The Shadow of Angmar

- Это действительно удивительная работа - сказал Камэнор, мягко проводя руками по камню и металлу посоха Гарри. Они оба стояли перед кузницами, где часто можно было найти Камэнора. Даже в холодную зиму его кузницы оставались горячими, потому что, по его словам, дать огню погаснуть означало потерять друга. Было раннее утро, и Гарри, как и просил, принёс свое оружие Камэнору для осмотра. Гарри надеялся, что, возможно, удастся перековать клинок Девен, чтобы он вернул его ей во время Турухалма.. Вокруг них работали несколько эльфов. Двое учеников Камэнора работали вместе над какой-то примеркой, а еще один эльф был немного дальше, работая над маленькой деревянной статуэткой кого-то, удивительно похожего на Арвен. - Я видел, в свое время, много работ Келебримбора - сказал Камэнор, вертя посох в руках. - При всем своем мастерстве они не смогли бы выковать из металла такие прекрасные формы. - Я видел несколько видов оружия, которые были выкованы в Гондолине в древности, Эглос, копье Эрейниона Гил-Галада находится в долине под защитой нашего Лорда, у него нет естественной силы этого. Глаза Камэнора оторвались от посоха и встретились с глазами Гарри. - Откуда у тебя это? - Он был сделан для меня Саруманом Белым и Лофаром Железноруким, - сказал Гарри. - Он был подарен мне, когда я покинул Железные Холмы, чтобы путешествовать по северным пределам Красных гор. - В Орокарни? - Спросил Камэнор, хотя Гарри видел, что вопрос адресован не ему. - Гномы создали его? Он снова посмотрел на Гарри. - Саруман не гномье имя. - Он волшебник, глава их ордена, я думаю, он известен вашему народу как Курунир. - Я его не знаю, - признался Камэнор. - Но ясно, что он мастер своего дела, в отличие от всех, кого я знал. - Возможно, даже равный величайшему из эльфийских Кузнецов. Но даже если и так, видеть такое странно. - Я знал только Митрандира во время его редких посещений этой долины, но его посох сделан из какого-то дерева, хотя я не знаю, какой породы. - Кедр, - произнес голос, и Гарри, обернувшись, увидел эльфа, который работал над деревянной статуэткой. - Думаю, это подходящее дерево для волшебника. - Лаэрорнон, может быть, ты поможешь мне понять это, - сказал Камэнор, и Гарри увидел, что эльфы знакомы друг с другом. Он предположил, что они работали вместе много долгих лет. - Не знаю, смогу ли, - ответил эльф, которого, как теперь знал Гарри, звали Лаэрорнон. - Потому что мои знания не заключаются в обработке металла, камня или других мертвых предметов. Тем не менее он оторвался от работы над статуэткой и отложил инструменты, прежде чем присоединиться к Гарри и Камэнору, сидевшим в теплой тени вечно ярких кузниц. Камэнор протянул ему посох, и его глаза загорелись интересом, когда его руки коснулись посоха. - Действительно, это удивительное творение, - сказал он после долгой паузы, глядя на богато украшенный посох из камня и стали. - Я чувствую в нем сердцебиение, похожее на биение деревянного посоха. Он медленный и далекий, но благодаря ему он сильнее. Ты сказал, что его создал один из Истари? - спросил он, повернувшись к Гарри. - И мастер-каменщик - добавил Гарри. - Я знаю, что почувствовал в нем что-то такое, чего не чувствовал раньше, но не могу сказать, что именно. - Значит, для человека у тебя есть здравый смысл, - рассеянно кивнул Лаэрорнон, обратив внимание на невероятно детализированный узор из белой стали и камня. - Жизнь есть во всем, - объяснил Камэнор. - У животных это, конечно, наиболее очевидно, потому что заставляет их жить, играть, петь и делать все то, что делают живые существа. Так же и в деревьях, в ветвях и листьях, хотя и скрыто от глаз тех, кто не хочет видеть. Есть и другие материалы, такие как камень или сталь, у которых нет собственной жизни, нет воли, нет побуждения, но которые могут быть... сформированы, чтобы соответствовать воле тех, кто их создает. - Есть одна старая история, но, по правде говоря, побочная, незначительная деталь среди великих историй Первой Эпохи. Это история об Эоле Темном Эльфе и клинке который он сделал в