The Shadow of Angmar

Залы молчали. Дальний луч света прорезал темноту, и единственным звуком, который можно было услышать, было тяжелое дыхание и отдаленный ритмичный гром. Собственное дыхание, понял Гарри сквозь пелену усталости и боли. Каждый удар сердца возвещал новый раскат грома. Огонь, невидимый в темноте, пробежал по всему его телу, и он почувствовал, как кожа покрылась волдырями от прикосновения. Свет колебался, как будто его осаждала тьма. Гарри сделал медленный, болезненный шаг к нему. Потом шагнул еще раз, и еще. Каждый шаг был медленным, как движение континентов, целая эпоха мира текла мимо. Его собственный мир был наполнен запахом серы и грохотом в ушах. Его колени подогнулись, и со всей обманчивой медлительностью лавины он упал на колени. Меч, который он все еще держал в руке, со звоном упал на землю, и он обеими руками вцепился в посох. Окровавленные руки скользили по холодному металлу и камню, и он чувствовал, что опускается все ниже и ниже, его измученное тело не в силах держаться прямо, а ослабленный разум не в силах справиться с неизбежной капитуляцией. Все еще далекий свет мерцал и мерцал, и на мгновение Гарри был уверен, что он погаснет. Затем тишина была нарушена, и голос позвал его. Он был далеким, слабым, как первая звезда на вечернем небе, но не менее прекрасным. Он не мог понять слов, но знал их, знал их намерения. Сила снова текла через него, исходила из какой-то неведомой прежде купели внутри него. Он снова выпрямился и, хотя по-прежнему тяжело опирался на посох, сделал еще один шаг, потом еще и еще. Пока он шел, к нему медленно возвращались чувства. Вокруг было еще больше темноты, с обеих сторон он видел богато украшенные стены крепости гномов, в которую он нырнул, исцарапанные когтями и опаленные пламенем. Позади него тихо капала и скрипела огромная туша Скаты, из ран, нанесенных Гарри, сочилась все еще дымящаяся кровь. Перед ним был солнечный свет, который, казалось, сиял еще ярче теперь, когда тень Скаты была изгнана из мира. Тут рядом с ним очутилась Девен, и он почувствовал, как тяжесть на его ногах немного уменьшилась, когда она протянула ему руку. За ней следовали Келеборн и остальные эльфы из его небольшого отряда. Не прошло и минуты, как Келеборн начал отдавать приказы своим людям. Большинство из них были непонятны измученному сознанию Гарри. Вокруг него кипела деятельность, и он почувствовал, как его вес уменьшается, когда еще один эльф решил помочь ему идти. Теперь, когда он снова был среди друзей, Гарри почувствовал, как волна силы, которая вынесла его из темноты, снова отступила. Его глаза отяжелели, но он не позволил им закрыться. Ноги его ослабели, но он не позволил им подогнуться. Он знал, что сильно обгорел, но он не вступил в бой совершенно неподготовленным. Он попытался заговорить с ними, но из его губ вырвался лишь болезненный хрип; горло и рот пересохли от сажи и маслянистого дыма, заполнивших пещеры под горой во время битвы. И все же что-то в этом ужасном звуке заставило Келеборна понять намерения Гарри. Келеборну потребовалось всего мгновение, чтобы найти пузырек, который, казалось, был наполнен нежным голубым светом, как захваченное весеннее утро. Несмотря на удушающий жар, наполнявший пещеру, она блестела от конденсата. Наконец они вырвались из темноты горы и отбросили последние завитки тени, которые висели, как туман, только для того, чтобы сгореть с восходом солнца. Когда далекое, но приветливое тепло солнца вытеснило ужасный огонь Скаты, Гарри наконец позволил себе устать. Его сны были наполнены теплым солнечным светом и радостным пением птиц. ************************************** Когда Гарри проснулся, было темно, и бесчисленные звезды медленно кружили в небе над его головой. Вокруг него раздавался нежный и манящий гул тихого разговора, время от времени прерываемый смехом и потрескиванием живого огня. Он все еще чувствовал тяжесть битвы со Скатой на своем теле, но теперь она была более отдаленной, прогнанной теплом и хорошим настроением. Неподалеку небольшой лагерь был заполнен людьми и эльфами, объединившимися в праздновании. Он наблюдал, как одна из спутниц Келеборна, эльфийская девушка, которую, как подумал Гарри, возможно, звали Раенил, весело смеялась над действиями одного из спутников Фрама. Языковой барьер значил меньше, чем ничего, так как человек разыгрывал какую-то историю с собственным восторженным смехом. - Мы, эльфы, любим воображать, что наши воспоминания не блекнут, - произнес знакомый голос по другую сторону от Гарри. Келеборн, который наверняка присматривал за Гарри, пока тот спал. - И все же я думаю, что мы могли бы ошибиться. Гарри отвлекся от того места, где Фремлинг стоял на четвереньках и лаял, как собака, на своего друга, к большому удовольствию тех, кто наблюдал. Он повернулся к Келеборну, который безмятежно