The Shadow of Angmar

- Видишь ли, камень хочет, чтобы его разрезали, чтобы он нес то бремя, которое может нести. Сформированная в начале всех вещей, ее цель удержать мир, самые кости земли. Люди могут просто свалить камень на камень, и это чаще всего делает свою работу, но настоящий Гном каменщик может заставить камень петь тихим голосом. Гарри сидел в неопрятной мастерской Лофара, мастера-Каменщика. Его глаза следили за движениями седовласого Лофара, и он с напряженным вниманием слушал, как каменщик рассказывает о том, чему научился за долгие годы своего ремесла. - Есть жизнь в камне, как и во всем, и она хочет быть частью чего-то великого, как и все, - продолжал Лофар своим тихим, хриплым голосом. - Камень, отлитый с заботой и признательностью, а затем помещенный в огромную колонну в самом высоком зале Железных Холмов, будет прочнее любого бездушного кирпича, сделанного людьми. - Как это возможно?- спросил Гарри, когда Лофар снова принялся тщательно высекать молочно-белый камень. Там, где резец врезался в камень, поднялись облачка пыли. - Но ведь камень это просто камень? - Камень просто камень, это правда, - согласился старый Каменщик. - Но гном просто гном, а человек просто человек, и все же нельзя сказать, что все люди или гномы одинаковы. Кто-то из нас сильнее, кто-то мудрее, кто-то искуснее. Каждый из них формируется опытом и их домом, их родней, в человека или гноме, которым они являются. Если бы ты хотел создать большой зал для короля, ты бы не попросил воина построить его, не так ли? У каждого камня есть цель, место и смысл, которые ускользают от большинства людей. Некоторое время Гарри молча сидел в углу мастерской старого Каменщика. Было что-то в его мастерстве, что говорило с Гарри на уровне, который он не совсем понимал. Интенсивность и способность видеть что-то невидимое для кого-то казались Гарри знакомыми, как будто он видел это раньше где-то в другом месте, в другом мире. Он нашел мастерскую Лофара несколько недель назад, когда бродил по многочисленным залам, погруженный в свои мысли и воспоминания. Он не мог найти себе постоянного занятия с тех пор как остался здесь. Хотя Владыка УБ-Хуна прошел маршем по некоторым небольшим крепостям и каменоломням к востоку от Железных Холмов, силы гномов под руководством Сарумана были более чем сильны чтобы отразить нападение. Железным Холмам никогда не угрожали, и никто не пытался позвать Гарри на помощь. Это было к лучшему, так как он мало чем мог помочь в своей слабости, и его природа не позволила бы ему убежать от такой просьбы, если бы она была сделана всерьез. Возможно, все пошло бы иначе, если бы равнины Руна не пожирали каждую армию, посланную туда в гневе Хамула, не было сражений, и все же вороны и стервятники наверняка пировали на тех, кто погиб на зимних равнинах Руна. Ритмичный стук и лязг мастерской проникали в сознание Гарри и успокаивали его нервы, хотя он не мог объяснить почему. Это было сродни тому, как зимой, сидя у камина в гриффиндорской гостиной, он слушал шум дождя за окном. Более того, старого Лофара всегда было интересно слушать, когда он рассказывал старые легенды о происхождении гномов и другие, возможно, еще более древние истории. Это была большая комната с высоким грубым потолком. Это был небольшой зал, как Великий вход или Думу Зирин-Аклум, где король Гиннар сделал свой трон, это было место рабочих, и каждая черта говорила о взглядах ремесленника на прагматичный дизайн. Скамьи были сделаны из потрепанного дерева, темного, тяжелого и глубоко изрезанного камнями и разнообразными инструментами, которые появлялись и исчезали на их поверхности. Комната была освещена множеством масляных ламп, а две стены занимали прочные полки, на которых покоилось множество прекрасных каменных изделий. Молочно-белые камни стояли рядом с мрачными черными, и каждый был вырезан с такой точностью, что выглядел скорее как тщательно выращенный в каком-то странном саду, чем вылепленный из бесформенной скалы. На нескольких скамьях работали ученики Лофара. Некоторые из них были молодыми гномами, едва достигшими двадцати лет, другие намного старше. Гарри еще не научился различать гномов по их возрасту, но короткие бороды тех, что помоложе, всегда были четким признаком; длинные бороды старших гномов говорили о том же. - Это относится и к другим материалам?