качестве жалкой платы королю Дориата. В Средиземье было мало клинков тоньше, чем эти двойные клинки, выкованные из сердца упавшей звезды, которые могли прорезать железо и сталь, как если бы они были просто тканью. Но Эол возненавидел эту плату, и клинок впитал в себя его злобу, и когда он был нагрет и погашен полсотни раз, он почернел и обрел свою собственную волю. - С тех пор он стал известен как клинок злой судьбы, - сказал Камэнор, и печально покачал головой. - Им долго владел Турин, который в своем высокомерии называл себя хозяином судьбы. Если он действительно был хозяином своей судьбы, то я не могу сказать, какое безумие овладело им, когда он совершил такие ужасные поступки, о которых рассказывают. - Это одна из самых печальных историй того времени, которое знало больше раздоров за свои короткие годы, чем за все последующие. - Вы ведь не верите, что этот посох так злопамятен? - Спросил Гарри, обеспокоенный тем, в каком направлении пошла история. - Нет! - немедленно сказал Камэнор. Тогда заговорил Лаэрорнон: - В нем нет воли его создателя. Это то, что так странно для нас, и это, возможно, объясняет, почему это кажется странным даже тебе. - Как будто это дерево, а не камень и металл, - сказал Камэнор. - И все же я бы сказал, что это не похоже ни на одно дерево, которое я когда-либо знал, - сказал Лаэрорнон, быстро прервав слова Камэнора. Он неохотно передал посох Гарри, хотя его глаза задержались на нем, в них все еще горело любопытство. Было интересно услышать мнения двух мастеров, но Гарри показалось, что они не так высоко ценят жизнь, которой может обладать камень, как объяснял ему давным-давно тот самый каменщик, который приложил руку к созданию того самого посоха, который теперь покоился в его руках. - Я думаю, гномы не согласились бы с тобой насчет жизни, которую можно найти в камне, - сказал Гарри. - Возможно, - сказал Лаэрорнон, хотя, казалось, не придавал этому особого значения. - Но сейчас их ремесла значительно уменьшились по сравнению с мастерскими, которые они могли бы производить в старину. - Я сомневаюсь, что среди них найдется хоть один, кто смог бы выудить из мертвой скалы жизнь, подобную той, что когда-то делали гномы Белегоста, когда залы Менегрота были молоды. Я все еще думаю, что тебе больше подошел бы деревянный посох. Камэнор радостно засмеялся. - И я бы сказал, что истинная сталь послужит тебе лучше. Если половина историй о твоих путешествиях правдива, то ты наверняка мог бы использовать в своих путешествиях нечто большее, чем посох и кинжал. - Я никогда не учился владеть мечом, - объяснил Гарри. - И мне кажется, что человеку, который носит меч, которым не может пользоваться, служат хуже, чем тому, у кого его нет. - Я уже слышал это раньше, - покачал головой Камэнор, - но не могу поверить. Возможно, они больше склонны ранить себя или драться, когда им следовало бы бежать, но это мимолетная забота. Каждый человек, эльф или гном, владевший мечом в битве, когда-то владел им в невежестве. Я думаю, тебе лучше взять его с собой, если ты решишь снова отправиться за пределы долины. - Темные дни Ангмара и тень, которую они все еще отбрасывают, показали, что в этом мире очень мало безопасных мест. - Твои аргументы убедительны, - с готовностью признал Гарри, хотя ему все еще не нравилась идея носить мантию воина. - Возможно, мы поговорим об этом в другой раз. Я хотел спросить вас еще кое о чем. Гарри вытащил кинжал Девен из-за пояса. Клинок все еще был почерневшим, и теперь, когда он присмотрелся, сквозь него пробегали красные пятна, похожие на огонь в густом дыму. Край, когда-то сиявший на солнце, как далекий огонь, потускнел в битве с Балрогом, хотя и остался острым. Ужасный жар его зловещего пламени искривил кинжал, так что теперь он был почти непригоден для использования. Он подал его Камэнору. - Я подумал, не могли бы вы помочь мне с этим. - Я помню этот клинок, - сказал Камэнор, протягивая руку, чтобы взять его, - как помню каждое выкованное мною изделие. Никогда еще я не видел, чтобы моя работа была доведена до такого ужасного