Едва ступни виконта коснулись земли, как содержимое желудка, который он ошибочно до этого считал пустым, немедленно попросилось наружу. Для того, чтобы приступы хоть немного поубавились, пришлось облокотиться о каменную стену какой-то часовенки, около которой они приземлились, и начать дышать глубоко и часто.
— Кажется, у меня что-то с головой, — стонет Герберт, вынужденный любоваться звездопадом перед глазами. Внезапно, темное пятно, служившее фоном для этих самых галлюцинаций, придвинулось к нему вплотную и обрело голос:
— Если кроме этого тебя ничего не беспокоит, значит все в порядке вещей, и мы можем спокойно продолжать движение.
Эдер счел лучшим ответом на этот выпад просто закатить глаза.
— Чем потешаться надо мной, лучше б что-нибудь полезное сделали! Вы же можете подействовать на мое состояние, чтобы мне стало легче?
— Наше с тобой перемещение и так отняло у меня немало сил, а тратить последние на устранение посредственного головокружения, которое через пару минут и так само пройдет, изволь — не в моих интересах.
Говорящее пятно наконец-то оформилось в полноценную человеческую фигуру с чертами лица фон Кролока, и Герберт тут же лицезрел на его губах неизменную кривую усмешку. Стоило ли вообще соглашаться на ночную вылазку с этим негодяем, юноша был уже не уверен.
— Хоть вкратце объясните природу этой своей способности, я жить-то вообще останусь? — Эдер наскоро себя ощупал, чем вызвал у вампира очередной приступ веселья.
— Не стоит переживать, на атомы такой способ передвижения не расщепляет. Когда-нибудь привыкнешь. Телепорт весьма удобен в похожих на нашу ситуациях. Мысленно концентрируешься на том, где хочешь оказаться, и вуаля. Это конечно же очень простое объяснение происходящего процесса, но подробностей знать тебе и не нужно, коли с твоих слов у тебя что-то с головой.
— Ой, да пошли вы!
— Пошли «мы», — ни капли не смутившись, поправляет его Кролок, ловко подхватив молодого человека под локоть, когда тот, слишком быстро поднявшись, делает неаккуратный шаг и запинается о свои же ноги. — Ты еще слишком слаб, Герберт. Обширную прогулку пока отложим, а здесь неподалеку есть одно место, где открывается отличный вид. Идем.
Эдер не сопротивляется, а через какое-то время молчаливого марша по оживленным, несмотря на то, что ночь, улицам, с удивлением отмечает отсутствие тошноты и головокружения. Косясь на Кролока, юноша невзначай бросает ему: «спасибо», и они продолжают движение в том же духе.
Был ли он готов на эту встречу с прошлым в месте, где родились и еще не умерли до конца его детские и юношеские грезы? Герберт думал, что да, однако сердце так отчаянно забилось, когда он начал распознавать знакомые ароматы, примечать живописные, до боли похожие на те, где он раньше бывал, места, а также улавливать этот низкий, гортанный, ни на что непохожий акцент у прохожих, что стало ясно — он был однозначно не готов. Яркий колорит этой местности завораживал, и юноша неосознанно начал вспоминать…
Он помнил, как крепко держал его за руку отец, когда они возвращались как-то из церкви домой. Ветерок колыхал непослушные светлые волосы маленького мальчика и раздувал полы черного, несмотря на то, что было жарко, камзола мужчины, чей широкий шаг отчетливо бросался в глаза наравне с детскими семенящими шажками. Это был редкий случай, когда отец и сын остались наедине. Графине нездоровилось, поэтому целый день старший Эдер присматривал за виконтом, что для последнего ничем приятным не обернулось. Граф едва ли мог понять, что перед ним маленький мальчик, нуждающийся в баловстве, шалостях и бурных проявлениях любви, на которые бывает способен только ребенок, но никак не в непонятных ему нотациях, упреках и грубых хваток чуть выше локтя, когда он упирается рогом и не выполняет, что ему велят, несмотря ни на какой громкий тон. Август готовил будущего наследника, мать готовила личность. Герберт, сам того не осознавая, сделал свой выбор уже очень давно, доверив свою душу матери, принимая ее за духовного наставника и своего бесконечного покровителя. Однако, эта «каменная стена» на самом деле была из застывшей глины, и легко могла под воздействием грубых пальцев Эдера-старшего стать податливой, точно воск, и неимоверно хрупкой. Стало быть, защищенным маленький виконт не чувствовал себя никогда. Что ж, в совсем юные годы он по крайней мере мог более менее полноценно наслаждаться материнской любовью, не боясь быть уязвленным в своем изнеженном, не мужском поведении. Его детская душа добросовестно стремилась оправдать холодность и свирепый нрав отца, но с каждым годом, точно вода через сито, желание побороть неприязнь к главе семейства исчезало, и та проявлялась более отчетливее. Неудивительно, что в один прекрасный день граф, взбешенный тем, что выбрали не его, сократил количество времени, которое юный Эдер мог проводить с матерью…
Герберт медленно выдыхает сквозь стиснутые зубы, стараясь унять тлеющие внутри него угольки боли. У него теперь никогда не будет возможности лечь к матери на колени, просто так, ничего не говоря, лишь чтобы ощутить тепло ее рук и обрести ту хрупкую надежду, позволяющую ему существовать до рокового дня. Все из-за этого подонка! Да покарает его Господь!