- Спросил Гарри после нескольких минут напряженной тишины. Старый Гном на мгновение оторвался от работы и пожал плечами. - Возможно. Но у меня нет опыта, чтобы сказать. Тебе лучше спросить об этом кузнеца, мой мальчик. Гарри подумал, что, может быть, так оно и есть. Возможно, именно этого ему не хватало в его зельеварении: личного прикосновения. -Так что же ты ищешь, что подсказывает тебе, для чего лучше всего подходит камень? Ритмичное постукивание снова прекратилось, и Лофар выпрямился, нахмурившись. - На этот вопрос мне никогда не приходилось отвечать, - признался он, прислонившись к камню, над которым работал. - Я не думал об этом с тех пор, как был подмастерьем. Это все равно что пытаться объяснить ощущение воздуха на коже или вкус воды на языке. Просто есть. Как вы можете узнать храбрых или трусливых по одному их виду, по свету в их глазах или по их позе, так и я могу увидеть то же самое в любом камне, который передо мной. Лофар обратил расчетливый взгляд на белый камень, над которым работал, и склонил голову набок. - Когда я смотрю на это, я вижу чистую белизну известняка; это придает камню цель, но делает его хрупким, твердым, но склонным к разрушению в стрессе. Я вижу непрерывный кварцевый шов, который проходит через него, как задняя кость; сильный, если его хорошо использовать, но источник слабости, если его игнорировать, и прекрасный, если выманить на поверхность. В глубине камня есть крошечные темные пятнышки, маленькие существа из прошлых веков, запертые во времени; темперамент, хорошо подходящий для деталей и сложной резьбы. Тогда я также знаю, откуда взялся этот камень, из сердцевины древнего сталагмита в одной из самых глубоких пещер этих гор; это живой камень, сердце чего-то, что когда-то росло и поэтому жаждет быть снова. Он оглянулся на Гарри и погладил камень свободной рукой, подняв еще одно облачко бледно-белого порошка, задумчиво потер тонкий тальк между пальцами. - И так он станет великим замковым камнем, предстоит еще много работы, но это будет самая неотъемлемая и более сложная часть арки входа в новые залы, открывающиеся ниже двадцать третьего уровня. Лофар вернулся к работе, и Гарри больше не задавал ему вопросов. Вместо этого Гарри задумался над словами и мыслями, которые произнес старый мастер. Это было по-своему похоже на те уроки, которые Уда пыталась преподать ему несколько месяцев назад, когда он путешествовал с Ретлапой. Проведя много времени в глубоком раздумье в уютной мастерской, он рассеянно попрощался с Лофаром и направился по коридорам к своей комнате. Он попытался вспомнить слова Уды. Он не думал о них с тех пор, как покинул Ретлапу, они казались ему мудростью, в которой он не нуждался. Он все еще цеплялся за надежду, что сможет быстро вернуться домой. Теперь стало ясно, что это была глупая надежда. Она сказала, что вещи не имеют значения, что именно люди действительно решают, насколько они важны. И все же Лофар говорил нечто прямо противоположное: что даже у камня есть своего рода индивидуальность, и что все, что он делает, - это видит ее насквозь, когда создает камень. Он остановился и услышал раздраженное ворчание гнома, который шел позади него и был застигнут врасплох его внезапной остановкой. Гарри проигнорировал его и повернулся, его новая цель была еще одной, ставшей ему знакомой. Сакдит Баззун стал еще одним домом вдали от дома. Огромное помещение было наполнено тихими звуками жизни, слабым шелестом деревьев, жужжанием насекомых и далеким журчанием ручьев. Это напомнило Гарри те времена в Хогвартсе, когда он, Гермиона и Рон сидели на берегу озера и разговаривали о детских пустяках. Это помогало ему думать. Иногда, если слушать очень внимательно, можно было даже услышать предложения Гермионы и шутливые замечания Рона, почти потерявшиеся в суетливой тишине природы. Он сидел у одного из ручьев, пересекавших пещеру, и водил рукой по воде, а его глаза невидяще смотрели на сады. Что-то в словах Лофара звучало правдиво, но все же то, что сказала ему Уда о своем взгляде на вещи, казалось ему столь же правдивым. Не впечатление ли Лофара о камне придавало ему индивидуальность? Он