The war

Клаус несется по холодным длинным коридорам, проклиная всех, кто приложил руку к проектированию этой несчастной больницы, в частности цоколя. Он почти на сто процентов уверен, что пропустил его поворот, но он все еще спешит вперед, касаясь дрожащими пальцами шершавых стен. Приближаясь к тупику, Клаус потеряно озирается по сторонам, почти не дышит, пытаясь найти хоть одну душу, которая помогла бы ему помочь, и, о поверьте, он их находит. Не сразу замечая их, Четвертый облокачивается на стену, руками хватаясь за голову. Он жмурится и оседает на холодный кафельный пол, скатываясь вниз по стене, пытаясь глубоко вздохнуть. Он так давно не употреблял. — Молодой человек, с Вами все хорошо? — Клаус вздрагивает, взглядом поднимаясь вверх по длинным стройным ногам. Он шумно вздыхает, видя перед собой нечеткий бледный силуэт старого мужчины, которого он видел впервые. — Вы мертвы, — мертвый мужчина кивает, доброжелательно хмурясь. — Конечно, я мертв. Это морг, не думаю, что сюда доставляют живых, — старик снисходительно улыбается, все еще стоя напротив Клауса. — Где секционный зал? — придерживаясь за стенку, Клаус медленно встает. Перед его глазами все плывет, но он упорно преследует свою цель. Он просто не может уйти. — Вы кого-то ищите? — старик неторопливо бредет в противоположную сторону. Четвертый молчит, изредка бросая мимолетные взгляды вокруг. Спустя пару секунд мужчина останавливается, кидая взгляд на серую металлическую дверь. Клаус торопливо дергает ручку, чувствуя пальцами ужасающий холод под ними, и дверь со скрипом открывается. Глаза слепит яркий свет от множества лампочек, парень жмурится, пытаясь сфокусировать свой взгляд на чем-то конкретном, почти вваливаясь в помещение. — Молодой человек, Вам сюда нельзя, — подскакивает с места дежурный врач. — Я родственник, — он рвется к камерам хранения. Молодой врач перехватывает парня, преграждая ему путь. — Я ее брат. Я Клаус Харгривз. Пустите меня. — Успокойтесь, иначе я вызову охрану, — на Клауса действует строгий тон врача и он перестает брыкаться, вставая почти ровно. — Я обязан посмотреть на Ваши документы. Четвертый шарит по карманам, чувствуя только под руками маленькие пакетики с таблетками. — Меня зовут Клаус Харгривз, в одной из камер находится моя сестра Эйлиш Харгривз. Пожалуйста. Пустите. — Без документов я не имею права. Клаус понимающе кивает, опуская взгляд вниз, собираясь разворачиваться к выходу. Он глубоко вздыхает, резко и неожиданно поворачивается обратно к врачу и бьет кулаком по лицу, надеясь, что тот отключится. Врач оседает на пол и заваливается в бок и Клаус благодарит бога за то, что иногда не прогуливал уроки самообороны в Академии. В два шага преодолев расстояние до камер хранения, он открывает первую попавшуюся дверцу. Пробегаясь по строчками на бирке, которая висела на большом пальце мертвого тела, он шумно вздыхает, пытаясь унять крупную дрожь по телу. — Все в порядке. Это всего лишь твоя сестра. У тебя их еще две, — Клаус отдергивает с лица Эйлиш ткань. Он смотрит на ее серое лицо, которое казалось ему даже чуть веселее ее обычного выражения лица. Тонкие потрескавшиеся губы уже давно были синими, а некогда длинные волосы были аккуратно уложены по обе стороны от нее. Он глянул на настенные часы. Время прошло. Вдруг громкий тяжелый вздох прервал образовавшуюся тишину в морге, на что Клаус вздрогнул, быстро поворачивая голову в сторону некогда мертвого тела. Эйлиш тяжело дышала, разминая шею и недовольно бурча под нос нелестные комментарии в адрес врача, который уже успел помыть ее. — С возвращением, сестрица. Эйлиш с трудом открывает тяжелые веки. Голова трещала, а во рту все настолько пересохло, что, казалось, она легко может конкурировать с Сахарой, если даже не победить. Склонив голову в бок, она чувствует себя просто отвратительно. Пытаясь пошевелить затекшими руками, она хмурится, поднимая взгляд на свои привязанные к неудобному стулу запястья. Когда девушка наконец сумела