Make your choice

Нью-Йорк, США. 2001 год Pov Элизабет Барнс 31 декабря уходящего 2000 года не отличался ничем от остальных дней в моей жизни. С неожиданной смертью Говарда Старка все пошло наперекосяк: отношения с Тони разрушились, мы отдалились и вскоре вовсе перестали общаться. О том, что он жив-здоров и что у него дела идут вполне неплохо я узнавала из газет и телевизора. Ну, и Фьюри рассказывал периодически, хоть я и не одобряла вторжение в частную жизнь. Поздравила с праздником нескольких коллег и знакомых, купила ради приличия шампанское в местном супермаркете и без особого энтузиазма села смотреть новогоднюю программу по телевизору, вяло пережевывая какую-то химозу из микроволновки. Уже который новый год я праздновала одна: с Тони мы давно не общались, с коллегами не было тех дружеских доверительных отношений (да и какие доверительные отношения могут быть, если ты работаешь в разведке?), а Кейт, моя сестра, умерла два года назад. Вот она оборотная сторона долгой жизни. Муж Кейт, Макс, умер еще в 1995 году, Кейт пережила его лишь на три года. Вспоминать об этом было больно. А Джеймса Барнса я не видела уже много лет. С Патриком мы так и не нашли общий язык. Он подозревал меня во всех делах связанных с «Гидрой» и был полон различных предубеждений по отношению ко мне. А я до сих пор не послала его лишь из уважения к сестре и ее мужу. Зато с его сыном Чарли, который, по иронии судьбы, тоже пошел работать в Щ.И.Т. нас связывали куда более теплые отношения. Стук за окном прервал мои грустные, совершенно не праздничные размышления и заставил мгновенно подобраться, немного приглушив звук телевизора. Я неспешно встала, убирая со стола тарелку, и напевая себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, двинулась в сторону шума. За окном было тихо, большими хлопьями падал снег, но в сумраке ночи мне удалось разглядеть чью-то сгорбленную тень около карниза. Резко распахнув окно я впустила в комнату вихрь холодного морозного воздуха и какого-то незнакомца. Впрочем, незнакомец недолго оставался таковым. Ко мне под Новый год пожаловал Барнс. Легко уместившись на узком подоконнике, он обернулся. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть. Как долго искал и… — Не окончив своей пламенной тирады, Джеймс вдруг резко умолк. А потом начал заваливаться на меня. Не успев схватиться за какую-нибудь опору, я грохнулась на пол вместе с тяжелой бессознательной тушей Барнса. Кое-как выскользнув из-под него, я ойкнула от резкой боли в спине, быстро добралась до окна и закрыла его, задернув шторы со второго раза. Критически осмотрев развалившегося на полу Джеймса, с одежды и волос которого стекло много растаявшего снега, я тяжело вздохнула. Пока тащила бессознательного Барнса до дивана в гостиной едва не надорвалась, попутно рывками снимая с него всю его амуницию и тяжелую одежду — каждый грамм был на счету. За три подхода закинула Джеймса на кровать, ругая чье-то ослиное упрямство. Непонятно сколько времени он вот так просидел на морозе и что способно вырубить суперсолдата. В шкафу стояла аптечка. Пока я сосредоточено рыскала среди склянок, на диване как-то тихо и безнадежно застонал Барнс. Метнулась туда, наклонилась, проверяя пульс и дыхание. Мое внимание привлекло темное пятно засохшей крови на плече. Вопрос только в том — чей? Не церемонясь, разрываю одежду на плече и переворачиваю Барнса на бок. Тут же прихожу к неутешительному выводу, что кровь все-таки его. Кожа на плече неестественно красного цвета, а Джеймс горит огнем. Вскоре замечаю инородный предмет, выделяющийся своим темным цветом. Это был кусок обломанной стрелы, остановленный аккурат лопаточной костью. Каким лешим Барнса угораздило получить стрелу в спину, обломить половину и забыть про остаток в спине — спрошу, как только очухается. А пока его надо вынуть, чтобы предотвратить дальнейшее заражение организма. Вспоминая полузабытые медицинские навыки, я аккуратно обрабатываю место ранения и приступаю, собственно, к операции. Когда осколок стрелы был вынут, Барнс завозился и что-то проворчал. Пришлось вколоть ему лошадиную дозу снотворного. Вполне возможно, что он пробудет в таком состоянии полудрёмы до утра. Но сильная регенерация знает свое дело. А я сделала все от меня зависящее, чтобы предотвратить заражение. Убираясь в гостиной, я меланхолично раздумывала над тем, что мы с Джеймсом — два великовозрастных идиота, пикируемся в духе любовных романов. И вскользь поразмышляла о том, как долго это будет продолжаться и кто раньше заметит — Щ.И.Т. или Гидра? Губ коснулась горькая усмешка. Сидя возле кровати спящего Барнса, я слушала его мерное дыхание и тихое биение сердца. Столько лет прошло. За окном ревели салюты, слышался весёлый гомон людских голосов. По моему улицу расползалась совершенно глупая улыбка. Джеймс Барнс меня искал. Все это время.