чувствовал, что именно так сказала бы Уда. Или Лофар действительно видит истину вещей, что личность существует даже в скале и что только такой старый каменщик, как Лофар, способен ее прочесть? Он вспомнил, кого Лофар напомнил ему в тот момент, когда он любовно гладил камень и объяснял его происхождение. Олливандер обладал способностью видеть в своих палочках больше, чем Гарри мог себе представить; он мог видеть не только личность, но и эмоции. Он слушал волшебные палочки и слышал их голос, самая легкая ласка говорила ему об их настроении. Он даже мог прочесть смутное представление о будущем в сочетании волшебной палочки и волшебника. Гарри лежал на песчаном берегу ручья и смотрел вверх, на потоки света, струящиеся сквозь зеркальные окна в потолке. Огромные туннели сквозь камень в небо, выложенные посеребренной сталью и железом, чтобы направить свет в сад. Он не сомневался, что в волшебной палочке есть нечто большее, чем просто взгляд, какая-то магия, которая может маскироваться под жизнь при определенных обстоятельствах. Он коротко улыбнулся, вспомнив старый Форд Мистера Уизли и кажущуюся разумность, одаренную комбинированной магией чар, даровавших ему полет и многое другое. Волшебная палочка, так что наличие какого-то подобия личности не должно удивлять. Но как насчет камня? А как же растения, земля, даже воздух, которым он дышал? Можно ли наделить их теми же качествами, даже при отсутствии магии? В Карн-Думе было всепоглощающее зло. Даже после его освобождения свинцовое небо перевернуло землю, полную страданий и боли. Трудно было представить себе, что такие вещи не могут воздействовать на землю или воздух такого места. В огромном лесу, куда он ненадолго забрел в первые дни своего путешествия, кипела злоба. Казалось, сами деревья тянулись к небу, к Солнцу, в надежде погасить её и погрузить Землю в вечные сумерки. И в лесах эльфов была такая печаль и красота, каких он никогда не знал. Просто сидя ночью на улице и глядя на звезды, он был тронут изысканной меланхолией, тоской, разделяемой теми эльфами, которые жили там. По правде говоря, Гарри не мог понять, что было первым. Неужели долгие годы потерь и горя привели эльфов к самому краю отчаяния и так же опустошили их дом, или их дом чувствовал каждую потерю так же остро, как и любой другой человек? Может ли место действительно иметь такую связь с людьми, которые его населяют? Он вспомнил других местах: в Хогвартсе, в Норе, Площадь Гриммо, даже Тисовая улица. Одни были полны восторга, другие нет. У него не было ни малейшего сомнения в том, что именно Площадь Гриммо навлекла такие мрачные мысли на тех, кто был вынужден там остаться. Сколько веков это был дом семьи Блэков, такой безрадостный и надменный? Как долго это просачивалось в кирпичи здания? Хогвартс был построен для детей и для духовной цели обучения. Любовь к нему и любовь к детскому любопытству были так же стары, как и сам замок. Несомненно, это сами основатели внедрили его в саму ткань. А может быть, они просто часть целого. В конце концов, опыт-это такая же формация, как и творение. Он снова сел и поймал себя на том, что слепо смотрит в вечно колышущуюся воду. Что же тогда делать с его собственными творениями, что он привьет им? Страх, отвращение к себе, слабость. Ярость. Вес палочки на его запястье, казалось, увеличился, и он вытащил ее. Темно-красный, коричневый и черный все цвета, в которых он не сомневался, подойдут ему. Возможно, Лофар прав, и Уда тоже. Объекты действительно обладали личностью, проникнутой в них способом их создания и износом, наложенным на них через их существование. Палочка, что он сделал, была бы противна Олливандеру по гораздо большему количеству причин, чем неумелое покушение на мастерство. Он мог бы увидеть Гарри в самой нижней части леса, и он мог бы услышать его далекие мучительные крики в его голосе. Он почувствовал бы шрамы, покрывавшие тело Гарри, когда тот коснулся дерева. Гарри медленно взял палочку в руки и уставился на нее. Он сказал Саруману, что не будет смотреть в зеркало, пока его раны не заживут, но, глядя на свою палочку, он понял, что это немного отличается. Они родились в тех же страданиях, тех же потребностях, и том же страхе. Его собственная кровь давала