сидел рядом с ним, двигаясь бесшумно, как задыхающийся ветер в лесу. - Конечно, никто и не шептал, что Келеборн Мудрый мог забыть что-то, что когда-то знал, - сказал Гарри, и доброе настроение окружающих залилось кровью в его улыбке. Келеборн тепло улыбнулся, глядя на общее веселье эльфов и людей. Он кивнул в сторону человека, который первым привлек внимание Гарри. - Посмотри там, Хаулвинд рассказывает истории своего брата Леофа, который погиб в бою. Он улыбается и смеется, вспоминая лучшее о брате, который теперь потерян для него. Хотя он больше ничего не сказал, Гарри понял, что имел в виду Келеборн. Если бы такая участь постигла кого-нибудь из эльфов, празднеств не было бы в течение многих дней. - Может быть, из-за того, что наши дни так коротки, их стоит больше ценить, больше праздновать, чем оплакивать? - Сказал Гарри, хотя, произнося эти слова, чувствовал, что они звучат неправдоподобно. - Нет. Ведь он все еще оплакивает потерю брата и чувствует это не менее остро, чем любой из Эльдар. И все же он находит радость в воспоминаниях, где эльфы находят только горько-сладкую печаль. - Ах, если бы мой народ мог так радоваться, - сказал Келеборн. - Возможно, мир сильно изменился бы. - Жаловаться на прошлое бесполезно, - сказал Гарри, решительно покачав головой. - Я и сам достаточно натворил, чтобы знать, что это не может изменить положение вещей и только омрачит дни, которые еще впереди. Мой старый учитель как-то сказал мне, как мне кажется, в другой жизни, что я не должен слишком зацикливаться на мечтах, чтобы не забыть жить. Что еще такое эти стенания, как не мечты, что мы поступили иначе, или что случай или судьба вывели нас на другой путь? - Скоро тебя назовут Мудрым, - сказал Келеборн с кривой улыбкой. - А как тогда они будут называть меня? Гарри не смог сдержать хохота, вырвавшегося у него при неожиданной шутке Келеборна. - Может быть, Келеборн Остроумный подойдет больше? - Предложил Гарри, не сумев сдержать улыбку. Но прежде чем Келеборн успел ответить, на них обрушилась веселая толпа людей и эльфов, которых разбудил громкий смех Гарри. Казалось, что все они хотят говорить одновременно, и каждый на своем языке. Все, что Гарри мог делать, - это терпеть вихрь рукопожатий, похлопываний по спине и непонятных шуток, которые все еще передавали их хриплое хорошее настроение. Только когда Фрам присоединился к ним, все начало успокаиваться. Его громкая команда быстро успокоила энтузиазм его собственного народа. Вскоре воцарилась тишина, и негромкий приказ Келеборна был немедленно услышан его людьми. - Гарри Эрдстапа, - начал Фрам, когда наступила тишина и толпа отступила в широкий круг вокруг Гарри и молодого лорда народа Эотеод. - Из всех саг моего народа эта будет самой величайшей. Истории этого дня будут рассказываться и пересказываться вокруг бесчисленных костров, и более тысячи лет. Я уже был должен тебе кровью через мою мать, теперь мой народ будет должен тебе еще больше. Фрам начал ходить кругами вокруг Гарри, а люди в толпе начали перешептываться и кивать, и тихий шепот придавал словам Фрама еще больший вес. - Вергильд, что мы тебе должны, не может быть оплачен мирскими вещами, ни золото, ни драгоценности не могут объяснить того дара, который ты подарил нам здесь, в этот день. - Мы уйдем отсюда, и твое имя будет услышано во всех уголках мира, и когда, наконец, наша последняя битва обрушится на нас и мы войдем в залы наших предков, они тоже будут наполнены рассказами о твоих деяниях. - Я клянусь в этом за себя, за своих сыновей и за их сыновей после них. - Да! - раздался крик собравшихся, когда они подтвердили великую клятву Фрама. Гарри смотрел на них, переводя взгляд с одного лица на другое, такое же серьезное, как и предыдущее, и чувствовал на своих плечах тяжесть их огромного внимания. Он перевел взгляд туда, где Келеборн теперь стоял рядом со своей компанией эльфов, в стороне от людей Эотеод. На мгновение выражение его лица стало непроницаемым, а взгляд устремился на юг, в долину. Наконец Лорд Лотлориена оторвал взгляд от того места, куда был брошен, и едва заметно кивнул Гарри. - Я принимаю твою клятву, - сказал Гарри сильным голосом, обращаясь ко всем, кто стоял рядом. ********************************** Они вернулись в замок позже в тот же день, и Гарри был немедленно поражен изменениями, которые произошли с тех пор, как он в последний раз ходил по этим коридорам, не более дня назад. Исчезло Эхо боли, затих шепот тысячи душ, которые были поглощены ужасным огнем Скаты. Воздух казался легче, хотя в нем все еще стоял резкий запах крови и дыма. Сначала Гарри поискал меч, который нанес зверю последний удар, и вскоре нашел странное черное лезвие среди костей и обломков. Теперь, когда он смог разглядеть его как следует, он увидел, что оно не только черное, но и светится по краям, как