Пальцы рефлекторно вздрагивают и сильнее стискивают любезно предложенный вампиром локоть, рукав которого от этих дерганных движений бороздят складки. Сердце защемляет странное ощущение разрезать эту давящую, пропитанную дрянными воспоминаниями, тишину. Сказать что-то теплое, доброе, в конце концов… Не может в этом мире быть все так плохо. Не всегда! Не в таких густых пропорциях!
Губы так сильно дрожат, что Герберт во имя того, чтобы сказать хоть что-нибудь, произносит первое, что приходит в голову.
— Почему вы ведете именно этой дорогой? Это так странно, я будто был именно здесь, хотя не помню даже название города…
— Я ориентировался лишь по картинкам в твоей голове, которые, на наше счастье, весьма отчетливы. Я узнал, где ты был, ибо за года своего посмертия успел обозреть всю эту страну, — как ни в чем не бывало отзывается граф, удостоя виконта беглым, но достаточно участливым взглядом, словно был с ним на одной волне. А впрочем, разве он когда-то прекращал вторгаться в сознание юноши, чтобы узнать, какие думы его посещают?
Отвлечься от хаоса, царящего в голове, получается, лишь когда виконт замечает странное поведение людей, попадающихся им на пути. Сначала в их лицах читается явное недоумение или насмешка, а уже через миг их глаза странно стекленеют, а черты лица становятся неестественно безэмоциональными.
— Вы что-то с ними делаете, да? — едва очередной «зомби» прошагал мимо них с отсутствующим взглядом, шепчет Эдер, будто боится, что его догадку услышат.
— Виконт, — голос мужчины искрится нескрываемым весельем с вкраплениями укоризны, — Италия южная страна, и даже сейчас температура здесь колеблется от 10 до 15 градусов. Как вы считаете, два незнакомца: один разодетый в плотный жюстокор, явно не предназначенный для здешних теплых ночей, а другой так и вообще еще и укрыт сверху зимним плащом, способны ли они вызвать подозрения?
— И что вы рисуете в их воображении, — интересуется Герберт, сворачивая вместе со своим спутником в какой-то тихий переулок.
— Они видят перед собой молодую пару, одетую по погоде, — подловив ошалелый взгляд своего подопечного, его сиятельство сдержанно улыбается, не сопротивляясь, когда с его локтя оторопело исчезает рука. — Слишком много вопросов. И я уже, право, устал давать на них ответы. Не беспокойся, никаких неприятностей у нас здесь не возникнет, так что наслаждайся.
— Если вы сейчас же не сознаетесь, что пошутили, и не подумаю! — паникует виконт, представляя, как все местные видят его в образе девушки. Не себе же вампир решил пол сменить!
— Хорошо, сознаюсь, — примирительно поднимает руки фон Кролок и указывает на утопающую в зелени, незаметную на первый взгляд, просторную террасу ресторанчика, по сей видимости являющегося их пунктом назначения. — В этой траттории мы поужинаем. Ты поужинаешь.
И не дожидаясь ответа, который скорее всего был бы приправлен массой возражений, мужчина двинулся по намеченному пути, быстро преодолев несколько ступеней и устремляясь к деревянному столику в самом дальнем углу. Обреченному следовать за ним Эдеру оставалось лишь подобрать свою челюсть и повиноваться желаниям этого немертвого существа.
Ладно, это было даже забавно наблюдать, как удивление на лице прислуживающего смуглого мальчика, который на ватных ногах нес им прейскурант, сменилось тактичной вежливой физиономией.
— Что угодно сеньору и сеньорите? — улыбается официант, не замечающий как нога «сеньориты» резко выпрямилась, посылая под столом пинок своему… кавалеру.
Вампир шустро указал на что-то в меню, добавив, что это только для «дамы», так как он нынче не голоден, и итальянец, кивнув, удалился под досадный скрип зубов Эдера.
— Что вы там заказали?
— Тальятелле со свежими анчоусами и сыром пекорино, — буднично отозвался его сиятельство так, будто озвучил название какого-то до ужаса примитивного блюда, которое каждый плебей ну хоть раз в жизни да пробовал.
— С чего это такая щедрость с вашей стороны, — вопрошает Герберт, подпирая щеку. Духота, которую он не замечал при ходьбе, наконец дает о себе знать, и юноша вешает на спинку стула свой жюстокор. Надо же, на прогулке он и не заметил, что вспотел, а здесь, сидя под раскидистыми тутовыми деревьями и впитывая в себя невесомый ветерок от моря, на которое здесь открывался поистине божественный вид, сразу же осознал, как неприятно прилипла к спине черная рубашка.