ему силу, и он помнил все случаи, когда она была пролита. Саруман был прав в своей оценке палочки. Насколько глупым он был? Насколько ослеплен отчаянием и высокомерием? Олливандер наверняка сказал бы ему, что палочка - это не просто инструмент, Гарри и сам когда-то знал об этом. Он помнил то чувство, когда впервые взял в руки волшебную палочку из остролиста, непоколебимое знание, что он нашел давно потерянную часть себя. Палочка не была молотком или каким-то другим инструментом. Она выбрала его, и если он хочет создать какую-нибудь полезную палочку, он должен прислушаться к словам старого волшебника. Палочка выбирает волшебника, и этот выбор нельзя торопить. Через мгновение он ухватился за дерево и потянул, оно легко треснуло с хрупким треском мертвого дерева. Он бросил две половинки в ручей и смотрел, как они уплывают. Его глаза сфокусировались на гладких водах ручья, и он увидел там свое отражение, размытое неровной поверхностью. В этом лице, выцветшем и затемненном, он почти верил, что снова видит себя целым. ********************************************** Роместамо задумчиво погладил бороду, пока смотрел на Гарри. Они с Гарри сидели у верхних ворота, глядя на лес на юго-западе. Солнце медленно опускалось за далекий горизонт, и по всей земле перед ними развевались красные и оранжевые тени. После долгой и холодной зимы в Средиземье снова наступало лето. - Может быть, в твоих глубоких исследованиях сарумановских знаний ты читал эльфийскую легенду о музыке?- спросил он наконец, его темные глаза блестели, когда он обдумывал слова Гарри. - Их миф, описывающий сотворение мира и все, что в нем есть? Это было смутно знакомо Гарри, но он не мог вспомнить. Он покачал головой, и довольный огонек в глазах Роместамо слегка погас от разочарования. -Это долгая история, - сказал Роместамо. -И это не то, что я должен тебе говорить, это то, что ты должен испытать сам. Но, может быть, в том, что ты говоришь, есть что-то от этой истории; огонь, который горит в сердце всего сущего, но который гораздо ярче в сердце, которое бьется в такт жизни. - Так ты говоришь, что я прав в своих мыслях?- Сказал Гарри, и на его лице появилась редкая широкая и торжествующая улыбка. - Я не могу сказать ничего подобного, как ты знаешь, потому что не мне передавать такие секреты смертным. Но, может быть, в них есть что-то, может быть, аспект истины, миф о музыке это совсем другое. - Так ты говоришь, что у меня есть какая-то доля правды, край или угол, но я еще не видел ее полностью. Роместамо внезапно и радостно смеялся. - Я и забыл, каким проницательным ты можешь быть, когда говоришь о природе вещей, - признался он. - Ты должен представить Саруману необычный вызов в ваших разговорах. - По правде говоря, мы редко разговариваем, - признался Гарри. - Он часто совещается с королем Гиннаром или лордами меньших родов, и когда он приходит ко мне, чтобы поговорить, боюсь, что я только утомляю его. Во всяком случае, он предлагает несколько слов, которые действительно полезны; все загадки, дым и зеркала. - Саруман многое видит и многое слышит, - сказал Роместамо, пробегая пальцами по густой бороде. -Я люблю поговорить, как ты мог заметить, но Саруман немного другой. Он видит суть вещей гораздо яснее, чем я или даже Моринехтар. Я не сомневаюсь, что он знает, что ты хочешь сказать, прежде чем ты закончишь говорить. - Мне кажется, это одинокая жизнь, - неожиданно сказал Гарри. - Извините, я не знаю, откуда это взялось. - Не извиняйся, - сказал Роместамо и, наклонившись, похлопал Гарри по плечу. - Боюсь, ты говоришь правду. Даже среди нашего ордена Саруман мудр, одиночество ответственности - это тяжкое бремя. Я рад, что у меня есть Моринехтар, а у него я. - Слишком легко сбиться с пути, когда идешь один. Роместамо покачал головой, как бы отгоняя подобные мысли, и встал, погрузившись в еще более сгущающийся мрак. - Но послушай меня, я думаю, это страх старика. Из всех нас Саруман лучше всех подходил для нашей задачи, потому что он знает замыслы врага лучше, чем кто-либо другой. Не волнуйся за него, мой мальчик, вместо этого волнуйся за себя и не забывай о цели, которую ты себе поставил. - Боюсь, с течением дней и месяцев моя цель становится все более отдаленной, - признался