затмение. Он попробовал взмахнуть мечом и поразился несравненному балансу, которое он имел. Даже его эльфийский меч был не столь совершенен. Он двигался по воздуху, как смертоносная тень, без малейшего шороха. За его спиной, он услышал возгласы Девен, которые решили присоединиться к нему в его поисках. - Это клинок большой истории и горя, если только мои глаза не обманулись, - сказала она приглушенным голосом, слегка тронутая страхом. Гарри не выронил оружие, но прекратил движение. Приподняв бровь, он безмолвно попросил ее продолжать. - В истории моего народа известны только два таких клинка, - сказала она, осторожно придвигаясь ближе, не сводя глаз с черного меча, который, тем не менее, казалось, излучал бледный свет. - Оба принесли несчастье своим хозяевам. Было бы мудро, я думаю, показать его Лорду Келеборну. -Тогда я так и сделаю, - сказал Гарри, прежде чем повесить меч на бок, неземной клинок был скрыт от посторонних глаз длинными складками дорожного плаща. Он давно научился не пренебрегать советами эльфов, но чувствовал, что клинок, возможно, не так зол, как опасалась Девен. Было что-то нехорошее в нем, когда он впервые поднял его во время битвы, как будто он жаждал крови так, как не должно жаждать обычное оружие. Но теперь это чувство исчезло. Возможно, это была собственная жажда крови Гарри в бою, или, возможно, жажда клинка была утолена. Он воздержится от суждений по этому вопросу, пока не поговорит с Келеборном, как предложила Девен. Затем он обратил свой взор на могучую фигуру Скаты, его огромное тело простиралось глубоко в крепости, вне досягаемости дневного света, или маленьких факелов, которые они несли с собой. Перед ним, вполне возможно, лежал ключ к его освобождению, первый настоящий шаг на пути домой. Почему-то чувство триумфа казалось далеким. Подойдя ближе к гигантской туше дракона, он не мог не задаться вопросом, как ему удалось выжить в этой битве. Даже сейчас, спустя несколько часов после смерти Скаты, зверь все еще был теплым на ощупь, и кровь дракона все еще дымилась, как когда капала на Гарри. Драконья шкура, как он знал, была очень популярна в его старом мире в качестве доспехов и другой защитной одежды, но драконы его старого мира были гораздо меньшими животными, чем Червь Ската. Вряд ли его шкуру можно было использовать для чего-то меньшего, чем ручной щит, да и тот наверняка был бы слишком тяжел для обычного человека, настолько его чешуя была инкрустирована золотом, которое было вплавлено в невероятно подробный узор через каждую трещину и щель на их поверхности. Конечно, одна чешуйка от зверя стоила бы королевского выкупа. - Такое богатство собирают гномы, и с какой целью? - сказала Девен, ее мнение безусловно было общим для всех эльфов. - Я думаю, они хранят его не меньше, чем любой Дракон. Гарри покачал головой и улыбнулся, вспомнив гномов, которых встретил на востоке; сокровищницы Железных Холмов, несомненно, опозорили эту маленькую крепость, хотя богатства того города не были золотом, как в этом месте. - Они копят свое золото не больше, чем эльфы музыку, веселье или прекрасные гобелены. Здесь есть красота, в великом и в малом. От самой большой резьбы до самой маленькой монеты гномы видят много красоты во всем, что было создано из земли. - Золото, драгоценные камни, даже камень и металл так же прекрасны, как леса Лотлориена или водопады Имладриса. - Да, есть золотая лихорадка, которую некоторые называют драконьей болезнью, но то, что у нее такое название, говорит само за себя. Гномы не копят золото по его цене, как люди, по крайней мере обычно они этого не делают. - Нибгин кидзул так они называют сокровищницы на своем языке, и это означает нечто более близкое к "золотой галерее", чем обычный перевод на Вестрон. Когда Гарри сделал паузу, Девен молчала, поэтому он повернулся и посмотрел на нее, не уверенный, что объяснял это пустоте. Она все еще стояла там, и выражение ее лица было для Гарри непонятным, но он надеялся, что она, возможно, переосмыслила что-то из того, что, как ей казалось, она знала о гномьем народе. - Для гнома золотые украшения это не то, что можно просто использовать и выбросить в погоне за комфортом или красотой. Для них это так же прекрасно, как звёзды в ночном небе или журчание воды в ручье. - Я не сомневаюсь, что тебе это кажется странным, но мне все еще трудно видеть мир таким, каким его видят гномы, даже после того, как я прожил среди них столько лет. Гарри покачал головой, как будто ему что-то пришло в голову. - Хотя, возможно, у меня есть преимущество перед тобой в этом, потому что мне также трудно видеть мир, как это делают эльфы. Он замолчал, чтобы дать собеседнице возможность обдумать его слова. - Если они ищут красоту, то, возможно, им не следует прятаться от нее под своими горами, - сказала Девен, хотя Гарри мог сказать, что