состояния. - Ты уже слышал о Балроге, который живет под Морией. - Гарри знал, что эта новость быстро распространилась по всей долине. Хотя никто из них, за исключением нескольких величайших и старейших эльфийских лордов, не встречал ни одного из этих падших сородичей. - Я воткнул кинжал ему в ногу, когда был уверен, что нахожусь на самом краю. Камэнор выглядел удивленным. - Я не из скромности говорю, что не ожидал от одного из моих клинков такого подвига. Возможно, оружие, произведенное эльфами Эрегиона, могло бы достичь этого, и известно, что оружейники Гондолина, давно потерянные, обладали мастерством, необходимым для того, чтобы выковать такую вещь. - Он поднял глаза на Гарри, и на мгновение его взгляд упал на посох. - Я думаю, что способность ранить эту тварь была не в стали, а в руке, которая ею владела. - Сможете исправить? Развлечение танцевало в глазах Лаэрорнона, и Камэйнор весело засмеялся, как будто они поделились собственной шуткой. - Иногда мне кажется, что ты обладаешь эльфийской грацией, но иногда я вспоминаю, что ты смотришь на мир глазами человека, - объяснил Камэнор. - Для нас, эльфов, нет способа "починить" вещь, как сказали бы люди, потому что для этого потребуется не что иное, как повернуть время вспять. - Я мог бы взять этот клинок и рукоять, и выковать из них какое-нибудь новое оружие, которое могло бы вспомнить былую славу этого кинжала, но это был бы не тот же кинжал. Это будет новое оружие, рожденное в другой день и при других обстоятельствах. Он мог бы дышать другим огнем и пить другую воду. Камэнор поднял руку и опередил следующие слова Гарри. - Это не значит, что я этого не сделаю. Я был просто удивлен, как ты рассматривал возможность починки. - Однако должен предупредить тебя, что если ты хочешь вернуть кинжал, то лучше оставить эту идею. Если бы я сделал все так, как ты предлагаешь, то ты подарил бы своему другу новый кинжал. - Я... не уверен, - сказал Гарри, недовольный мыслью о том, что придется подарить Девен руины того, что когда-то было. - Что бы вы предложили? - Клинок, который у тебя сейчас, имеет значение и для нее, и для тебя, - сказал Лаэрорнон. - Я не очень хорошо знаю твоего друга, но думаю, что это стоит больше, чем любой кинжал. - Я тоже так считаю, - кивнул Камэнор, возвращая Гарри некогда прекрасный кинжал. - Я уже придумал ей замену кинжала в твоей руке, и он ничуть не хуже, чем был когда-то. Она не нуждается ни в ком другом, а мы, эльфы, ценим свои воспоминания и переживания гораздо выше материальных ценностей. Гарри принял их совет с благодарной улыбкой. Он встал, засунул кинжал за пояс и поблагодарил за совет. Когда он вернулся в зал Элронда после прощания, он все еще думал, что это странная вещь, которую стоит ценить, потому что он не упивался бы таким темным и извращенным напоминанием. Ему еще многое предстояло узнать об эльфах и их мировоззрении. ********************************** Это было не Рождество, но, возможно, это было самое близкое к нему, что Гарри мог найти в Средиземье. Гарри давным-давно понял, что эльфы мало спят, потому что им требуется всего несколько часов, чтобы почувствовать себя полностью отдохнувшими и бодрыми. Вместо этого они делали что-то похожее на медитацию, где они позволяли своему уму отдыхать, но они не были полностью бессознательными, и их глаза были открыты и все еще бдительны к окружающему миру. Значит, народ Элронда встал рано утром в день зимнего солнцестояния, названный им Турухалмом? - и собрались в зале огня, где впервые с тех пор, как появился Гарри, большой очаг в центре комнаты сгорел почти дотла, превратившись в тлеющие угли. Как человеку, Гарри требовалось больше сна, чем его хозяевам, но после долгих лет трудностей и путешествий он обнаружил, что может обходиться без сна день или два без особых трудностей. Он устанет, его ум станет вялым, но он сможет это сделать. Утром в Турухалм он проснулся и встал вместе с эльфами, и он не оплакивал потерянный сон. Поэтому он присоединился к ним вокруг тусклых углей в зале огня, и последние мерцающие остатки года только