Гарри, поднимаясь на ноги, и они оба направились к узкой двери, из которой вышли. -Это потому, что ты всегда смотришь в прошлое, - сказал Роместамо, когда они шли по высоким туннелям. - Даже когда смотришь вперед, видишь только прошлое. Когда ты думаешь о своем поиске, ты не видишь, как далеко ты зашёл, как далеко тебе еще предстоит пройти. Если бы ты это сделал, я думаю, ты оказался бы ближе, чем был, когда мы впервые встретились. - Мне легче от твоих слов, - тихо сказал Гарри. - Даже если я не уверен, что готов в это поверить. - Тогда докажи это, - твердо сказал Роместамо. - Примени то, чему ты научился за последние месяцы, к своему ремеслу, исправь то, что ты так долго хотел исправить. Я думаю, что теперь у тебя есть понимание, чтобы сделать это. ************************************************ Гарри пристально смотрел на зелье перед собой. Это была странная смесь; он никогда бы не подумал, что такое возможно. Еще одна зима пришла и ушла, и новое лето уже клонилось к осени. Он потерял счет добавленным ингредиентам и шагам, предпринятым при их приготовлении. Но усилия, несомненно, того стоили. Он чувствовал природу зелья так же ясно, как Лофар чувствовал природу камня, Уда человека или Олливандер мастер творец волшебных палочек. Он улыбнулся, и это была настоящая улыбка, потому что он знал, что это будет последняя улыбка, которая покажет его страдания миру. Саруман сидел в комнате, тяжело опираясь на свой темный посох. Некоторое время он не произносил ни слова, но Гарри чувствовал неприкрытый интерес и даже возбуждение оттого, что он видит плоды его трудов. Ибо труды Гарри были поистине долгими. Это было зелье, не похожее ни на одно из тех, что он создавал или даже читал в Хогвартсе. В то время как он смог найти множество возможных ингредиентов в подземных садах, он вскоре обнаружил, что они были слишком необычны по своей сути; каждый из них культивировался в одном и том же месте и в одних и тех же условиях, и поэтому, хотя они обладали различными качествами, обусловленными природой их вида, их индивидуальные "личности", какими они были, были слишком похожи, чтобы работать с ними. Возможно, это была одна из проблем, с которыми он столкнулся во время своей последней такой попытки много месяцев назад. Поэтому он заглянул дальше. Роместамо и Моринехтар принесли ему несколько предметов, которые он некоторое время анализировал, прежде чем добавить их в свое последнее варево. Но настоящей добычей был один-единственный зуб Северного огненного дракона, за который Гарри немедленно ухватился. Он чувствовал в нем давно утраченную силу и величие, что-то до боли знакомое. Странность зелья, однако, заключалась в последнем наборе ингредиентов. Он стал проводить еще больше времени в мастерской Лофара и расспрашивал гнома и его учеников обо всех мелочах. Он собрал несколько обрезков, немного пыли и даже один или два ненужных эксперимента, и они нашли свой путь в зелье. Гарри будет трудно объяснить свой мыслительный процесс любому, кто спросит. Как и Лофару трудно было объяснить, что он видел в камнях, он работал с утра до вечера. В его мыслях было мало слов, вместо этого они больше походили на впечатления и эмоции, озвученные в его сознании. Каждый ингредиент говорил с ним на языке, который он не мог понять, но который, тем не менее, давал ему понимание смысла, как родитель, интерпретирующий лепет ребенка. Каждый предмет привносил в зелье что-то новое, хотя теперь он мог и не знать, что это такое, и теперь, когда все было собрано воедино, оставалось сделать только одно. Гарри в последний раз встретился взглядом с Саруманом. - Что ж, думаю, я уже достаточно задержался. Наконец-то пришло время, - сказал он с усмешкой, затем откинул голову назад и проглотил зелье одним глотком. Как это часто бывало, вкус был отвратительный. Но в нем был едва заметный намек на то, что он на это надеется; легкий вкус и текстура зубной пасты. Он сел напротив Сарумана и стал ждать. - Очаровательно,-сказал Саруман, все еще не сводя глаз с Гарри. - Что такое?- Осторожно спросил Гарри. - Что ты видишь? - Ты ничего не чувствуешь?