в ее словах не было той уверенности, которая была бы у них несколькими годами раньше. Это была самая маленькая из побед, но Гарри был доволен. - Возможно. ********************************** - Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз видел такой клинок, - сказал Келеборн, когда Гарри принес ему черный меч. - Насколько мне известно, существовало только два таких клинка, и оба были окружены горестными историями. Англахель, был клинок, что я знал. Подарен Элу Тинголу Эолом как цена, которую он заплатил, чтобы находиться в Нэн Элмот. - Его печальная история, наполненная болью, предательством и смертью. Возможно, ты слышал о нем, собственно он и погубил Турина Турамбара. Хотя Гарри и слышал вкратце историю Турина, он никогда не слышал и не читал о полной мере его трагедии. Он знал об этом только потому, что падение Нарготронда было среди множества фресок, украшавших стены Имладриса. В самом деле, говорили, что "Нарн и чин Хурин" - одна из самых трагических историй первой эпохи, эпохи, не чуждой трагедии. Возможно, это было величайшим свидетельством жестокости Моргота среди всех эльфийских легенд. - Но лезвие было сломано, - сказал Гарри, с тревогой глядя на черное лезвие. - В сказаниях говорится, что Турин бросился на него от горя, что он сломался и не был откован заново. - Так оно и было, - сказал Келеборн, и в его глазах мелькнула печаль, - но был и другой. - Эол выковал не один, а два меча. - Первый он назвал Англахелем и подарил королю Дориата, как я уже сказал, но второй оставил себе. - Ангуриэль так он назывался. Как много ты знаешь о Эоле? - По правде говоря, немного, - признался Гарри. - Я помню только то, что говорилось в рассказе о детях Хурина, - что он был одержим сердцем, омраченным завистью и злобой. - Возможно, хотя я боюсь, что злоба с годами переросла все, чем он обладал при жизни, - сказал Келеборн. - Он не был чудовищем, а тех, кого любил, любил яростно и без страха. Но сейчас это не имеет значения, потому что нас интересует история его другого клинка. Возможно, вы слышали о его сыне Маэглине, когда был в Имладрисе? Это имя Гарри хорошо знал. Это было имя, которое будет вечно жить в позоре среди Нолдор. Именно Маэглин посеял семена окончательной победы Моргота над ними. Именно Маэглин предал Гондолин, величайший город эльфов Средиземья, великому злу. Именно Маэглин сражался с дедом Лорда Элронда, Туором Эладаром, на высоких крепостных валах этого города, когда на него обрушились войска Моргота. Теперь, размышляя об этом, Гарри вспомнил фрески на стенах Имладриса и одну, изображающую Падение Гондолина. В ней Маэглин держал меч живой тьмы, отбрасывающий тень, как факел отбрасывает свет. - Это меч Маэглина? - Гарри не мог сдержать мрачного интереса, когда посмотрел на клинок, который наверняка пролил кровь многих родственников Элронда. - Да, - сказал Келеборн. - И это, возможно, лучший клинок, когда-либо выкованный эльфийскими руками. Эол мог быть грубым, но он, несомненно, был одним из величайших кузнецов оружия и доспехов Эльдар в любую эпоху. Возможно, только Феанор превзошел его в этом искусстве. - Но его постигла большая беда, - неуверенно сказал Гарри. - Его и родню. - Не суди о нем по грубым словам его врагов, - печально сказал Келеборн. - Эол много лет прожил хорошо, он был большим другом гномов Ногрода и Белегоста и верным подданным Элу Тингола, хотя я знаю, что он хотел бы, чтобы наш король поступил иначе. - Насколько я знаю, он не проклинал клинки. Я не так сведущ в кузнечном деле, как он, и никогда не буду, но это я знаю. - Это были мрачные дни, когда Моргот распространял свою тень по Белерианду, и много злых судеб постигло более добрых людей-эльфов, людей и гномов. Да, его история поучительна. Это урок о зле эгоистичной любви, который все должны слышать и внимать. - Вы знали его ? - Спросил Гарри, когда до него дошло. Он никогда не слышал, чтобы даже Лорд Элронд так ласково отзывался о Темном эльфе. - Да, - тихо ответил Келеборн. - Он был моим родственником, кузеном моего отца. По правде говоря, я мало знал его, потому что он уже покинул залы Дориата, когда я был рожден. - Я встречался с ним несколько раз, и он не казался мне злым, хотя я был молод. Лорд Лотлориена стряхнул с себя воспоминания, и его взгляд вернулся к черному клинку, к миру из легенд. - Помни, все клинки стремятся окунуться в кровь. Будь то лучшие клинки эльфийских кузнецов или заостренные копья орков, это неизбежный факт их существования. - Оружие войны не может стремиться к миру, оно не может спасти жизнь, оно не может залечить раны или вылечить болезнь. - Это орудие смерти и поэтому к смерти оно ведёт. Чем мощнее оружие, тем громче звучит его зов, а в твоей руке сейчас оружие, возможно, более мощное, чем любое другое, которое еще можно найти в землях Средиземья. - Говорят, что