— Это не щедрость, а, скорее, необходимость, — удобно откинувшись на плетеную спинку стула и закинув ногу на ногу, ответил фон Кролок. — Мне известно, что ты не ел больше суток, поэтому я решил загладить это упущение. Молодому, растущему организму чрезвычайно необходимы калории. И именно поэтому я прослежу за тем, чтобы ты съел все до последней крошки. Отказа я не приму, — не отводя пристального взгляда от юноши, закончил граф.
— Молодому растущему организму… — фыркнув, передразнил его Эдер, — скоро не понадобится уже ничего. А раз так, то какой смысл пировать во время чумы? Кста-а-ати, — неожиданно протянул он, — а что насчет вашего НЕмолодого и НЕ растущего?.. Вам кажется просто необходим гемоглобин?.. Уж не тем ли симпатичным прислуживающим нам парнишкой вы намерены закусить?
— Хм… Довольно заманчивая идея, — задумчиво протянул Кролок, демонстративно кидая заинтересованный взгляд на молоденького официанта, стоявшего у стены. — В любой другой день я бы не отказался перекусить, но, — тут он оценивающе взглянул на виконта, — мне бы не хотелось портить аппетит перед главным блюдом, — граф чуть подался вперед. Желтоватый свет огней выхватил на миг блеснувшие в глубине голубых глаз алые всполохи. — Я желаю сполна насладиться твоей кровью, Герберт, а затем и твоим обществом в качестве моего вечного компаньона и ученика.
— А-а-а, — точно загипнотизированный, Герберт несколько секунд тупо не может собраться с мыслями, ощущая, как прокатывается жар вдоль позвоночника. — Вы все же поумерьте аппетит, ваше сиятельство, а то вашим собратьям по кладбищу ничего не достанется.
Их череду любезностей прервал недавно упомянутый прислуга.
— Ваше тальятелле, сеньорита!
Когда перед ним возник кулинарный изыск, Герберт через силу растянул губы в улыбке и вдруг неожиданно мило уставился на юношу.
— Спасибо, сладкий! — официант на этот маневр испуганно попятился назад, буркнув, чтобы его позвали, если понадобится, а Эдер удовлетворенно глянул на графа, — какой пугливый… А знаете, хорошо, что в его глазах я женского пола. Для него не будет дикостью мой флирт.
На это заявление мужчина сдавленно усмехнулся.
— Ты вправе флиртовать с тем, с кем пожелаешь, но должен тебя предупредить, что сегодняшнюю ночь ты проведёшь со мной, — многозначительно изрёк он, и махнул рукой в сторону принесенного блюда. — Приступай к трапезе, а то еда остынет.
— Не буду, — выпалил прежде, чем успел подумать, Герберт, с постным видом потыкав гору спагетти вилкой. В голове все еще жужжало предъявление графом на него своих прав. Черт побери, он же ничего
такого не имел ввиду?..
— Будешь, — отрезал Кролок и, придвинувшись чуть ближе к Герберту, взял принесенную официантом вилку, лежащую на беленькой салфетке. Не обращая внимания на ошарашенный взгляд Эдера, фон Кролок намотал ароматное спагетти на столовый прибор, слегка приподнимая его над тарелкой. Взгляд выжидающе уставился на так называемую «синьоритту». — Будь умницей, Герберт, открой ротик, — ласково попросил граф, на губах которого красовалась какая-то странная улыбка.
— Вы в своем уме? — виконт отпрянул назад, уворачиваясь от подносимых все ближе к нему макарон.
— Конечно, — как ни в чем ни бывало ответил он, — а вот ты, видимо, нет, потому что отказываешься от пищи, — придвинувшись ближе, Кролок протолжал свой натиск… Ментально. Едва ощутимое воздействие. Но которое уже через минуту дало свои плоды.
Герберт наклонился к нему навстречу и все же открыл рот, позволив мужчине аккуратно вложить туда остывающее блюдо.
А потом здравый рассудок как-то выключился, уступая месту древнему как мир инстинкту… Не сильно-то заботясь о манерах, Герберт подцеплял пальцами скользкие анчоусы, которые раньше никогда не ел, и принялся активно уминать их, не забывая заедать спагетти, которые из-за его спешки ну никак не желали послушно наматываться на вилку. Сложив губы трубочкой, юноша включил в себе функцию торнадо, засасывая длинные макаронины одну за другой. И все это под аккомпанемент урчащего живота, который очевидно был счастлив, что в него наконец-то что-то попало.
Будучи поглощенным трапезой, Герберт так бы и не заметил, что одна из длинных прядей его волос, плавно начала съезжать с плеча в тарелку, и лишь за долю мига до того, как она бы попала в лужицу натекшего с анчоусов масла, проворные пальцы фон Кролока ловким движением заправили ее юноше за ухо. Эдер кивнул с набитым ртом, демонстративно втянув в себя последнюю макаронину.
— Я категорически недоволен! Эти набранные только что килограммы не должны закрепиться за мной в вечной жизни! Ради чего я свои неполные два десятилетия следил за фигурой, чтобы в один момент сорваться и загубить следующие века?..
