Почти царевич: медный рыцарь

POV Gilgamesh.       Вещи Циннии перенесли в мои покои с особым трепетом; трудно было представить наложницу или челядь, которой мой приказ не показался бы чудом. И впрямь диво — дивное. Конечно, я не знал, как отреагирует моя суженная на подобные перемены, однако, мне было все равно до её брожения ума. Тем более, в последнее время, мне часто приходилось вспоминать о Царице. До недавних пор, женщина существовала для меня только в той мере, в какой была она прекрасна, и её назначение было — удовлетворять моё чувство сладострастия. Но на Таусиль у меня были немного другие взгляды. Ради этих взглядов стоило отказаться от других женщин. Я, без сомнений, сжег бы к чертям весь гарем, было бы ей это угодно, однако, моя Царица не чувствует конкуренции. Эта женщина по-настоящему коварна, и наверняка изводит меня своими исчезновениями намерено. Что не говори, а я снова сделал первый шаг и одернул свою гордость. «Унизительно! — всякий раз думал я, когда перед глазами всплывал образ Царевны. Я представлял, как эта женщина жмется к моей груди в поисках тепла среди ночной прохлады. Воображал, что она однажды падет передо мной на колени и признает свою ошибку. — Опомнись, Гильгамеш». Цинния — такое имя я даровал своей зависимости. Дабы не разочаровываться в себе, я отказался от Царевны на некоторое время, но мои рассуждения привели меня в чувства. Что мне, Великому Царю Царей, мешает любить эту женщину? Она здесь, совсем рядом, и ничто, кроме нее самой, не является препятствием для меня. Долгое время меня терзала гордость. Она, словно кость в горле, не позволяла мне действовать так, как мне того хотелось. Если всецело предаться раздумьям, то можно предположить, что никому на всем белом свете не хватит смелости сделать мне замечание, если я снова возьму Царицу силой. Никто не посмеет даже вставить свое слово, если я изнову кину ее в темницу. Больше чем уверен, слезам Циннии в нашем браке будет уготован отдельный сосуд. Пусть лучше она плачет от того, что я ее муж, чем мне умереть от того, что она не моя жена. Тем более, роль мученицы — ее собственный выбор.       Поддавшись наступлению вечера, Урукское небо привычно окрасилось в сочные буро-лиловые цвета. Я томно выдохнул, когда Энкиду взвалил на шероховатый стол еще с десяток глиняных пластин, которые мне предстояло изучить. В последнее время, из захваченного мною Ура, стали доходить сомнительные вести. Мятежи поднимались один за другим и мои люди уже не справлялись с назначенными должностями. Об успешном подавлении всех мятежей и речи идти не могло. Я прикрыл уставшие глаза и откинулся на спинку трона. И чего им неймется?       — Дьявол! — сорвалось с моих уст. Как бы не было досадно, а мне нет покоя даже на собственном троне. Какие мысли руководили моим отцом, когда тот сплавил все золото в это недоразумение? Безусловно, мой трон имел величавый вид и дороговизну, но вместе с тем, твердая спинка этого созерцательного седалища лишний раз напоминала мне, что я, Царь Гильгамеш, не имел прав отдыхать и расслабляться, покамесь проблемы моих владений не сойдут на нет. — Энкиду, собирай войска.       — Гильгамеш, — только и вырвалось с губ зеленоволосого. Я поднял уставший взгляд на юношу, а затем снова вернулся к табличкам. — Это всего лишь бунты. Нет надобности подавлять их кровопролитием.       — Конечно нет, — отрезал я. Так как я подозревал, что бунты усиливались из-за влияния соседнего города — Эриду, я был уверен, что мне стоило захватить его немедленно. Ещё одна провинция у Персидского Залива никак лишней растратой моих сил быть не могла, поэтому сомнений на счёт похода у меня не было. — Эриду и Ур тесно связаны меж собой. Я должен был догадаться, что покорение одного города подразумевает захват другого. Сил и провизии у нас более, чем достаточно, поэтому нам стоит отъять эти земли немедленно.       — Вот оно что. — Выдал Энкиду. — Пожалуй, ты прав. Либо мы отдаём Ур на растерзание Эриду, либо захватываем Эриду, удерживая Ур.       Следующим днём я созвал совет и распределил между чинами обязанности. Так как Эриду не мог тягаться на ровне с Уруком или тем же Кишем, я уповал на очень скорую победу. Что касалось моего собственного духа — он воспрял. Меня Царские дела мучали без устали, поэтому я был рад выбраться из города, дабы расширить свои владения. За день до похода, мне предстояло выполнить обряд, который символизировал дань перед олицетворением плодородия и жизни. Я раздал простому люду Цатры (ткани из козьего пуха) и ближе к ночи устроил празднество. На мое удивление, на пир заглянула и сама Царица. Облачённая в пурпурное шелковое платье, девушка молча приземлилась на своё место. У меня невольно защемило где-то под грудью. Я встречал свою царицу куда реже, чем случайного евнуха, а потому старался всмотреться в лицо покорившей меня женщины, дабы в точности запомнить ее черты. Цинния моего тяжёлого взгляда будто не замечала вовсе. Глаза девушки метались от одного стола к другому, но понять, кого именно она высматривала, мне не удалось.       — Царь Царей, — обратилась ко мне Цинния. — Посетите мои покои ночью.       — Стало быть, ты сообразила, как меня умертвить? — Я отнюдь не удивился. После всех авантюр, что устраивала моя супруга, грех было упускать из виду ее женскую коварность.       — Такое возможно? — Не без перчинки якобы спросила брюнетка. Я ухмыльнулся, а затем взмахнул свободной рукой.       — Ступай в мои покои. — Вещи Циннии давно перенесли в мою опочивальню, однако, она там так и не появилась. Цинния обречённо вздохнула, а затем скрылась с моих глаз. Я посетил ее на рассвете, и застал ту спящей на моей постели. Судя по всему, спала Царица крепким сном, ибо я долго наблюдал за ее умиротворённым выражением лица, прежде, чем она разомкнула заспанные очи. Красоту происходящего мне было трудно описать словами: томный, слегка удивлённый взгляд смотрел мне прямо в душу, в то время, как длинные волосы паутиной раскинулись на моей подушке. Неужели у всех женщин такой завораживающий взгляд? Неужели все так притягательны по своей насущности?       — Ты выбрала удачное время для просьбы, — выдал я, снимая увесистые серьги. В покои пробрался бледный луч солнечного света, которому не повезло затеряться среди темных тонов спальни. — Сегодня мне полагается быть щедрее, чем обычно.       — Я знаю, — необычайно мягко проговорила Цинния. Я смотрел на девушку сверху вниз, пытаясь разгадать тайну ее странного поведения. К сожалению, моей проницательности хватило ещё на пиру. Я был уверен, что кареглазая попросит меня взять ее с собой в поход. — Царь Царей, возьми меня с собой. Я ухмыльнулся. Рвение Циннии мне было очень знакомо. Будучи сложенным воином, она наверняка жаждала вернуться на поле брани. Однако, моя Царица не может быть и женой и воином.       — И какой с тебя будет прок? — Я сложил руки на груди, и оперся о резную тумбу, на которую мгновение назад положил свои украшения. — Ты всего лишь женщина, не зазнавайся.       — Разве женщинам не дозволено сопровождать мужей в походе? — Брюнетка повысила тон, пребывая в негодовании. — Моя мать всегда следовала за отцом.       — Смехотворная девчонка, — усмехнулся я. — Тебе ли не знать, зачем твой отец держал жену подле себя?       — Мне прекрасно это известно, — Царица притупила взгляд и медленно поднялась с кровати. Я молча наблюдал за смущенным выражением лица девушки, пока та неуверенно перебирала ногами. Цинния приблизилась ко мне и робко потянулась к моему лицу. — Возьми меня с собой, Гильгамеш. Холодные руки коснулись моего лица и я инстинктивно нагнулся навстречу к медленно приближающемуся лицу супруги. Мягкие, дрожащие губы соприкоснулись с моими, и девушка подарила мне свой первый старательный, но, увы, неумелый поцелуй. Сквозь него я усмехнулся, и заметил мелкую дрожь, что пробрала моя женщину. Отстранившись от лица Циннии, я схватил ее хрупкие руки и коснулся губами ее нежной кожи шеи. Девушка наклонила голову набок, открывая просторы для моих ласк. Дрожь Царицы усилилась, но я по прежнему не обратил на это внимания. Когда я почувствовал, что одними ласками дело не обойдётся, я выпрямился и узрел крайне омерзительную картину: Цинния зажмурилась, покраснела точно багровый закат, и с силой прикусила губу. Ладони девушки вспотели, а ноги будто подкашивались, едва удерживая хозяйку.       — Не обещай больше, чем можешь предложить, — я отпустил руки суженной. С ее искусанной губы сорвалась капля крови. Не первая. Я смотрел в красное лицо девушки и недоумевал; неужто она действительно не терпит моих прикосновений?       — Разве вам ожидать моих предложений? — Неожиданно выдала та. Я сощурился, а затем отправился к высокой двери. — Царю Царей дозволено все. Если любо — возьми и не спрашивай. Разве не так?       — Так, — выдохнул я. Ранее я брал Циннию следуя именно этому принципу. — Таусиль, лживые обещания раздражают куда больше, чем откровенные отказы. END POV Gilgamesh. POV Tausil'. Гильгамеш скрылся за дверьми, оставив меня раздумывать над тем, что я хотела сделать. Конечно, мой поступок — причина скупого малодушия. Я сильна перед трудностями, но так слаба перед соблазном. Скорее всего, я бы была не прочь продать свою душу, лишь бы снова взяться за копьё. Такое мирное существование, которым меня наградил Гильгамеш, мне даром не нужно. Изо дня в день я не живу, а существую. Даже жертва собственного тела казалась мне насущным пустяком, если я воскресну на поле брани. Мне стоило лишь потерпеть. Опустившись на край кровати, я дала волю чувствам и прокричала в подушку, которая тоже пахнет им. Гильгамеш — человек, который умудрился одним своим существованием перевернуть мою жизнь с ног на голову. Не будь его восвояси, я бы стала править Кишем; сейчас эти думы кажутся мне детским лепетом, однако, именно к этому вела меня судьба. Следующим днём войска выдвинулись в поход. Я на проводины не вышла, ибо перебывала в лютом горе. Гильгамеш не только отказал мне в просьбе, но и посмел меня упрекнуть и высмеять. В поход юноша взял мою кузину — Сайю, и по всему дворцу уже сплетничала челядь. Проходя мимо зеркальных купален, я часто ловила на себе их злорадные взгляды. Так уж повелось, что многие меня не возлюбили с первых дней моего неожиданного появления. Так как я не находила себе места от скуки, я велела Норе подготовить для меня резвого коня. С того самого дня я коротала дни и ночи в пустынях верхом. Не без стражи конечно, что не могло не докучать. Были и дни, когда жара становилась нестерпимой. Вскарабкавшееся на самую вершину неба, солнце пекло так, словно хотело истребить все живое в этих степях. Так как Энкиду тоже отправился в поход, я набралась смелости и дерзнула отправить к нему гонца с глиняной табличкой. Иными словами, я затеяла переписку, ибо волновалась как за него, так и за Сайю. Как не странно, но гонцы приходили без ответа. То они Энкиду не могли застать, то в лагере таблички заканчивались. В любом случае, моя тоска стала лишь сильнее. Прошло два месяца с начала похода, и как прогнозировали советники, Гильгамеш со своей ордой должны были уже двинуться назад, в Урук. Но день летел за днём, а никого так и не появилось. Так как я была хорошо осведомлена в политике, я иногда поглядывала в рапорты советников. Меня многое смущало, а потому я не стеснялась делать мужчинам замечания. В частности, пропадали деньги из казны, и повышались налоги без видимых на то причин.       — Царь Царей не мог отправиться на войну без должного вооружения и провизии, — выдала я, глядя в хитрые глаза главы сената. — Нет смысла томить народ излишними налогами.       — Позвольте не согласиться, — Возразил старик. — Мы не знаем, как дела обстоят на войне, а посему не можем быть уверены, что казны хватит в случае кризиса.       — Никакого кризиса не будет. — Уверенно выдала я. — Гильгамеш отстраивает стену, ведь так?       — Да.       — Для тех, кто занимается ее постройкой, я снижаю налоги в два раза. — Твёрдо выдала я. Так как Гильгамеш томил своих людей работой, те не очень охотно выполняли ее в отсутствие Царя. Действовать надо и кнутом и пряником. Пускай мой супруг — кнут, тогда я просто обязана стать пряником. — Несите таблички, я подпишу указ. Пролетел ещё один месяц, и для меня он был решающим. Мои указы принимались народом на «Ура», однако, ими были недовольны советники. Они мололи чепуху о том, что народ надо угнетать, но я с этим была не согласна. Думалось мне, что они переживали о том, что я могу обратить и на них свои расточительные взоры. Однако, бояться им было нечего, ибо в своих аспектах они были самыми выдающимися умами. Прошло ещё два месяца. От Гильгамеша не было никаких вестей. По городу стали бродить сомнительные слухи, и честно говоря, они меня добивали. В сенате уже плели интриги, что не могло не пугать. В один из вечеров я созвала совет, дабы успокоить терзающие меня мысли. Они без устали подкидывали мне пищу для размышления: а что, если Гильгамеш и впрямь сгинул? Неужели вся власть перепадёт в мои руки? Тогда, что же мне с ней делать?       — Царица, да простит меня совет, но я заикнусь об этом первым. — Выдал самый молодой из советников — Ивадал. В общих чертах он мне нравился, но его перспективы порой опережали наши возможности. — От Царя Царей нет никаких вестей больше четырёх лун. Вам стоит выйти замуж повторно и править. Народ Урука пропитался к Вам уважением, не думаю, что с этим будут проблемы.       — И слышать не хочу! — Довольно грубо выдала я. Последние недели мне даже не удавалось сомкнуть глаз. Обстановка в Зиккурате была просто устрашающей. — Гильгамеш жив и скоро вернётся!       — Не вернётся! — Послышался голос экономиста. — Царица, мы уже отстроили стены, а его все нет. Оставьте свои девичьи надежды и решайтесь!       — Вон, — тихо прошептала я. — Вон! Под тихое бурчание, все советники гуськом вышли из тронного зала. Я схватилась обеими руками за голову и попыталась все осмыслить. Неужели Гильгамеш так и живет? Вечный гнёт обязанностей, потусторонние волнения и бесконечные заботы. Конечно, я справлялась со своими обязанностями, однако, я была на пределе. Волнения, интриги, слухи; все это свалилось булыжником на мою голову, и теперь я молюсь, чтобы Он вернулся. Не знаю почему, но я была уверена, что Гильгамеш жив. Словно его тень где-то рядом. Ближе к ночи я вернулась в свои покои. Буквально вчерашним вечером ко мне наведалась Иштар. На мое удивление, она тоже была уверена в том, что мой супруг жив и здоров. Тем не менее, злорадство с ее стороны тоже проскользнуло. Так же, жрица предупредила меня, что в следующем месяце мне предстоит совершить обряд, который прежде проводил непосредственно Гильгамеш. Такой новости я была не особо рада, но все же, я приняла это с почестью и смирилась.       — Могу я войти? — Я сидела за резным столом Гильгамеша и просто разглядывала догорающую свечу. Стук в двери меня мгновенно приземлил с небес на землю, и глубоко вздохнув, я поднялась с седалища.       — Ивадал? — Догадалась я. Его голос довольно часто трещал в моих ушах, и это немного раздражало до определенных пор.       — Если дело несерьёзное, поговорим завтра.       — Нет, оно не терпит отлагательств, — Ивадал довольно бесцеремонно ворвался в мои покои и тут же прикрыл за собой двустворчатые двери.       — Что за дерзость Вы себе позволяете? — Я искренне удивилась. Пожалуй, я была единственной душой, которая появлялась в комнате Гильгамеша за последние шесть месяцев. — Я очень устала, поговорим завтра.       — Не дерзость вовсе, моя Царица. — меня передернуло: «моя Царица»? — Должно быть, так одиноко засыпать в одиночестве.       — Не обязательно, — выдала я. Мне стало до того неуютно, что я вжалась в угол, в котором и стоял письменный стол.       — Гордая, — усмехнулся мужчина. — Мудрая, красивая, невероятная… Ивадал сделал несколько шагов в мою сторону. Я сглотнула, приметив подсвечник.       — Достаточно лести. — Как можно тверже сказала я. Довольно долгое время я носила маску сильной, независимой женщины, дабы не прогнуться, не сломаться перед изворотливостью советников. — Ступайте к себе.       — О лести даже нет речи, — В зеленых глазах отражался огонёк от свечи, и мой силуэт. — Царь Царей хорошо разбирался в женщинах. Но вот беда, характер непростой…       — Ивадал, я позову стражу, — я осеклась: показала ему, что испугалась. — Лучше бы тебе уйти.       — Не сегодня. — Брюнет резко сократил между нами расстояние. Я не успела даже опомниться, как мои руки схватили, да так, словно связали узлом. — Нет ни одного человека, кто бы был против нашего союза.       — Есть, — злобно выдала я. В попытке вырваться из захвата, я обронила свечу. Как досадно, что она мигом потухла, а не разгорелась. — Вы совершаете преступление!       — Не соглашусь, — меня грубо поволокли к ложу. — Жрица Иштар дала добро.       — Стража! — Сорвалась на крик я. Теперь мне стало ясно, на кой-чёрт эта шлюха посетила меня вчера. Значит, она тоже замешана в интриге. — Стража!       — Я их отпустил, не трать силы зазря, моя Царица. — Послышался треск ткани. Почему-то, как при случае с Гильгамешем, лить слезы мне не хотелось абсолютно. Только сейчас я поняла, что мой муж — единственный человек, перед которым мне стоило сдаться и рыдать. Но чтобы перед этим супостатом — никогда.       — Я убью тебя, — рявкнула я. Мои губы накрыли чужие. Они отнюдь не целовали, а пожирали. Я кусала мужчину, дергалась, но все без толку.       — Буду только рад, моя Царица. — К счастью, у этого животного воздух в груди тоже закончился. Я ударила того головой, да так, что сама была готова вот-вот рухнуть без сил. По носу пробежалась струйка крови, но расшибла лоб лишь я одна. Ивадал мучительно простонал, а затем ударил меня внешней стороной кистью руки по лицу. У меня перед глазами все поплыло. В ушах затрещала барабанная песнь. А затем шум, громкие голоса, мелодии. Мне даже показалось, что я сошла с ума. Брюнет замешкался, и я в этот момент смогла дотянуться до подсвечника с тумбы, и с размаху ударила им по голове нахала. Мужчина перевалился на бок, и я спихнула его со своего тела. Поднявшись на ватных ногах, я с особым усилием принялась разглядывать дверь, что двоилась в глазах.       — Стой, сучка! — Ивадал вот-вот был готов подняться на ноги, а потому я поспешила с побегом. Выбежав из комнаты, я прислонилась ладонью к холодной стене и поплелась к тронному залу. Дыхание участилось, а музыка в ушах затрубила с новой силой. И откуда это веселье?       — Таусиль? — Послышался женский голос где-то рядом. С трудом подняв свой взгляд, я замерла. — Таусиль, что с тобой?       — Сайя… — и вот, мне снова показалось, что я сошла с ума. Увидеть единственного родного человека перед потерей рассудка — не самое ужасное. Только вот, у сестрицы в моем воображении вырос живот… да и позади неё нарисовался мой «дорогой» супруг.       — Гильгамеш. — хотела сказать я, но вместо меня это сделал Ивадал, который увязался вслед за мной.       — Ты пожалеешь о том, что явился на свет, глупый смерд. — Это были последние слова, что я смогла расслышать, прежде, чем рухнуть без чувств.