никакое кованое железо не может противостоять ему. - Возможно, было бы лучше, если бы его не нашли, - сказал Гарри, стараясь расслышать кровожадный рев, который, несомненно, соответствовал бы такому оружию войны. Ничего не было. Только вздох ветра в одинокой горной долине. - Возможно, - сказал Келеборн, хотя в его голосе звучало сомнение. - Но его нашли, и нашёл его ты. Ты прошел сквозь тьму и появился с другой стороны, но все еще незапятнанный ею. В тебе столько силы, Гарри, какой я редко видел. - Я не знаю, какова твоя цель, или какая судьба может ожидать тебя в конце пути, потому что это, несомненно, вне поля зрения самой Галадриэль. - Однако я знаю, что твое присутствие здесь говорит о чем-то большем. Сила, которой ты обладаешь, хотя я видел ее лишь мельком, может спасти этот мир или окончательно его уничтожить. Тебе придется сделать много выборов, некоторые из них легкие, а некоторые трудные. - Это, возможно, твой первый выбор. Ты возьмёшь Ангуриэль или отложишь его в сторону? Гарри некоторое время молчал, потом покачал головой и спросил: - Что посоветует Келеборн Мудрый? - Это твой выбор, - сказал Келеборн, покачав головой. - По правде говоря, я не знаю что посоветовать. Скажу только одно, возьмёшь ты его или нет, важен не этот выбор. Вместо этого, важна твоя причина для решения, которая покажет добродетель твоего выбора. После еще одной долгой паузы, наполненной размышлениями, Гарри наконец решил. - Тогда я оставлю его себе. В моих руках, по крайней мере, он точно зла не причинит. ********************************** Прошел еще один день, прежде чем труп Скаты остыл настолько, что Гарри смог приступить к трудоёмкому процессу сбора сердечных струн огромного зверя. Это была медленная и утомительная работа. Чешуя Скаты была почти непроницаема, а мускулы и сухожилия были словно сталь. Хотя тело остыло, оно все еще было далеко от холода, и зал, в котором оно лежало, был наполнен удушающим жаром и запахом дыма, сажи и горелой плоти. Несмотря на это, Гарри отверг все предложения о помощи как от людей "Эотеод", так и от спутников Келеборна. Это должна быть его работа. Он действовал медленно, методично, используя самые острые ножи и кинжалы, какие только мог найти среди руин крепости гномов. Хотя Ангуриэль, несомненно, мог бы значительно ускорить процесс, что-то внутри Гарри знало, что использование оружия для такой черной работы было бы оскорблением. В тот вечер он, наконец, открыл сердце, хотя ему потребовалось некоторое время, чтобы узнать его. Оно мало походило на сердце, которое Гарри когда-либо знал; оно было деформировано и покрыто маленькой черной чешуей, как обугленное мясо. Тем не менее он продолжал свою работу. Хорошо, что Ската был такой большой, потому что Гарри сделал много ошибок в своих ранних попытках разорвать отдельные сердечные жилы. Однако в конце концов ему это удалось, и в окровавленных руках он держал одно из бледных сухожилий. Однако на этом он не остановился, а предпочел продолжать, пока не получит полдюжины сердечных жил все, что осталось после его неудачных попыток. Он понимал, что вряд ли сумеет совершить задуманное с первого раза. Солнце стояло низко, опускаясь за Западные Горы, и только оранжевый оттенок его отраженного сияния освещал землю. И все же Гарри не прекращал работать. Он чувствовал, насколько он близок. Он достал из рюкзака две палочки. Возможно, они были грубее, чем те, что он видел в мастерской Олливандера много лет назад, потому что, хотя он практиковался в работе с помощью Лаэрорнона из Имладриса, старый мастер волшебных палочек юности Гарри все еще имел многолетний опыт. Так же он подобрал несколько грубо обтесанных кусков дерева, нескольких разных типов. Были представлены сосна, яблоня, бук, дуб и пихта, а также две почти законченные палочки из остролиста. Возможно, именно принятие желаемого за действительное заставило его приложить больше усилий, чтобы воссоздать свою старую волшебную палочку. Теперь, когда момент был близок, он чувствовал, что это не лучший вариант. Ему не нужно было напоминать, как сильно он изменился еще до того, как попал в Средиземье. Вместо этого он отложил в сторону палочки остролиста. Когда он взял в руки палочку из яблони, тот показался ему почти теплым на ощупь, и во многом напомнил о времени, проведенном в Имладрисе. В то же время это было не совсем приятное чувство. Он не мог оставаться там вечно, и, возможно, было бы лучше, если бы его палочка не пыталась оттащить его назад. Он не мог забыть свою цель во время создания палочки, он хотел использовать его, чтобы покинуть этот мир. Яблоня не годилась. Затем он поднял дубовую, и та показалась ему безжизненной. Он перевернул её пару раз, но не смог ничего почувствовать. Он покачал головой и тоже отложил ее в сторону. - Что ты ищешь? Гарри поднял глаза и увидел Девен, которая, казалось, наблюдала за его молчаливыми размышлениями. Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил ее приближения. - Не знаю, - признался он. - Даже если бы знал, не уверен, что смог бы объяснить. Для волшебника палочка - это как друг и часть тебя. Это одновременно и инструмент, и продолжение твоей воли. Я не мастер создатель палочек, поэтому все, что я могу сделать, это попытаться нащупать свой путь через процесс. - Надеюсь, что узнаю, что именно ищу, когда найду. - Значит, ты хотя бы знаешь, чего не ищешь? - спросила она. - Возможно, - ответил Гарри, все еще не понимая, почему он отложил яблоню и дуб. — Дуб был ... — он сделал паузу, пытаясь подобрать слова, чтобы описать это чувство, - Мертв? Я не сомневаюсь, что из него получилась бы отличная палочка, но, похоже, он не имеет ко мне никакого отношения, и любая палочка, сделанная из него, не сработала бы для меня. - Как на лошади, знавшей только одного всадника, если бы я был достаточно опытен, она бы мне подошла, но она никогда не сможет сравниться с лошадью, знавшей только мою руку. - Яблоня была теплой, наверное хорошей. На мой взгляд, это немного напоминало воздух Имладриса. - Но между мной и им, как между мной и Имладрисом, есть какая-то стена. Как бы он ни был прекрасен, я знаю, что мне там не место, - сказал Гарри и поднял руку, останавливая возражения Девен. - Я знаю, что ты сказала бы иначе, как Леди Арвен или Лорд Элронд, но в глубине души я это знаю. Как ваш народ оплакивает потерю Куивиенена, Белерианда или даже сияющего Запада за морем, так и я оплакиваю потерю моего дома. - Я все еще жажду вернуться туда, хотя едва помню вид Хогвартса или звезды, отражающихся в Черном озере. Выбрать яблоню означало бы сделать еще один шаг от того дома, по которому я так скучал. Он обратил внимание на оставшиеся изделия и взял в руки палочку. На ощупь она отличалась от дуба или яблони, не была ни теплой, ни холодной, но вместо этого казалась немного знакомой, как напоминание о старых, забытых воспоминаниях. Это было приятное ощущение, но в то же время было что-то еще, жизнь и вибрация, которые казались почти утомительными. Возможно, если бы он был моложе, чем сейчас, это было бы идеально, но это не подходило человеку, которым он был сейчас. Он тоже отложил её в сторону. - Слишком возбуждена, - только и сказал он. Следующей была пихта, и она была близка к совершенству. Он почувствовал решимость и решительность. На этом он почти закончил свои поиски, но, задержав их еще немного, обнаружил кое-что еще, почти осуждающее. Гарри нахмурился и положил её, потому что еще мог сделать выбор. Наконец он поднял сосну. В этот момент он понял, что нашел нужное дерево. Не было ни порыва ветра, ни золотого света, в конце концов, это был простой кусок дерева. Однако в нем он чувствовал нечто такое, что не мог описать словами, словно нашел родственную душу и нечто большее, нечто, что однажды могло стать продолжением его самого, как он описал Девен. - Вот эта, - сказал он, бросая кусок дерева Девен. - Что ты чувствуешь? Она посмотрела на него, и Гарри понял, что она все еще не понимает, о чем он говорит. - Древесина грубая, последствие погоды, - она начала, звуча уверенней. - Несмотря на это, на самом деле это более молодая ветвь, возможно, даже еще зеленая в своем сердце. - Хорошо, - сказал Гарри, довольный ее проницательностью, хотя она, казалось, и не понимала, что это такое. - Это очень хорошее начало. Дерево, с которого он свалился, одиноко стояло на вершине одного из ветреных предгорий Эрегиона. Это будет моя палочка. Я знаю это. - Что же тогда делать дальше? - Спросила Девен, когда она передала ему короткий кусок дерева. - Не уверен, - признался он. - Я уже экспериментировал, но боюсь, что так и не нашел правильного способа. - Он отложил палочки в сторону. Теперь предстояло самое трудное. По правде говоря, он понятия не имел, как сделать волшебную палочку. Его эксперименты, хотя и не были полными неудачами, определенно не были подвигами, достойными песни. Его единственный частичный успех был уродлив как в глазах, так и в уме, и он знал, что не стоит снова совершать те же ошибки. Он закрыл глаза и попытался представить конечный результат. Грубая, да, но безошибочно его палочка, часть его, которая пела в костях, когда он держал её. В центре находилось ядро из Скаты, а основа была из цельного дерева, на его поверхности не было видно ни стыка, ни отверстия. Как же в таком случае воткнуть ядро в дерево, если ее нельзя разрезать или проколоть? Он вспомнил свою старую волшебную палочку. Даже после стольких лет он помнил каждый гребень и канавку, каждое кольцо и каждый провал. На его поверхности не было никаких пятен, кроме царапин, которые он получил за свою напряженную жизнь. Как же тогда Олливандер и другие волшебники делали это? Если они