— Пожалуй, сегодня можно себе позволить совершить преступление против фигуры, а накопленные калории, уверяю, ты быстро истратишь в процессе прогулки на свежем воздухе. Ведь ночь на одной трапезе не может закончится, — фон Кролок «заботливо» промокнул салфеткой каплю соуса с краешка губ юноши. Со стороны казалось, будто кавалер мило ухаживает за своей обворожительной спутницей. Собственно, происходящее на глазах немногочисленной публики от реальности практически не отличалась, с той разницей, что дама является юношей.
Герберт поежился. Эта ночь способствовала тому приятному расслаблению, которое зарождается на спаде эмоций. Здесь было спокойно, немноголюдно, Эдер был сыт и всем сердцем не хотел чувствовать ничего кроме притворного страха потерять фигуру. Едва ли его теперь когда-нибудь побеспокоят сантиметры на теле.
— Может уйдем?
— Твоё желание — закон, — подозвав официанта, мужчина запросил счёт. Через пару мгновений на их столик опустилась деревянная шкатулка с замысловатым резным узором на её поверхности. Не взглянув на принесенный чек, Кролок бросил увесистый мешок с монетами на стол, от чего те грузно звякнули.
— О, судя по чаевым, которую вы оставили, вам, как и мне, пришлось по вкусу здешнее обслуживание, — улыбается Герберт, бросая перед тем, как они покинули веранду, воздушный поцелуй голубоглазому юноше.
Потупившись в пол от этого игривого жеста, официант предпочел не узнавать реакцию на этот маневр второго посетителя. Не хватало еще себе врагов нажить! К тому же таких состоятельных. Взвесив в руке шкатулку, Итальянец пришел к выводу, что она полная.
— Было бы невежливо оставить без внимания угодившего моей второй половинке прислугу, — коротко бросил фон Кролок, привычным жестом предлагая виконту свой локоть.
— Вы с таким пренебрежительным пафосом произнесли слово «прислуга», что я начинаю ругать себя за свою беспечность! Бедняга же останется в живых, не правда ли?
— По твоему я оплатил твой ужин и его похороны? — вскинул бровь мужчина, ловя на себе лукавый взгляд Эдера. — Понятие ревность для меня давно забыто. Что моё, то и останется моим, а на чужое я, как правило, притязаний не имею. Если только жажда не замучит, разумеется.
Заливистый смех виконта разносится по всему переулку, прерывая сгустившуюся здесь ночную тишину.
— Я в недоумении, почему еще заповеди в Библии не сверяют с вашим мировоззрением. Какие принципы, какая мораль, — блондин шутливо аплодирует, и улыбаясь наблюдает за все-таким же нечитаемым выражением лица Кролока, в глубине глаз которого то и дело мелькал очередной бесенок, олицетворяющий ту или иную сдержанную эмоцию. Все же Эдер чувствовал, что пора заканчивать игры с огнем, так что сделав еще пару неуверенных хлопков, он послушно вдел свою ладонь под вампирский локоть обратно, и они двинулись дальше в сторону моря, которое юноше просто не терпелось увидеть.
Сытость приятно согревала изнутри, а нарощенный ресурс сил позволил без труда преодолеть неровный, под большим углом каменистый спуск, видущий прямо к черной глади спокойной воды. Трудно сказать, почему фон Кролок и сам вместе с ним «по-человечески» проделал этот путь, хрустя камнями, что осыпались прямо из-под ног, но Герберту нравилось быть огороженным от всех этих сверхъестественных штучек с гипнозом и телепортацией. Было бесценно забыться. Обострить все свои уснувшие чувства. Просто глубоко дышать, впитывая в себя эту прекрасную ночь, не заботясь тем, что принесет сумасшедшее завтра.
— Хочешь искупаться? — вдруг спрашивает фон Кролок, поднимая из-под ног плоский камушек и теперь небрежно вращая его между пальцами, будто пытаясь найти в нем несуществующий изъян.
— Нет, а вы? — с интересом наблюдает за ним Герберт, уже пару мгновений назад решивший, что с него хватит просто помочить ноги, благо вода по его интуиции сейчас была не самая теплая.
— Пожалуй воздержусь, боюсь насморк подхватить, — передернул плечами его сиятельство, запуская наконец свою находку в долгое морское путешествие. Герберт насчитал десять раз и восхищенно присвистнул, глядя на едва заметные, в потемках расползающиеся круги на поврежденной гладкой поверхности. — Вот было бы смешно, простудись ты сегодня и не сумей поправиться до инициации… Вечно больной вампир. Нелепее некуда.
— Судя по вашему убойному чувству юмора, вы тоже не шибко-то здоровы, — ехидничает юноша, ступая в воду. Чуть подумав, он резко двигает ногой, посылая вихрь прозрачных капель в сторону мужчины, но того уже и след простыл, так что брызги расточительно шлепаются на гальку.
