силах самостоятельно подобрать слова.        Учиха, чего и можно было ожидать, — признаться, этого я опасался больше всего, — сразу же заметил во мне какую-то перемену. Его недовольный и пристальный взгляд был направлен строго на меня, а я, в свою очередь, мог только еще больше замешкаться.        Я не знал, был ли Саске осведомлен о нашем с Итачи разговоре, но что-то мне подсказывало, что мне в любом случае не стоит лишний раз об этом упоминать. Как бы то ни было, для младшего Учихи это наверняка самая болезненная тема, которую только можно затронуть, поэтому в ближайшее время мне стоило бы держать язык за зубами. Однако некоторой растерянности я все равно не терял, ведь вопрос о том, является совсем недавняя беседа секретом или нет, остался открытым.        Саске все так же продолжал вопросительно смотреть на меня.        — Эм… Что делаешь? — всеми силами стараясь переключиться на что-нибудь другое, вымолвил я. — Готовишь что-то? Мне помочь? — к моему несчастью, мой голос с каждым следующим словом звучал все более неуверенно и даже жалко.        Мысленно я уже стал проклинать себя за свое неумение управлять собственными эмоциями, за отсутствие во мне способности лгать в своих чувствах. Эта мысль, внезапно появившаяся в моей голове, вдруг ошарашила меня.        «Неужели я всегда выгляжу со стороны как открытая книга?» — задался я навеивающим на меня какую-то тревогу вопросом, однако Саске, не заставив себя ждать, быстро развеял мои мысли, отвечая:        — Да, на обед захотелось овощей, а Дейдара с Итачи буквально несколько минут назад — может, десять или пятнадцать — куда-то уехали, поэтому сегодня готовлю я, — спокойно сказал он, наконец опуская взор. — И, что-то мне подсказывает, в ближайшее время все это дело, — Учиха указал кончиком ножа на расставленные тарелки и доску с овощами, — будет именно на мне.        — Ч-что? — запнулся я, вскинув бровями. — Уехали? Куда?! — мой голос невольно прозвучал слишком громко, из-за чего на лице Учихи застыло практически незаметное удивление.        — Я же сказал: не знаю, — непонимающим тоном проговорил он. — А чего ты так разволновался? — прозвучал вопрос, после того как Саске заметил мои руки, которыми я, нервничая, стал теребить край своей широкой футболки. Я же, словно следуя за его взглядом, опустил голову вниз и постарался поскорее успокоиться.        — Так куда же они все-таки уехали? — не сдержался от повторного вопроса я. — Э-э… — нужно было придумать причину, не касающуюся Итачи, чтобы Саске мне поверил. — Дейдара… Да, Дейдара обещал мне съездить в город ненадолго! — сорвалось с моего языка.        Я спешно, неосознанно пытаясь подавить в себе беспокойство, встал ближе к Учихе и достал еще один нож, чтобы помочь ему с нарезкой. Случайно коснувшись его лезвия, я тихо прошипел себе под нос: «Черт, какое острое». Маленькая, едва заметная капля крови стала стекать по моему пальцу, но я, увидев это, быстро слизнул ее и торопливо опустил руку. Саске, видимо, уловив мое движение, странно на меня покосился, но тут же отвел взор так, что теперь мне с трудом удавалось разглядеть его глаза и выражение лица в целом. На мгновение мне даже показалось, будто я уловил тот тонкий аромат, что мне удалось почувствовать в ту ночь, когда мы, можно сказать, впервые нормально спали в одной постели. Это смутное чувство чего-то неуловимого стремительно заполняло мою грудь, но даже так я не мог толком понять, что со мной происходит. Даже если бы я захотел выразить его словами, у меня точно бы ничего не вышло: слишком уж размытым оно было.        — Дейдара? — как будто не услышав меня, переспросил Саске. — Кажется, вы неплохо сдружились за то время, пока нас с Итачи не было.        Наверное, впервые за все время Саске, упоминая Дея, не отзывался о нем в негативном свете. В его голосе, на удивление, не слышалась ни доля какого-либо недовольства или упрека, столь присущего ему.        — И да, — продолжил Саске, — он почти ничего мне не объяснил. Они с Дейдарой просто взяли с собой небольшие сумки и, наскоро попрощавшись со мной, вышли из дома. Все, что я услышал напоследок, было: «Нам нужно отлучиться по делам, не теряйте».        От произнесенного имени старшего Учихи я непроизвольно вздрогнул.        — Да? Ну ладно, — на выдохе сказал я. — Тогда с чего ты взял, что они вернутся не скоро? — я вспомнил слова Саске о готовке, которая вдруг свалилась на его плечи. Он же почему-то замолк на какое-то время, видимо, не находя подходящего ответа.        — Не знаю… — с каким-то совершенно неприсущим ему сомнением, выдал Учиха. — Все утро они с Дейдарой не появлялись на кухне, наверное, что-то обсуждали наверху, — он взглядом указал на лестницу, что ведет на второй этаж дома, — а после просто взяли и буквально сбежали, почти ничего не сказав. Обычно, когда происходит что-то подобное, они пропадают надолго, так что их можно не ждать.        «Значит, он не в курсе нашего с Итачи разговора, так?» — быстро заключил я, выслушав Учиху. На какое-то время мною даже овладело облегчение. Мне казалось, что это намного упрощает всю ситуацию, однако, подумав об этом, я понял: эту ситуацию уже невозможно упростить; сам факт того, что мне придется скрывать что-то от него, — да и не просто что-то, а такой важный разговор с его старшим братом! — ставил меня в ступор. Я тяжело вздохнул.        Движения рук Саске становились все более и более медлительными, словно он постепенно тонул где-то в своих мыслях. Мне даже стало немного не по себе от мысли, что он говорил о Дейдаре и Итачи без привычной злости — почему-то в тот момент мне показалось, что в его голосе звучала даже некая печаль. Однако, только я успел подумать об этом, выражение лица Саске вдруг резко изменилось: брови снова сошлись на переносице, а во взгляде, который он до сих пор старался спрятать от меня, читалось явное раздражение. Я не мог выдать ни звука, впадая в недоумение.        «Он странно себя ведет, — заметил я, уже не замечая, как моя рука плавно двигается с ножом. — О чем он думает? — тот самый вопрос, который я, наверное, чаще всего задавал себе, думая о Саске. Иногда мне даже казалось, что он навсегда останется для меня живой загадкой, сколько бы я ни пытался его узнать. — Да и Дейдара даже не зашел со мной попрощаться…»        В ту минуту я ясно ощутил, как ко мне стремительно возвращается то неприятное чувство, что я один здесь не понимаю всего происходящего. Даже Саске, не знающий целей такого внезапного отъезда своего брата, понимал, что такое случается нередко, и уже был, можно сказать, к этому готов; ему было не привыкать. А я же, буквально брошенный на растерзание собственных мыслей после столь тяжелой беседы, был оставлен в полном одиночестве со всем тем, что на меня навалилось.        «Даже Дей не удосужился мне что-то рассказать! Даже немного, хотя бы в общих чертах!» — вновь воскликнул я про себя. Рука невольно дернулась, и через мгновение я почувствовал сперва смутную, но затем более ощутимую боль в пальце.        — Ой… — только и успел вымолвить я, опуская взгляд к ладони: на одном из пальцев сочилась кровь, медленно стекая по руке.        Саске, мгновенно среагировав, быстро потянулся к моему запястью. Через секунду его недовольный и даже отчасти грозный взор уже обратился ко мне. И только я хотел сказать что-то в свое оправдание, уже успев приоткрыть рот, он тут же меня перебил:        — Наруто… — хмурясь, выдал он. — Ты как маленький, — раздался его голос с нотками досады. Я же мог лишь молча смотреть на него виноватыми глазами.        На долю секунды меня даже успело задеть отдаленное чувство вины и стыда за самого себя. Иногда рядом с Саске я чувствовал себя ребенком — беззащитным, неумелым и совсем незрелым ребенком, за которым всегда требовался присмотр.        Однако, только я успел уныло потупить взгляд, задумываясь об этом, краем глаза я заметил, как на лице Учихи распустилась едва заметная улыбка; края его губ совсем легко приподнялись. Я вдруг ясно почувствовал, как к моим щекам стала приливать кровь, а сердце забилось чуть сильнее обычного.        Саске же вдруг вздрогнул, резко сделав большой шаг в противоположную от меня сторону. Только сейчас я заметил, что мы стояли слишком близко друг к другу — всего несколько секунд назад я мог, сдвинувшись лишь на пару сантиметров, коснуться его плеча и груди.        — Наруто…— Учиха поддался растерянности, — иди в ванную, мы обработаем твою руку, — все так же торопливо проговорил он, спешно отворачиваясь от меня.        — Х-хорошо, — невнятно, с неким испугом ответил я и скорым шагом направился в сторону ванной комнаты.        Перед тем как войти, я не смог сдержаться и обернулся: Саске быстро открыл один из кухонных шкафчиков, спешно доставая оттуда какую-то небольшую упаковку с таблетками. Совсем запутавшись в происходящем, я мог только сделать вид, что ничего не произошло, и тихо захлопнуть после себя дверь.        Учиха же пришел только спустя несколько минут. Как только я увидел его перед собой, в глаза сразу же бросилось то, что с лица Саске уже успели исчезнуть все те странные эмоции, которые мне удалось заметить ранее. Он вернулся к «нормальному» себе, которого я привык видеть, а он — умело показывать окружающим. Однако, стоит признать, в последнее время я все чаще ловил себя на мысли, что мне стало немного проще распознавать то, что Саске старался, — и у него это хорошо получалось, — держать внутри себя.        «И когда он стал так часто звать меня по имени?.. — ощущая прилив каких-то странных чувств, подумал я. — Ведь раньше я буквально мог пересчитать такие случаи по пальцам».        Я оперся бедрами о край ванны, находясь в неловком ожидании того, как Учиха скажет что-то вроде: «Мог бы за то время, пока меня не было, уже успеть сделать все самостоятельно», но, к моему удивлению, Саске лишь молча покосился на меня и, встав напротив, стал доставать что-то с полок рядом с раковиной.        — Покажи руку, — полуосипшим голосом проговорил он, склонив голову так, что я снова не мог нормально видеть его взгляд.        Я медленно протянул левую руку, слабое кровотечение на пальцах которой стало понемногу останавливаться. Расстояние между нами все больше сокращалось, как и несколькими минутами ранее, но было заметно, что Саске все равно старался держаться немного дальше, чем тогда, на кухне, словно его что-то останавливало и не позволяло двинуться чуть ближе.        Сперва легкое, затем более уверенное касание отразилось на кисти моей руки. Пока Учиха что-то разглядывал, смачивая при этом ватный диск какой-то жидкостью, я не мог отвести от него свой взгляд. Словно завороженный чем-то, я неотрывно наблюдал за каждым его движением, втайне наслаждаясь моментом настоящей, как я считал, близости с ним, о которой раньше мне можно было лишь мечтать.        В эту минуту я ярче обычного чувствовал перед Саске некую вину за то, что ему всегда приходилось ухаживать за мной, было у него желание на это или нет, — этого мне знать не дано. Смятая мысль, что посетила меня совсем недавно, снова проснулась в моей голове. Даже если вспомнить те слова Учихи про готовку, которая так внезапно свалилась на его плечи сегодняшним утром, — он всегда готовил для меня, несмотря на свою занятость и усталость. Возможно, ему не нравилось, как я готовлю, хоть я и всегда, когда выдавалась возможность, вкладывал в это всего себя. Он давал мне закончить, но потом уже не подпускал меня к плите, ничего при этом не говоря. Конечно, в первое время у нас было немало разногласий, но вскоре мы, можно сказать, свыклись друг с другом, и я уже не задавал лишних вопросов, списывая это на какие-то свои странности Саске.        И вот сейчас, стоя рядом с ним, чувствуя на себе его прикосновения, хоть и совсем легкие, но так сильно значимые, скорее всего, только для меня одного, я не мог избавиться от этих мыслей. Мне хотелось дать ему что-то в ответ, но, понимая свою беспомощность и даже какую-то бесполезность, я только больше впадал в странное, будто бы подвешенное состояние.        «Я думаю, что эти изменения связаны непосредственно с тобой, Наруто», — вдруг всплыла фраза Итачи, что он сказал этим утром, в моей голове.        — Интересно, что он имел в виду… — себе под нос выдал я, уже не различая реальность и свои мысли.        — Что? — мельком взглянув на меня, откликнулся Саске. Его руки застыли в одном положении.        Я, замешкавшись, поднял на него беглый взгляд. Не знаю, что именно могло отражаться в моих глазах, но на лице Саске, только он обратил на меня свой взор, вдруг проскользнуло беспокойство, сменившееся чем-то, похожим на внутреннюю боль. Внезапно я ощутил, что Учиха потянул меня за руку, которую только что обрабатывал, и через долю секунды я уже был крепко прижат к его телу. Казалось, всего за мгновение все перевернулось в моей груди, а весь воздух, что я вдыхал, вдруг застрял у меня в горле.        Все чувства, которые будто разливались по всему моему телу свинцом, все мысли, успевшие накопиться и запутаться в моей голове, — все это, переполняющее меня, стало обретать свободу. И только в этот момент я ощутил, что на моих глазах уже навернулись слезы, медленно скатывающиеся по щекам горячими струями. На миг мне показалось, что именно здесь и сейчас, как будто находясь под крылом Саске, в его руках, я мог дать волю всему, что было внутри меня; мог, наконец, по-настоящему довериться ему, показать свои истинные чувства.        Еще никогда прежде я не чувствовал себя в один момент настолько хорошо, как будто мне внезапно подарили самую дорогую для сердца вещь, и настолько же плохо, словно то же самое сердце было вот-вот готово разорваться на кусочки. Уже не отдавая себе отчета в собственных действиях, я кутался в объятиях Саске все сильнее и сильнее, словно желая укрыться в них так, чтобы ни один лучик света из внешнего мира не мог коснуться моей кожи. Наверное, в ту секунду я нашел место, где хотел бы провести всю оставшуюся жизнь, и, кажется, хозяин этого места, каким бы далеким и недостижимым оно ни было для меня раньше, наконец принял меня. А может, и не только меня, но и себя самого.