разделяли её, то соединение было идеальным, без малейшей трещины, чтобы показать их работу. Если бы он не знал о невозможности починить палочку с помощью магии, он мог бы поклясться, что они использовали какое-то восстанавливающее заклинание. Внезапно его осенило, что если бы он мог каким-то образом удалить только те части, которые ему нужно было удалить, чтобы поместить ядро в палочку, а затем удалить их, у него было бы именно то, что ему нужно. Было ли такое зелье? Возможно ли это вообще? Он потянулся к рюкзаку с припасами и принялся рыться в травах, цветах и сушеных насекомых, собранных во время путешествия. Ему хотелось бы, чтобы в Средиземье существовал дирикол, но он не слышал о таком существе. Надо придумать что-нибудь другое. Возможно, ему были нужны семена "комередх", одной из южных специй, редко доступных во время банкетов в зале Элронда. Это обеспечит основной компонент. Ему нужно было умерить это, или он просто уничтожит палочку прежде, чем она когда-либо будет. Полынь могла бы помочь там, и, возможно, некоторые из маленьких колючих голубых цветов, которые он нашел во время своих путешествий по равнинам Руна. Оставалось надеяться, что дерево исчезнет, но не будет уничтожено. Он осторожно смешал семена в теплой воде, мягко уговаривая их силу, он не хотел, чтобы они подавили сквозняк. Затем были голубые цветы, растертые в бледно-голубую пасту вместе с полынью. Осторожными движениями он вплел их в зелье, и они оставили синюю спираль в мутно-коричневой смеси. Это заняло некоторое время, но в конце концов он полностью смешал их, и зелье стало белым. Все еще не готово. Затем он добавил настоящую силу, одну каплю драконьей крови, которая заставила все варево дымится, когда оно коснулось поверхности зелья. Через мгновение вся смесь стала прозрачной, почти невидимой для глаз. И все же чего-то не хватало. Он был прав, он чувствовал это, но ему нужно было что-то, чтобы активировать это. - Хотя я достаточно часто видела тебя за работой, эффект все равно оставляет меня в недоумении, - сказала Девен, отвлекая Гарри от его мыслей. Он моргнул, потому что почти забыл о ее присутствии. Тогда он понял, что у него больше слушателей, чем одна Девен. Вокруг них стояла небольшая группа людей и эльфов, каждый с интересом наблюдали за происходящим, и шепотом переговаривались. - По правде говоря, я чувствую то же самое, - сказал Гарри. - Когда я учился, то никогда не был силен в зельях. Не представляю, что бы сейчас подумал обо мне мой старый учитель. - Возможно, это была ложь; он не мог представить, что у Снейпа были какие-то позитивные мысли. - Это еще не готово, - сказал он, возможно, больше для себя, чем для своих зрителей. - Мне нужно как-то разбудить его, только тогда оно сработает. - Возможно, мирувор поможет?- произнесла Девен, и в ее голосе послышалось остроумие, но в тот момент, когда это слово сорвалось с ее губ, Гарри понял, что, шутка это или нет, она нашла правильный ответ. Он хорошо знал силу и оживляющее действие эльфийского сердечного средства, возможно, оно послужит оживлению и его смеси. -Думаю, это как раз то, что мне нужно, - сказал Гарри, его возбуждение начало расти. Он остановился. - Но у меня нет его в припасах. - У меня тоже, - ответила Девен с явным сожалением в голосе. Ни один из них не догадался принести его, потому что в дикой местности воду всегда легче достать. Гарри откинулся на спинку стула и разочарованно вздохнул. Конечно, ему снова придется ждать, ведь он почти ничего не делал с тех пор, как вернулся домой. Чья-то рука мягко опустилась ему на плечо, и Гарри поднял голову, чтобы встретить нестареющее лицо Келеборна. Келеборн улыбнулся и протянул маленький стеклянный пузырек. - Леди Галадриэль дала мне это перед отъездом, - объяснил он. - Она сказала, что он может тебе пригодиться. Слегка дрожащими руками Гарри взял крошечный пузырек, в котором, конечно же, не могло быть больше наперстка жидкости. Присмотревшись, он понял, что это не мирувор, по крайней мере, не тот мирувор, который он пил во время веселых встреч с эльфами из дома Элронда. - Что это? - Мирувор - сказал Келеборн, и заминка Гарри и удивление Девен написанные на их лицах требовали ответа. - Мирувор, который ты знаешь, всего лишь жалкая имитация. Это, я думаю, последний к востоку от моря. Леди носила его с собой в течение многих веков мира, как напоминание о доме, который она покинула для Средиземья. - Я... - Гарри попытался подобрать нужные слова... Я не могу принять это, Лорд Келеборн. Его ценность слишком велика, его ценность слишком высока. - По правде говоря, он все еще не знал, что это за жидкость, но знал, что она представляет для Леди Галадриэль. - Леди даровала тебе это, Гарри, - твердо сказал Келеборн, - и она не из тех, кому отказывают в дарах. Она не говорит мне о цели каждого своего поступка, но