— Что-то ты стал забываться, — мягкий баритон у самого уха заставил буквально подпрыгнуть виконта от неожиданности. Руки обхватили его сзади, опоясав талию, и сцепились замок. Герберт шумно выдохнул, ловя взглядом отчетливое красивое сияние увесистых перстней на графских пальцах и чувствуя его волевой подбородок, оперевшийся на его плечо. Его волосы мягко щекотали и в тоже время грели обнаженную шею юноши, и тот невесомо наклонил голову таким образом, чтобы быть к этому неожиданному источнику тепла ближе.
По соображениям Эдера, сейчас он должен был бы облокачиваться на каменную статую, ведь давно закоченевшее тело вампира наверняка должно быть твердым, холодным и неприятным в пределах личного пространства… Так какого же было его удивление, когда его спина оказалась вжата в вполне себе обычный торс, ни грамма не склоняющий мысли в сторону чего-то противоестественного. Обниматься с графом оказалось даже приятно. Герберт тряхнул головой, едва только этот факт осел в его голове.
— Слишком быстро дышишь. Могу подумать, что ты слишком взволнован, — рассмеялся прямо рядом с его ухом мужчина, пощекотав прохладным дыханием ушную раковину, от чего сзади шеи юноши поползли приятные мурашки. — Кусать я тебе не собираюсь, ты же не забыл этого, не правда ли Герберт?
— Конечно, — чересчур быстро поспешил заверить его Эдер, фальшиво проиграв каждую ноту в звучании одного этого единственного слова, которое должно было скрыть трепет и странное волнение, вызванное отнюдь не типичным страхом кролика перед удавом. — Кажется, мое чувство сохранения наконец дало о себе знать, — решив хоть чуть-чуть спасти ситуацию, снова врет Герберт.
— Что-то оно припозднилось.
— До меня всегда долго доходит.
— Правда? Тогда мне надо бросать делать тонкие намеки и перейти к делу.
Фон Кролок решительно и слегка жестко повернул в свою сторону лицо Герберта за подбородок и поцеловал. Человеческое сердце припустилось в пляс от этого маневра, норовя исчерпать весь свой жизненный ресурс за считанные мгновения головокружительного слияния их губ, очень похожего на страстную игру, граничащую с какой-то невиданной нежностью.
Чуть приоткрытые заманчивые губы всего в дюйме от его собственных, кроваво-красные глаза с тлеющим в них пламенем невиданного прежде вожделения, — все это буквально сводило юношу с ума. Он развернулся к графу лицом, дабы избежать болезненного затекания шеи, и, ни слова не добавляя, обвил его плечи руками, как можно сильнее прижимая к себе.
Следующий поцелуй происходит куда более оживленнее предыдущего. Герберт уже не переживает то волнение, посетившее его, когда по телу с бешеной скоростью распространились импульсы, смело отдается в надежные руки его сиятельства, чьи руки взаимно прижимают его к себе, отвечая на безумие безумием. Где-то на периферии слышен едва различимый беспокойный плеск маленьких волн, набегающих на камни, но оба слишком заняты одариванием друг друга разного рода ласками, начиная от легкого рукоблудия, заканчивая откровенным языкосплетением. Эдер утробно застонал на протяжной рычащей ноте в поцелуй, когда граф нежно щекочет кончиком языка его небо, чтобы в следующий миг вновь плотно окутать его неведомой бушующей силой своего вполне человеческого влечения. Ноги мелко дрожат от накатившего удовольствия, а тело кажется вспыхивает синим пламенем, благо прохладная вода, в которую все еще погружены стопы виконта, остужает немного его горячий пыл. Руки трясясь тянутся к замысловатым застежкам графского камзола, тем самым обозначая явное желание зайти как можно дальше, нещадно подпалив все мосты за спиной. Мужчина под недовольный полустон отрывается от покрасневших губ, вглядываясь в зеленые подернутые дымкой желания глаза. Прочитав там, что надо, вампир жестом указывает куда-то в сторону, и Герберт, проследив в указанном направлении, замечает плащ, зияющий черным идеальным пятном на фоне серой и красновато-бежевой гальки. Похоже фон Кролок скинул его, как только его подопечный задумал брызгаться. Виконт послушно ложится на спину на этот самый элемент одежды — импровизированное постельное ложе, и бесстыдно разводит ноги, наблюдая как граф мягкой кошачьей походкой приближается к нему и через миг придавливает его тело своим.
***
Вот откуда Кролок мог знать, что на следующий день сквозь прочный слой тяжелых серых облаков проглянет солнце?..
Герберт сидит на углу поросшей мхом могильной плиты, беспечно расставив ноги врозь, и жует, заранее засунутую в рукав краюху белого хлеба. За ночь нагулянный зверский аппетит вынудил юношу плотно позавтракать в обществе присматривающего за замком прислуги, однако выносить придирчивый взгляд его противных слезящихся глаз еще и во время обеда, виконт был не в состоянии, от того и сбежал из столовой с украденным куском хлеба, чтобы побыть в одиночестве и насладиться, как ему и напутствовали, в последний раз солнцем.