что прошли. Эльфы, как это часто бывало с ними, возвысили свои голоса в песне, прекрасной мелодии, которая оплакивала потерю года и всех дней, которые прошли с ним, чтобы никогда не вернуться. Они собирались группами в тусклом свете, потому что солнце было еще далеко за горизонтом, и только тусклый свет угасающих углей освещал комнату, и они рассказывали истории о радостях и горестях, которые приходили и уходили. Рождение и смерть, победы и поражения, великие произведения искусства, поэзия и песни все это вспоминалось, и их дни уходили в историю, чтобы никогда не возвращаться, кроме как в воспоминаниях, мечтах или на страницах пыльного тома в каком-нибудь забытом уголке библиотеки. Лорд Элронд говорил о радости, которую он испытывал, видя, как его сыновья возвращаются через год после отъезда, помогая Лорду Келеборну и Леди Галадриэль в их путешествии в Лауриндринанд и их новое царство. Он описал мир, который все еще возвращался на север после войны с Ангмаром, и как он возлагал большие надежды на Аранарта который называл себя вождем Дунадан и теперь вел свой народ на защиту тех, кто всё ещё жил среди руин старых Королевств. Его жена присоединилась к нему и рассказала об исцелении, которое пришло в долину и на весь север после падения Ангмара. Она оплакивала великий город Казад-Дум, потому что теперь было ясно, что его двери не скоро откроются снова, потому что темнота за ними будет держать их крепко. Она тоже говорила о своей радости по поводу благополучного возвращения сыновей и о том, что ее мать нашла убежище в Золотом лесу. Так было с каждым эльфом в доме Элронда. Каждый по очереди рассказывал о своих радостях и печалях, испытаниях, победах и поражениях. Гарри тоже присоединился к ним через некоторое время, и он почувствовал себя более открытым, чем когда-либо прежде, когда говорил о потере Торира, своих друзей в течение многих лет, вместе с Флови, которого Гарри знал не так хорошо, но за то короткое время, что знал его, успел оценить по достоинству. Он вспомнил счастье тех времен, когда они с Ториром вместе участвовали в приключениях, посещая множество маленьких гномьих городков, разбросанных по северным Орокарни. Тогда он вспомнил надежду, которую ощутил после встречи с Фрором и его спутником среди руин Манарула, и решимость следовать по новой дороге к ее завершению. Была даже радость, когда он вновь обрел старого знакомого и обнаружил, что они стали лучше после их кратковременной встречи с ним несколько лет назад. Он вспомнил отчаяние и утрату надежды. Когда темные воды обрушились на него, один голос запел, и, подобно первой звезде, появившейся на небе после захода солнца, к нему вскоре присоединились другие. Би бреннил Лим! Суи лосс фэн! Атхан аннуи аэратх Са ениам, калад аммен мин галадреммин эннорат. А Элберет! Гилтониэль! Гаэлал лан, хин Лан Мариель! Лост фэн Суи! Аллен линнар Ми Хар чие атхан Аиар. Гарри посмотрел на них, когда последние ноты стихли. Среди певцов, которых он видел, были и Девен, Глорфиндель, все дети Элронда и хозяин Ривенделла смотрел на Гарри с понимающей улыбкой на его нестареющем лице. Зал погрузился в тишину как раз в тот момент, когда рассветное солнце поднялось достаточно высоко, чтобы его тепло коснулось более глубокой долины. Теплый свет падал на стены долины и высокие деревья, покрытые льдом и снегом, и отражался еще ярче в зале огня, так что он был освещен почти как в разгар лета. Свет нового года озарял их всех, и он был трепетным, молодым и полным надежды. Наступление Нового года заставило зал наполниться новыми песнями и историями, теперь наполненными надеждами, пожеланиями и страхами на будущий год. По мере того как они пели, они начали собираться в небольшие группы, и эти группы затем вышли в новый рассветный свет, и долина была наполнена их песней. Когда они это сделали, Гарри почувствовал неуверенность. Девен присоединилась к группе, в которой Гарри узнал ее ближайших друзей и мать, и не хотел им мешать. Однако его нерешительность длилась лишь мгновение, до того как Келебриан встала рядом и обняла его за