я знаю, что причина есть. Перед лицом такой решимости Гарри обнаружил, что не может отказаться от подарка во второй раз. - Тогда я, по крайней мере, постараюсь не использовать все сразу, - сказал Гарри, решив пойти на компромисс. - Ты можешь попытаться, - сказал Келеборн, но его понимающий взгляд сказал Гарри, что это не получится. Он повернулся к своему зелью и сосновой палке. Он не мог просто добавить Мирувор в зелье, потому что тогда котел исчезнет вместе с остатками костра. После минутного раздумья он взял палочку и с величайшей осторожностью приложил немного эльфийской жидкости к самому широкому концу ветки. Затем, используя другую ветку в качестве щетки, он осторожно капнул на то же место каплю своего неполного исчезающего зелья. Что-то промелькнуло в его сознании, едва ли больше, чем легкий летний ветерок, но это было бесспорно. Мгновение спустя он был в этом уверен. Он был почти невидим для глаза, но в том месте, где он применил свое зелье, была небольшая ямка. Трещина толщиной в волос исчезла. Гарри посмотрел туда, куда смотрели Келеборн и Девен. На мгновение Гарри показалось, что он увидел удивление на лице Келеборна, но через мгновение оно исчезло, сменившись твердым взглядом Лорда Эльдаров. Он одарил Гарри едва заметной улыбкой, которую тот не смог сдержать. - Оно сработает, - быстро проговорил Гарри, слова вылетели у него изо рта в потоке мыслей. - Благодарю вас, милорд. И поблагодарите свою даму. Это... это оно, я думаю. Чувствую это, более того, знаю это. Это будет моя палочка, и мой первый настоящий шаг на пути домой. Я должен вам больше, чем когда-либо смогу отплатить. Келеборн поднял руку, чтобы остановить его. - Твоя благодарность принята, и я рад видеть, что подарок Миледи не недооценен. Однако расплачиваться не за что, ибо такова природа даров. - Леди Галадриэль не подарила бы тебе ни одного из своих последних напоминаний о Валиноре, потому что ни в Арде, ни в Амане нет такого богатства, которое могло бы его окупить. — Я ... конечно, - сказал Гарри. Он поднялся на ноги и почтительно поклонился Келеборну. - Я не хотел бы унизить подарок, который мне был дан. - Может быть, когда все здесь закончится, я вернусь с вами в Лотлориен, чтобы лично поблагодарить Леди Галадриэль. - Мы будем рады принять вас, - сказал Келеборн, глядя куда-то вдаль. - Я знаю, что моя дочь и внучка будут рады видеть тебя снова. Возможно, мы даже убедим тебя остаться на некоторое время. Нет в Средиземье более красивого зрелища чем глубокий лес Лотлориен весной. Но Гарри мог думать только о том, как впервые увидел Хогвартс, увенчанный звездами. о-о Гарри разбудила музыка. Это было трудно описать, хаотичное смешение всех инструментов, которые он знал, и даже больше. Барабаны, арфы, рожки, пикколо и далекие приглушенные смутные воспоминания о какой-то скрипке. Когда он открыл глаза, музыка исчезла из его сознания, и его встретили синевато-серое небо и холодный северный ветер. Накануне он работал допоздна. Еще долго после того, как все люди легли спать, а эльфы ушли, чтобы насладиться ночным небом до того, как опустятся тучи, он тщательно и кропотливо работал над своей палочкой. Потребовалось несколько часов, чтобы проделать достаточно глубокий канал в дереве, но в конце концов ему это удалось, в медленно угасающем свете мерцающего костра. Тогда он соединил ядро и дерево, и ничего не произошло. Он знал, что это не может быть так просто, потому что в тот момент у него не было палочки, только кусок дракона и кусок дерева. Ему нужно оживить дерево, как натянуть струну, сделать структуру единым целым. Они должны стать его палочкой. Таково было назначение голубых цветов в его зелье. Работая над ними вместе с полынью, он пытался добавить какой-то восстановительный эффект. Он предназначен для древесины. Проблема была в том что он не знал, сколько времени это займет. Это случилось после того, как он уснул. В руке он держал новенькую палочку. Это была не такая красивая вещь, как творения Олливандера и по правде говоря, она все еще выглядела обычной палкой, сорванной с горной сосны, овеянной зимними ветрами. Хотя на первый взгляд эта палочка выглядела очень некрасиво, она, без сомнения, была самой замечательной из всех, что Гарри когда-либо держал в руках. Он ощущал скрытую в ней силу, которая, как барабанная дробь, отдавалась в его пальцах, отдавалась эхом в его теле и уме. Он не знал, было ли это просто из-за его большей близости к магии, но это было намного больше, чем его волшебная палочка. Там, где его палочка из остролиста казалась живым существом, у этой палочки была почти собственная воля. Она кричала, чтобы её использовали, чтобы дали волю. Гарри прислушался к её крику. В этот момент он мог придумать только одно заклинание. Его голос разнесся над долиной, мощный и полный радости. - Экспекто Патронум!