Лучи прямым потоком падают на его лицо и руки, согревая слегка обветренную из-за мороза кожу. Он совсем забыл, где находится, и выскользнул сегодня утром на смотровую площадку одной из башен в одной длинной спальной рубахе! Пусть перед его взором немедленно и предстал припорошенный снегом лес и виднеющиеся вдали покрытые им же горы, в душе его все еще цвели цветы, и теплилось желание валяться в расспростертой позе на мягком плаще его сиятельства, на котором они занимались любовью почти до самого рассвета.
Герберт откусывает здоровенный кусок от припрятанной провизии и со смаком расправляется с ним, наблюдая как непривычно приветливо выглядит это не подходящее для таких беспечных посиделок, как его сейчас, мрачное место. Мысли, что тот покойник, на чьем пристанище он сейчас сидит, через какой-то десяток часов вылезет на волю, вызывают лишь усыпленное недоумение, низшую степень заинтересованности. Какой смысл думать о будущем, если оно и так скоро произойдет, и в обязательном порядке такое, каким уже давно нарисовал его Эрих фон Кролок перед Гербертом. Гораздо заманчивее сейчас было думать о том, что случилось этой ночью. О прикосновениях, слишком желаемых быть услышанными словах и о взгляде Эриха…
Блондин с трудом осознает, насколько не к месту сейчас его дурацкая улыбка и светящиеся обожанием глаза. Это случилось! Немыслимо, невообразимо, потрясающе, пьяняще! Когда он произнес его имя? Когда граф вошел в него или немного раньше, когда его губы спустились так низко, чтобы собрать капли семени юноши, который был слишком переполнен этими дразнящими ласками и умелыми провокационными движениями?
Кажется он тогда даже кричал… Слышать мог это только ветер и конечно же Эрих, которого, казались, эти крики завели еще больше. Во всяком случае ускоренный страстный темп явно поднял (или же скорее опустил?) вампира на человеческую ступень, заставив его на какое-то время потерять лицо и открыть Герберту свою чувствительную сторону. Как он двигался в нем, как красиво липли его черные как смоль волосы к военной выправки атлетично сложенному телу, как его руки крепко сжимали бедра Эдера, чьи ноги были плотно сомкнуты вокруг его талии…
Как жаль, что купол дурманящей ночи рано или поздно должен был треснуть, и сквозь него должно было просочиться смертельное для одного из них солнце.
Однако, их тихие разговоры, нежные невесомые прикосновения, как дополнения к занятию любовью, юноша спрятал в своем сердце, заклеймив одним из самых светлых теплых воспоминаний.
Эрих как-то сказал ему, что в посмертии останутся свежими лишь те мысли и ощущения, о которых юноша будет думать в последние минуты жизни. Заложники мрака в первое время после инициации слишком озабочены своим желудком, чтобы думать о чем-то другом, а это что-то другое незаметно стирается с каждым прожитым днем вечности. Каков же итог? Он прост. Страдает ли человек от того, что не помнит своей прошлой жизни? Навряд ли, ибо нельзя страдать от того, чего возможно и не было. Увы, точно так же с даром бессмертия. Нет воспоминаний — нет боли. Но Герберт не хотел забывать. Причем, по его мнению, было кощунственным, как похоронить события этой ночи, так и те, что приносили ему нестерпимые страдания. Наверняка, граф знает о том, что где-то в глубине души он желает ворваться в один прекрасный день в свое прошлое обратно и разобраться с ним раз и навсегда. Покарать зло. Раз человеческих сил ему недостаточно, то с лихвой хватит вампирских. Но лишь бы не забыть, не позволить рассыпаться прошлому, как карточному домику…
Внезапно виконта посещает странная мысль. Отряхнув руки от крошек, а так же стряхнув их с колен, блондин энергично спрыгивает с могильного камня, на котором, к слову, тоже остались следы его трапезы, и идет к краю кладбища, двигаясь туда, где могилы уже столь редки, что встречается два-три захоронения на добрых десять метров. Перед ним вырастает здоровенное засохшее дерево с изогнутыми ветвями, образовывающими причудливое траурно-черное кружево, корни наполовину высунуты из-под скованной морозом черной земли и будто тянутся к нему навстречу. Ухмыльнувшись, Герберт несколькими резкими движениями отрывает от левого рукава жюстокора несколько медных пуговиц и аккуратно выкапывает для них небольшую ямку под самым большим корнем дерева, старательно отковыривая твердую почву руками. Здесь он похоронит что-то от себя живого, а раскопает, когда уже будет немертвым. Так он сможет вспомнить, ну хотя бы того, по чьей вине он и решился отдаться в руки графу, когда потерял свою мать.
***
Могильный холод медленно полз по полу, будто бы обозначая приход того самого момента — сделать шаг во тьму. И Герберт, насколько мог, морально подготовил себя к нему. Поэтому на зашедшего с наступлением ночи в его покои фон Кролока, специально прокашлявшегося перед порогом, дабы оповестить несовершенные человеческие уши о своем прибытии, уставились две пары зеленых глаз. Одна пара принадлежала виконту, а другая его поразительно точному портрету, который Герберт, как раз заканчивал, нанося последние штрихи.