плечи. Вскоре к ней присоединились Арвен, Элронд и остальные члены семьи. - Если хочешь, можешь присоединиться к нам, Гарри. Гарри посмотрел на Элронда, который только улыбнулся, казалось, не удивленный реакции Гарри. Его сыновья уже отправились в путь и направлялись в долину, их голоса сливались со всеми остальными. Арвен тоже стояла рядом с Элрондом и тоже тепло улыбалась Гарри, хотя на лице ее отца было больше юношеской жизнерадостности, чем на самом деле. Вместе они прошли через двери зала Элронда, распахнутые настежь, чтобы солнце могло проникнуть в самую глубину зала огня. Гарри не мог присоединиться к ним в их песнях, потому что он еще недостаточно изучил Синдаринский язык, чтобы понять хотя бы несколько слов. Однако их радость показалась ему такой заразительной, что он не мог не подпевать им, хотя никогда не считал себя певцом. Они продолжали спускаться по короткой тропинке, которая вела в лесистую долину, чтобы начать то, что эльфы называли Ихири, что на одном из их языков означало "находка". Гарри понял, что это немного похоже на Рождественское полено, хотя он все еще был далек от этой традиции. Они уходили в лес в поисках бревна, ветки или даже, в некоторых случаях, единственной ветки, которую потом приносили домой, к очагу. Огонь, который горел там, будет вновь зажжен вместе с собранными приношениями и будет гореть в течение всех дней в течение нового года. Гарри понимал, что корни этой традиции очень древние, и, когда он спросил об этом у Глорфинделя, тот ответил, что помнит Великий поход, когда произошла первая Находка. Он не говорил о том, как это произошло, но описал поход по скрежещущему льду, который эльфы называли "Хелкаракс". Гарри знал, что эльфы не чувствуют холода, как люди, и все же холод, который они чувствовали во время марша и который мог вызвать холод даже в летнем голосе Глорфинделя, наложил на них горькую дань. Эльфы не нуждались в пище, как люди, но это путешествие научило их истинному смыслу голода. И все же они продолжали идти, хотя более половины из них предпочли оставить свои тела и вернуться в теплый свет Запада. Не было солнца, чтобы осветить им путь, согреть их лица, не было даже луны, чтобы осветить вечную ночь, через которую они шли, потому что они еще не появились на свет. И вот они пересекли скрежещущий лед, оставив позади многих из своего числа, затерявшихся в завываниях зимних бурь, несших с собой осколки льда, похожие на самое жестокое стекло. Когда казалось, что всякая надежда потеряна, в небе появился новый свет, а вместе с ним Луна принесла эльфам новую надежду. Его появление возвестило о конце худших испытаний, и вскоре лед и снег отступили с земли. Когда земля снова стала зеленой, эльфы разделились и принялись обшаривать каждый кусок дерева или сухого материала, который могли найти. Они соорудили там большой костер, чтобы отогнать не только бродячих тварей Моргота, но и воспоминания о холоде, который они пережили. Когда костер был зажжен и высокие языки пламени послали в небо новые эфемерные звезды, Солнце впервые поднялось на востоке, и родилась традиция "Ихири". Поиски были нелегкими, так как во многих местах на земли все еще лежал снег. Лорд Элронд повел их в ту часть долины, где деревья росли вечнозелеными и где до земли доходила лишь тончайшая снежная пыль. Там деревья создавали снежные своды, которые парили над головой, опираясь на деревянные контрфорсы. Таинственная тишина заполнила проходы, проходящие здесь и там под сверкающей крышей, которая сияла светом, когда новое солнце просачивалось над более глубокими пределами долины. - Я помню это, - сказал Элронд, как только они вошли, и направился туда, где среди темных елей росла одинокая береза. С одной из высоких елей свалилась ветка, унесшая с собой нижнюю ветку березы. Элронд переглянулся с супругой и стартовали праздничные мероприятия, Гарри показалось, что он почти слышит слова любви, которые они молча произнесли. После минутного размышления Келебриан наклонилась, чтобы поднять еловую ветку, которая упала на землю. - Я думаю, это уместно, - только и сказала она. Остальные члены группы выбирали гораздо дольше. Элладан и Элрохир выбрали березовую ветвь, потому что, по их словам, они чувствовали родство с деревом, но не могли выбрать ни одной ветки или сучка, потому что говорили, что им нравится само дерево, а не какая-то его малая часть. Элронд запретил им пытаться вырвать его с корнем, хотя Гарри был почти уверен, что все они говорят только в шутку. - Каков твой выбор, Мюиинтель?