- Сказал Саруман, наклоняясь еще ниже. - Разве ты не видишь? - Он встал, подошел к Гарри и оглядел его с головы до ног. Он поднял руку и тихо пробормотал что-то на языке, который Гарри уже слышал от него и Моринэхтара. - Я не чувствую никакой разницы , - сказал Гарри. Он вспомнил, как отрастил кости в руке, но ничего не почувствовал. Он провел языком по сломанным зубам. Он замер. Саруман слабо улыбнулся из-под темной, с серебряными крапинками бороды. - Значит, ты заметил самые незначительные изменения. Думаю, пройдет какое-то время, прежде чем ты поймешь, что ещё ты сделал. Гарри вскочил на ноги и бросился через комнату туда, где висело зеркало, все еще скрытое простыней. Он сорвал простыню в облаке пыли и уставился на лицо, от которого так долго прятался. Его волосы были такими же, какими он их помнил до своего приезда в Средиземье. Шрамы так поблекли, что если бы он не знал о них, то, вероятно, пропустил бы их полностью. Изможденное выражение, которое он так и не смог полностью стряхнуть, полностью исчезло, сменившись старым знакомым лицом. Но самым поразительным было то, что ему вернули зубы, а он даже не почувствовал этого. Перед тем как принять зелье, он представлял себе, что будет чувствовать себя странно, что, оставшись так долго без такого количества, его рот станет невыносимо полным, когда они вернутся, но это было не так. Все просто казалось правильным. Он посмотрел на Сарумана, который теперь стоял посреди комнаты, все еще улыбаясь Гарри почти дедушкиной улыбкой. - Как?- Удалось спросить Гарри. Саруман хмыкнул - редкий звук, тем более ценимый за его скудость. -Ты спрашиваешь меня, когда сам создал эту смесь? - Мои зубы, я понимаю. Но мои волосы, мое лицо? Как это возможно? Саруман покачал головой, и его длинные темные волосы заколыхались в свете лампы. - Вот уже несколько месяцев, - сказал он. - Разве я не говорил тебе, что ты не найдешь в зеркале то, чего боишься? - Я не видел его раньше, - сказал Саруман, снова оглядывая Гарри, его глаза блестели в расчете. - Возможно, ослеплен тенью, которая нависла над тобой. Теперь, однако, он поднят по крайней мере частично, хотя есть еще что-то, что можно найти. Но Гарри не обратил на его слова никакого внимания, и вместо этого он был вне себя от радости от результатов своего долгого труда. Он не заметил, как Саруман вышел из комнаты. **************************************** - Мне пора уходить, - сказал Гарри, стоя перед троном короля Гиннара . Рядом с королем молча стоял Саруман, наблюдая за Гарри из-под темных глаз. - Благодаря вам и вашему народу я нашел многое, что считал потерянным, но еще многое предстоит найти. Пора мне отправиться на поиски в мир. - Зима ещё не кончилась, - сказал Гиннар, его густые брови загнуты в хмуром взгляде. - Равнины Руна опасны для одинокого человека в это время года. Не мог бы ты остаться ещё ненадолго? - Вы очень добры, что предложили мне это, - сказал он, но он знал, что отношения между ним и Гиннаром были в лучшем случае отдаленными, Гарри редко вызывали к нему. По правде говоря, Гарри чувствовал, что Гиннар будет рад что он покинет его залы. -Но как бы ни были просторны ваши залы, они не мой дом, и как бы ни были дружелюбны ваши люди, они не друзья из моей прежней жизни. - Быть разлученным со своим народом и своим домом так долго немалая пытка, - признал Гиннар. - И все же я чувствую себя не в своей тарелке. Хотя армии УБ-кхуна разбились о зубы тех равнин, все еще есть те, кто может причинить тебе вред. - Я не поеду на Запад, - сказал Гарри. - Я поеду на север. -С какой целью ты туда отправишься?- спросил Саруман со своего места рядом с Гиннаром. - Горы к северу отсюда и там опасно. Ты нашел здесь часть своей прежней силы, но твое семя едва проросло в новые зеленые побеги, и даже самые крепкие цветы поздней зимы могут погибнуть от сильного мороза. - Я пойду по торговой дороге на север, к Жёсткобородам, где надеюсь узнать больше об огненных драконах, которые беспокоили их в прошлые годы, - сказал Гарри, и тишина опустилась на толпу гномов, которые до этого не обращали внимания на аудиенцию Гарри у короля. - Ты будешь искать огненных селезней? - спросил Гиннар с плохо замаскированным ужасом. - Эти звери опустошали владения гномов с древних времен, и все же ты охотно отправился бы на поиски их огненных пастей? - Нет. Гарри решительно покачал