***
- Может, хочешь наконец поговорить со мной? – психолог – приятная женщина, но Энакину нечего ей говорить. Точнее, есть что, но тогда всё станет известно и Квай-Гону. - О чем? – вяло тянет Энакин. Они сидели молча в этой комнате, наверное, минут пятнадцать. Психолог думала, что её умные штучки типа «буду молчать – он не выдержит и заговорит первым» или «буду болтливой – он тоже будет болтливым» сработают на нем. Иногда Энакину казалось, что он может читать мысли других людей – так чётко он разгадывал их намерения. Намерения психолога вытащить из него то, что он скрывает. Намерения мистера Винду подловить его на чем-то ужасным настолько, чтоб был повод выгнать из школы. Намерения Оби-Вана быть лучшим учителем в мире. - О том, как прошёл твой день, например, - осторожничает, будто бы заискивающая манера речи поможет. Он громко вздыхает, чтоб психолог смогла в полной мере осознать всю свою нелепость. - С утра Квай-Гон отвёз меня в школу, я отсидел шесть уроков, пошел на дополнительные занятия с Оби-Ваном, теперь сижу тут, - Энакин вяло ковыряет ногтем обивку дивана, на котором сидит. Вокруг него есть игрушки, на полу – железная дорога, на столе – маленькая песочница. Это должно успокаивать, но Энакин только раздражается. Он же уже не ребенок для подобных штук. - Кто такой Оби-Ван? – упрямится психолог. - Учитель в моей школе. Энакин пытался быть максимально близким к правде, чего не хотелось – так это быть пойманным на лжи. - Ты понимаешь, зачем мы с тобой общаемся? – продолжает она. - Потому что так сказал психиатр. Потому что он думает, что у меня астма. Психолог смотрит на Энакина черными глазами, поправляет волосы. Она все же приятная женщина, пусть и глупая. - Мы общаемся, чтоб понять, что не так с твоим сном, чтоб ты рассказал мне, что тебя тревожит и отпустил это. Я помогу тебе разобраться с твоими страхами, но для этого ты должен довериться мне. Вместе мы сможем решить твою проблему. Энакин нахмурился и начал сильнее ковырять обивку. Он уже взрослый и ничего не боится, и сам прекрасно понимает, что он так дышит из-за сигарет. И вообще ему уже лучше. Он бросает, осталась только одна, последняя сигарета, и все. А вот сегодня Энакину вообще первый раз за долгое время спалось спокойно. - У меня всё в порядке. И ничего я не боюсь. Можно я уже пойду домой? Психолог устало трет переносицу. - Я не хочу тебя удерживать, иди. Но завтра я снова тебя жду. Энакин немного устал и правда хотел идти. Но не домой.***
Энакин стучит уже второй раз, с первого ему не открыли. Мало ли, Шив – занятой человек, у него куча дел, и школа еще. Нужно просто подождать. Дверь открывают раза с пятого, Шив выглядит удивленным, увидев на пороге Энакина. И не странно – он приходит к нему уже второй день подряд. - Что-то случилось, мой мальчик? – он отходит в сторону, пропуская ребёнка в дом. - Нет, просто хочу поговорить. Ты занят? - Для тебя я всегда свободен. Энакин проходит сразу на кухню, бросая рюкзак на пол в коридоре. Шив всегда говорит, что так можно, поэтому Энакин не отказывает себе в удовольствии. На кухне перед ним ставят чай и печенье. Печенье Шив не ест, но пару штук всегда покупает – специально для Энакина. - Я решил, что я больше… не буду. Ну, ты знаешь, вообще не буду, - он возится на стуле, ему так неприятно говорить с кем-то о том, что курит, но с Шивом можно, он единственный всё понимает. Шив вздыхает в удивлении. - Мальчик мой, - он придвигается ближе, в жесте глубочайшего неспокойствия за ребенка кладет ладонь ему на плечо, – Это очень взрослое решение. Я рад за тебя. После слов Шива, пусть таких простых и очевидных, становится легче. Он будто видел всё, чем живёт Энакин, будто бы он, как сам Энакин, может читать намерения людей. Лёгкие полуобъятия Шивауспокаивали