сфокусироваться, Эйлиш замирает, видя перед собой сидящего на таком же стуле Клауса, который выглядел не лучшее ее. Он был мокрый, с ужасными кровоподтеками, весь побитый. Единственное полотенце на нем было в его собственной крови. — Клаус, — она не узнает свой голос. Он был до того сиплым и тихим, что, ни то, что Четвертый ее не услышит, она едва ли слышала саму себя. — Клаус. — Он отключился, — к ней подходит женщина, опираясь рукой о спинку ее стула. Эйлиш дергается, пытаясь отстраниться от нее, рвется к брату, по крайней мере, пытается. — Клянусь, если он умрет, я убью вас всех, — девушка шипит на Ча-Чу, не отдавая себе отчет, что она находится не в очень выгодном положении, чтобы угрожать. Ча-Ча ухмыляется, обходит ее и встает напротив Эйлиш, протягивая руку к ее побитому лицу и размашисто бьет по опухшей щеке. Звук хлесткий и громкий эхом отдается в ушах Восьмой, пока та пытается привести сему себя в чувства, после сильного удара и плюет в сторону черных лакированных ботинок женщины, не боясь попасть на них и склоняет голову в бок, пытаясь как-то притупить нарастающую боль. Она тихо стонет от боли. Просидев почти десять лет в мягком офисном кресле, невольно отвыкаешь от всего, что связано с бывшей ее жизнью, в частности — похищений. — Девочка, ты даже не знаешь кто я, — Ча-Ча наклоняется ближе к ее лицу, пытаясь понять, не отключилась ли Эйлиш. Восьмая не теряется и со всей силы врезается лбом о лицо наемницы. Не ожидав такого, Ча-Ча шипит и отскакивает, чувствуя знакомый металлический вкус крови во рту. — Маленькая сучка, я убью тебя, — Ча-Ча хватается за пистолет, который все это время находился у нее за пазухой. Она рывком достает его, прислоняя холодное дуло к ее виску и с силой давит на пистолет так, что Эйлиш не может бороться с ее напором и голова непроизвольно наклоняется в бок. Восьмая смотрит на женщину из-под пушистых светлых ресниц и ждет, пока та спустит курок. Девушка отрывками вспоминает этот оглушающий звук, Чача не спешит и Эйлиш, пользуясь моментом, переводит взгляд на Клауса, который видимо начинает потихоньку приходить в чувства, раз начал скованно шевелиться. — Убьешь меня и я буду преследовать тебя вечность и, поверь мне, ты далеко от меня не убежишь, — Эйлиш быстро дергает головой, подставляя под дуло свой лоб, на котором краснели полукруглые следы от передних зубов наемницы. Женщина встречается со взглядом серых глаз, смотревших на нее с яркой агрессией, в которых нет и намека на страх, который обычно бывает у ее жертв. Эйлиш не напряжена, не смотрит больше на Клауса, будто его здесь и нет, и провоцирует Ча-Чу, понимая, что единственное, что она может сделать, это принять пулю на себя, чтобы она не досталась Клаусу, который итак натерпелся, пока та была в отключке. Подталкивает Ча-Чу, не боясь той хоть и быстрой, но яркой боли, которую она может почувствовать буквально в любую секунду. — Эй, эй, эй, — Клаус тихо, но быстро тараторит, привлекая внимание на себя, и Эйлиш взглядом просит его заткнуться, сделать вид, что он все еще не пришел в себя, но Ча-Ча отвлекается и Восьмая понимает, что план провалился и теперь Клаус тоже находится в опасности, но единственное, что отрезвляет ее — это пистолет, который наемница не спешит убирать от ее головы. — Крайне не советую убивать ее, она будет той еще занозой в заднице, если вы все-таки грохните ее, — Клаус елозит по стулу, не боясь того, что полотенце может с легкостью слететь. — Не хочу видеть ее силуэт, когда буду принимать ванную. Клаус самодовольно улыбается, думая, что спас сестру и опять находится в центре событий, но взглянув на Эйлиш, его улыбка быстро покидает его пострадавшее лицо. Всеобщее внимание привлекает входная дверь, которая со скрипом открывается, впуская в небольшую комнатку свежий уличный воздух. Хейзел невольно замер, смотря то на Ча-Чу, то на пистолет, то на Эйлиш, которая, вздохнув поглубже, закричала: «На помощь», пока дверь была открыта. Хейзел рывком закрыл дверь, а Ча-Ча ударила