головой. - Я знаю, что у меня нет сил бороться с такими созданиями, но я хочу узнать о них больше, так как их сила может помочь мне вернуться в мой истинный дом. - Стремление к власти опасно только для того, чтобы его предприняли те мудрые из ловушек, которые могут подстерегать разум, - сказал Саруман, его глаза были острыми. - Даже если так, я не буду спорить с этим в данном случае, потому что то, то что ты ищешь на самом деле, это знание, я думаю. Ибо сила, которую ты видишь в них, уже принадлежит тебе, хотя все еще вне твоей досягаемости. Гиннар посмотрел на Сарумана в течение долгого момента, прежде чем вернуться взглядом к Гарри. -Тогда я тоже не буду возражать против этой глупости, - неохотно сказал он. - Хотя я должен попросить тебя, по крайней мере, дождаться следующего торгового конвоя и отправиться с ними. Горы зимой - небезопасное место, даже сейчас, когда УБ-Хун корчится в предсмертных муках. Гарри поклонился королю и решил принять логику его просьбы. -Тогда я буду ждать следующего конвоя, - согласился он. - Тогда я отправлюсь на север, и оставлю здесь свое благословение за все, что вы для меня сделали. С поклоном от Гиннара, аудиенция была окончена. Гарри пробрался сквозь толпу гномов к внешним туннелям, где находилась его комната. Предстояло много приготовлений и много прощаний. Однако не успел он отойти далеко, как его остановил мелодичный голос Сарумана: - Помнишь, что я сказал тебе, когда мы впервые встретились? - Я помню, ты много чего говорил, - сказал Гарри, поворачиваясь, чтобы поприветствовать старшего волшебника. - Что из этого ты хочешь, чтобы я вспомнил? - Я говорил тебе, что страх не преступление и не позор, - сказал Саруман, стоя перед Гарри. - Теперь я скажу тебе, что храбрость сама по себе не слава. Слепая храбрость так же разрушительна, как и слепой страх. - Я не собираюсь делать глупостей, - твердо сказал Гарри. - Я не стану охотиться на драконов, можешь быть уверен. - Не пытайся запутать мой взор своими словами, как бы тщательно они ни были произнесены, - сказал Саруман, и Гарри вспомнил о силе, которой обладал Саруман как Белый Волшебник. - Ты не будешь охотиться на них, но, возможно, надеешься, что они найдут тебя. Что по какой-то извращенной счастливой случайности ты вступишь в конфликт с одним из них, что дракон решит прийти к тебе. За те месяцы, что Гарри провел в Железных Холмах, он время от времени обсуждал с Саруманом то немногое, что знал о магии, и неудивительно, что он нашел эту связь. - Это случится, - медленно произнес Гарри, - или не случится. Такими вещами я не могу управлять и даже не буду пытаться, по крайней мере, этому я научился у тебя. - Ты знаешь, даже лучше, чем я, что драконы Севера спят долгие годы. Я вряд ли встречу их на севере, как не встречу Восточного червя, если останусь здесь. - Если это то, чему ты научился, то не от меня, - сказал Саруман. - Вместо этого, я думаю, ты узнал от меня кое-что еще, но ты должен помнить, что никакие слова, какими бы осторожными и сильными они ни были, не могут ослепить мое зрение, потому что в этом я мастер. Ты можешь лгать себе, если хочешь, но ты не можешь лгать так легко мне. Гарри прикусил язык, зная, что в противном случае последовал бы ответ, и отступил назад. - Возможно, ты прав. Я бы не хотел, чтобы наше расставание было на такой кислой ноте, ты очень помог мне в эти последние месяцы. Гнев Сарумана утих также внезапно, как и возник. - Я не знаю, как ты сюда попал и по чей власти, но, думаю, со временем я буду рад, что мы с тобой встретились. Это было утверждение, настолько непохожее на Сарумана, что на мгновение Гарри не понял его смысла, и к тому времени, как он произнес его, Саруман уже отошёл назад, к своему знакомому месту рядом с королем Гиннаром. Легкая улыбка появилась на лице Гарри и не сходила с него всю дорогу до комнаты. ******************************************* По счастливому совпадению, сын Бури, Онар тоже должен был отправиться на север со следующим караваном, так что Гарри не остался бы совсем без знакомой компании, даже если бы не знал молодого гнома так же хорошо, как и некоторых других. Не было ничего необычного в том, что молодые гномы путешествовали некоторое время между кланами восточных