и располагали к душевным разговорам. - А как же твоя проблема? Тебе нужна помощь, разве нет? – участливо интересуется он. - Нужна. Но я думаю, что сигареты мне не помогут. Даже вредят, - Энакин тянет руку за печеньем, откусывает маленький кусочек, – Ты знаешь, я говорил вчера, я плохо дышу. Задыхаюсь. Что мне делать теперь? - Ох, - Шив оставил Энакина одного за столом. Он поднимается, чтоб налить чаю ещё и себе. Шив волнуется за него, Энакин видит это. Как же Энакин благодарен за то, что у него есть такой друг. – А врач? - Он сказал, что у меня астма. Шив снова сел рядом. Когда он близко, Энакин чувствует себя более защищенным. - Но у меня нет астмы. Я думаю… На мгновение Энакину показалось, что у него снова перехватило дыхание, просто так, от воспоминания, но близкий человек, запах чая и печенья, атмосфера, где его слушают и любят, сделала свое дело. Тиски отпустили горло, и Энакин вдохнул. - Я думаю, мне что-то снится. Но я не помню, что именно. Потом просыпаюсь и не могу дышать. - Мальчик мой, - Шив гладил его по голове. – Я понимаю, как тебе нелегко. И очень хочу помочь. Что я для тебя могу сделать? Честно говоря, этого вопроса и ждал Энакин. Он пришёл сюда за этим вопросом и за той помощью, которую Шив может предложить. За той, которую Шив предлагал когда-то давно. - Помнишь, я вчера говорил, что у меня есть с собой сигарета? Она не просто одна, она последняя. Давай… вместе? Шив взволнованно всмотрелся в глаза Энакина. - Ты уверен, мальчик мой? Ты решил бросить. Разве не лучше отказаться раз и навсегда? - Но я же в последний раз, Шив, - Энакин чуть всхлипывает. Чая в чашке осталась только половина, и он безнадежно остыл. Рукам неприятно обхватывать холодную чашку, но телу приятно сидеть возле Шива и слушать его речи, - Я больше не могу. Мне хочется. Я только последнюю и всё. Ты будешь свидетелем. - Ох, я принимаю твой выбор любым, Энакин. Когда холодного чаю остается лишь на дне, Энакин идёт в коридор, где валяется портфель. Достает сигарету. Всего пару мгновений он вертел её в пальцах, вспоминая то ощущение (как же давно он курил в последний раз) и совсем немного колеблясь (может не надо, может в одиночестве), а потом возвратился к Шиву. Шив ждёт его там же, такая же сигарета у него в руке. - Ты такой взрослый мальчик, Энакин, - говорит он, наблюдая за тем, как ребёнок садится рядом. Они не открывали окно – прятаться тут не от кого, а запах дыма нравится им обоим – просто сидели и поджигали сигареты. – Уже можешь сам решать, что тебе делать. Энакин затянулся. Дым приятно-обжигающе уколол горло. После перерыва это показалось таким острым, слишком… Слишком горьким, горячим, непонятным, что слезы против воли выступили на щеках. Энакин терпеть не может плакать, но эти слёзы он никак не может сдержать. Если бы Энакин был меньше занят своими ощущениями и меньше упивался почти забытым чувством спокойствия и удовлетворения, он бы, возможно, заметил, как потемнели глаза Шива. Он даже прекратил курить, забывшись, и просто наблюдал. Рука с зажатой в ней сигаретой чуть дернулась, перехватывая сигарету, как ручку. Старая привычка. Палпатин тряхнул головой и затянулся снова. Энакин курил самозабвенно, полностью отдававшись процессу. Отчасти потому, что так много времени прошло, а отчасти оттого, что он запретил себе курить после этой сигареты. В этот момент он забывал обо всем: о приступах удушения, о чокнутом учителе, который не дает ему жизни в школе, о Квай-Гоне, который только сегодня утром поправлял ему форму и любяще вглядывался в глаза. Всё уходило на второй план, а потом и вовсе исчезало, оставляя после себя теплое чувство успокоения и уюта. Давно забытое, почти ставшее ложью, грозившееся и вовсе стереться со временем. Но сейчас оно тут, обволакивает