Что для тебя — любовь?

       — Итачи! — как-то слишком радостно вскрикнул я, увидев перед собой знакомое лицо, на котором, как и всегда, цвела приятная ненавязчивая улыбка.        Несмотря на то, что время банкета потихоньку близилось к концу, на нем, к удивлению, не было видно ни доли утомленности. Наоборот же, всем своим видом Учиха словно источал привычное дружелюбие и спокойствие, будто бы всех тех часов, которые остались позади, вовсе и не было, будто бы мы только-только успели зайти в этот просторный зал и окинуть взглядом его масштабы.        Со стороны дверей все так же доносился легкий шум и смешивающиеся между собой голоса людей, для которых этот вечер наверняка казался нескончаемым. Итачи неторопливо шагал ко мне навстречу, держа в руках почти опустошенный бокал с шампанским и зачем-то время от времени оглядываясь по сторонам и за свою спину.        — Привет-привет, — помахал он, приближаясь ко мне и тем самым словно делая легкий акцент на том, что мы довольно долго не виделись. — Чего стоишь здесь один? Отдыхаешь?        Это понимание даже заставило меня чуть покраснеть: я не знал, что лучше стоило бы сказать в том случае, если бы Итачи спросил, где мы пропадали с Саске, не знал, как прекратить смущаться в такие моменты.        — Можно и так сказать, — немного замялся я, посмеиваясь и улыбаясь ему.        Учиха наконец подошел ближе ко мне, так же останавливаясь у самого края балкона и находя опору для своих рук. Крепкие и напряженные, они держали кажущийся слишком хрупким бокал почему-то по-особенному изящно и легко. Волосы его чуть раздувались из-за порывов пока еще не холодного ветра, а расслабленный на шее галстук и закатанные рукава пиджака намекали на то, что время, проведенное в этом месте и с этими людьми, все же давало о себе знать.        — Наруто, — вдруг обратился ко мне старший Учиха, по какой-то причине понижая голос и пытаясь быть чуточку тише.        Я мгновенно встрепенулся, признаться, думая о самом худшем и уже успев выкопать себе могилу, над которой было бы написано: «Умер от стыда», ведь из головы все еще не могли исчезнуть все те навязчивые мысли о нас с Саске и о том промежутке времени, который мы провели немного в другой обстановке.        — Д-да? — тут же отозвался я, заикаясь и не находя себе места.        Однако моя взволнованность быстро сменилась на нечто другое: ответа на мои слова почему-то не последовало — Итачи лишь отвел от меня взгляд и со все той же улыбкой — совершенно обыкновенной для себя улыбкой — взглянул вперед, к пейзажу шумного ночного города, вид на который открывался для нас отсюда. Весь его гул, вся суета — ничего из этого будто бы не доходило до нас снизу, позволяя приятной тишине и спокойствию буквально повиснуть в прохладном воздухе и медленно наполнять наши легкие.        В ту секунду я точно не мог сказать, но… почему-то мне показалось, что что-то не так. Это чувство казалось непонятным, однако хоть с первого взгляда Учиха и выглядел хорошо и даже свежо, но что-то внутри моей груди словно наталкивало меня на странные мысли, на мысли совсем смятые и неразборчивые, и, сколько бы я ни пытался, мне все никак не удавалось собрать воедино хотя бы одну из них.        — Что такое? — чуть тише повторил я, чтобы привлечь чужое внимание, и как будто стараясь отогнать от себя внезапно наплыв смешанных чувств, которые сейчас вызывали во мне не неприязнь, не желание от них избавиться, а странный и кажущийся каким-то слишком знакомым страх…        Мой взгляд медленно скользнул к профилю Итачи, которого сейчас практически не касался тот приглушенный свет, что исходил из здания. В какой-то момент его губы дрогнули, словно в попытке что-то сказать, однако спустя всего мгновение они снова застыли в прежнем положении; легкая улыбка начала неторопливо спадать с его лица, и в один миг я не смог не поймать себя на мысли: «Неужели это именно то, что он скрывал под своим привычным выражением?»        — Мне хотелось немного поговорить с тобой, Наруто, — тихо подал голос Итачи, снова называя меня по имени. — Без Саске и без Дейдары, — практически неслышно добавил он, чуть опуская голову, но не отрывая взгляда от картины перед собой.        