— Добрый вечер, Герберт, — негромко произнёс Кролок, мягкой поступью направляясь к юноше. Его оценивающий взгляд заскользил по точеной фигуре блондина, останавливаясь на лице, на котором красовались лёгкие разводы зеленой краски; в направленных на графа глазах сквозила лёгкая усталость; тонкая кисточка так и застыла в считанных сантиметрах от полотна. — Интересно, — задумчиво протянул он, — у тебя определённо есть талант к писательству картин, или, в данном случае, автопортрета. Довольно точная копия. Вот только позволь спросить, зачем тебе это?
Губы юноши поспешно растянулись в радостной улыбке.
— Отрадно слышать дифирамбы из уст знатока! — кисть была мгновенно отложена в сторону, кощунственно оставив недостаточно осветленными волосы на портрете. — Держу пари, ты уже догадался, так что к чему вопросы?.. А в прочем ладно, отвечу, — потянувшийся за поцелуем Герберт поймал на себе по-прежнему пронзительно внимательный взгляд синих глаз, побуждающий не увиливать от разговора посредством ласк. — Согласно преданиям я своего лица подавно больше не увижу, и, как это не странно, меня это весьма обескураживает. И не надо на меня так смотреть, в конце концов несмотря на весь мой подростковый максимализм я свое лицо не настолько ненавижу, чтобы спокойно принять тот факт, что зеркала мне отныне больше ни к чему! Пусть я хоть на портрет глядя поностальгирую…
Блондин мелко трясущимися пальцами невесомо касается того места, где изображено его лицо.
— Не нужно так убиваться по этому поводу, — выдохнув, фон Кролок, взяв за плечо поникшего Эдера, развернул его к себе. — Поверь, эта проблема настолько несущественна на фоне того, что тебе предстоит испытать будучи немертвым, — вытащив из потайного кармашка аккуратно сложенный черный платок, Кролок принялся стирать с бледной кожи разводы краски, при этом не сводя пристального взгляда с Герберта.
Последние слова графа заставили виконта слегка напрячься. Он понимал, что «жизнь» вампира таит в себе множество трудностей и опасностей, но, пожалуй, только сейчас он серьезно задумался над дальнейшей перспективой жизни, на которую он обрек себя сам, связавшись с графом фон Кролоком.
Вампир заметил изменения во взгляде юноши. Это заставило его мягко улыбнуться.
— Герберт, я не хочу питать тебя ложными надеждами относительно твоего будущего. И все потому, что я не желаю омрачать свои речи откровенной ложью, — его хладные пальцы очертили нежную дорожку от скулы до острого подбородка. Почувствовав прохладное дыхание на своих губах, Герберт в нетерпении подался вперед, сминая синеву графских губ, в судорожном поцелуе. Кролок ответил Эдеру с не меньшим пылом и страстью — проводя сильной ладонью по спине, он резко прижал того как можно ближе к своему телу, что не осталось и миллиметра между ними. Когтистая рука зарылась в белокурые волосы, несильно сжимая их в кулаке, от чего Герберт сладко простонал в поцелуй.
В это время на плечи Кролока легли ладони, жар которых ощущался даже через толстые слои одежды. Чувственно проведя по напряженным мышцам плеч, Герберт, поглаживающими движениями очертил бедра мужчины. Вампир судорожно вздохнул, чувствуя, что еще немного — и он швырнет этого белокурого дьявола на кровать, и будет любить, пока тот не потеряет сознание от удовольствия.
Но. Одно единственное «но», которое заставляет Кролока едва не взреветь от ярости — ежегодный чертов бал состоится вот уже совсем скоро, поэтому свои дальнейшие планы относительно Гербертова тела ему придется отложить на будущее. Самое ближайшее.
Запечатлев на покрасневших от интенсивных ласк губах заключительный поцелуй, Кролок нехотя отстранился от лица Эдера, но из объятий так и не выпустил.
— Нам следует пока остановиться, — хриплый, от нахлынувшего возбуждения голос Кролока разносил по телу Герберта чувственную дрожь. — Тебе нужно подготовиться к торжеству… — граф, словно несдержанный подросток, не смог отказать себе в маленьком удовольствии, жадно сжав упругую ягодицу рукой, затянутую в лиловый шелк.
— В самом деле, Эрих? — издавая разочарованный вздох, шепчет Герберт, однако отстранять свою ягодицу от графской руки не спешит, придав внезапно своему голосу максимум кокетства. — Ну-у, еще немножко времени человеческого бытия… Я в таком вожделеющем состоянии на балу смогу появится отнюдь не в статусе закуски!.. А хотя той падали с кладбища сие интимные потребности наверняка давным давно чужды, — сообразив, какую чушь он несет, пришел к такому умозаключению Эдер. — Но тем не менее, как тебе не совестно, вынуждать меня в скором времени утереть слюни и идти туда, откуда возврата назад уже не будет! Да при том, что скажут твои многоуважаемые гости, когда увидят, с каким стояком вышел их встречать хозяин!