- Спросил Элладан у Арвен, усевшись наконец на одну из веток вяза, лежавших рядом с той, которую выбрал Элронд. Арвен терпеливо улыбнулась, затем покачала головой и огляделась по сторонам в поисках своего выбора. Ёе глаза остановились на упавшем дереве за рощицей. Пень торчал из земли, безжизненный и серый, а рядом с ним лежало некогда гордое дерево, покрытое мхом и легкой снежной пылью. И все же вокруг основания ствола и даже вокруг упавшего ствола начинали расти новые растения. Новые побеги были тонкими и почти терялись среди обломков старой ивы, которая когда-то стояла в стороне от остальной части леса, пока какая-то неизвестная буря не оказалась слишком сильной для нее. Она провела кончиками пальцев по крохотным деревцам и закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то, чего Гарри не мог услышать. Её и без того светлые черты смягчились, но, несмотря на это, она покачала головой. - Нет, не пойдёт, - сказала она, не вдаваясь в дальнейшие объяснения. Они продолжали идти через лес, пока Гарри и Арвен искали свои собственные подношения. Гарри не знал, что именно он искал. Для него одно дерево ничем не отличалось от другого. Он знал, что Лаэрорнон наверняка не согласится, и Олливандер тоже, но что бы они в них ни видели, Гарри этого не мог. Он провел руками по стволам и ветвям, проходя мимо, как это делала Арвен, но там, где, казалось, она прислушивалась к чему-то, Гарри слышал только отдаленные капли снега, тающего под новым солнцем, и тихий вздох ветра в ветвях. - Что именно ты слушаешь? - Спросил Гарри, когда прошло больше часа. Наверняка все остальные люди Элронда уже вернулись к его очагу. - Не знаю, - ответила Арвен, поднимая глаза от сучковатой сосны. - Это не то, что ты можешь знать, пока не услышишь. Когда ты его найдешь, он будет казаться правильным. - Слушать деревья это умение, которому многие из наших людей научились много лет назад, - сказал Элронд. Остальные преследовали их в поисках и тихо переговаривались между собой на своем языке. - Даже самые искусные из них вряд ли что-нибудь услышать в середине зимы, но это не то умение, которым обладаю я или многие из Нолдоров. - Тогда как же вы сделали свой выбор?- Спросил Гарри, чувствуя раздражение от способности эльфов говорить по кругу, когда им это было удобно. - Дерево, с которого я приношу жертву, было тем местом, где я впервые встретил Келебриан, - просто сказал он. Гарри остановился. - И это все? Это просто какое-то личное значение? - Я бы не сказал, что это "просто". Но да, это личное - сказал Элронд. Плечи Гарри поникли. Если бы он знал это раньше, то наверняка выбрал бы ветку Падуба, мимо которого они проходили. Он не смог удержаться от смеха. - Знаешь, - сказал он между смешками, - я думал, что будет что-то еще. Кажется, что так часто бывает. - Я слышал, как каменщики говорили о голосе и жизни камня. - Слышал о памяти металла и живой воле дерева. Наверное, я ожидал увидеть что-то новое, о чем ничего не знал. - Все, что ты говоришь, может быть правдой, - сказал Элронд и мягко положил руку на плечо Гарри. - И все же ты не можешь позволить этим тварям вести тебя туда, куда тебе не хочется. Мало кто совершал большее зло, чем те, кто верил, что оно необходимо или предопределено. - Кажется, я поняла! - сказала Арвен, и её радостный голос отвлек Гарри и Элронда от их разговора. Когда его взгляд нашел ее, она стояла у сосны, в которую в какой-то момент ударила молния, и та раскололась почти надвое. Несмотря на эти повреждения, и сожженную кору, и несколько мест, где кипящий сок полностью уничтожил большую часть ствола, он все еще рос сильным. Арвен