гор, прежде чем вернуться домой, чтобы использовать все, что они узнали. Гарри проверял свой рюкзак, так как Лофар подарил ему коллекцию маленьких флакончиков из безупречного кварцевого стекла, и он хотел убедиться, что с ними не случится ничего плохого во время их путешествия на север. - Я был невнимателен, - произнес низкий и знакомый голос. Гарри поднял голову и увидел Сарумана, стоявшего рядом с Лофаром и еще одним гномом, в котором Гарри узнал одного из учеников кузнеца рядом с Онаром. Гарри посмотрел на возвышающуюся фигуру Сарумана и двух гномов. Саруман был одет, как всегда, в белое, с темным посохом в руке. Ученик, однако, нес длинный предмет, завернутый в тяжелую ткань. - Ты волшебник, хотя и не Истари - сказал Саруман, прежде чем Гарри успел задать вопрос. - И как лидер нашего ордена, я должен признать твою природу. Карлик шагнул вперед и протянул предмет обеими руками. Гарри протянул руку и взял его, когда до него медленно дошло. - Подарок ? - Спросил Гарри, почувствовав под тканью посох. - Ты волшебник, но у тебя нет посоха, - просто сказал Саруман. - Такое ремесло не свойственно гномам, несмотря на то, что они владеют большинством из них. Гарри медленно развернул подарок, пока не увидел посох, не похожий ни на один из виденных им прежде. - Он сделан из камня?- спросил он, глядя на него. Конечно, он должен быть слишком тяжелым и хрупким; он был не толще его запястья и почти такого же роста, как он сам. Тонкие металлические нити обвивали гладкий черный камень, словно он был пойман в паутину. Он не был прямым, местами был изогнут и выпукл, как искривленное стекло. Точки света сияли, как звезды в темном камне. Он взвесил его в руках и понял, что он весит даже меньше, чем деревянный посох, который он носил в свое время на равнинах Руна. - Как это возможно? Лофар говорил с гордым блеском в глазах. -Я говорил тебе, что у камня есть цель, которую он узнает только до тех пор, пока не будет создан каменщиком, - сказал он. - Когда я впервые увидел это, я увидел действительно странную цель. Это старая лавовая труба, и камень ее сердцевины-пемза, легкая, но хрупкая. Внешняя поверхность - сама труба, базальт, хотя я сделал ее гораздо тоньше, чтобы сберечь вес. -Но разве он не сломается и не разобьется, как только я буду вынужден использовать его для защиты?- Спросил Гарри, снова и снова вертя предмет в руках. Что-то в смеси грубого камня и гладкого металла больше походило на магию, чем его собственная неудачная попытка использовать палочку. - Да, - сказал Саруман. - Если бы только гномы приложили руку к его ремеслу. Но я думаю, ты обнаружишь, что он будет таким же сильным и непреклонным, как горы, из которых он был рожден. Гарри поднял голову. -Но я не могу принять это, - сказал он, пытаясь вернуть его ученику, который передал ему. - Я не волшебник, я все еще лишь тень того, кем я когда-то был, для меня нести это - оскорбление вашему ордену. - Любой мужчина может носить посох, - сказал Саруман, и Гарри почти сразу почувствовал себя ребенком за попытку отказаться от такого простого подарка. Он снова посмотрел на красивую инкрустацию. - Но это не простой посох, - возразил он. - Это произведение искусства и красоты, и ты сам сказал, что это посох волшебника. - Если это волшебный посох, то только потому, что его носит Волшебник, - напомнил ему Саруман. - В нем нет никакой силы, кроме знания ремесла, которое не даст ему сломаться, когда его используют. С Саруманом всегда было трудно спорить, потому что он владел риторикой дольше, чем Гарри мог себе представить. Он решил смириться с поражением. - Благодарю вас, - сказал он, положив посох рядом с собой, и металлическое основание зазвенело о камень, как колокол. Он крепко обнял каждого гнома на пути и склонил голову перед Саруманом. - Думаю, ты усвоил наши уроки, - сказал Саруман, когда предводитель каравана гномов крикнул, чтобы все приготовились к отъезду, и ворота начали медленно открываться. - Надеюсь, ты их запомнишь. - Хорошо, - сказал Гарри, проводя рукой по гладкой поверхности. Он кивнул в последний раз и повернулся, чтобы уйти. Гарри вышел на улицу и там шёл поздний зимний снег и он почувствовал, как вокруг него вихрем воют ветры, но холода в ощущениях не было.