его. Вторая рука вдруг показалась ужасно пустой. - Я йо-йо потерял, - говорит Энакин, вальяжно полулежа на стуле. Делает глубокую затяжку и выпускает клубы дыма – медленно, с упоением, - Где-то в школе. Наверное. Или дома. Обычно он бросался сломя голову, чтоб найти игрушку. Но сигареты успокаивали, привычные действия приносили такой необходимый покой в жизнь Энакина. Потерялась так потерялась. - У меня где-то есть твое зелёное йо-йо, - Шив курит медленно, он не растягивает удовольствие – ему это ни к чему – он просто слишком отвлекается на наблюдения. Энакин отрицательно мотает головой. - Я синее потерял. Старое. Со Споком. Энакин прикрывает глаза. Он не знает, что будет делать потом, как будет получать это ощущение абсолютной безмятежности, но сейчас он пытался максимально запомнить свои чувства, чтоб потом, когда он бросит окончательно, вспоминать и переживать это снова. Хотя бы частично. Энакин обязательно скажет Оби-Вану, что он ему больше не нужен и может отцепиться от него со своими конфетами, пластырями и остальными глупостями. Глубоко в душе Энакин даже немного чувствовал превосходство – он смог бросить, а Оби-Ван – нет. - Я сегодня так хорошо спал, - спокойствие и расслабленность делает Энакина болтливым, - впервые за такое долгое время. Это потому, - он важно поднимает указательный палец, - что я бросил курить. Сам так решил и сам бросил. Шив кивает головой. От его сигареты осталась ещё целая половина, а сигарета Энакина почти закончилась. В глазах Энакина – в самых их уголках – были крошечные блестящие капельки слёз от дыма, его щеки чуть раскраснелись, он часто облизывал губы и оставлял на тонкой бумажной обертке сигареты едва заметные влажные слова. Светлый взгляд Шива впивался в эти все детали как во что-то давно желанное и запретное. - Мальчик мой, ты не против, если я принесу некоторые бумаги для работы? Ты можешь курить сколько, сколько хочешь. Я оставлю свою пачку тут. Если ты вдруг передумаешь. Он не ждал, пока Энакин ему ответит, просто бросил пачку на стол. И уловил огонёк, что блеснул на дне детских глаз. Шив принес бумаги, карандаши. Пока он готовился, руки его судорожно дрожали. - Сядь, пожалуйста, поближе к окну. Энакин так и замер с почти затухшей сигаретой во рту. То, что Шив держал в руках, было совсем не бумагами для работы – это были альбомные листы. На таких Падме рисовала свои рисунки. - Ты… Будешь меня рисовать? - Если ты не против, - пожал плечами Шив. – Только продолжай. Ты красиво смотришься. Продолжай. Энакин взглянул на окурок. Для рисунка Шиву нужна еще одна. Он колеблился всего пару мгновений, а потом взял следующую, просто чтоб попозировать, он не будет ее поджигать. Энакин отсел по просьбе Шива. - Веди себя так, будто ты продолжаешь. Мне нужна динамика, мой мальчик. Пальцы Шива были заняты карандашом, Энакина – сигаретой. Он всё рисовал и рисовал, смотрел на Энакина и хмурился. Видеть Шива огорченным было почти так же плохо, как видеть огорченным Квай-Гона. - Я что-то не так делаю? – осторожно поинтересовался Энакин. - Ты имитируешь, - Шив раздраженно свел брови к переносице. – Мне нужны живые эмоции. Но… - он мотнул головой, будто бы отгоняя мысли, - но ты такой взрослый и ответственный мальчик, прости, что я тебя об этом попросил, я лишь соблазняю тебя вновь. Иди домой. Прозрачный взгляд Шива пронзил Энакина, но больнее кольнули его слова. Никогда до этого он не говорил ему уйти. Он что, снова обижает и расстраивает дорогих ему людей? На этот раз Шива. Шива, который так много для него сделал, держал так много его секретов под замком и никогда ничего не требовал взамен. В конце концов, если Энакин решил, он сделает. Но позже. Для Шива можно отстрочить бросание сигарет. На день. И Энакин закурил. А потом снова. И снова.