Терпеливо выслушав словесное возмущение своего нетерпеливого любовника, Кролок усмехнулся.
— Что ж, в таком случае… — прошептал на ушко Герберту граф, чиркнув губами бархатистую кожу, — я намерен немедленно решить этот вопрос, как можно глубже и тщательнее изучив все нюансы сложившихся обстоятельств.
Герберт не успел и глазом моргнуть, как оказался в собственной постели, надёжно прижатым крепким телом вампира. Жемчужные пуговицы на домашней кружевной рубашке разлетелись в разные стороны, открывая для хищного, вожделеющего взора графа прекрасный вид. Бледная кожа горела от обрушившихся на неё поцелуев; сердце отбивало бешеный ритм от болезненного возбуждения. Герберт вцепился в чёрные волосы Кролока, перебирая мягкие пряди. Он хотел ещё. И граф был намерен выполнить его желание.
Очертив поцелуями дорожку до края штанов, Кролок в секунду избавился от этой детали гардероба, проводя царапающим движением руки вдоль оголенных бёдер.
Герберт затаил дыхание от предвкушения. Подобной милости его сиятельство ещё ему не оказывал.
— Ты… — начал было Герберт, чуть приподнявшись на локтях, но тут же со стоном рухнул обратно на спину, выгибаясь навстречу столь мучительной ласке.
Язык и губы вытворяли невероятные вензеля, доводя юного Эдера до исступления. Громкий стон отразился от каменных замковых стен, когда Кролок прибавил к этим ласкам ещё и пальцы, подготавливая желанное тело для дальнейших более активных действий. Пару минут и виконт с громким стоном прогибается в спине, сжимая в кулаках покрывало. Дыхание прерывистыми толчками вырывалось из лёгких, удовольствие бродило в крови, как шампанское. Герберт чувствует прикосновение к губам, в нежном поцелуе. Открывает глаза и натыкается на горящий первобытным вожделением взор фон Кролока. Решив подразнить Эриха, Герберт прикусил его нижнюю губу, чем вызвал рычащий стон мужчины. Резко ворвавшись в податливое горячее тело, граф стал неистово вколачиваться в него, срывая с припухших губ Герберта громкие стоны, порой переходящие в крики. Несколько долгих мгновений, и любовники достигли высшей точки наслаждения, крепко прижимаясь друг к другу.
Но именно на этом пике удовольствия произошло неожиданное. Славящийся не без причины поразительно тотальным контролем над самим собой, фон Кролок пустил на самотек свою вековую репутацию, вонзив клыки в открытую шею своего смертного любовника. Герберт непонимающе замер, а в следующие секунды начал оказывать активное сопротивление, уперевшись руками в графские плечи.
Эрих лишь на миг взглянул в его испуганное лицо, давая понять, что любые его действия ни к чему хорошему, увы, не приведут. Багровые разводы на бледной, часто вздымающейся шее уже неистово сводят вампира с ума, и сдержаться теперь просто невозможно, какой бы похвальной не была выдержка.
— Отпусти! Что ты делаешь? — взвизгнул виконт, ошеломленный болью, непониманием и страхом. Последнего он никогда не испытывал в присутствии Эриха, но ведь и хищника, напавшего на жертву он видел впервые. С обагренными кровью клыками, обсидиановыми устрашающими глазами, рвущимся наружу рыком.
— Считай, что бал уже начался, — медленно приближаясь к аппетитно кровоточащей ране, еле сдерживая себя, произнес его сиятельство. — Условия твоей дальнейшей судьбы те же, мой мальчик. За исключением того, что делиться с тобой я ни с кем не намерен! Мой приемник не должен быть испробован никем другим, и как я не допускал такой исход раньше?.. Все закончится быстро, и в следующий раз мы увидимся с тобой, когда ты станешь членом моей семьи!
На этом он закончил свою речь, рывком приник к желанной шее и пил кровь Герберта с таким пылом, какой за немалый срок его нежизни, никогда его не посещал.
Бал. Голодные собратья. Шли бы они лесом, тогда как в запасе есть почти целый час. Маленькая вечность, предназначенная для того, чтобы привести на ежегодную церемонию другую, на которую ему будет определенно плевать, жертву. В другой год за подобный спонтанный поступок, достойный тупоголового Бианта, его сиятельство бы заплатил очень дорого, к примеру, своей головой или в лучшем случае другой какой-нибудь конечностью, сейчас же в этой непредвиденной ситуации был сумасшедший выход. Конечно же нормальные смертные в подобные скованные морозом ночи носа на улицу не покажут, однако… Пару ночей назад у одного знатного графа пропал единственный сын. Глупо предположить, что расследование исчезновения его светлости виконта Эдера уже было признано бессмысленным, и в эту необычайно ясную ночь ни одна живая крестьянская душа не выгнана под предлогом крупного вознаграждения на его поиски…