Тревожное молчание заполонило воздух между нами, и я приковал вопросительный взгляд к лицу Итачи. Казалось, обычно в такие моменты я сразу же погружался в свои размышления, пытался найти скрытый смысл в чужих словах и понять, о чем может пойти речь, однако сейчас… что-то не позволяло мне вымолвить ни слова даже шепотом, даже про себя. Как будто само время вокруг нас стало все стремительнее замедлять свой ход, и вскоре все, что могло нас окружать, просто-напросто замерло, затаило дыхание в одном положении, боясь шевельнуться или сдвинуться с места.        Внезапно я почувствовал нечто необъяснимое — на лице Учихи снова расцвела приятная улыбка — совсем иная, нежели та, что украшала его прежде; уголки его губ медленно поползли кверху, и спустя всего мгновение слух уловил его бархатный смех — совсем тихий и приглушенный, будто предназначенный лишь для кого-то одного. Предназначенный лишь для меня.        — Знаешь, в последний раз вот так вот мы разговаривали с тобой, кажется, совсем давно — лично, наедине, в тишине и покое, — усмехнулся он, неотрывно глядя на просторный пейзаж перед собой и словно будучи не в силах хотя бы на секунду оторвать от этого вида взгляд. — Давно… — снова проговорил свои же слова Итачи, покачивая в руке бокал и водя взором из стороны в сторону: миг — он задерживается на горящих окнах соседней многоэтажки, другой — проскальзывает по едва заметным в ночном свете облакам, еще — устремляется совсем далеко, словно к чему-то такому, что ни одному человеку на свете не было бы заметно и открыто для глаз. — Ты же помнишь тот наш разговор? — немного смято прозвучал его голос.        Застыв в странном оцепенении, я на секунду приоткрыл губы. Перед глазами стремительно стало оживать воспоминание — и правда, совсем давнее, или, по крайней мере, кажущееся таковым — о том дне, когда нам с Итачи, наверное, впервые удалось поговорить с глазу на глаз, поговорить совсем иначе, нежели мы могли говорить ранее. Тогда Учиха, присев на край кровати, где я только-только успел проснуться, рассказал мне о том, что произошло с их с Саске семьей.        — Конечно же, — так же тихо отозвался на его слова я, как только картинка перед глазами снова стала четкой, — как я могу не помнить.        Итачи снова замолк, только чуть ярче улыбнувшись в ответ и мельком взглянув на меня.        «Что-то происходит, — мысленно выпалил я, на мгновение встретившись с ним взором, но так и не сумев разобраться в своих ощущениях, — но я никак не могу понять, что именно, — все никак не успокаивался я. — Он странно себя ведет».        Казалось, я и не заметил, когда сердце успело ускорить свой ритм. Признаться, мне действительно было трудно совладать с собой, было трудно понять, что происходило внутри меня в те минуты, однако одно я чувствовал предельно ясно — то, как вся моя грудь, все ребра и живот были скованы изнутри, будто что-то болезненно сжималось внутри меня, и мне никак не удавалось взять все это под контроль. Но все остальное… Этот внезапный разговор, это выражение лица Учихи, его слова, его поведение — все вызвало во мне чувство крайнего смятения, полнейшее опустошение в мыслях, как будто с одним только его появлением рядом со мной все, что было в моей голове, непроизвольно стало из нее исчезать, оставляя после себя лишь ощущение потерянности и полной наготы и уязвимости перед чужими словами.        — Итачи-сан, — попытался позвать его я, нарочно добавляя суффикс. — Что-то случилось? — с опаской в голове проговорил я, неотрывно глядя на него и стараясь хотя бы на миг уловить нечто, что могло бы помочь мне понять его чувства, понять то, что вертелось в моем сердце, но никак не укладывалось в голове.        Одно слово, еще пара — я, будто в попытках дозваться до него, говорил их снова и снова, одно за другим, однако это никак не могло мне помочь. Учиха, словно не слышал меня, словно замер в какой-то момент и просто-напросто остался где-то в нем, где-то далеко, все быстрее и быстрее отстраняясь от меня.        Его взгляд был по-прежнему направлен вперед, а лицо — все так же поглощено ночной тенью и ее переливающимися оттенками, которые лишь подчеркивали его темные глаза и их глубину. Наверное, в один миг могло бы показаться, что и они — глаза, их взор — уже абсолютно заледенели, но это было вовсе не так — они не выглядели опустошенными, не выглядели мертвыми или бездвижными, в них искрилась странная оживленность, искрилось нечто, что мне вряд ли бы удалось понять даже при своем желании. В них тлело мрачное, но возвышенное волнение, дотянуться до которого, казалось, было позволено только ему одному.        — Хорошее было утро, — вдруг бросил он себе под нос, качая головой и вызвав во мне лишь большее непонимание.        «Что происходит, — билось в моих мыслях. — Что это?»        С каждой следующей секундой во мне будто нарастало что-то необъяснимое. Растерянность, путаница в собственных чувствах, все большее и большее удаление от реальности — это захлестывало меня, накрывало с головой, заставляло окончательно затеряться в себе в поисках того самого момента, в котором жил сейчас Итачи. В какой-то миг мне и вовсе захотелось крикнуть: «Да что ж это такое, я снова ничего не понимаю!», схватить его за пиджак и выплеснуть… Выплеснуть что-то, чего я сам не мог в себе разобрать. Поэтому рука двинулась, но двинулась совсем слабо, словно вся моя энергия так и осталась где-то внутри меня, резко утихая и ставя меня в еще более подвешенное состояние. Я обессиленно ухватился за рукав Учихи, распахнув глаза и смотря прямо на него.        «Что я хочу сказать?» — вмиг метнулось в моей голове, однако мысль эта тут же затерялась и будто бы исчезла под натиском чего-то большего — Итачи даже не отреагировал на мои действия. Совсем. Он только шелохнулся, сдвигаясь в мою сторону, и снова натянул тихую, совсем слабую улыбку. Кисть его руки пришла в движение, она медленно стала поворачиваться в сторону так, что почти пустой бокал начал неторопливо опускаться вбок. Некрепкий алкоголь, от которого наверняка было одно только название, тихонько стекал все ближе и ближе к стеклянном краю, и всего через пару секунд каплями обрушился вниз, в пустоту под нами, и вскоре как будто бы вовсе исчез, растворяясь в летнем и пропитанном пока еще совсем теплыми ароматами воздухе.        — Ты просто должен помнить о моих словах в то утро, — прошептал Итачи, завороженно прослеживая взглядом последние вылитые капли и окончательно переворачивая бокал на сто восемьдесят градусов. — Ты умный парень, и мне всегда нравилось это в тебе. С тобой можно не говорить, но ты все равно все поймешь, — еще тише добавил он, все еще не опуская руки и глядя перед собой.        Я замер в странном всепоглощающем упоении. Казалось, только тогда я понял: Итачи уже не смотрел на бокал, он смотрел далеко вперед, словно выискивая что-то среди макушек стеклянных домов, словно страшно ища в просторном темном небе что-то, что было необходимо ему прямо сейчас. Он смотрел так, как будто ему было мало, смотрел ненасытно, жадничал, пытался впитать в себя каждую следующую секунду, каждую нотку запаха, что проносился в воздухе, каждый огонек, горящий в бесконечно шумном городе, каждое его движение, каждый звук и отголосок.        Все, впитать в себя все.        И это меня пугало. Но в глазах Учихи не было ни доли страха, в отличие от моих.

***

       Я не мог найти себе места. Взгляд метался из стороны в сторону в попытках хотя бы на мгновение заметить знакомое лицо младшего Учихи или хотя бы Дейдары, к которому, как сказал перед уходом Итачи, он и собирался направляться.        Тогда он ушел совсем скоро. Признаться, в те минуты, когда он только-только начал отдаляться, оставляя меня в одиночестве, я не был способен буквально ни на что. Все, что мне оставалось в тот момент, — лишь молча наблюдать за его уходом, окончательно потерявшись в своих мыслях и совсем не понимая, что же только что все-таки произошло. Однако как только туман, окутывающий голову, стал постепенно развеиваться надо мной, проясняя картину вокруг, его фигура уже затерялась среди остальных людей, и больше, чем судорожно выискивать взором кого-то из своих, я просто-напросто не мог. Взгляд то падал на чужие улыбающиеся друг другу лица, то на блистающие наряды, сменяющие друг друга перед моими глазами, но наткнуться на что-то, кроме всего этого, мне все никак не удавалось.        «Что же это… Что же это…» — все вертелось и вертелось в моих мыслях — бесконтрольных, полностью выбившихся из-под моей власти. Шагая то вправо, то влево, то проносясь на несколько метров вперед, с каждой секундой я все сильнее поддавался наплывающей панике, которая тихо-тихо закрадывалась в мое сердце, медленно овладевая телом и подчиняя себе рассудок. В голове происходил полный бардак. Непонимание происходящего, гнетущая атмосфера вокруг старшего Учихи, его странные и кажущие какими-то слишком тяжелыми слова, смысл которых доходил до меня далеко не сразу (и даже сейчас я не мог точно сказать, о чем же он все-таки говорил и что имел в виду), — все это постепенно со все большей тяжестью нависало, казалось, прямо над моей головой, и теперь под собственными ногами я будто бы мог видеть эту страшную тень, расползающуюся по полу и лишающую меня всякой опоры под собой, — тень чего-то, что я так отчаянно, но безрезультатно пытался понять, чего-то настолько очевидного, но в то же время настолько далекого, что я просто не мог ухватиться даже за его краешек, за маленько лоскуток, так тревожащий меня.        «Что же, что же, что же», — задыхаясь, лепетал я про себя, уже не замечая ничего и никого вокруг себя и словно наощупь выбирая себе дорогу для следующего шага, для следующего места, куда бросится мой взгляд.        Одна мысль перебивала другую, чувство перебивало чувство. Шаг за шагом, секунда за секундой — я не мог успокоиться, совсем не мог, даже не в силах понять что-то определенное, понять причину всего этого. И лишь одно ощущение явно выбивалось среди других — ощущение, будто я прямо сейчас упускаю что-то важное; ощущение, будто это «что-то» стремительно проскальзывает мимо меня, сыплется под ноги прямо сквозь мои пальцы, и я никак не мог это контролировать!        «Что-то… — буквально молил я про себя. — Что-то мне это напоминает». Паника медленно накрывала меня с головой. Я уже давно успел упустить тот момент, когда сердцебиение буквально сорвалось на сумасшедший ритм, тяжелые толчки все быстрее и быстрее били по груди, пихаясь внутри нее, толкая внутренности, заставляя всего меня судорожно сжиматься изнутри.        Это чувство. Или, вернее сказать…        — Наруто, куда ты так спешишь? — бросился в мою сторону чей-то отголосок.        …предчувствие.        Я резко развернул корпус тела, перед распахнутыми глазами показалась фигура Саске. Сердце словно вмиг рухнуло в пятки, оставляя за собой слабость по всему телу, мелкую дрожь, что уже начинала пробирать меня изнутри.        — Наконец-то! — вскрикнул тут же я, бросаясь к нему и уже совершенно не контролируя своих эмоций.        Всего за пару секунд с моей души как будто упал тяжелый камень, с губ сорвался слишком сбитый выдох облегчения — я не один! Мне срочно нужно что-то сказать! Что-то… Но что?        — Я долго не мог тебя найти, где ты был? — ярко улыбнулся мне младший Учиха, протягивая руки навстречу, но улыбка эта вскоре начала спадать с его лица.        — Саске!.. — процедил я, тяжело дыша и мечась взглядом то к его глазам, то к губам. — Я… — только и удалось вымолвить мне, однако всего через долю минуты я был вынужден замолчать: кто-то из гостей обратился к нам.        — Тише-тише, молодые люди, — чуть приподнимая уголки губ, сказала какая-то невысокая женщина и, поправив прическу, направила куда-то шаг. — Сейчас должно начаться, — добавила она, оборачиваясь к нам.        С обессиленным непониманием я перевел взгляд с ее лица на Саске. На несколько секунд он застыл в полной неподвижности, смотря ей вслед и умолкая на какое-то время. Выражение его лица сменилось на легкое удивление, и только после, когда оно снова немного омрачилось, Учиха вернул взор ко мне.        — Ч-что начнется? — невольно выдал я, глядя на него и, признаться, уже не чувствуя ни сантиметра своего тела.        — Итачи же хотел сказать что-то в конце всего мероприятия, — слегка заикнулся Саске, с некой растерянностью и мраком в глазах смотря на меня в ответ. — Думаю, время пришло, — закончил он свою фразу, внимательно вглядываясь в мое лицо и, видно, на миг почувствовав что-то не то.        Пора.        Откуда-то сверху донесся звон бокала — старший Учиха, стоя на краю внутреннего балкона, пару раз постучал по нему вилкой и, улыбаясь, оглядел всех нас. Людская масса мгновенно сдвинулась с места, подхватывая и нас с Саске; все двинулись ближе к главному лицу сегодняшнего вечера.        «Да, — витала одна мысль на всех этих людей, — пора».