просунула руку в щель, отделявшую все еще растущую часть дерева от других почерневших обломков, и вытащила оттуда тонкий зеленый побег, на котором было несколько небольших пучков иголок. По сравнению с выбором, сделанным ее семьей, это казалось ничтожным, но было ясно, что она довольна своим выбором. - Похоже, я выбираю последним, - сказал Гарри и беспокойно заерзал. - Может быть, нам стоит вернуться, мне показалось, что по дороге сюда я увидел что-то подходящее, но я не понял, что именно я должен искать. - Тебе не нужно спешить, - сказал Элронд, а рядом с ним Келебриан ободряюще кивнула. - Потому что среди моего народа хорошо известно, что некоторым из нас может потребоваться весь день, от самого раннего рассвета до последнего заката, чтобы сделать свой собственный выбор. - Спасибо, - сказал Гарри, хотя и решил, что срубит что-нибудь на следующем дереве. Он чувствовал себя достаточно неловко, вторгаясь в их семейный день, он не хотел больше навязываться. Гарри решил идти по тропинке, которая в конце концов приведет их обратно в верхнюю долину, где располагался Дом Элронда. Не успели они пройти по тропинке, как взгляд Гарри упал на другое упавшее дерево. Или, скорее, частично упавшее дерево. Оно упало под таким углом, что часть ствола шла почти параллельно земле, и было очевидно, что так было в течение многих лет, потому что последние несколько футов ее кончик снова повернулся вверх, ища солнце, которое светило над головой. Когда оно упало, корни были почти вырваны из земли, но они так переплелись с корнями другого дерева, что оно смогло добраться до земли и даже каким-то чудом сумело снова укорениться. Под ним, защищенный от снега и ветра, лежали похожие на звезды цветы с бело-золотыми лепестками. Забыв о своем первоначальном намерении забыть о любом необходимом "значении", Гарри быстро пересек расстояние до дерева. Осторожно ступая по ковру из цветов, он подошел к дереву и положил руку на толстую ветку. Она была такой же толстой, как его рука, и было мало шансов, что он сможет с легкостью ее высвободить. Он на пробу толкнул ее и чуть не потерял равновесие, когда она треснула у основания. Он держал её в руках и понял, что имел в виду Элронд. Он не разговаривал с ним, это было не так, как в первый раз, когда он держал свою палочку или получил свой посох от Сарумана. Это было просто чувство родства, как будто он мог понять, через что прошло дерево. - Редко можно увидеть, чтобы Нифредил рос так далеко на севере и так рано в это время года, - сказал Элронд, и на мгновение Гарри показалось, что он увидел вспышку печали, но она тут же исчезла, сменившись знакомой теплой улыбкой, которая могла бы посрамить зимнее солнце. - Я рад, что ты сделал выбор и доволен им. - Теперь идём. Мы вернемся в зал, предложим наш выбор очагу и встретим Новый год с радостными сердцами и радостными песнями. Вскоре они вернулись в зал Элронда, и, как сказал Хозяин Ривенделла, многие из его родичей еще не вернулись с поисков. Те, кто это сделал, собрали очень разнообразный выбор подношений. Один из них даже вернулся с целым кустом остролиста и оставил след из колючих листьев по всей длине зала. Вернувшиеся эльфы сгруппировались вокруг костра, который теперь светился лишь слабым светом, пробивавшимся через несколько просветов в сером пепле, покрывавшем последние остатки. С возвращением Элронда они расступились, пропуская его и его семью к огню, и без всяких церемоний Элронд бросил свою жертву в яму, где она пробилась сквозь пепел к тлеющим внизу углям, которые все еще хранили их тепло, изолированные пеплом, который лежал на них. С хрустом она прорвалась и подняла в воздух облако пепла. Они ждали, пока через несколько минут дерево не начало трескаться и плеваться, а из-под него не вырвалось пламя. Похоже, это был сигнал, потому что, как только это произошло, другие эльфы добавили свой собственный выбор. Вскоре огонь снова взревел, как тогда, когда Гарри впервые вошел в зал Элронда несколько недель назад. Начался новый год, и у Гарри появилась идея, что же ему делать в дальнейшем.