по другой щеке, принуждая ее заткнуться и тихо простонать от боли. Ча-ча отошла от Эйлиш, в один шаг оказавшись рядом с напарником. Объяснив, что было перед тем, как он зашел, они оба синхронно повернулись лицом к Восьмой. — Единственное, что нам надо знать — где Пятый и, если вы нам расскажите, мы вас отпустим. Всего то, — Хейзел встал в полный рост перед девушкой, которая запрокинула голову назад, подставляя открытую шею, на которой были видны пару синяков уже яркого синего цвета. Она сглатывает вязкую слюну и ее небольшой кадык скользит вверх-вниз под молочной кожей. — Пятый появляется дома раз в несколько дней, а потом исчезает. Если вы думаете, что мы настоящая дружная семья, вы ошибаетесь, — Эйлиш шипит, кидая быстрые взгляды на Клауса, который все время безотрывно смотрел на сестру, видя ее в таком положении в первый раз в своей жизни. Она не выглядела напуганной, не выглядела забитой, она игнорировала каждую угрозу, которая могла повлечь за собой ее смерть. Она рьяно отвечала, перетягивая канат внимания наемников на себя и у нее это хорошо получалось. Они стояли спиной к Клаусу, будто забыли, что у них в заложниках есть кто-то еще помимо Эйлиш. Клаус понял, что она собирается сделать слишком поздно, когда та начала в открытую хамить и язвить, брыкаться, пытаясь все-таки освободить хотя-бы затекшие запястья. — Он что-то говорил про компанию по производству глазных протезов, — Клаус говорит это слишком громко и Эйлиш на секунду замерает, вспоминая, что именно с ними должна будет заключить договор на следующей неделе, если, конечно, доживет. — Он может быть там. Наемники переглядываются, понимая, что это единственная ценная информация, которую можно достать из этих двоих. — Засунь этого в шкаф. С ней я разберусь сама, — Ча-Ча вновь прислоняет пистолет к ее лбу ровно по центру. Эйлиш не дергается, лишь устраивается на стуле удобнее, прислоняясь к пистолету плотнее, и не смотрит на Клауса. — Что? Стойте! Я же все рассказал! Это единственное, что мы знаем! — Клаус брыкается и пытается вырваться из стальной хватки веревок на стуле. Хейзел, понимая, что Клаус слишком говорливый, отрезает хороший кусок скотча. Подходит ближе к парню. — Не трогайте ее. Не трогайте, пожалуйста! Она богата, она заплатит, не трогайте! Эйлиш! Хейзел встает перед ним, загораживает страшную картину, которая случится с минуты на минуту, и смотрит, чувствуя тупую вину за то, что сейчас произойдет с его сестрой. Он не спешит лепить скотч на его рот, дает покричать и поумолять Ча-Чу не убивать дорогого ему человека, в глубине души надеясь, что Клаус докричится и до нее. — Эйли! Эйли, скажи им, что у тебя есть деньги! Пожалуйста, — Клаус чувствует комок в горле и слезы, которые вот-вот покатятся по его впалым щекам. — Почему ты молчишь, Эйли. Он опускает глаза вниз, больше не пытаясь увидеть свою сестру через Хейзел. Слезы стремительно катятся вниз, падая крупными каплями на грязное полотенце. Ему казалось пару секунд тишины вечностью, он надеялся, что Ча-Ча передумала, убрала пистолет и сейчас просто развязывает ее веревки и это единственное объяснение, почему тишина слишком затянулась. Даже Хейзел непонимающе обернулся, смотря на то, как Ча-Ча мучительно долго держит пистолет перед Эйлиш. Раздался оглушающий выстрел. Клаус зажмурился, чувствуя крупную дрожь по телу, весь сжался, пытаясь занимать как меньше места, пваять спрятаться от всего, что сейчас происходит. Он вздрогнул, когда стул с телом Эйлиш с грохотом упал на пол. Выстрел грохотом отдавая в его ушах, заставляя каждый раз вздрагивать. Он плотно сжал челюсть, вцепившись пальцами в стул. В горле стоял мерзкий комок, а дыхание, казалось, перекрыли, поэтому Клаус как бы не пытался не мог вздохнуть полной грудью, постоянно выпуская маленькие сдавленные вздохи, и он, чувствуя мертвый холод в комнате, не спеша открыл глаза, видя перед собой размытый силуэт Эйлиш, которая, виновато опустив голову, положила небольшую ладонь на его связанную руку.